18. Образ Родины в "Слове о полку Игореве"

Пожалуй, нет в русской литературе произведения более загадочного, чем "Слово о полку Игореве". Найденное совершенно случайно среди других старых и забытых рукописей в начале 90-х годов XVIII века известным любителем и собирателем русских древностей А.И. Мусиным-Пушкиным, оно сразу же привлекло к себе внимание ученых и поэтов. Первых - совершенно новым взглядом на русскую историю, а точнее, на один ее эпизод, вторых - необыкновенным лиризмом, особой напевностью и, конечно же, своим патриотическим настроем. "Слово о полку Игореве" буквально пронизано горячей любовью к родине.

Кем бы ни был автор 'Слова о полку Игореве", мы знаем, что этого человека глубоко волновало будущее Руси. С болью и горечью он говорит о разладе между князьями, об усобицах, терзающих Русскую землю и делающих ее беззащитной перед набегами врагов.

"Слово о полку Игореве" посвящено неудачному походу на половцев в 1185 году Новгород-Северского князя Игоря Святославовича с немногими союзниками, походу, окончившемуся страшным поражением. Автор призывает русских князей сплотиться для отпора степи, совместными усилиями оборонять Русскую землю. "Слово о полку Игореве" с гениальной силой и проникновенностью отразило в себе главное бедствие своего времени - недостаточность государственного единства Руси. Следствием его была слабость обороны от внешних врагов, что красноречиво показал Игорев поход.

XII век - времена, далекие от нас, но, несмотря на это, мы можем представить себе всю сложность этой .эпохи. Феодальная раздробленность, которая достигла в ту пору своего расцвета, совершенно ослабила государственное управление. Каждый удельный князь стремился только захватить как можно больше земель соседей, не гнушаясь для этого самых грязных путей, вплоть до объединения с прямыми врагами Руси - половцами. Общерусская власть киевского князя не исчезла еще полностью, но ее значение неудержимо падало. Отголоски этого явления наблюдаются в самом "Слове..."

Игорь Святослаеович отправился в поход на половцев с небольшими силами, не сговорившись с киевским князем Святославом. Своим необдуманным поступком он перечеркнул недавние удачные походы Святослава, поставив Русь в крайне сложное положение, открыв врагам доступ к русским землям.

"Слово о полку Игореве" - произведение небольшое, но вместе с тем необычайно монументальное по своему сюжету, образам, пространственным границам. Его героем-является вся Русская земля, и в повествование "Слова..." также втянуты огромные географические пространства - от Новгорода на севере до Тмутаракани на Черном море, от волги на востоке до Галича на западе. Десятки рек, городов, княжеств захвачены действием "Слова..."

Поэтому невозможно выделить отдельно образ Русской земли, ибо вся она находится в поле зрения автора, введена в круг его повествования.

Очень примечательны в этом отношении пейзажные зарисовки, хотя это название во многом условно. В древнерусской литературе не было принято писать картины природы, давать ей какую-либо характеристику. Функция пейзажа вполне определена - она теснейшим образом связана с судьбою действующих лиц и всегда проявляется в действии.

Когда Игорь только выступил в поход, его встречало солнечное затмение - плохая примета, предвестник грядущей беды. Саму битву сопровождают бури, громы, а поражение русских оплакивает вся природа: "деревья с тугою к земле преклонились"

А печальный рефрен "О, русская земля! Уже за шеломянем еси!" (О, русская земля! Уже ты за холмом!) подчеркивает не только горячую любовь автора "Слоеа.." к родной земле, но и боль от сознания того, что ошибка уже совершена.

Автор не раз обращается к образу Русской земли, когда хочет подчеркнуть необходимость единения. Он настойчиво призывает князей выступить "за землю Русскую, за раны Игоре.вы".

Упоминания различных .князей, географических названий, а также использование двух временных пластов (прошлого и настоящего) придает "Слову..." эпическую величественность.

