Глава 16 воспоминания, дневники, частная переписка

§ 1. Мемуары и дневники

Особенности мемуаров и дневников как источника. Мемуары являются весьма важным источником. Их появление относится к периоду позднего феодализма, а широкое развитие мемуари­стика получает в XIX в.

Мемуары-воспоминания и рассказы очевидцев и современников о различных событиях личной и общественной жизни можно раз­делить на воспоминания или собственно мемуары, автобиографии и дневники. Мемуары содержат значительное число фактов и де­талей событий, свидетелем и участником которых был их автор. Часто эти детали и факты не отражены в других источниках. Кроме того, мемуары дают возможность почувствовать дух иссле­дуемого времени. Именно они показывают, как воспринимались и оценивались те или иные события и явления социально-экономи­ческой, идейно-политической и духовной жизни различными груп­пами и категориями населения. В мемуарах содержатся незаме­нимые сведения об укладе повседневной жизни, быте, нравах прошлого. В этом, кстати, большая ценность мемуаров «рядовых людей», стоявших в стороне от важнейших событий и упоминаю­щих о них лишь мельком. Все это обусловливает высокую цен­ность мемуаров как исторического источника. Но мемуары как источник имеют ряд существенных недостатков. Как правило, они пишутся много лет спустя после описываемых событий. В них нередко спутаны даты, смещены события, поступки, действия одного лица приписаны другому и т. д. Если автор мемуаров, не полагаясь на свою память, привлекает другие источники и Лите­ратуру, то подчас трудно отделить то, что им взято из литера­туры, выяснить, что он пишет с чужих слов и свидетелем чего он был сам.

Мемуары больше, чем какой-либо из источников, отличаются крайней субъективностью. Для многих мемуаров характерно стремление автора преувеличить свою роль в событиях описывае­мого времени. Таковы, например, записки Екатерины II, в кото­рых она ставит целью оправдать свои действия в период Семи­летней войны, в период подготовки и осуществления переворота 1762 г., обосновать свои права на русский престол. Она рисует картину, далекую от действительности, и изображает себя в роли Мечтательницы о всеобщем благе. В то же время она не скупится на самые мрачные краски при описании своих противников и со­стояния страны накануне осуществленного ею дворцового пере­ворота, чтобы подчеркнуть успехи, достигнутые в ее царствование

Субъективность мемуаров позволяет вместе с тем наиболее' четко выяснить позицию автора и соответствующей общественной и социальной группы в описываемых событиях.

Работая с мемуарами, следует помнить об их еще одной осо­бенности. Кто бы ни был автор мемуаров и какие бы цели он перед собой ни ставил при их написании, он знает, как закончи­лось то или иное событие, какое место оно заняло в истории, как повлияло на последующие, как в дальнейшем действовали его участники и т. д. Это откладывает отпечаток и на отбор мате­риала, и на оценку событий и действующих лиц. Поэтому для мемуаров в большинстве случаев характерны оценки не времени описываемых событий, а времени написания мемуаров. Время, отделяющее мемуары от описываемых событий, усиливает либо, наоборот, ослабляет симпатии и антипатии автора в отношении определенных учреждений, организаций, органов, лиц. Нередко автор мемуаров умалчивает о ряде крупных событий и своем участии в них. Особенно часто мы встречаемся с подобным явле­нием в мемуарах лиц, проделавших эволюцию от революционно­сти, демократизма или либерализма к консервативности и реак­ции.

Не менее важно учитывать и то, что мемуары различаются по своим масштабам и хронологическому периоду, охватываемому ими. Одни из них могут представлять воспоминания о каком-либо конкретном событии, другие — о каком-то конкретном человеке. Совершенно ясно, что характер мемуаров определяется их авто­ром. Он умышленно опускает, обходит все не имеющее непосред­ственного отношения к событию или человеку, о котором повест­вует. Таковы, например, мемуары декабриста Н. А. Бестужева, представляющие собой два небольших рассказа о К. Ф. Рылееве и о 14 декабря 1825 г. Другие мемуары охватывают какой-то определенный период, этап в жизни автора или истории страны. Таковы, например, записки генерала А. П. Ермолова об Отече­ственной войне 1812 г. или записки декабриста И. Д. Якушкина. Третьи охватывают весьма значительный хронологический период, иногда более полувека, и посвящены самым различным событиям, явлениям, людям, которые окружали автора мемуаров и с кото­рыми он имел дело. Для подобных мемуаров характерен рассказ об огромном числе важных общественно-политических событий и фактов повседневной личной жизни автора. Классическим образ­цом подобных мемуаров для XVIII— первой половины XIX в. являются мемуары провинциального помещика А. Т. Болотова и профессора А. В. Никитенко.

