Шкалы социальной стратификации

Для эффективного описания и анализа стратификационных процессов в современных обществах социологи применяют четыре основные шкалы стратификации: - доход; - образование; - власть; - престиж. Эти шкалы имеют количественное измерение, с их помощью можно описать социальное положение как отдельного члена общества, так и целых социальных групп; кроме того, с помощью шкал стратификации можно составить своеобразный срез всего общества, расположив на соответствующих шкалах в процентном выражении весь состав населения, разбитый на группы. Индивиды, занимающие сходные позиции по всем шкалам стратификации, составляют одну страту. Рассмотрим более подробно каждую из предложенных выше шкал.

Доход - это количество денежных поступлений индивида, семьи в расчете на каждого ее члена, на душу населения региона или страны за определенный период времени (месяц, год). Доходом называют сумму средств, полученную в виде заработной платы, пенсий, пособий, гонораров, отчислений от прибыли и т.д. В случае, когда доходы превышают расходы, происходит аккумулирование (накопление) средств и образуется богатство - накопленный доход. В качестве богатства могут выступать не только накопленные ликвидные денежные средства. Любая ликвидная собственность является богатством: дом или другое жилище, автомобиль, ценные бумаги, одежда и т.д.

Образование измеряется числом лет обучения. Например, начальная школа - 4 года, неполная средняя - 9, средняя - 11, вуз - 4-6 и даже 7 (в медицинских ВУЗах), аспирантура - 3-4, докторантура - 3 и, таким образом, современный украинский профессор имеет за плечами более 20 лет образования. Длительное время традиционно обучаются медики. Но кроме формального количества лет обучения не малую, а иногда и решающую, роль играют место обучения и его эффективность (о чем может свидетельствовать, например, аттестат или приложение к диплому). Выпускники схожих специальностей, но обучавшиеся в разных ВУЗах, неформально могут иметь в глазах своего социального окружения разный уровень образования. То же можно сказать и о эффективности образования. В современном обществе образование как один из стратификационных показателей, несомненно, играет ключевую роль. Например, в США сегодня разница в доходах людей, имеющих и не имеющих высшее образование, составляет 2 и более раза.

Власть формально измеряется количеством людей, на которых распространяется принятое индивидом решение. В общем смысле под властью понимается возможность навязывать свою волю другим людям независимо от их желания. Например, решение президента Украины распространяется на всех жителей страны, решение ректора - на студентов и профессорско-преподавательский состав ВУЗа, родителей - на их собственных детей.

Престиж, в отличие от рассмотренных выше трех шкал стратификации престиж - это субъективный показатель, он не поддается такому же четкому, формализованному измерению. Престиж - это уважение социального статуса личности, сложившееся в общественном мнении. Как правило, престижность определенного социального положения определяется интуитивно, приблизительно. Тем более, что в определении престижности положения конкретной личности всегда задействован целый спектр социальных показателей. Но современная социология при помощи специальных методов может измерять и престиж. Например, в США с 1947 г. Национальный центр изучения общественного мнения периодически проводит опросы рядовых американцев с целью определить общественный престиж различных профессий. Усредненные результаты этих опросов в целом позволяют составить довольно объективную картину распределения престижности основных сфер профессиональной деятельности для этой страны.

11.

СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ И РАВЕНСТВО - это древнейшие социальные идеи и идеалы человечества, они проходят сквозь всю его историю. Именно в борьбе за социальную справедливость и равенство находит свое наиболее яркое выражение общественная природа человека. Поскольку в общественной жизни, а соответственно, и в обществоведении проблемы справедливости и равенства неотделимы друг от друга, их часто смешивают, отождествляют, хотя в действительности каждое из этих понятий имеет свой особый смысл, свое содержание. Рассмотрим эту связь и это различие. Социальная справедливость (несправедливость) и социальное равенство (неравенство) – это объективные качества социальных форм связей членов общества, граждан. Сами социальные связи представляют собой совокупность всех отношений людей как общественных существ (т.е. отношений экономических, политических, идеологических, семейных, нравственных и др.), в которые они вступают, творя человеческую историю. Поэтому и социальная справедливость (несправедливость), и социальное равенство (неравенство) могут иметь место в самых различных сферах общественной жизни. По своему качеству в зависимости от того, в каком положении оказываются взаимодействующие стороны, – в равном (например, обе стороны сотрудничают, не эксплуатируя и не угнетая друг друга, обе одинаково причастны к власти и управлению, к общественной идеологии и материальным ценностям и т.д.) или неравном (одна сторона эксплуатируется и угнетается, а другая, наоборот, эксплуатирует и угнетает, одна властвует и управляет, другая лишена власти и является управляемой и т.д.), социальные связи и отношения воплощают отношения социального равенства или неравенства. Вместе с тем по своему качеству, но уже в зависимости от того, в каком отношении рассматриваемые социальные связи находятся к общественному прогрессу: либо способствуют ему (скажем, неравное отношение к средствам производства в условиях замены первичной формации вторичной или в обстановке социальноэкономического тупика, созданного уравниловкой казарменного псевдосоциализма и т.д.), либо тормозят его (например, равное отношение к средствам труда в древней общине при азиатском способе производства, соединение в нем промышленности и сельского хозяйства; эксплуатация на завершающих стадиях антагонистического общества, уравниловка при государственно-общественной собственности на средства производства), эти связи могут воплощать в себе социальную справедливость (или несправедливость). Очевидно, что и социальное равенство (неравенство), и социальная справедливость (несправедливость) – объективные свойства общественных связей, отношений. Тем не менее это разные объективные свойства указанных связей, ибо они отражают разнопорядковые качества общественных отношений: в первом случае выражен характер актуального общественного положения взаимодействующих индивидов, а во втором – отношение этого взаимодействия к истории, к общественному прогрессу, к развитию человечества. Поэтому далеко не всегда и не всякое социальное равенство (скажем, уравниловка при общественной собственности на средства производства) – историческое благо, совпадающее с социальной справедливостью, и, наоборот, отнюдь не всякий раз социальное равенство (скажем, связанное с распределением по труду в обществе с общественной собственностью) – историческое зло, тождественное социальной несправедливости. Как раз потому, что для большинства трудящихся, эксплуатируемых и угнетенных социальная несправедливость, как правило, выступала также и как весьма ощутимое, очевидное социальное неравенство, то требования социального равенства во многих случаях были не только гораздо более актуальными, чем что-либо другое, но и (и часто без должного основания) отождествлялись с требованием социальной справедливости, в результате чего укоренилось ошибочное убеждение о тождестве социального равенства и социальной справедливости. Подобному отождествлению способствовало и то, что на любом историческом этапе проблемы равенства и справедливости были тесно связаны хотя бы потому, что справедливость всякий раз оказывалась определенной мерой равенства и неравенства, т.е. выступала как такое сочетание равенства и неравенства, которое было общественно допустимым и достаточным для осуществления общественного прогресса на соответствующем этапе человеческой истории. В этом случае необходимая степень равенства как раз и была выражением справедливости. И все же их отождествление неверно. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к истории, она знает немало примеров, когда выдвигавшиеся требования социального равенства, уравнения имущественного и всего общественного положения индивидов, считавшиеся социально справедливыми, не могли быть реализованы как раз в силу того, что история еще не создала объективных предпосылок для осуществления подобного равенства как выражения справедливости, ибо сохранение классовых различий и неравенства все еще оставалось условием общественного прогресса, оставалось социально справедливым. Вся история человеческого общества, рассматриваемая под углом зрения реализации социальной справедливости и равенства, представляет собой постепенное формирование объективных и субъективных условий и предпосылок, делающих невозможным все расширяющееся осуществление социальной справедливости и равенства. Нет ничего удивительного в том, что в рамках разных исторических формаций и социальная справедливость, и социальное равенство не только реализовывались, но и трактовались по-разному: от первобытнообщинного равенства и воздающей (“око за око”, “зуб за зуб”) социальной справедливости до их высших форм в индустриальном и