Это тем более удивительно, что поход Игоря был делом вполне обычным, даже тривиальным. Но автор, а он по всей видимости, был участником тех событий, и мог наблюдать воочию, придал своим поэтическим талантом этому рядовому происшествию общерусское значение. Форма "Слова..." позволила ему выразить и свое отношение, свой взгляд на проводимую политику. Чувствуется, что это не просто придворный поэт, любимец какого-либо князя, а человек, близкий к народу, переживающий за судьбу своей родины, бесконечно любящий ее. Возможно, кое-кому из нас стоит поучиться у этого необыкновенного человека, оставившего замечательный пример патриотизма в гениальнейшем творении - "Слове о полку Игореве".

Русская природа выступает в «Слове о полку Игореве» как отдельное действующее лицо. Она реагирует на все происходящие события, как живой человек. В некоторых местах поэмы природа разъясняет читателю непонятные моменты. Автор - очень чуткий наблюдатель. В своем произведении он подмечает многие мелкие детали. Например, приводится описание берегов Донца, которые в «Слове...» имеют серебряный цвет. На первый взгляд может показаться, что это просто эпитет. Но в действительности воды Дона имеют беловатый оттенок, потому что содержат в себе много мела. В летнее время года берега Дона обмелевают, оставленный на косах и отмелях мел отсвечивает серебром. Очень точное наблюдение автора можно отметить в эпизоде побега Игоря из плена. Князь благодарит Донец за то, что тот спрятал его. Чтобы не попасться в руки половецким князьям, Игорь бежал только по ночам. Днем же ему приходилось скрываться в зарослях на берегу степных рек. О приближении людей беглецу сообщали гоголи и чайки. Когда их поведение становилось беспокойным, Игорь начинал бежать дальше. Еще одной мастерски подмеченной деталью описания природы являются дятлы, которые указывают Игорю дорогу к реке. Степная река и деревья, находящиеся только на берегах, не видны издалека, поэтому стук дятлов помогал князю двигаться в нужном направлении. Природа, безусловно, имеет огромное значение в «Слове о полку Игореве», но автор не добавляет прямого описания пейзажей. Природа воспринимается им не как нечто прекрасное, чем стоит любоваться, а как главный помощник человека в трудную минуту. Она влияет на ход описанных событий и является одним из главных их участников. Природа в «Слове...» наделена человеческими качествами - она так же изменчива, как живое существо. В поэме множество эпизодов, где природа играет главную роль: она предсказывает исход сражения еще в начале похода, помогает Игорю бежать из плена, к ней обращается с мольбой жена Игоря Ярославна. Разберем каждый эпизод поподробнее. Участие природы в повествовании заметно с самого начала. Свет солнца меркнет, и наступает затмение, начинается гроза. Все это должно уберечь Игоря от неудачного похода. Дикие птицы и звери тоже пытаются помешать безрассудному поступку князя. Движение половецкого войска навстречу русской дружине сопровождается синими тучами. Поражение княжеского войска отражается на состоянии природы: деревья в печали и роняют листву, а трава никнет к земле. Автор отмечает изменение природы из-за княжеских распрей. Вой¬ны Олега приводят к тому, что пустеют пашни.

Реки выступают за победу Игоря, но после его поражения искренне, как люди, сочувствуют ему. В «Слове о полку Игореве» нет различий между природой и человеком. Герои поэмы очень часто сравниваются с дикими зверями и птицами: с соколами, турами, кукушками и воронами. Игорь разговаривает с Доном, как с живым существом, и река помогает ему укрыться от погони. В это время Ярославна плачет о своем муже в Путивле. Автор очень красочно описывает плач Ярославны. Как и в пушкинской «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях», на помощь призываются силы природы - ветер, Днепр и солнце. Такая тема встречается во многих русских сказках. Масштаб действия очень велик. Упоминаются многие географические названия: Половецкая степь, Донец, Волга, Дунай, Днепр, Рось, Западная Двина, Сула, Немига, Стугна, Тмутаракань, Киев, Корсунь, Чернигов, Полоцк, Переяславль, Курск, Белгород, Галич, Новгород, Римов, Путивль и т. д. Получается, что перед читателем предстает почти вся территория Руси. Битва русских с половцами происходит на территории всей степи, поскольку природа и люди сливаются в одно целое: И рано на другой день кровавые зори свет поведают; Черные тучи с моря идут, Хотят прикрыть четыре солнца, И в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Если разбираться подробнее, то у автора «Слова...» можно найти очень много примеров, связанных с его знанием степной природы. Природа в «Слове о полку Игореве» играет одну из важнейших ролей и помогает читателю додумать то, что осталось для него неразгаданным.