Наконец, нужно иметь в виду, что различна и форма мемуа­ров. Одни из них, например, записки графа Беннигсена о войне со Швецией в 1806—1807 гг., носят полупротокольный характер, характеризуются обилием дат, цифр, имен, конкретных фактов, даваемых им на основании документов, бывших в его распоря­жении, и Подтверждающих достоверность сообщаемого им. Но тем самым записки Беннигсена в определенной мере утрачивают чер­ты мемуаров и сближаются с источниками типа отчетов, докладов и других документов делопроизводственной документации.

Другие имеют форму литературного произведения. Авторы их стремятся дать общую картину событий, образы их участников, передать атмосферу жизни, в которой развертывалось событие. Нередко это приводит к смещению и вольной трактовке отдель­ных фактов, дат, к нарушению последовательности в развитии со­бытий и т. д. В отдельных случаях стирается грань между ме­муарами как историческим источником и литературным произве­дением. Выдающимся образцом мемуаров, носящих литератур­ную форму, является «Былое и думы» А. И. Герцена.

Особой формой мемуарной литературы являются дневники. Они отличаются большей достоверностью и точностью в воспроизведе­нии событий и фактов, так как пишутся одновременно с описы­ваемыми событиями, под их впечатлением, хотя наряду с этим в дневниках нередко встречаются всякого рода неподтвердившиеся слухи, версии о событиях, в которых автор непосредственно не участвовал, и т. п.

Автор воспоминаний описывает события, ход и результаты ко­торых он уже знает, а значение их осмыслил и оценил. Автор дневника нередко подробно пишет о второстепенных и третье­степенных событиях и лишь мимоходом упоминает о событиях и фактах, которые, как выясняется в дальнейшем, имеют огромное значение.

В литературном отношении дневники значительно уступают воспоминаниям и отличаются отрывочностью, сухостью, крат­костью, наличием большого количества сокращений, намеков и полунамеков, а то и просто зашифрованностью. В ряде случаев дневники становятся основой мемуаров, за написание которых автор принимается много лет спустя. Дневникам также свой­ственна крайняя субъективность. Очень редко можно говорить о полной искренности и откровенности авторов дневников, по­скольку большинство из них не рассчитывают, что они останутся единственными читателями написанного ими. В том случае, если автор занимается революционной деятельностью, откровенное ведение дневника просто невозможно и было бы нелепым риском не только для самого автора, но и для его единомышленников и организации, в которую он входил.

Мемуары XVIII в. Большинство мемуаров XVIII в. принадле­жит представителям верхушки служилого дворянства, что в зна­чительной степени определяет их характер, содержание, сосредо­точение внимания на разных вопросах политической истории стра­ны, на борьбе за власть аристократических группировок, на жизни Двора, характеристике временщиков и фаворитов, царей и цариц, Дворцовых интриг и дворцовых переворотов. Поскольку эти мемуары отличаются крайней тенденциозностью и имеют своей целью либо оправдать свои действия в период борьбы за власть и нахождения у власти, либо обвинить противника, в борьбе с которыми автор потерпел поражение, пользоваться их сведениями и особенно оценками следует осторожно, учитывая позиции той группировки, к которой принадлежал автор, и цели, которые пре­следуют его мемуары. При этом мемуары XVIII в. содержат ряд важных и интересных сведений о стрелецких бунтах (мемуары И. Я. Желябужского), об обучении дворян кораблестроению и кораблевождению при Петре I, посылке их за границу, их службе (мемуары И. И. Неплюева), о дворцовых переворотах и «верховниках» (мемуары Н. Б. Долгорукой), о Екатерине II и ее дворе конца 80-х — начала 90-х годов (дневник А. В. Храповицкого), о порядках при дворе и в армии при Павле I и недовольстве им со стороны дворянства (мемуары Н. А. Саблукова) и много других. В конце века появляются первые мемуары чиновников и мелкого служилого дворянства, самыми яркими из которых являются ме­муары «Моя жизнь» Г. А. Винского. В ходе работы над ними интересно проследить, как оказавшийся в положении разночинца дворянин начинает по-иному смотреть на свое сословие, дает убийственную характеристику его отношения к службе, его быта, нравов, морали.

