Три версии протестантизма

На одном полюсе находилось эсхатологическое протестантство, опирающееся на крестьянский элемент и городскую бедноту с коммунистическими идеалами общежития и тотального восстания против существующей религиозно-политической системы. Это крайнее направление было разгромлено и сохранилось в виде деградировавших маргинальных протестантских сект – таких, как "шэйкеры", "амиши", "квакеры" и т.д.

На противоположном полюсе оказались швейцарские протестанты – последователи Кальвина и Цвингли, распространившие свое влияние на северо-западе Европы, преимущественно в Голландии и Англии.

Можно совокупно назвать эти направления "кальвинизмом". В данном случае преобладала противоположная эсхатологическим коммунистам модель. В центре этого течения стояло третье сословие, рационализм, идея трезвости, автономной морали, индивидуального решения. Главный акцент падал не на "Новый Завет" (как у большинства средневековых гностических сект и их продолжателей в эпоху Реформации), но на "Ветхий Завет". Идеалом выступало древнееврейское общество. Ультракреационизм был основой богословской догматики, а философия номинализма – основной методологической базой. Именно на этом направлении был сконцентрирован основной потенциал десакрализации. В данном случае против католической модели священного впервые выдвигалась концепция не "альтернативного священного", но "несвященного", "профанного".

Кальвинизм противостоял католичеству только с одной стороны: он отвергал в нем все то, что имело отношении к сакральности и традиции, к онтологическим измерениям. Поэтому кальвинистская модель отстоит от православия еще дальше, нежели католицизм.

Третье направление в протестантизме – лютеранство. Эта линия возобладала на севере и востоке Германии, особенно в Пруссии, а также в Скандинавских странах и (позже, в странах Балтии). Лютеранство занимало промежуточное положение между кальвинистским профанизмом и эсхатологическим радикализмом. Догматически акцент здесь падал более на "Новый Завет", и неприятие католического мира опиралось на гибеллинские и этнически-германские элементы, сильно притесненные веками преобладания в Европе французского и, шире, романско-католического влияния.

От анабаптизма к коммунизму

Трем выделенным религиозным направлениям в Реформации соответствуют три политические модели – каждая из которых окажет существенное влияние на политические идеологии пост-христианской эпохи (Новое время).

Эсхатологический настрой анабаптистов выдвигает утопическую политическую программу тотальной социально-коммунистической революции. Ложной сакральности европейского католицизма, опирающегося на власть феодалов, противопоставляется истинная сакральность самих крайних протестантов, выдвигающих новые социально-политические принципы – полного социального и имущественного равенства, отмены сословных привилегий, всеобщего возврата к "райским" условиям существования. Так как данная программа представлялась совершенно нереализуемой в нормальных условиях, то проповедники анабаптизма объявляли, что началась радикально новая эпоха – эпоха "Святаго Духа", в которой отменены предшествующие ограничения, запреты и обязательства. Такие условия требовали чуда и наступления особого исторического момента, примыкающего непосредственно к концу времен. При этом предполагалось, что изменение качества мира, человечества и общества произойдет не само собой, но через высшее напряжение борьбы и восстание, через радикальный героизм избранных, поднявшихся на последнюю битву с "антихристом" -- воплощенным в старом европейском порядке и его религиозно-политической иерархии.

Этот протестантский коммунизм, подавленный в свое время, заново всплыл в измененном виде в XVIII -XIX веках в форме социалистических и коммунистических идей. Не случайно Маркс и Энгельс видели в анабаптистах своих прямых предшественников, а в русской революции принимали активное участие сектанты сходного типа.

Из крайнего эсхатологического протестантизма развился впоследствии политический проект европейского социализма и коммунизма. Любопытно, что коммунистический максимализм анабаптизма в чем-то соответствует крайне брахманической перспективе: низшие социальные слои в эсхатологической оптике выражают здесь идеалы радикального жречества; и именно в этом смысле трактуются слова "Евангелия" о том, что "последние станут первыми".