Глубокий патриотизм автора Слово полку Игореве (Литература XI—XII веков)

К Русской земле в целом, к русскому народу обращены все помыслы, все чувства автора «Слова». Он говорит об обширных пространствах своей родины, о её реках, горах, степи, городах, сёлах, делает участниками событий разнообразных птиц и зверей, населяющих его родную страну. К событиям, происходящим на Руси, он заставляет прислушиваться немцев и венецианцев, греков и моравов.

Но Русская земля для автора «Слова» — не только русская природа и русские города, это прежде всего русский народ. Повествуя о походе Игоря, автор «Слова» не забывает о народе, русском. Игорь предпринял поход на половцев «за землю Русскую»; его воины — это «русичи», русские сыны; переходя границу Руси, они прощаются со своей родиной — с Русской землёй, и автор восклицает: «О Русская земля! ты уже за холмом!» Поражение Игоря принесло горе всему русскому народу. Жёны русских воинов оплакивают своих мужей, погибших в битве за Русь.

Благополучному бегству Игоря из плена и его возвращению радуются жители городов и сёл. Автору «Слова» дорог мирный труд русских пахарей, и он негодует на князей, которые своими усобицами нарушают этот труд и ввергают в бедствия народ.

19.

Со дня выхода в свет первого издания "Слова о полку Игореве" минуло 175 лет. В течение всего этого времени памятник находился в центре внимания русской филологической науки; ему посвящены десятки книг и многие сотни статей. Результаты труда нескольких поколений исследователей весомы и значительны.

Важнейшей задачей своей ученые справедливо считали создание научного перевода памятника [1] и подробного комментария к его тексту. Хотя какое-то незначительное число чтений все еще признается спорным, а некоторые детали допускают различные толкования, мы можем теперь с уверенностью сказать, что эта задача в основном выполнена: "Слово" открылось нам во всем идейном богатстве и во всем совершенстве своей художественной формы.

Высказанное утверждение может показаться излишне оптимистическим, тем более что не прекращаются попытки предложить новые толкования отдельных неясных (а иногда и вполне ясных) чтений "Слова" или оспорить традиционное понимание смысла и образной системы произведения. При этом авторы подобных попыток сетуют на консерватизм своих оппонентов, призывающих приостановить этот поток новаций, и ссылаются на опыт прежних лет, когда наука шаг за шагом продвигалась по пути раскрытия "загадок" "Слова", смело вносила коррективы в текст мусин-пушкинского издания памятника. Однако для "консерватизма", думается, есть свои веские основания.

Хоропго известно, что почти каждый список каждого древнерусского памятника содержит дефектные чтения: пропуски, неоправданные смыслом вставки, искажения отдельных слов или целых фраз. Эти дефекты, появившиеся и усугублявшиеся в процессе неоднократных переписок и переработок текста, порой настолько затемняют исходное чтение, что их удается исправить или хотя бы объяснить лишь в процессе сравнения нескольких списков памятника. Положение со "Словом о полку Игоревен совершенно исключительное. Во-первых, был известен лишь единственный список памятника (если не считать восходящей к нему же Екатерининской копии), и мы лишены возможности корректировать этот текст по другому списку. Во-вторых, и этот единственный список утрачен, и в нашем распоряжении его издание, которое не может нас полностью удовлетворить: издатели не всегда смогли правильно прочесть текст и передали его далеко не адекватно оригиналу.