Центральное место среди мемуаров XVIII в. занимают записки Андрея Тимофеевича Болотова. Он стоял далеко от двора, не участвовал в крупных политических событиях, но вместе с тем выступал как зачинатель русской агрономии, издатель первых агрономических и сельскохозяйственных журналов. Болотов — автор многочисленных работ по агротехнике, был тесно связан с Вольным экономическим обществом и Московским университе­том. Детство и обучение в семье мелкопоместного провинциаль­ного дворянства, пребывание в пансионе, армия и Семилетняя война, переворот 1762 г., выход в отставку в связи с манифестом «О вольности дворянства» составляют содержание первой части записок Болотова. В ней есть первоклассный материал о быте и жизни провинциального дворянства середины XVIII в., его духов­ной жизни, о русской армии и др. Все остальные части записок, охватывающие более 70 лет, связаны с его жизнью в имении на границе Тульской и Московской губерний и с должностью упра­вителя дворцовыми крестьянами.

Ценность этих частей записок как исторического источника особенно велика. Их содержание составляют жизнь провинциаль­ного дворянства во второй половине XVIII в., описание порядка и нравов в провинциальных административных и судебных учреж­дениях, сельского духовенства, крестьян, их положения, повинно­стей, взаимоотношений с помещиками, волнений, попыток рацио­нализации помещичьего хозяйства и результатов этих попыток.

Скептически настроенный в отношении придворной аристокра­тии и екатерининских фаворитов, весьма резко отзывавшийся о крайне низком культурном и нравственном уровне дворян, Боло­тов в то же время не допускал и малейшей возможности изменения крепостного права и какого-либо ограничения сословных прав привилегий дворян, занимал крайне враждебную позицию в отношении радикальной публицистики и тем более в отношении революционных событий в Европе в конце XVIII в.

Мемуары первой половины XIX в. Для этого времени харак­терно не только значительное увеличение числа мемуаров, но и не менее значительное изменение в их составе. Мемуары при­дворной аристократии и служилой дворянской знати уже не за­нимают главного места, а по своему значению в качестве истори­ческого источника отходят на второй план. Одновременно воз­растает число и значение мемуаров чиновников — дворян среднего ранга и дворянской интеллигенции, появляются мемуары разно­чинцев и первые мемуары крестьян. Принципиальным изменением в составе мемуаров является наличие целого комплекса мемуаров участников первого этапа революционного движения — декабри­стов и мемуаров первых представителей демократии. Такой со­став мемуаров значительно повышает их значение как историче­ского источника по более широкому кругу вопросов истории страны по сравнению с мемуарами XVIII в.

Для характеристики значения и особенностей мемуаров знати очень много дает сопоставление мемуаров князя Адама Чарторыйского и А. С. Шишкова. Оба они занимали высокие посты в первый период царствования Александра I и играли видную роль в определении направления и в осуществлении внутренней и внешней политики. Но первый был активным деятелем Неглас­ного комитета и «либеральных» проектов тех лет, а другой — воинствующим реакционером, требовавшим беспощадной борьбы против любого проявления какого-либо вольномыслия и даже либерализма. Характеристика и оценка ими событий, мероприя­тий, проектов, деятельности отдельных лиц помогает раскрыть действительное содержание и цели политики «дней Александро­вых прекрасного начала», расстановку сил в этот период. Поль­зуясь записками Чарторыйского, нужно помнить, что он писал их много лет спустя в Париже, будучи главой польской аристокра­тической эмиграции.

Типичными мемуарами того времени, принадлежащими чинов­никам-дворянам охранительного мировоззрения, являются записки Ф. В. Вигеля и С. П. Жихарева. В них содержится богатый мате­риал о быте, нравах, настроениях, духовной жизни столичного дворянства, о культурной, особенно театральной жизни Москвы, о театральном репертуаре, о ряде интересных наблюдений и фак­тов, относящихся к политической и общественной жизни первой половины XIX в.

Большую группу самых различных по характеру и масштабам охвата событий составляют мемуары, относящиеся к войне 1812 г. Записки А. П. Ермолова содержат характеристику и оценку пла­нов войны, важнейших операций, сражений, руководителей армий, Настроений в армии и среди населения на разных этапах войны. Первостепенное значение имеют страницы его мемуаров, посвященные Бородинской битве и совету в Филях. Важный аспект войны 1812 г. раскрывают записки поэта-партизана Дениса Д_а_ вылова.

Мемуары разночинцев, купцов, крестьян в первой половине XIX в. представлены очень бледно. Большинство из них носит чисто бытовой, семейный характер. Крестьянские мемуары — это как правило, небольшие рассказы о своей жизни, помещиках, «прославившихся» жестокостью и истязанием крепостных, о дво­рянском быте.

Но в этой группе есть источник первоклассного значения, стоя­щий как бы на рубеже между мемуарами крестьян, разночинцев и чиновников крупного масштаба. Это «Дневник» А. В. Никитенко. Сын крепостного крестьянина, затем учитель, студент уни­верситета и его профессор, он становится академиком, одним из руководителей цензурного ведомства. Весьма умеренный либерал по своим политическим взглядам и позициям, Никитенко отрица­тельно относился как к проявлениям реакции и обскурантизма, так и к революционным идеям, организациям и революционному движению.

В свой дневник он ежедневно пунктуально вносил записки обо всем, свидетелем или очевидцем чего он был: о деятельности уч­реждений, в которых служил и с которыми имел дело, о руково­дителях этих учреждений, о состоянии и условиях развития про­свещения, науки, литературы и искусства, о цензуре, газетах и журналах, об их редакторах и сотрудниках, о студенческом и общественном движении, о культурной жизни 20—70-х годов. По страницам его дневника проходят Крылов, Пушкин, Гоголь, Бе­линский, Чернышевский, Герцен, Кольцов, Брюллов и многие дру­гие писатели, художники, ученые. По богатству, разнообразию достоверности сведений, большому хронологическому охвату вре­мени «Дневник» Никитенко имеет для первой половины и сере­дины XIX в. такое же значение, как записки Болотова для XVIII в.

Мемуары декабристов. Большинство мемуаров декабристов было написано не только много лет спустя после описываемых со­бытий, но и после разгрома восстания, после того, как их авторы более четверти века провели в казематах и на сибирской каторге. Они писались в условиях кануна крестьянской реформы, когда на арену революционной борьбы выступили новые силы, новые идеи и новые революционные организации. Духовная эволюция, кото­рую проделали декабристы, принадлежавшие к различным орга­низациям и направлениям движения, была различной, и это опре­деляло цели, характер и содержание мемуаров, оценку событий, роли и позиций руководителей декабристских организаций и от­дельных их членов.

Одни из них писались авторами, эволюционировавшими от ре­волюционного движения в сторону либерализма, стремившимися реабилитировать себя в глазах правительства и дворянства, пока­зать «незаконность» своего осуждения, изобразить движение де­кабристов лишенным революционной направленности. Таковы первая часть книги «Россия и русские» находившегося в эмиграций Н. И. Тургенева и «Записки» главы умеренного крыла «Се­верного общества» князя С. П. Трубецкого, в которых наблю­дается тенденция отрицания существования тайных декабристских организаций, их революционных программ, изображения восста­ния 14 декабря как какой-то непредвиденной случайности. На­ряду ^с этим в них содержится ряд ценных сведений о движении декабристов и его участниках, они важны и интересны для выяс­нения позиций и тактики умеренного крыла декабристов, для рас­крытия духовной эволюции участников восстания, сломленных неудачей восстания и ссылкой.

