Глава 3. Парадигмы-доминанты и парадигмы-маргиналии..

разить вовлеченность человека-ученого в коллективный опыт дея­тельности, в частности деятельности научной, личную заинтересо­ванность в самом процессе творческого освоения мира по уже суще­ствующим вне его схемам, нормам и идеалам. Причастность к традиции дает ее стороннику лекарство против экзистенциального страха, смягчает рискованность его действий, обеспечивает ему изве­стную долю успеха, но при этом ставит под вопрос ценностные харак­теристики полученного знания: «новое» знание может и не прибли­зить к какой-либо разумной цели, в то время как «старое» — оказаться вполне удовлетворительным и далеко не исчерпанным в практичес­ком применении.

По мере того как интересы лингвистов все больше концентрирова­лись на изучении роли человека в языке, возникала необходимость в создании нового метаязыка, позволяющего включить в рассмотрение новые объекты, чтобы двигаться вперед, провоцируя переосмысление допущений, ставших уже рутинными. Ведь именно тогда, когда мы думаем, что знаем точный смысл слова, когда его употребление пере­стает вызывать споры и дебаты, нам особенно нужны новые слова и новые концепции или, возможно, новые конфигурации и интерпре­тации уже существующих идей. Задаваясь вопросом о том, откуда бе­рутся понятия нового метаязыка и новая методология, мы вынуждены признаться самим себе, что, как правило, они не сочиняются заново, а заимствуются, чаще всего из смежных наук. В последнее время, од­нако, в эпистемологии лингвистики наблюдается иная тенденция, а именно расширение списка разрешенных к постановке проблем за счет анализа самого естественного языка как основной формы фикса­ции наших знаний о мире, равно как и источника этих знаний. Про­цитируем изящный афоризм И.Д. Левина: «Если философия дает не­обязательные ответы на обязательные вопросы, то наука (resp. лингвистика) дает обязательные ответы на необязательные вопросы». Несомненно одно: в лингвистической парадигме рубежа веков «яркие теории» вытесняют установки на методы описания.

«Новояз» или «новодел». Следует попытаться предварительно ответить на вопрос: с чем мы имеем дело в новых современных ис­следованиях — с «новоязом» или «новоделом»? Если речь идет о «но­воязе», то мы должны допустить, что сталкиваемся со стилистичес­кими особенностями (например, терминологического характера), особой (возможно, эзотерической) речевой практикой или особым языком. В этом случае «новояз» имеет все черты функционального стиля (отбор элементов, из которых складывается стиль: репертуар форм, определенная фразеология, отчетливое предпочтение в выбо-

ре лексики, в том числе терминологии), являясь, по сути, квазиязы­ком, поскольку его основная задача состоит лишь в переформулиро­вании, переописании уже имеющегося знания новыми (иными) языковыми формулировками.

Если же речь идет о «новоделе», то мы сталкиваемся со специфи­ческим процессом мыслительной деятельности, свободной, в отли­чие, например, от проектирования, от строгого подчинения средств цели. Происходит скорее противоположное: интенция мысли опреде­ляется рекомбинацией, на манер калейдоскопа, образов-символов, метафор, появившихся в результате прошлой деятельности.

Возьмем на себя смелость утверждать, что на современном этапе эволюции лингвистического знания (в рамках западноевропейско­го культурного ареала) исследователь использует одну из описан­ных возможностей, об эвристическом потенциале языкознания го­ворить пока не приходится, так же как и о статусе лингвистики как pilot-science (в отличие от ситуации начала XX в. или 1960-х гг.).

О пересмотре традиционных проблем языкознания. В современной лингвистике активно идет процесс рассмотрения и пересмотра, пере­осмысления традиционных проблем языкознания в свете «новых па­радигм» знания. К концу XX в. появление этих парадигм привело в лингвистике к тому, что многие традиционные для этой науки пробле­мы предстали перед исследователями в новом свете, и, конечно, в их решении наметились существенные изменения, не говоря уже о том, что каждая парадигма знания приносит с собой новые проблемы и всегда дает обществу новые модели их постановки и рассмотрения. В этой связи представляется весьма целесообразным в каждом кон­кретном случае обращения к той или иной методологии, методике, методу исследования — традиционных или инновационных, основ­ных или вспомогательных, доминирующих или маргинальных — пытаться осмыслить то новое, что они привносят в анализ вполне оп­ределенных проблем, но также и то, от чего, собственно, они отталки­ваются, что входит в их предпосылочное знание об изучаемом объек­те или явлении, как и то, что именно не удовлетворяло их в его рассмотрении. Сталкиваясь почти всегда с борьбой мнений по поводу эффективности того или иного подхода к рассматриваемому явле­нию, можно объективно оценить его значимость лишь тогда, когда совершится обращение к конкретному материалу и когда о его досто­инствах и недостатках будут судить по тому, к каким результатам он привел в описании объекта. Надо помнить о следующем: специфика научного знания (в частности, западноевропейского) состоит в том, что предтечи того или иного фрагмента знания всегда содержатся

90