Поэтому при реконструкции текста "Слова" мы встречаемся с двумя совершенно различными задачами. Одна из них - исправить дефектные чтения, которые являются не более чем ошибками интерпретации текста издателями или ошибками набора. Именно эта задача в значительной мере решена исследователями и комментаторами "Слова" [2]. Другая задача - попытаться расшифровать те чтения, которые были дефектны уже в самой мусин-пушкинской рукописи. Как показал опыт последних лет, попытки восстановить подлинный текст "Слова" в ряде случаев оказались мало продуктивными. Для некоторых чтений предлагались совершенно взаимоисключающие конъектуры, которые тем не менее в равной стедени были удовлетворительны по смыслу и безупречны в языковом отношении. Так как в исправлении подобных чтений неизбежен элемент реконструкции, исследователи не могут выйти из порочного круга убедительных догадок, на равных правах сосуществующих друг с другом. Разомкнуть этот круг, отдать предпочтение той или иной конъектуре мы сможем лишь в том случае, если обнаружим другой список "Слова" или встретим отражение интересующего нас места в каком-либо памятнике, текстуально от "Слова" зависящем. Именно поэтому в последние годы возобладала тенденция оставить попытки раскрыть некоторые "темные места" "Слова" и вернуться в этом случае к написанию первого издания [3]. Таких не поддающихся расшифровке чтений в "Слове" не так уж много [4], и они не могут ни нарушить цельное представление о сюжете памятника, ни приглушить его художественное звучание. Задача прочтения и перевода "Слова", на мой взгляд, может считаться в основном выполненной.

Одни считают, что автор С. был участником похода Игоря и вместе с ним находился в плену; другие источник сведений автора С. о перипетиях боя, об обстоятельствах пленения и бегства из плена Игоря видят в том, что автор С. мог слышать все это от очевидцев событий или же от самого Игоря. С уверенностью ответить на этот вопрос вряд ли удастся. По мнению Д.С.Лихачева, в основе рассказа о событиях похода Игоря и в С., и в летописной повести Летописи Ипатьевской лежит общий источник. Этим объясняется близость С. и летописной повести, между которыми нет непосредственной взаимосвязи, не только в отдельных деталях историко-фактического характера, но и в интерпретации событий, причем в интерпретации явно поэтической. Только в С. и летописной повести называется река Каяла. В С. Святослав, узнав о поражении Игоря, «изрони злато слово с слезами смешано», в летописной повести «Святослав же, то слышавъ и вельми воздохнув, утерь слезъ своих и рече…». Д.С.Лихачев высказывает такое предположение об этом общем источнике:

«И летопись, и «Слово» — оба зависят от молвы о событиях, от славы о них. События «устроялись» в молве о них и через эту молву отразились и тут, и там. В этой молве отразились, возможно, и какие-то обрывки фольклора — половецкого или русского» (Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура, с. 125).

Еще Н.М.Карамзин в своей «Истории государства Российского» высказал убеждение, что С. написано, «без сомнения, мирянином, ибо монах не дозволил бы себе говорить о богах языческих и приписывать им действия естественные» (СПб., 1816, т. 3, с. 215). Со времен Карамзина в данном вопросе иных точек зрения не было.

То обстоятельство, что автор С. неоднократно и свободно упоминает в своем произведении языческих богов, дало повод некоторым исследователям утверждать, что автор С. верит в языческих богов. С этим нельзя согласиться. Упоминаемые в С. языческие божества — символы природы, художественные образы. То же самое следует сказать и об одушевлении автором С. природы — это не отражение религиозных представлений автора С., а образы художественной системы произведения. О христианском мировоззрении автора С. писали многие исследователи. Как отмечает Д.С.Лихачев,

«автор «Слова» — христианин, старые же дохристианские верования приобрели для него новый поэтический смысл. Он одушевляет природу поэтически, а не религиозно. В ряде случаев… он отвергает христианскую трактовку событий, но отвергает ее не потому, что он чужд христианства, а потому, что поэзия связана для него еще пока с языческими, дофеодальными корнями. Языческие представления для него обладают эстетической ценностью, тогда как христианство для него еще не связано с поэзией, хотя сам он — несомненный христианин (Игорю помогает бежать из плена бог, Игорь по возвращении едет к бого[с. 21]родице Пирогощей и т.д.)» (Лихачев. «Слово о полку Игореве» и культура, с. 80).

По своему социальному положению автор С., вероятнее всего,— представитель феодальных верхов тогдашнего общества. Это подтверждается его высокой образованностью и осведомленностью в политических делах и родовых связях князей и княжеств, его прекрасным знанием военного дела. (Об исключительно широкой, профессиональной осведомленности автора С. в военных вопросах своего времени см. книгу генерал-лейтенанта инженерно-технической службы В.Г.Федорова). Социальное положение автора С. не помешало ему отразить в своем произведении интересы широких народных масс. Народность автора С., как отмечал акад. Б.Д.Греков, проявилась прежде всего в том, что автор С.

