АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ ЭТНОГРАФИИ им. Н. Н. МИКЛУХО-МАКЛАЯ

ЭТНИЧЕСКИЕ СТЕРЕОТИПЫ МУЖСКОГО И ЖЕНСКОГО ПОВЕДЕНИЯ

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

«НАУКА»

С.-ПЕТЕРБУРГСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ 1991

В сборнике на широком этнографическом материале рассматри­ваются стереотипные формы мужского и женского поведения, анализи­руются вопросы символизации мужского и женского в разных этнических средах, конкретные стандарты мужского и женского поведения у ряда народов Европы, Азии, Африки, Америки, Австралии и Океании. Книга является первым в советской этнографии опытом комплексного изуче­ния социально-культурной дифференциации полов.

Издание рассчитано как на специалистов — этнографов, психологов, лингвистов, историков культуры, так и на широкий круг читателей.

Ответственные редакторы: А. К. БАЙБУРИН, И. С. КОН

Рецензенты: Н. Б. БАХТИН, Б. М. ФИРСОВ

ЭТНИЧЕСКИЕ СТЕРЕОТИПЫ МУЖСКОГО И ЖЕНСКОГО ПОВЕДЕНИЯ

Утверждено к печати

Институтом этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР

Редактор издательства З.В.Гришина

Художник Л. А. Я ц е н к о

Технический редактор Е. В. Ц а л к о

Корректоры Г. А. Александрова и Ф.Я.Петрова

ИБ № 44801

Сдано в набор 20.05.91. Подписано к печати 23.10.91. Формат 84ХЮ8'/32. Бумага офсетная № 1. Гарнитура литературная.

Печать офсетная. Фотонабор.

Усл. печ. л. 16.80. Усл. кр.-от. 16.80. Уч.-изд. л. 20.69. Тираж 8700. Тип. зак. № 1320. Цена 4 р. 10 к.

Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Наука».

С.-Петербургское отделение. 190034, С.-Петербург, В-34, Менделеевская лин., 1.

Ордена Трудового Красного Знамени Первая типография

издательства «Наука». 190034, С.-Петербург, В-34, 9 линия, 12.

0505000000-663 042(02)-91

ISBN 5-02-027325-2

Э "_{2 02} 91 П4-91, I полугодие© Издательство «Наука», 1991 г.

Предисловие

Эта книга — продолжение работы по изучению этни­ческих стереотипов поведения, начатой одноименным сборником, и одновременно — первый в советской этнографии опыт комплексного изучения половой диф­ференциации и ее отражения и преломления в культуре.

В мировой науке данная проблематика давно уже занимает подобающее ей важное место как в моно-, так и в мультидисциплинарных исследованиях. ² Сов­ременное обществознание и человековедение немыслимы без таких сюжетов и категорий, как половая дифферен­циация, половое разделение труда, половая стратифика­ция, половой символизм, стереотипы маскулинности и фемининности, половая социализация. Дифференциация половых ролей и стереотипов маскулинности и феминин-ности не только отражает и освящает связанные с по­ловым диморфизмом и предположительно обусловленные им индивидуальные различия в поведении и психике мужчин и женщин, но и порождает такие различия. Отсюда — большая теоретическая значимость и поли­тическая острота этих проблем, в разработку которых существенный вклад внесло феминистское движение и его борьба против сексистской идеологии, возводящей социальные и психологические различия между полами в ранг всеобщего биологического императива.

В этой области многое еще не ясно. Споры между сторонниками биологического редукционизма, склонными выводить почти все различия в поведении и мотивации мужчин и женщин из законов генетики или социобиоло-гии, и социального конструктивизма, согласно которому половая принадлежность и все с ней ассоциирующиеся культурные конструкты, имеющие исключительно со­циально-историческую природу, отнюдь не являются схоластическими. Теоретические расхождения сплошь и рядом упираются в недостаток эмпирических сравнитель­но-исторических и кросскультурных данных. Многочис­ленные исследования «женского вопроса» нередко оказы-

вались односторонними из-за отсутствия параллельных исследований эволюции мужских ролей, поведения и стиля жизни. Этот недостаток стал выправляться толь­ко в самые последние годы, когда в издательских про­спектах, рядом с уже привычной рубрикой «исследо­вания женщин» появилась рубрика «исследования муж­чин» или «изучение пола».³

К сожалению, эти сдвиги в значительной мере прошли мимо отечественной науки. Мещанские табу на сексуаль­ность, кульминацией которых была наивная реплика в одном из телемостов — «у нас секса нет», постепенно распространились на всю огромную сферу половой диф­ференциации и взаимоотношений между полами. Беспо­лая психология не изучала половых различий и половой социализации. В социологии «женский вопрос» был сведен к тому, насколько успешно советские женщины овладевают традиционно мужскими занятиями и как они представлены (чисто формально и количественно) в разных общественных организациях. В этнографии проблемы половой дифференциации рассматривались главным образом в рамках изучения брачно-семейной обрядности и воспитания детей и отчасти — половозраст­ного символизма древних мифологических систем. О каких-либо междисциплинарных исследованиях по этой тематике не было и речи. В популярной и массовой ли­тературе получили широкое распространение откровенно пошлые сексистские представления об универсальном биологическом «предназначении» мужчин и женщин, от которого якобы «отходит» современное человечество, и что хорошо было бы вернуться к временам Домостроя, когда все было четко и ясно.

