§ 2. Основные методы и приемы анализа законодательства

Одним из основных методов источниковедческого анализа за­конодательных актов является литературно-юридический. Вместе с уже перечисленными приемами и направлениями критики цар­ского законодательства он служит глубокому раскрытию классо­вой направленности законодательства, без чего не может быть правильной интерпретации данного источника.

Блестящие образцы литературно-юридического анализа зако­нодательства самодержавия и его методологическое обоснование дал В. И. Ленин в ряде своих работ. К их числу относятся «Объяснение закона о штрафах», «Новый фабричный закон», «Самодержавие колеблется» и др. В. И. Ленин подчеркивал, что необходимость литературно-юридического анализа обусловлена рядом моментов. Прежде всего правительство преднамеренно вуалировало классовые цели своего законодательства. Это, в ча­стности, достигалось неясностью, нечеткостью, прямым искаже­нием основных понятий закона. Именно поэтому основные катего­рии закона находятся в центре внимания и критического разбора В. И. Ленина. Так, им показана вся неправильность содержащих­ся в рабочем законодательстве определений «штрафа», «сверх­урочного», «ночного времени» и т. д. В процессе литературно-юридического анализа законодательных актов В. И. Лениным была выявлена особенность формулировок, фиксировавших права трудящихся и представителей господствующего класса. В. И. Ле­нин писал: «Русские законы можно вообще разделить на два раз­ряда: одни законы, которыми предоставлены какие-нибудь права рабочим и простому народу вообще, другие законы, которые за­прещают что-либо и позволяют чиновникам запрещать. В первых законах все, самые мелкие права рабочих перечислены с полной точностью... и ни малейших отступлений не полагается под стра­хом самых свирепых кар. В таких законах никогда уже вы не встретите ни одного «и т. п.» или «и пр.». В законах второго рода всегда даются только общие запрещения без всякого точного перечисления, так что администрация может запретить все, что ей угодно; в этих законах всегда есть маленькие, но очень важные добавления: «и т. п.», «и пр.».

Надо заметить, что сфера применения литературно-юридиче­ского анализа законодательных актов самодержавия значительна еще и в силу такой их специфики, как архаичность и казенно-канцелярский стиль языка законов. Царские законы, писал В. И. Ленин, надо переводить с казенного на русский язык. Мно­гие формулировки статей отдельных законов восходили еще к XVIII в. Так, в «Уставе о промышленности» 900-х годов без вся­ких изменений воспроизводилась статья, сформулированная в за­конодательстве еще в 1723 г.: «По свойству материалов заведения

разделяются на заводы, фабрики, мануфактуры: I) царства жи­вотного, 2) царства прозябаемого, 3) царства ископаемого». И хотя в государственной практике действовали новейшие классификации отраслей промышленности, в законе оставались все те же малопонятные определения. Такую же архаичность языка мы видим в манифестах, отличавшихся особо высокопарным стилем.

Одной из особенностей законодательства России является за­конодательное регулирование самых различных сторон экономиче­ской, политической и культурной жизни. Мелочная законодатель­ная регламентация имеет свои корни и истоки в средневековой эпохе. Об этой специфике В. И. Ленин писал: «...пустяшное изме­нение устава какого-нибудь товарищества или продление срока для оплаты его акций составляют предмет особых узаконений, зависит просто от тяжеловесности нашей государственной маши­ны; достаточно маленького «усовершенствования механизма», и все это отойдет в область ведения местных учреждений. Но, с другой стороны, тяжеловесность механизма, чрезмерная цент­рализация, необходимость самому правительству сунуть во все свой нос — все это явления общие, распространяющиеся на всю нашу общественную жизнь, а вовсе не на одну только сферу тор­говли и промышленности».

Ленинское наблюдение можно подтвердить множеством при­меров. Только за 7 дней января 1900 г. было принято свыше 20 законодательных актов, вошедших затем в ПСЗ. Они пора­жают незначительностью содержания: именной высочайший указ «Об утверждении земельного участка для возведения воинских казарм близ г. Брест-Литовска», высочайше утвержденное мнение Государственного совета «О расходах на устройство перевозки почт по железнодорожной линии Иркутск — Сретенск», высочай­ше утвержденное Положение Военного Совета «О предоставлении Военному министру и начальнику Генерального штаба права на получение фуражного довольствия по 1-му разряду не на три, а на 5 лошадей» и др.