«вполне объективно рисует перед нами картину тогдашней Руси и, насколько позволяет характер его труда, по-своему совершенно правильно передает нам причины, приведшие Русь к состоянию феодальной раздробленности» (Греков. Автор «Слова о полку Игореве», с. 12).

С тонким знанием дела описывает автор С. картины сражений, ярко рисует образы князей и дружинников, но с не меньшей силой и симпатией рассказывает он о том, как во времена княжеских междоусобиц «ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть», как терзают половцы Русскую землю, ринувшись на нее, «аки пардуже гнездо» (словно выводок гепардов), после поражения Игоря. Автору С. близка и понятна горечь русских женщин, оплакивающих своих мужей и сыновей, костями которых засеваются поля. С не меньшим мастерством и искусством, чем воинской терминологией, пользуется автор С. терминологией сельскохозяйственного и ремесленного обихода.

ЖАНР «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ». Еще до опубликования и особенно после опубликования памятника его жанровую природу определяли по-разному, а именно как песню, поэму, героич. поэму, «трудную», т. е. воинскую, повесть, былину, ораторскую речь («слово») и т. д. Уже первые издатели памятника параллельно с названием оригинала «Слово о плъку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова» напечатали: «Пѣснь о походѣ Игоря, сына Святославова, внука Ольгова». В 1797 Н. М. Карамзин, сообщая миру об открытии в России нового лит. памятника, говорил о нем как об «отрывке поэмы». Позже В. Г. Белинский отрицал возможность отнесения «Слова» к жанру героич. поэмы (Полн. собр. соч., т. 5, с. 347), Ф. И. Буслаев, наоборот, считал «Слово» ист. поэмой с элементами древ. мифологии. М. А. Максимович везде называл «Слово» песней, а С. П. Шевырев подчеркивал, что это произведение представляет собой повествование, «переход от песни к повести». В новейшее время А. И. Никифоров рассматривал «Слово» как былину, И. П. Еремин — как «произведение ораторского искусства», как «памятник светского эпидейктического красноречия Киевской Руси».

Неоднозначность мнений указывает на то, что «Слово» — очень своеобразное среди всех других памятников Древней Руси лит. произведение. Д. С. Лихачев отмечает: «„Слово“ очень близко к плачам и славам (песенным прославлениям). И плачи и славы очень часто упоминаются в летописях XII—XIII веков. „Слово“ близко к ним и по своей форме и по своему содержанию, но в целом это, конечно, не плач и не слава. Народная поэзия не допускает смешения жанров. „Слово“ — произведение книжное, но близкое к этим жанрам народной поэзии. Это, по-видимому, особый род книжной поэзии, может быть еще не успевший окончательно сложиться» («Слово о полку Игореве» — героический пролог русской литературы, с. 37). Этой точки зрения придерживается большинство соврем. исследователей памятника, т. к. в нем имеются черты ритмичности, стихового строя и др. признаки поэтич. организации текста.