постиндустриальном обществе. Общий вывод здесь таков. До тех пор, пока общественный прогресс, имея антагонистический характер, протекает в рамках естественной необходимости, в рамках еще не полного удовлетворения естественных потребностей общественных индивидов, проблемы справедливости стоят и решаются как проблемы социальной справедливости, связанные с общественным положением индивидов, они не могут еще касаться общественного признания и учета естественного неравенства индивидов. Ведь на первых фазах общественного производства общество “молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а, следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями” (К. Маркс). Только когда общественный прогресс вырывается из рамок естественной необходимости и по мере продвижения к высшим фазам общественного производства развертывается уже в рамках “царства свободы”, он начинает протекать в границах исторической необходимости. Тогда проблемы справедливости основываются уже на учете и естественного неравенства индивидов, нацелены на то, чтобы устранять общественные последствия неравной индивидуальной одаренности, добиться положения, когда свободное развитие каждого становится условием свободного развития всех, когда возникает социально справедливое общество, “неравенство которого есть не что иное, как разноцветное преломление равенства” (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.1, с.125). Социальная справедливость и равенство. Справедливость, о которой говорится в Декларации прав человека и гражданина, автоматически не равнозначна социальной справедливости. Некоторые идеи, развивавшиеся социальным католицизмом и марксизмом в рамках соответствующих теорий, разоблачавших нищету трудящихся в XIX в., были в определенном смысле, правда временно, признаны господствующей идеологией “позднего капитализма” после Второй мировой войны. Кейнс с блеском охарактеризовал эту революцию идей, порожденную страхом перед общей революцией: под страхом исчезновения капитализм должен социализироваться. Но лишь война и особенно “холодная война” привели к тому, что идеи государства всеобщего благоденствия начали проскальзывать в правительственной экономической политике. Доклад Бевериджа, представленный британскому правительству в 1942 г., ставил в один ряд с другими правами (которые правительство должно было обеспечить) право на социальное обеспечение, гарантированный минимальный доход и занятость. Автор кардинально изменил привычную формулу либеральной мысли: “Полная занятость обеспечивает процветание, а не наоборот”. Отныне темы, ранее интересовавшие рабочий реформизм, нашли новых сторонников на сей раз на государственном уровне. По мнению Джона Роулза (1958), справедливость подразумевает существование подлежащего перераспределению “неуравненного излишка”. Однако в конце 60-х гг. социальные условия роста резко изменились: тейлоризм и фордизм достигли своего предела. Снижение производительности труда сначала повлекло за собой инфляцию, а потом кризис. Кризис узаконения (Ю. Хабермас)? Кризис “монополистического способа регулирования”, который включил социальные преимущества в сами механизмы роста, частично освободившись от влияния колебаний рынка (“школа регулирования”)? Многие критики капитализма, указывая на противоречия, характерные для послевоенного роста, видели в развитии государственного сектора своего рода “костыли” системы. Механизмы государства-провидения узаконивали и сковывали основные виды социального неравенства (см., например, Джеймс ОКоннор, Ле Пор, Мандель, Бурдье и Пассерон; в качестве противника такой точки зрения упомянем Будона). Новая длительная депрессия капиталистической экономики привела к пересмотру идей и даже истории: левые силы Запада, в особенности Старого Света с его сильными рабочими традициями, выступили против ликвидации государственного сектора и коллективных соглашений, разоблачая “двухскоростное” либеральное общество (одна скорость – для богатых и тех, кто имеет работу и надлежащую квалификацию, другая – для всех остальных). Парадокс заключается в том, что в это же время реформистские речи, восхваляющие достоинства рынка, индивидуальный подход к заработной плате на основе конкуренции и передачи в частный сектор сферы услуг, раздались и на Востоке. Одновременность кризиса государства всеобщего благоденствия и системы государственного планирования дала либеральной мысли преимущество (особенно в первой половине 80-х гг.), так как казалось, что она способна дать рецепт борьбы с одним и тем же злом: только “невидимая рука” рынка может победить бюрократизм. И именно ради рынка социальные преимущества роста были объявлены неэффективными. Традиционная либеральная проблематика дополнилась критикой государственного управления и стоящих за ним бюрократов. Североамериканские теории “прав собственности” и “общественного выбора” (А.Бьюкенен, Р.Теллисон, вслед за ними Лепаж) разоблачили “политические сделки” под предлогом псевдоглавенства интересов государства и доказывали правильность политики реприватизации. В этих условиях появились различные точки зрения, авторы которых стремились примирить самоуправленческие настроения с либеральной критикой товарной политики государства-провидения. Коллективные ценности уступили место психологии “победителя”, идеализации “малых работ” и индивидуальных или семейных решений. Правда, политики либерального рынка не могут объяснить отсутствие механизмов выхода из кризиса, усиление неравенства, наличие только в странах ОЭСР в 1988 г. каких-то 30 млн. безработных (несмотря на восстановление прибылей). Отныне вопрос встает в новых исторических условиях, для которых характерен кризис всех “моделей”.

