Историческая антропология

Но самым богатым источником идей для историков стала в посследние годы не литературоведческая теория, а культурная антропология. На первый взгляд может показаться непонятным, какое отношение к истории имеет изучение крошечных экзотических общин сущствующих в современном мире, но историки по ряду причин стали внимательно следить за достижениями антропологии. Эти причины особенно важны, если речь идет об исследователях, занимающихся тем или иным аспектом истории стран Третьего мира, однако они касаются и историков с более традиционной специализацией. Антропологические исследования дают некоторое представление о разнообразии менталитета людей, чья жизнь подвержена сильному влиянию климата и болезней, у которых отсутствует «научный» контроль за окружающей средой, которые привязаны к месту обитания — все эти условия были характерны и европейского средневековья и отчасти нового времени. Некоторые давно утраченные нашим обществом черты, такие, как кровная месть или обвинения в колдовстве, сохранились кое-где и поныне; непосредственное наблюдение за их современным вариантом позволяет лучше понять похожие черты нашего собственного прошлого, сведения о которых скудны или отрывочны. Главным толчком к использованию антропологии в истории стали труды французского этнографа и середины XX века Клода Леви-Стросса обосновавшего структурную антропологию как особую научную дисциплину. К.Леви-Стросс рассматривал первобытное мышление как проявление коллективного бессознательного — наиболее удобного объекта для выявления структур ума, единых для древнего и современного человека. В нем выделяются операции, осуществляющиеся с помощью бинарных оппозиций.

Поскольку описание ритуалов дает весьма ценные сведения об обществах прошлого, не обладавших грамотностью, неудивительно, что историки с готовностью воспользовались достижениями культурной антропологии. В исторической антропологии возникает интересная «стыковка» с теорией литературоведения: подобно тексту, открытому для множества прочтений, ритуал или символ обладает целым рядом смыслов».

Используя технику «глубокого описания» американскийй историк Роберт Дарнтон проанализировал тривиальный эпизод убийства кошек подмастерьями-печатниками в Париже в 1730-х гг. (книга "Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры" ) Поместив воспоминания одного печатника в контекст разнообразных культурных свидетельств того времени, Дарнтон показывает, как в убийстве кошек косвенно проявились элементы охоты на ведьм, мятежа рабочих и изнасилования — и именно поэтому оно представлялось подмастерьям столь забавным способом «выпустить пар». «Понять юмор такой не смешной ситуации, как ритуальное избиение кошек — первый шаг к тому, чтобы «влезть» в данную культуру». В анализе Дарнтоном эпизода с кошками проявилась вся увлекательность подобного подхода, так и связанные с ним опасности. Если антрополог в роли участника-наблюдателя способен изучить ритуал и привлечь дополнительные данные из контекста, то историк должен осознавать ограниченность используемых источников.

Дарнтон рассматривает убийство кошек как восстание рабочих, предвосхитившее Французскую революцию. Но эта история может с таким же успехом послужить анализу подростковой культуры или исследованию принятого в обществе отношения к животным; единственный источник слишком легко «перегрузить символами».

Появились новые различия в расстановке акцентов исследования одного и того же исторического явления. Историк, анализирующий отношения в промышленности как ритуал, связанный правилами игры, сильно отличается от исследователя классовых противоречий в той же промышленности