20. Он одушевляет явления природы, деревья, солнце, ветер, реки, одушествляет даже города и их стены. («Уныша бо градомъ забралы», - говорит автор, описывая последствия поражения Игоря). Он одушевляет отвлеченные понятия: обиду, приобретающую образ девы с лебедиными крыльями, тоску и печаль – Карну и Желю. Языческая стихия во многом формирует и образную систему «Слова». Обратимся к деду князя Игоря – Олегу Святославичу, по прозванию Гориславич. Он был известен своими междоусобными войнами. Восхищаясь его мощью и храбростью, автор «Слова» одновременно пеняет ему за братоубийственные походы: «Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял». Многие исследователи прозвище Гориславич возводят на этом основании к слову «гуре». На наш взгляд, однако, соединение в одном слове понятий горе и слава противоречит логике, да и самого образа Олега. Ведь Горислав читалось бы тогда как горе-храбрец, что-то вроде Аники-воина, чего никак нельзя предположить в отношении прославленного князя. Возведение же иными прозвища Гориславич к слову «горний» («горняя слава») кажется чересчур церковным, не соответствующим стилистике прозвищ. В имени Горислав нам явственно слышится «горит славою», «печется о славе», «ищет славы». Слава по древнерусски – это одновременно и славолюбие, и честолюбие. Так, князя Бориса Вячеславовича «слава на суд привела» - честолюбие привело к погибели Итак, языческое прозвище Олега Гориславич говорит о человеке, воине, горящем славою, славном и славолюбивом одновременно, что полностью сообразуется с характером этого князя. Да и вообще имени, а ранее и прозвищу, в древнем сознании придавалось судьбоносное значение. Так, Олег в переводе с греческого значит горящий (вот и Горислав!). Игорь – созвучно слову «гуре». В «Слове о полку Игореве» мы находим много имен с составной частью «слава»: Всеслав, Яролав, Святослав, Горислав, Вячелав, Брячеслав, Изялав. Такое обилие княжеских имен с корнем «слав» говорит само за себя. Святослав Всеволодович Киевский – двоюродный брат Игоря, слишком поздно узнавший о походе Игоря видит пророческий сон: Уже доски без князька В моем тереме златоверхом. Всю ночь с вечера Серые вороны граяли у Плесеньска, В предградье стоял лес Кияни, И понеслись они, вороны, к синему морю. Почему именно к синему морю? По нашему убеждению, Синее море – это языческая стихия, которая покровительствует половцам. Это море – стихия, поглотившая русских, смысл соотносится с выражением «уже пустыня силу прикрыла». И почти везде в произведении враждебные русским стихии представлены приверженцами «поганых язычников». Это прежде всего тьма, ночь – в противопоставлении свету, дню и заре (затмение солнца как знак беды и гибели). Это стонущая гроза, звериный свист, это волки, что сторожат по оврагам Игореву беду; это лисицы, что лают на червленые щиты. Это «бусови врани» - бусовы зловещие вороны (Бус, Бооз, Вооз – легендарный вожак половцев). И это Див, что «кличет в верху дерева», когда князь Игорь собирается в поход; див бьет крылами, сзывая на кровавый пир все враждебное русским. Див враждебен русским (ср. в сказках «диво одноглазое). Это мифическое существо язычников, олицетворение дикости и стихийности, враждебное человечности и культуре, то, что мы называем сегодня азиатчиной Див – чуждое, враждебное русскому человеку существо (ибо русский - в народном понимании то же, что и праведный, собственно человек).

В связи со сказанным выше о Трояне как о древнерусском языческом боге, это место следует понимать так: «Были языческие времена, наступили времена Ярослава, были и походы Олега, Олега Святославича». Здесь, следовательно, автором «Слова» намечаются три этапа русской истории: языческие времена, Ярославово время, как время христианской и единой Руси, и время междоусобий Олега». Не подлежит сомнению, что высказанная нами мысль верна, еще и потому, что в самом конце произведения автор прямо указывает на то, что в ХII веке на Руси господствовало христианское мировоззрение: «Игорь едет по Боричеву ко святой богородице Пирогощей». Боричев ввоз – подъем от днепровской пристани на гору к центру Киева. Пирогощая – название церкви в Киеве, которая была основана в 1132 году. Названа так по находившейся в ней иконе богородицы, «Пирогощей», привезенной на Русь из Византии. И далее: «Здравы будьте, князья и дружина, борясь за христиан против нашествий поганых!» Автор прямо указывает, что и Игорь, и его войско, и сам автор – христиане. Поэтому вполне понятно, что заканчивается произведение словом «аминь», которое происходит от греческого слова «да будет так, истинно». Именно так заканчиваются многие литературные памятники Древней Руси и церковные молитвы. V. Заключение и выводы: «Слово о полку Игореве» является памятником культуры ХII века, и это чрезвычайно важно с исторической точки зрения, ибо дает нам представление о духовной жизни народа. Мы мало знаем о быте и верованиях славян до того, как они приняли христианство. Некоторые весьма скудные сведения о них можно найти у византийских историков. Традиции живут долго, и многое из того, что волновало славян в дни Прокопия Кессарийского, сохранилось до ХII века. Надо иметь в виду, что христианство возникло в пору глубочайшего кризиса античной цивилизации, явилось плодом ее декаданса. Молодые народы, принявшие новую религию, были далеки по уровню своих представлений от идей и довольно абстрактных форм ее вероучения. Древние славяне были еще очень близки к природе. Она давала их воображению поэтические образы, которые связывались не только с религиозными представлениями, но и с их эстетическими потребностями. Так было со всеми древними народами в пору созидания цивилизации. Поэту, автору «Слова» были роднее связанные с природой образы языческой религии древних славян, хотя в его душе жили и суровые аллегории христианства. Отсюда такое богатство красочных зрительных и звучащих сравнений в его поэме. Реки, степи, холмы, море, крики вещих птиц наполняют «Слово», мы их видим, слышим, они участники событий. И тут же сказочные Дивы и девы-лебеди, и великий синий Дон и Русская земля, что осталась где-то позади «за шеломянем», и постоянный щемящий сердце рефрен «О, Русская земля! Уже за шеломянем еси!». Это ведь обращение, разговор с родиной. Она не абстрактное понятие, она – живое существо, с которым можно говорить, как и пить шеломом чистую воду из синего Дона, великой русской реки. Автор «Слова» приобщает и нас к событиям: мы видим мир его глазами, мы ощущаеи мир его сердцем. Кто знает, может быть, он сам был одним из воинов полка Игоря, очевидцем и участником.