13.

. Западные социальные теории социальной стратификации. Социальное развитие науки и техники и связанное с ним перераспределение собственности актуализировало проблемы социальной стратификации и социального неравенства, стимулировало возникновение различных научных теорий, объясняющих эти процессы. Итак, рассмотрим наиболее значимые западные теории социальной стратификации. Классовая теория К. Маркса. Классовая теория К. Маркса надолго затмившая все остальные благодаря масштабу, своеобразному сочетанию научности, философского монизма и революционного пафоса, рассматривала социальную стратификацию как продукт естественно-исторического развития общества, необходимый и неизбежный этап такого развития , который должен с неизбежностью миновать, дав рождение новому типу общества, лишенному стратификации. Монизм Маркса проявился, в частности, в том, что он видел, анализировал и считал основным только одно измерение стратификации – деление общества на антагонистически относящиеся друг к другу классы. Конфликтологические теории. Теория Маркса стала источником ряда конфликтологических теорий социального неравенства, согласно которым стратификация представляет собой результат неизбежного динамического процесса борьбы классов и групп. Сюда можно отнести теорию Р. Дарендорфа, который утверждал, что всякая социальная система нуждается в определенных типах деятельности и соответственно создает систему предложений, распределяющихся как бы «стихийным рынком». В результате действия рыночного механизма регуляции спроса и предложения складывается экономическое и статусное неравенство, лежащее в основе непрекращающегося конфликта групп и классов и борьбы за распределение власти и статусов. Функционалистские теории. Функционалистские теории социальной стратификации подчеркивают позитивный, функциональный характер неравенства и стараются обосновать его функциональную необходимость. Авторы одной из таких теорий К. Дейвис и У. Мур утверждают, что расслоение общества является прямым следствием разделения труда: неравные социальные функции разных групп людей объективно требуют неравного вознаграждения. В противном случае у индивидов не было бы стимула повышать свою квалификацию, заниматься сложными и трудоемкими, опасными и неинтересными видами деятельности. С помощью неравенства в доходах и престиже общество побуждает индивидов к занятиям нужными, но трудными или неприятными профессиями, поощряет более образованных и талантливых людей и т.д. Таким образом, согласно этой теории, социальная стратификация необходима и неизбежно присутствует в любом обществе, не являясь его недостатком. Другая функционалистская версия природы социального неравенства, выдвинутая Т. Парсонсом, объясняет неравенство существующей в каждом обществе собственной иерархизированной системой ценностей. Например, в американском обществе, где главной социальной ценностью является успех в бизнесе и карьере, более высоким статусом и доходами обладают ученые технологических специальностей, директора заводов и т.д.; в Европе, где господствующей ценностью остается «сохранение культурных образцов», общество наделяет особым престижем интеллектуалов-гуманитариев, священнослужителей, университетских профессоров. Недостаток теории Парсонса состоит в том, что она не дает четкого ответа на вопрос, почему системы ценностей в разных обществах так отличаются друг от друга. Теория П. Сорокина. В 1927 году вышла книга П. Сорокина «Социальная мобильность» , которая и поныне считается классическим трудом по проблемам стратификации. Эта работа стимулировала последующие многочисленные разработки проблем социальной стратификации. В своей теории П. Сорокин указывает на наличие такого явления, как социальное пространство, внутри которого перемещаются индивиды. Чтобы установить социальное положение индивида в социальном пространстве, необходимо указать, во-первых, отношение индивида к конкретным группам; во-вторых, отношение этих групп друг к другу внутри популяции и, в-третьих, отношение данной популяции к другим популяциям, входящим в человечество. Отсюда П. Сорокин определяет «социальное пространство» как народонаселение Земли; «социальное положение» - как целостность его связей со всеми группами населения. П. Сорокин выделяет два параметра социальной вселенной: вертикальный и горизонтальный. Перемещение индивида по социальной лестнице вверх считается социальным восхождением, а перемещение вниз – спуском. В концепции социальной стратификации выделяется три вида дифференциации населения: экономическая, политическая, профессиональная. Именно к этим трем видам социальной стратификации может быть сведено все многообразие ее проявлений. В социальном мире эти виды дифференциации, как правило, тесно переплетены. Сегодня ясно, что социология не в состоянии выработать единой теории стратификации и, возможно, поиск такой теории обречен на провал. Существование систем стратификации не может быть исчерпывающе объяснено ни функциональной необходимостью различных социальных позиций, ни иерархий социальных ценностей, ни структурой производственных отношений. Заключение Социальная стратификация выражает социальную неоднородность общества, существующее в нем неравенство, неодинаковость социального положения людей и их групп. Под социальной стратификацией понимается процесс и результат дифференциации общества на различные социальные группы (слои, страты), отличающиеся по своему общественному статусу. Критерии подразделения общества на страты могут быть самыми разнообразными, притом как объективными, так и субъективными. Но чаще всего сегодня выделяются профессия, доход, собственность, участие во власти, образование, престиж, самооценка личностью своей социальной позиции. По мнению исследователей, средний класс современного индустриального общества определяет стабильность социальной системы и в то же время обеспечивает ей динамизм, поскольку средний класс - это прежде всего высокопродуктивный и высококвалифицированный, инициативный и предприимчивый работник. Россию относят к смешанному типу стратификации. У нас средний класс находится на стадии становления, и этот процесс имеет ключевое и широкое значение для формирования новой социальной структуры.

