Образ царя-освободителя и судьба русской императорской власти

\nЛичность Государя Александра Николаевича, его служение и его смерть явились глубокомысленными знамениями исторических судеб русской императорской власти, которая, выполняя заветы Петра Великого, погибла в итоге политической и социально-экономической европеизации России. \n \nОсмысливая характер правления отечественных императоров, можно прийти к выводу о том, что наследники престола, с начала XIX века поставленные в особые, нравственно благоприятные условия, вне грубости жизни, воспитываемые в строго православном, просвещенном и гуманном духе лучшими педагогами своего времени, были исключительно благородными людьми, стремившимися действовать честно, открыто, человеколюбиво. Подчас они не подозревали о той степени лицемерия, низости помыслов, своекорыстности и жажды власти, которой отличались их окружающие люди, воспитавшиеся в гуще жизненной борьбы и пробившиеся наверх собственными силами. Поэтому, вопреки распространенным либеральным представлениям о русской монархии как о суровой целенаправленной деспотии, на протяжении значительной части XIX столетия и в первых десятилетиях ХХ века российская верховная власть отличалась скорее аморфностью и запутанностью политического самосознания, излишней доверчивостью и уступчивостью по отношению к образованному обществу, мягкостью и компромиссностью проводимой политики. Эта уступчивость при неопределенности и непоследовательности социальной стратегии обрекала монархию тащиться в хвосте стихийного развития общества. Бюрократическая отрезанность монарха от простого народа, возникшая в петербургский период, и гуманность утонченно воспитанных царей, органически не способных действовать из царствования в царствование достаточно консервативно, жестко последовательно, тем более радикально, ставили власть в зависимость от состояния ничтожно малой, привилегированной части российского народонаселения. Причем эта часть, к началу ХХ в. образуемая нравственно полуразложившимся дворянством, буржуазией и либеральной профессорской интеллигенцией, все более тяготилась православным самодержавием, ограничивающим ее амбиции. Она была готова пойти при первом удобном случае на самые безнравственные действия, заговор, обман и измену, чтобы присвоить верховную власть и получить страну в свое распоряжение. \n \nЭкономически Россия бурно развивалась, и в головах оппозиционеров-республиканцев складывалось впечатление, что страна пойдет вперед еще быстрее, если избавится от царя, от засилья высшего чиновничества и всех учреждений, связанных с монархией. Но на самом деле Россия находилась в сложнейшем социальном состоянии, удерживаемая в мирной форме только остатками векового авторитета верховной власти, традиционной дисциплинированностью правительственного аппарата и царской волею. Царская власть, опиравшаяся на огромный государственный опыт, стоявшая над противоречивыми интересами отдельных классов и общественных групп, была единственным влиятельным арбитром между ними и, соответственно, главнейшей скрепой России. Скрепой вовсе не отжившей, не устаревшей, ибо огромная империя и в конце XIX – начале XX в. не только сохраняла старую общественно-культурную многоукладность, но, как мы отметили ранее, переживала смешение глубоко различных укладов. \n \nИстинная сложность состояния государства определялась даже не просто хитросплетением политических и социально-экономических проблем, а более фундаментальными культурно-историческими противоречиями, то есть конфликтами в народной душе, в представлениях о смысле национальной жизни. Дворянско-крепостнический строй ушел в прошлое, земельная аристократия теряла социальное влияние и раздражала другие классы, ибо дворянско-сословный характер государственного строя сохранялся как дань былым временам. Со стихийным напором развивался буржуазный уклад, на почве которого появился энергичный, богатый, властный и не особенно отягощенный моральными соображениями тип хозяйственно-промышленного деятеля. Но этот тип и породивший его капитализм были глубоко сомнительны с православной точки зрения, не имели нравственного оправдания в народных традициях. В широких слоях населения новый социальный слой дельцов, банкиров и "кулаков" вызывал глухую ненависть. Против капитализма на русской почве равно ополчались многие ведущие идеологи интеллигенции, будь то православно-консервативного, умеренно народнического или радикально социалистического направления. Чем и как должна жить Россия в будущем, какому идеалу следовать, какое общество строить? – в ответ на все эти вопросы власть должна была не только дать ясный ответ, а и откликнуться практическим содействием социально-культурному синтезу, способному соединить старые духовные ценности и учреждения с новыми социальными требованиями и формами общественной организации. \n \nНо, очевидно, соединить древние государственные традиции с новыми социальными потребностями, найти эффективные формы воплощения духовных принципов русской цивилизации в социально-экономической сфере, сочетать гражданскую свободу с национальной ответственностью при обострении общеевропейской борьбы государств – все это составляло в совокупности чрезвычайно сложную задачу для русской монархии, внутренне ослабленной европеизацией правящего слоя и лишенной влияния на общество в силу враждебности интеллигенции. \n \nВ итоге, самодержавие и самодержцы начали неуклонно отступать перед натиском ими же освобождаемой общественности, сдавая в руки противника только что дарованные учреждения: земство, городское самоуправление, Государственную Думу… В конце этого исторического пути попечителей судеб Руси перед Престолом Господним ожидали подвал Ипатьевского дома и шахта Алапаевска… \n \nНо судьбоносные проблемы исторического бытия страны, которые не сумели разрешить Государи Императоры, вновь стоят перед нами сегодня в своей первозданной суровости. А вечно реформируемая, окровавленная четырьмя революциями и террористическими акциями Россия, кажется, и в начале ХХI столетия так же слабо сознает свою самобытность и свои исторические задачи, как и сто с лишним лет назад.