Цвет кожи и волос у них очень белый, или золотистый, или не совсем черный Они почитают реки и нимф, и всяческие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят гадания», - писал Прокопий Кессарийский. Такими видел славян этот византийский историк, оставивший нам бесценные и, к сожалению, редчайшие сведения о наших далеких предках. Славяне в те дни только-только начинали заявлять о себе на мировой арене и жили еще своей обособленной культурой, далекой от достижений античной цивилизации. Они прикоснулись к ней значительно позднее, уже после принятия христианства. Их представления о мире отражались в наивных мифах о богах, связанных непосредственно с природой. Общую картину пантеона славян мы вряд и сейчас можем себе представить, легенды, мифы потеряны, забыты. Остались лишь несколько имен древних славянских богов. Русские сказки донесли до нас поэтическую прелесть этих древних представлений наших предков, они и ныне окрашивают поэзией наше детство: лешие, домовые, русалки, водяные, Баба-яга, чудо-юдо, Кащей Бессмертный. Многие нравственные принципы представали воображению древнего человека в персонифицированном виде: Горе-злосчастие, Правда, Кривда. Даже смерть выступала в виде скелета в саване и с косой в руке. Слово «чур», которое ныне употребляется в выражении: «Чур меня!», было именем бога. Высшим божеством почитался у древних славян Перун – бог грозы. Он живет на вершине горы. Его враг Велес. Коварный и злой бог. Он похищает скот, людей, бог-оборотень, способный превратиться и в зверя, и в человека. Перун сражается с ним и, когда побеждает, на землю опускается живительный и благодатный дождь, дающий жизнь посевам. Слово «бог» (видимо, от богатый) часто связано с именем божества: Даждьбог, Стрибог. В мире мифов действуют кикиморы, упыри, соловьи-разбойники, дивы, Змей Горыныч, ветры Ярилы, бог весны Лель. Числовые наименования приобретают иногда тоже божественное значение ; если, например, чет несет в себе положительное начало, то нечет явно отрицательное. С IХ века начинают проникать к славянам идеи христианства. Княгиня Ольга, побывавшая в Византии, приняла христианство, была там крещена. Ее сын, князь Святослав, похоронил мать по христианскому обычаю, но сам остался язычником, приверженцем старых славянских богов. Христианство, как известно, установил сын его, князь Владимир, в 988 году. В русских летописях сохранились красочные рассказы о полных драматизма последних днях язычества на Руси: «И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной дорогой и золотыми усами, затем Хорста, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносил им жертвы, называя их богами, и приводил к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам и оскверняли землю своими приношениями. И осквернялась земля русская и холм тот». Летописец, уже христианин, недобрым словом поминает этих языческих богов. Суровы обычаи древних славян, суровы их боги, чтобы умилостивить их или отблагодарить, нужны жертвы и жертвы человеческие. Летопись рассказывает об одном драматическом эпизоде. Владимир вернулся после удачного военного похода на племя ятвагов. Надо было по обычаю отпраздновать победу и отблагодарить богов. « Сказали старцы и бояре: «Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам»