26. Литература третьей волны эмиграции (общая характеристика).

3-яя волна эмиграции. – Василий Аксенов, Георгий Владимов, Владимир Войнович, Довлатов, Виктор Некрасов, Иосиф Бродский, Лимонов, Солженицын и другие (Все, кроме Лимонова уже умерли). Некоторые вернулись в Россию. Во второй половине 80-х в творчестве крупных писателей выделились проблемно-тематические пласты художественной и мемуарной литературы об историческом прошлом (Сталинские репрессии, раскулачивание, лагерная тема и т.д). Параллельно с возвращенной литературой, возникает и задержанная. Тексты 60-80 гг. – «Факультет ненужных вещей» Домбровский, Колымские рассказы, «ночевала тучка золотая» приставкина, Рыбакова «дети Арбата». В это время происходит четкая поляризация литературных изданий в соответствии с их политическими позициями. Либеральных позиций придерживались журналы «огонек», «знамя», «Новый мир», «октябрь» и др. Национальных – «наш современник», «молодая гвардия», «москва» и т.д. Все эти журналы вели своеобразную журнальную борьбу. В литературных дискуссиях 90-х на первый план начинают выходить не политические проблемы, а сугубо литературные. 80-е – несколько журналов (Урал, Родник) выпустили специальные номера целиком и полностью посвященные андеграунду. В какой-то степени они были первопроходцами. В это время в литературу входят такие имена как Ерофеев, Соколов, Рубинштейн, Пригов, Зинник, Некрасов. 1989 – альманах посмодернистической литературы «Зеркала». Специфическим явлением литературной жизни 90-х стал феномен литературных премий. Например премия такая была – «Антибукер». Литература окончательно переходит к плюралистическому типу развития: на равных правах выступают художественные системы – реализм, модернизм и постмодернизм. В каждой из них развиваются свои стилевые течения неизменно разноображивая литературный процесс. «Незамеченная литература» - ее не заметили ввиду огромного пласта литературы, которая ее затмила. Например книга павла Санаева «похороните меня за плинтусом», опубликована только в 2008 году. Сразу став бестселлером.

27. Автобиографическое начало в прозе Сергея Довлатова.

Циклы его рассказов: “Зона”, “Компромисс”, “Заповедник”, “Чемодан”, “Ремесло”, “Наши” основаны на фактах судьбы их главного героя - двойника автора. Петр Вайль и Александр Генис, хорошо знавшие Довлатова, считают, что вся проза этого писателя представляет собой его автопортрет. В основе всех произведений Довлатова – факты и события из биографии писателя. Зона – записки лагерного надзирателя, которым Довлатов служил в армии. Компромисс – история эстонского периода жизни Довлатова, его впечатления от работы журналистом. Заповедник – претворенный в горькое и ироничное повествование опыт работы экскурсоводом в Пушкинских Горах. Наши – семейный эпос Довлатовых. Чемодан – книга о вывезенном за границу житейском скарбе, воспоминания о ленинградской юности. Ремесло – заметки «литературного неудачника». Однако книги Довлатова не документальны, созданный в них жанр писатель называл «псевдодокументалистикой». Цель Довлатова не документальность, а «ощущение реальности», узнаваемости описанных ситуаций в творчески созданном выразительном «документе». В своих новеллах Довлатов точно передает стиль жизни и мироощущение поколения 60-х годов, атмосферу богемных собраний на ленинградских и московских кухнях, абсурд советской действительности, мытарства русских эмигрантов в Америке. Повесть «Зона» относят к той области литературного творчества, которую принято именовать лагерной прозой. “Солженицын описывает политические лагеря. Я — уголовные. Солженицын был заключённым. Я — надзирателем. По Солженицыну лагерь — ад. Я же думаю, что ад — это мы сами...” — размышляет писатель». Писатель не делит мир на плохих и хороших, представляя различных реальных людей и разного человека в тех или иных обстоятельствах, зачастую жёстких. Сам Довлатов обозначает в подзаголовке жанр своего произведения как записки надзирателя. По-видимому, это неслучайно и символично: автор таким указанием предупреждает читателя и критика, что не претендует на масштабность, глубокомыслие всего того, что он описывает, а также на истинность собственных выводов. Довлатов сознательно отказывается и от строго хронологического принципа построения текста повести. Но при этом чётко выдерживается временная последовательность публикуемых в параллель писем. Цикл рассказов “Зона” сопровождается авторским комментарием - “Письмом издателю”, где обозначен момент начала его “злополучного писательства”. Попав в лагерную охрану, благополучный молодой человек из интеллигентной семьи был потрясен открывшейся ему правдой В первой книге – сборнике рассказов Зона – Довлатов разворачивал впечатляющую картину мира, охваченного жестокостью, абсурдом и насилием. «Мир, в который я попал, был ужасен. В этом мире дрались заточенными рашпилями, ели собак, покрывали лица татуировкой и насиловали коз. В этом мире убивали за пачку чая». Зона – записки тюремного надзирателя Алиханова, но, говоря о лагере, Довлатов порывает с лагерной темой, изображая «не зону и зеков, а жизнь и людей». Зона – модель мира, государства, человеческих отношений. В замкнутом пространстве усть-вымского лагпункта сгущаются, концентрируются обычные для человека и жизни в целом парадоксы и противоречия. В художественном мире Довлатова надзиратель – такая же жертва обстоятельств, как и заключенный. В противовес идейным моделям «каторжник-страдалец, охранник-злодей», «полицейский-герой, преступник-исчадие ада» Довлатов вычерчивал единую, уравнивающую шкалу: «По обе стороны запретки расстилался единый и бездушный мир. Мы говорили на одном приблатненном языке. Распевали одинаковые сентиментальные песни. Претерпевали одни и те же лишения… Мы были очень похожи и даже – взаимозаменяемы. Почти любой заключенный годился на роль охранника. Почти любой надзиратель заслуживал тюрьмы».