Принципиально иной характер имеют записки И. Д. Якушкина и неизвестного члена «Общества соединенных славян», опубли­кованные как «Записки Горбачевского». Их авторы сохранили верность идеям и делу декабристов и стремились дать правдивую историю движения. Неизвестный автор из «Общества славян» опирается на свои воспоминания, рассказы других членов «Обще­ства», сопоставляет и проверяет их. Отводя видное место пере­говорам и взаимоотношениям «Общества соединенных славян» и «Южного общества», автор подчеркивает расхождения между ними. Рассказывая о восстании Черниговского полка, он пре­уменьшает в нем роль «Южного общества».

Значение записок Якушкина определяется его стремлением как можно полнее, точнее и объективнее дать историю декабри­стских организаций, выяснить факторы, определившие их созда­ние и деятельность, рассказать о съездах декабристов, спорах о программе и тактике, о том, как ставились и решались важ­нейшие вопросы политической жизни и будущего страны, о след­ствии по делу декабристов и ссылке. Важной особенностью ме­муаров Якушкина является наличие в них яркой и убедительной картины крепостной деревни, помещичьего произвола и безуспеш­ных попытках мемуариста освободить своих крестьян. Мемуары Трубецкого, с одной стороны, и мемуары Якушкина — с другой, являются крайними выражениями двух направлений мемуаров декабристов.

Мемуары революционных демократов. Мемуары революцион­ных демократов являются важнейшими источниками по истории нового этапа русского революционного движения, но дневники А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова отно­сятся к студенческому периоду их жизни и содержат материал лишь об условиях и путях формирования их мировоззрения, о са­мых первых шагах в революционной деятельности.

Дневник Т. Г. Шевченко занимает лишь один год (июль 1857 г.— июль 1858 г.) и не отличается богатством содержания. Нетрудно объяснить, почему возвращающийся из долгой и тяже­лой ссылки Шевченко обходит молчанием почти все острые обще­ственно-политические вопросы того времени, почти не упоминает Деятелей революционного движения, крайне осторожен в своих оценках, записывает новости преимущественно о людях литературы и искусства. Но и при этом истинные взгляды революционе­ра-демократа прорываются в записях о крепостном праве и уже умершем Николае I, часто фигурирующем в дневнике под име­нем «Тормоза». Осторожность покидает Шевченко и тогда, когда речь идет об «апостоле нашем и изгнаннике» и его «Колоколе»

Вершиной не только мемуаристики революционной демократии' но и всей мемуаристики дореформенного периода являются «Бы­лое и думы» А. И. Герцена. Это произведение необычайно много­образно по степени охвата важнейших вопросов. Крепостные по­рядки и быт дворянства, нравы в провинциальных учреждениях, жизнь университета и студенчества, революционные кружки и международная эмиграция в Европе, западники и славянофилы, проникновенные образы Огарева, Полежаева, Грановского, Бе­линского, Чаадаева, Бакунина, Гарибальди, Мадзини, Ворцеля, убийственные портреты и характеристики Николая I, петербург­ских и московских сановников, деятельность Вольной русской ти­пографии в Лондоне, издание «Колокола», восстание 1863 г. и множество других событий, фактов, портретов, споров, мечтаний, надежд и планов доносит до нас эта удивительная книга. Создав неповторимый синтез мемуаров, страстной публицистики и лите­ратурного шедевра, Герцен нередко ради сочных, художественно убедительных картин и образов отступал от хронологической по­следовательности, делал философские, публицистические и лири­ческие отступления.

Особенности «Былого и дум» требуют проверки дат, последо­вательности событий, отдельных фактов материалами и данными других источников. Следует также иметь в виду, что Герцен был вынужден умалчивать о позициях и деятельности ряда лиц, круж­ков, а тем более революционных организаций, так как это могло привести к их аресту, ссылке, к цензурным и иным репрессиям. Но подобное обстоятельство не снижает значения «Былого и дум» как первоклассного источника. Наконец, необходимо учиты­вать, что «Былое и думы» являются органической частью дея­тельности Герцена как революционера-демократа и занимают в ней место рядом с его «Колоколом».