3. Отход от античной традиции в риторике и аргументации

Античная традиция в риторике, сформировавшаяся, как мы видели, под влиянием трудов Платона и Аристотеля, характеризуется органическим сочетанием логико–философских, эмоционально–психологических и нравственных принципов убеждения. Однако в позднейший период постепенно происходит отход от этой традиции, который выразился в переключении интереса от исследования общетеоретических проблем к вопросам разработки стиля речей, поискам особых риторических фигур, приемам произнесения речей, использования различных средств для их украшения и т.п.

С другой стороны, в Средние века на место убеждения все сильнее выдвигается вера. Так, например, Августин Блаженный в своей книге о христианстве, хотя и допускает возможность заимствования некоторых принципов языческой риторики Цицерона, но настаивает на том, что убедительность речей христианского проповедника в большей степени зависит от его нравственной чистоты и веры, чем от красноречия. Поэтому он усиленно рекомендует ораторам применять простой стиль, который должен основываться “на твердом авторитете и естественном красноречии Священного Писания”.

Такая ориентация не могла не привести к тому, что риторика в Средние века превратилась во второстепенную, вспомогательную дисциплину. Зато больше повезло логике, но она никак не была связана с риторикой, а носила скорее философский характер. Другими словами, риторика превратилась в стилистику, которая изучает особые фигуры речи. Если раньше риторика опиралась на логические, эмоционально–психологические и нравственные принципы убеждения, то теперь она становится скорее средством оформления и выражения речи. В связи с этим небезынтересно сравнить, какие из пяти канонических элементов речи стала изучать новая риторика. В античной традиции пятью основными элементами канонической речи считались, во–первых, аргументы, или доводы, составляющие основной материал рассуждения; во–вторых, построение речи или порядок рассуждения; в–третьих, стиль речи, включающий выбор терминов и фраз; в–четвертых, запоминание содержания речи для устного ее произнесения; в–пятых, искусство произнесения речи перед слушателями. Первые два элемента речи, определяющие ее убедительность и обоснованность в большей степени, чем все другие, начисто были исключены как объекты анализа в новой риторике. Все ее внимание оказалось сосредоточенным на третьем элементе: выборе фраз и слов для выражения идей и чувств, так как со временем риторика отошла от анализа публичной, устной речи и превратилась в стилистику письменных текстов, став, по сути дела, разделом филологической науки. Так она воспринимается многими до сих пор, а нередко еще хуже, а именно как бессодержательная фразеология, как чисто словесное украшение речи, не несущей какой–либо смысловой нагрузки.

Разрыву с античной традицией во многом способствовал французский философ и логик Пьер Раме (по латинской транскрипции Петр Рамус), который в XVI веке предпринял реформу логики. Для Раме главной целью в познании было открытие нового. Поэтому и к логике он подходил не столько с позиций демонстрации готовых, заранее найденных результатов, сколько открытия до сих пор неизвестных результатов.

Отход от античной традиции в риторике привел к явному размежеванию логики и риторики. Некоторые моменты расхождения между ними можно было заметить уже в позднюю античную эпоху, в частности в римской риторике. С одной стороны, римские ораторы–практики, составлявшие речи для других и выступавшие с ними в суде, мало интересовались логико–философскими вопросами риторики и больше опирались на здравый смысл и знание тонкостей юриспруденции. С другой стороны, философы невысоко ставили искусство ораторов своих современников. Стоики, например, сравнивали риторику с парикмахерским искусством, призванным не столько убеждать, сколько украшать речь и тем самым добиться внешнего впечатления на слушателя. В свою очередь, ораторы не оставались в долгу и обвиняли философов в том, что их принципы трудно реализовать в публичной речи, где наибольший эффект при прочих равных условиях достигается за счет эмоциональности и красоты речи. А эти особенности речи не привлекали внимания философов, которые ориентировались не на толпу, а тонких и внимательных слушателей. И все же, несмотря на эти взаимные упреки философов и ораторов, искусство риторики пользовалось в античном мире огромным почетом и поэтому овладение им считалось обязанностью всякого политического деятеля, судьи, адвоката и воспитателя юношества.

В эпоху Возрождения гуманисты критически отнеслись к совету Цицерона о соединении философии с красноречием, справедливо полагая, что полученная в наследство от Средних веков схоластическая философия, не может помочь в реформировании риторики. Поэтому постепенно разрыв между ними увеличивался: риторика из искусства убеждения

превращалась в техническую, специальную дисциплину о стиле письменной речи, а философия и логика стали ориентироваться на исследование процессов открытия. На протяжении XVIII и XIX веков риторика и философия развиваются совершенно обособленно, хотя, например, в Англии античная традиция о плодотворности их взаимодействия поддерживалась дольше всех. Тем не менее, еще в XVII веке на континенте и в самой Англии философия все больше ориентировалась на науку, а многие выдающиеся ученые стремились создать особую логику открытия. Говоря современным языком, их усилия были направлены, по сути дела, на разработку проблем аргументации, поиски и систематизацию тех фактов и эмпирических данных, с помощью которых можно было бы обосновывать новые гипотезы и предположения. Сейчас нам ясно, что создать логику открытия новых научных истин в принципе невозможно, поскольку процесс открытия не поддается алгоритмизации. Но с помощью убедительных аргументов мы можем обосновывать свои гипотезы, отсеивать ложные и выдвигать наиболее правдоподобные. О новом подходе к риторике писал в своей ранней работе 1605 г. “Прогресс познания” Фрэнсис Бэкон. В ней он высказывал идею о том, чтобы риторика была не только искусством рассуждений, адресованных к общей публике, но также к научному сообществу, стала методом убеждения и в научном познании. Такая же тенденция о связи аргументации с опытом ясно прослеживается у Рене Декарта, а также его последователей из Пор–Рояля. “Рассуждение о методе” Декарта считается одной из основополагающих работ в области методологии научного познания. Идеи Декарта оказали значительное влияние на авторов “Логики Пор–Рояля”, которые, хотя и признавали заслуги Аристотеля, но в целом склонялись к методологической системе Декарта с ее установкой на открытие новых знаний, а не на их обоснование после того, как они каким–то непонятным образом будут открыты. Открытие и обоснование должны идти рука об руку, и новая логика должна способствовать не только обоснованию и проверке знаний, как было раньше, но их открытию, взаимодействуя здесь с другими методами и формами познания.

В английской философии эмпирический взгляд на аргументацию настойчиво защищал Джон Локк, книга которого “Очерк о человеческом понимании” была одной из самых популярных и читаемых книг. Локк подчеркивал, что у людей нет врожденных идей, а все, что они узнают, проходит через их внутренний и внешний опыт. Поэтому апелляция к этому опыту должна убеждать их сильнее, чем ссылка на отвлеченные и схоластические рассуждения.

Таким образом, отход от античной традиции в риторике, начало которого связано с именем Пьера Раме, во времена Декарта, Бэкона, авторов “Логики Пор–Рояля” значительно усилился, хотя все они сознательно не пытались ни реформировать риторику, ни разрабатывать особую теорию аргументации. Но своими исследованиями в области методологии и логики науки они во многом способствовали становлению и возникновению специфического учения об аргументации.

Новый всплеск интереса к риторике возник уже в нашем веке и был вызван, с одной стороны, разработкой различных концепций аргументации, а с другой — появлением новых идей в общей теории языкознания и возникновением структурной лингвистики. Мы не будем касаться последнего вопроса, а обратимся непосредственно к краткому обзору формирования новых концепций аргументации.