Чтобы преодолеть многолетнее отставание, нужна большая и длительная работа. Данный сборник — первый подступ к ней.

Понятие «этнические стереотипы мужского и женского поведения» многозначно и включает по крайней мере 3 аспекта: 1) половой символизм, образы маскулин­ности и фемининности в культуре, идеологии и обыденном массовом сознании; 2) социально-структурную половую стратификацию, дифференциацию мужских и женских ролей, деятельности и статусов; 3) индивидуальные поведенческие различия, соответствующие или не со­ответствующие нормативным представлениям и ролевым ожиданиям.

Первый круг вопросов можно изучать и описывать монодисциплинарно, на основании известных письменных источников. Естественно поэтому, что большая часть статей посвящена именно половому символизму, представ­ленному в мифологии, фольклоре, языке и различных ритуалах. Анализ половой стратификации требует допол­нительных социологических данных, а сопоставление этнических стереотипов с реальным поведением конкрет­ных мужчин и женщин — непосредственного личного знания соответствующей культуры. Неудивительно, что таких статей в сборнике мало, он является книжным и обращен скорее в прошлое, чем в настоящее.

Тем не менее надеемся, что материалы сборника интересны, и не только для этнографа. Показывая много­образие, противоречивость и историчность полоролевых стереотипов, авторы тем самым полемизируют как с при­вычной переоценкой половых различий, так и с их упро­щенным, биологизаторским пониманием. Анализ этног­рафического материала с применением методов, разрабо­танных в семиотике, лингвистике, социологии, позволил по-новому взглянуть на многие аспекты проблемы со­отношения мужских и женских стандартов поведения.

И. С. Кон

1985.

Этнические стереотипы поведения/Под ред. А. К. Байбурина. Л.,

См. об этом подробнее: Кон И. С. 1) Ребенок и общество- (исто-рико-этнографическая перспектива). М., 1988; 2) Введение в сексологию.

Changing Men: New directions in research on men and masculinity/ тат ^Ул^М' ^S' ^KimmeL Newbury Park; Beverly Hills; London; New Dely 1987; Analysing Gender: A handbook of Social science research/Ed' ph u r,^{Hess and M}- ^M- ^Feree- Newbury Park etc., 1987; Sex and gender / ^na- by P. Shaker and C. Hendrick. Hewbury Park etc.. 1987.

ОБРАЗЫ МАСКУЛИННОСТИ-ФЕМИНИННОСТИ

И. И. Лунин, Г. В. Старовойтова

Исследование родительских полоролевых установок в разных этнокультурных средах

Полоролевая дифференциация поведенческих норм значительно варьирует в разных социальных и этнокуль­турных средах. Социальная детерминированность муж­ского или женского поведенческого репертуара, вероятно, более существенна, чем его биологическая обусловлен­ность. Влияние социальных норм и стереотипов, культур­ных традиций и других внебиологических факторов на ха­рактер межполовых различий показано в ряде социально-психологических исследований.' Значительное внимание проблеме этнокультурной обусловленности полоролевых различий уделяется зарубежной, а в последние годы — и советской этнографией. ²

Экспериментальные психологические исследования свидетельствуют о том, что половая идентичность и при­нятие соответствующих ей социальных ролей формируют­ся в ходе социализации личности, причем механизмы освоения полоролевого поведения с раннего возраста имеют выраженный знаковый характер. ³ Полоролевое поведение детей, воспитывающихся в семье, отражает асимметрию мужских и женских ролей, а регулирование этой поведенческой сферы осуществляется родителями с помощью системы запретов и наказаний.⁴

Культуры различаются по степени репрессивности/ пермиссивности регуляции индивидуального поведения, а также по содержанию стереотипов маскулинности/фе-мининности, т. е. представлений о том, чем должно раз­личаться поведение мужчин и женщин. В обыденном этническом сознании -какие-то личностные черты также считаются в большей степени характерными для мужчин, чем для женщин, и наоборот. На выявление реально существующих различий в поведении и психике мужчин и женщин эти стереотипы оказывают существенное влия­ние. Сама структура этих стереотипных представлений

обусловлена не только этнокультурным своеобразием того человеческого коллектива, в котором бытуют по­добные представления, но и исторической стадией разви­тия соответствующего общества, уровнем его урбанизи­рованное™ и т. д. Поэтому наиболее выпукло различия полоролевых стереотипов могут быть выявлены при сра­внении соответствующих поведенческих сфер и установок, имеющих распространение в «полярных» этнокультурных средах — например, в аграрном обществе с высокой сохранностью традиционных семейных ценностей — и в современном урбанистическом центре и т. п.