Основоположником теории стратификации является Макс Вебер. В отличие от К. Маркса он считал, что общественное положение не всегда сводится лишь к владению собственностью. Могут быть люди, например, обедневшие аристократы, генералы, которые, не имея большой собственности, обладают большим политическим весом. Или, например, крупные промышленники в Германии, обладая громадным состоянием, не имели достойного социального статуса только потому, что не были немцами по национальности. М. Вебер считал, что марксова схема излишне упрощена, поэтому стоит определять стратификацию по трем параметрам: собственность, престиж, власть, именно они создают статус любого человека или "социальной" группы. По ним можно выделить три группы: низшую, среднюю и высшую. Социальная структура как бы растягивается, особенно по материальному богатству. Основной показатель стратификации общества по материальному положению: уровень материального положения 10-ти процентов населения, находящихся на верху социальной лестницы и внизу. Их соотношение может точно показывать степень конфликтности, антагонизированности конкретного общества. Между этими двумя социальными группами должен находиться средний класс: мелкие и средние предприниматели, квалифицированные рабочие, интеллигенция, государственные чиновники, банковские служащие. Чем многочисленней средний класс, чем лучше его социальное самочувствие, тем стабильней развивается общество, тем в большей мере оно застраховано от социальных конфликтов.      М. Вебер не придавал особого значения владению собственностью. Человек или социальная группа, не располагая значительной собственностью, могут иметь большой престиж и власть. Например, менеджер высокого класса на предприятии.      Престиж тоже в решающей мере определяет положение человека в социальной структуре. К примеру, престиж спортсмена, актера, модели можно обменивать на экономическую выгоду. Политическая власть также относительно независима от собственности.      В реальном обществе возможны различные варианты. Человек может быть богатым, но не иметь необходимого статуса, образования, политического влияния. Такое положение в западной социологии обозначают термином "статус несовместимости". Люди испытывающие статус несовместимости, чувствуют разочарование, неудовлетворенность, склонны к экстремизму. Если у человека имеется более высокий ранг в одном статусе и относительно низкий в другом, то он старается подчеркивать свой высокий статус, а когда его оценивают окружающие люди, то они видят в первую очередь его низкий статус. Вот где основа для возможных конфликтов.      Например, профессора университетов стремятся, чтобы их оценивали с точки зрения их образованности, научных достижений. Но многие люди вне университетов игнорируют их претензии и оценивают их статус как весьма низкий, так как им не хватает политического влияния, власти и материального богатства. Выражение "вульгарный богач" подчеркивает статус несовместимости многих богатых людей.      Основополагающим принципом современных стратификационных концепций является функционализм Т. Парсонса, Л. Уорнера, Б. Барбера и других представителей этого направления. Они воспринимали социальное неравенство "как функционально необходимое для сохранения общества, части которого рассматривались как объединенные и взаимозависимые в системе, находящиеся в равновесии".      Т. Парсонс исходил из того, что сущностью стратификации в любом обществе является относительная моральная оценка, система ценностей, в терминах которой могут быть оценены различные социальные единицы.      В концепциях К. Дэвиса и Г. Мура утверждалось, что теория социальной стратификации объединяет функциональную необходимость и универсальное наличие стратификации в каждом обществе. Стратификация для них - это неравномерное распределение материальных благ и общественного престижа, которое определяется функциональной значимостью позиции.