Какие выводы необходимо сделать из этого? Во-первых, место законодательных актов в общем комплексе источников второй по­ловины XIX — начала XX в. значительно и к ним приходится об­ращаться при исследовании различных аспектов истории России. Во-вторых, к некоторым категориям законодательных актов при­меним статистический метод изучения. Примером использования статистического анализа в исследовании законодательства само­державия является работа В. И. Ленина «Случайные заметки III Объективная статистика». Следует, однако, предостеречь от Расширительного толкования ряда положений этой работы и особенно характеристики законодательных актов как массовых источников. Необходимо обратить внимание исследователей на три замечания В. И. Ленина. Во-первых, условность понятия статистического метода, что подчеркивается использованием кавычек к терминам «статистика», «статистическая» обработка. Во-вторых, анализируется так называемое «будничное» законодательство, т. е. по существу, рассматриваются лишь отдельные разновидно­сти актов. В-третьих, В. И. Ленин прямо указывал, что подсчеты возможны именно потому, что в рассматриваемый период не было принято «никаких особенно выдающихся законов, ничего такого, что отодвигало бы совершенно на задний план все остальное и налагало особую печать на данный период внутреннего управ­ления»¹. Таким образом, только отдельные разновидности зако­нодательных актов, отражавшие массовые явления и процессы, могут быть отнесены к категории массовых источников и подверг­нуты статистической обработке. В целом же по своей природе за­конодательные акты, являвшиеся результатом сложных классовых столкновений или компромиссов, представляют собой уникальные источники и требуют (индивидуального подхода.

Распространенность законодательной регламентации, многооб­разие законодательных актов, их нерасчлененность с административными распоряжениями порождали противоречивость, параллель­ность законодательства, сохранение актов, которые практически перестали исполняться. Эти моменты требуют внимательного от­ношения к использованию источников. Например, «Устав о про­мышленности» и в начале XX в. воспроизводил законодательное требование о порядке и форме представления ежегодных ведомо­стей владельцами промышленных заведений. Однако в данном случае источник не отражал реальной действительности, поскольку после 1897 г. практика подачи ведомостей была прекращена. Или другой пример. Акционерное законодательство, существовавшее в виде Положения 1836 г. об акционерных компаниях, корректиро­валось не только системой принятых к нему поправок, но и част­ным (сепаратным) законодательством в виде высочайше утверж­денных уставов отдельных обществ. В результате возникала опре­деленная противоречивость общего я частного законодательства, поскольку последнее точнее отражало требования практики.

При использовании законодательных актов нельзя не учиты­вать различные циркуляры, инструкции, правила, которые при­нимались в порядке разъяснения практики применения закона» Эти документы использовались правительством как средство огра­ничить те правовые нормы, которые были приняты. Подобные со­путствующие документы служат важным источником в более точной интерпретации классовой направленности законодательства. О том, какое большое значение придавали господствующие классы подобной практике изъятий, оговорок, откровенно сказано в ре­золюции VIII съезда дворянских уполномоченных: «Почти всякий закон в его вредном действии можно, до известной степени, обез­вредить путем циркуляров и сенатских разъяснений и дополни­тельных кратких законодательных новелл. Можно до известной степени ввести противоядие в отношении того или другого законо­проекта». По поводу этой особенности российского законодатель­ства В. И. Ленин писал: «Императорское правительство очень лю­бит писать хорошие слова в законах, а затем позволять обходить эти законы, заменяя их инструкциями».

Одной из характерных черт законодательства был большой разрыв между утверждением закона и сроком введения его в дей­ствие, при этом законы часто распространялись на ограниченную территорию. Показателен пример судебных уставов. При их ут­верждении в ноябре 1864 г. срок введения в действие не опреде­лялся. 19 октября 1865 г. было опубликовано Положение о вве­дении уставов, причем только с 1866 г. и только в округах Петер­бургской и Московской судебных палат. В остальных 44 губер­ниях, управлявшихся согласно «Общему губернскому положе­нию», лишь с 1870 г. На практике же новый суд к 1870 г. был введен только в 23 губерниях Европейской России. Отмечая по­добную специфику царского законодательства, В. И. Левин писал: «Редкий закон... вводится у нас сразу для всей России, без изъ­ятий, без трусливых отсрочек...»²

Указанные направления источниковедческого анализа не ис­черпывают всего комплекса методических приемов. Плодотвор­ным, например, является метод сравнительного анализа россий­ских законодательных актов однотипного содержания, принятых в разное время; сопоставление их с западноевропейскими. Изуче­ние практики реализации законов также помогает истолкованию и оценке исторического значения законодательных памятников.