Широкие возможности для изучения полоролевых особенностей родительских воспитательных установок представляет известная за рубежом магнитофонная методика измерения родительских реакций (ММИРР), созданная М. Росбарт и Э. Маккоби, благодаря которой В. Ламбертом с соавторами были собраны данные о десяти культурах разной степени экзотичности и урбани­зированное™. ⁵

Методика заключается в оценке родительских реакций на различные высказывания ребенка определенного возраста, которые предъявляются в магнитофонной записи. Высказывания моделируют для родителей ситуа­ции: 1) привлечения ребенком внимания, 2) просьбы о помощи, 3) неповиновения взрослым, 4) подтрунивания над младшим по возрасту, 5) общения с гостем, 6) поло­вого просвещения, 7) агрессивности. Авторы предполага­ли, что ММИРР позволяет увидеть и оценить родитель­ское поведение, каким оно бывает в непосредственном общении с ребенком в естественных условиях.

В. Ламберт и его коллеги использовали ММИРР при обследовании родителей в десяти обществах, определяя влияние культуры, социального положения, вероисповеда­ния, пола родителей и пола ребенка на «воспитатель­ские ценности» каждого общества. В отличие от М. Рос­барт и Э. Маккоби, которые считали, что измеряемые ММИРР реакции не являются реакциями родителей в реальной обстановке, а представляют собой установки на соответствующее поведение, В. Ламберт с соавтора­ми отмечают, что во время обследования они достаточно часто наблюдали, как родитель резко отвечал на магни­тофонную запись или, реагируя на агрессивное высказы­вание ребенка, стучал кулаком по столу так, что под­скакивал магнитофон. Использование ММИРР на вы-

борках в Ленинграде и в Абхазии показало, что родители при реагировании на некоторые высказывания ребенка действительно вели себя очень непосредственно, однако мы считаем, что в целом ММИРР регистрируют установки и ценностные ориентации родителей. Изучение родитель­ских ценностных ориентации и установок в отношении воспитания детей раскрывает поведенческие этнокультур­ные нормы в относительно «чистом» виде, независимо от плодов реального процесса, т. е. глубины интериориза-ции этих норм личностью ребенка.

При оценке родительских реакций обращалось внима­ние на степень готовности к взаимодействию с ребенком. Для каждого высказывания была разработана специаль­ная шкала оценок, согласно которой чем слабее степень взаимодействия и чем «жестче» родитель в отношении ребенка, тем выше оценочный балл. Для шкалы каждого высказывания эмпирически была выделена нейтральная оценка, характеризующая ту степень отношений, которая позволяет существовать обратной связи.

Наше исследование родительских установок проводи­лось в двух полярных по многим социально-культурным параметрам средах: среди жителей г. Ленинграда, глав­ным образом русских, 'и среди жителей отдаленных сел Гудаутского р-на Абхазии (Дурипш, Хуап, Ачапдары). В Ленинграде обследовано 50 супружеских пар, имею­щих единственного ребенка шести лет (25 имели девочку,

25 — мальчика). Обследование проводилось на базе дет­ских садов. В Абхазии обследовано 46 супружеских пар с ребенком шести лет (20 семей, имеющих девочку, и

26 — мальчика). Обследование" проводилось по месту жительства семей. Для получения сравнительного «рет­роспективного» материала по данной методике обследо­вано также 15 абхазских долгожителей (8 женщин и 7 мужчин), которым в ходе предварительной беседы и инструктажа предлагалось вспомнить те времена, когда они сами были родителями шестилетних детей (т. е. 70— 80 лет назадJ. Таким образом они ставились в проектив­ную ситуацию, реконструирующую другие исторические условия и соответствующие им нормативные установки. ⁶

Адаптация методики применительно к тем этнокультур­ным средам, в которых проводилось наше исследование, осуществлялась нами так, чтобы получаемые результаты были сопоставимы с результатами межкультурного иссле­дования В. Ламберта с соавторами. Поэтому особое

внимание уделялось точной передаче смыслового и эмоционального содержания высказываний. Это достига­лось: 1) путем двойного перевода (с английского на русский и обратно; с русского на абхазский и обратно); 2) проверкой «естественности» грамматики и фразеологии для детей шести лет (с этой целью шестилетним детям произносилось каждое высказывание и предлагалось его повторить, причем учитывались те изменения, которые дети вносили в лексический и грамматический состав высказывания); 3) проверкой соответствия родительских реакций и шкалы оценок.

На магнитофон были записаны голоса шестилетнего мальчика и шестилетней девочки. Дословная регистра­ция ответов родителей производилась экспериментатором. Ниже приводятся инструкция родителям и высказывания ребенка.

Инструкция: «Наши дети, как правило, посещают разные детские учреждения, и нам всегда хочется, чтобы воспитание ребенка в этом учреждении было продолже­нием нашего семейного воспитания.

Мы убеждены, что родители обычно находят наилуч­ший подход к ребенку. Этот подход, каким бы он ни ка­зался на первый взгляд — правильным или неправильным, обычно учитывает все: пол и возраст ребенка, особен­ности ситуации, возможности взрослых и характер ребен­ка. Мы хотели бы научить такому подходу и воспита­телей, поэтому мы просим Вас чувствовать себя спокойно и свободно и попытаться представить, что те фразы, которые Вы сейчас услышите, говорятся Вашим ребенком дома, в соответствующей обстановке. Иногда это будет обращение ребенка к Вам, иногда к другому ребенку того же возраста или младше. Мы хотели бы посмотреть, что Вы сделаете или скажете в каждом случае. Итак, Вы дома и Ваш ребенок говорит: „Доброе утро!" Что вы ответите? (. . .) Хорошо. А теперь ребенок говорит: ,,Я не хочу спать!" Что Вы скажете на это? {. . .) Хоро­шо. Продолжим.

1. Папа/мама, посмотри на мою игрушку.

2. Папа/мама, помоги мне!

3. Этот кубик сюда подходит?

4. Тебе еще дорасти надо, тогда будешь со мной играть!

5. (Плач маленького ребенка 1.5—2.5 лет). А пусть не лезет к моим игрушкам!

6. Ты, малявка, не трогай мою игру, а то как дам по башке!

7. Фу, какая противная игрушка, я ее сломаю!

8. Это дурацкая игра, а ты дурацкий/ая папа/мама.

9. Ой, малыш наступил мне на руку!

10. Папа/мама, мне больно!

11. Папа/мама, дай мне другую игру.

12. Сейчас ведь нет дождя. Можно я погуляю там, через дорогу?

13. Почему нельзя? Я все равно пойду!

14. Можно Женя (в абхазском варианте — Камачич или Адгур: имена, допустимые для мальчиков и девочек) придет к нам поиграть?

15. Женя, я буду играть, а ты смотри и ничего не трогай.

16. Не трогай кубики, ты не умеешь строить!

17. Женька, не хватай игрушки, а то поколочу!» Для последующего анализа и кодировки родительские

реакции на отдельные высказывания были объединены в шкалы (в скобках указывается номер высказывания в порядке предъявления): оказание помощи в игре (1, 2, 3, 11); возможность утешения (9, 10); разрушительные действия ребенка (7); реакция на дерзость (8, 13); общение старшего ребенка с младшим (4, 5, 6); обраще­ние внимания (9); проявление самостоятельности (12); отношение к приходу детей в гости (14); общение ребен­ка с ребенком-гостем (15, 16, 17). Хотя шкала агрес­сивности к человеку составлена из высказываний, включенных в другие шкалы, тем не менее она позволяет определять родительские реакции в отношении детской агрессивности. Так как шкалы различаются по числу входящих в них высказываний и кодировочные системы каждого высказывания различаются по числу оценочных категорий, окончательный анализ производится в терми­нах процентных баллов, а не «сырых» данных. ⁷ При­ведем примеры интерпретации родительских реакций при экспертной оценке экспериментатором в ходе коди­рования.

Пример 1. «Это дурацкая игра, а ты дурацкий/ая папа/мама». (Исследователя интересует, пытается ли ро­дитель контролировать дерзость).

Кодирование: 0. Некодируемое (нераскрытые «да» и «нет» не кодируются по этой шкале).

1. Реакция, ограниченная игрой; не обращается вни-

10

мание на оскорбление; ребенку советуют продолжать игру: «Ты, наверное, не понял игру»; «Уже поздно и ты устал». Высказываются утверждения и делаются попытки понять; выражается сожаление или удивление по поводу высказывания о родителях; смех.

2. Отвлечение; ребенка убеждают заняться чем-нибудь другим; родитель приходит на помощь в игре; ребенка убеждают убрать игру.

3. Вопрос: «Почему я дурацкий/ая?»; «В чем дело?»

4. Выговор, неодобрение, нагоняй: «Прекрати», «Хва­тит», «Не смей со мной так разговаривать», «Кто здесь дурак — так это ты», «Я жду твоего извинения».

5. Угроза наказания.

6. Наказание.

Пример 2. «Сейчас ведь нет дождя. Можно я погуляю там, через дорогу?» (Исследователя интересует, разрешается ли ребенку переходить улицу).