Раздел II. Современная структура знания о языке

Глава 1. Познание языка в мире традиций

55

ющую систему (по сути, все постмодернистское направление 1970— 1990-х гг.). Лингвокогнитивный поворот середины XX в. имел ряд важных последствий: поскольку функция ставилась выше нормы, постольку требовалось реально отделить нормальное функциониро-вание от ненормального. Если вспомнить, что 3. Фрейд не только ближе всего подошел к познанию человека с помощью филологиче-ской и лингвистической модели, но и впервые решительно стер гра-ницу между положительным и отрицательным, станет очевидным его переход от анализа в терминах функций, конфликтов и значений к анализу в терминах норм, правил и систем. Именно поэтому запад-ная культура вот уже целое столетие строит образ человека вокруг именно этих идей.

Лингвистика в XX в. берет на себя функции, некогда принадлежав­шие биологии или экономике, однако по многим причинам отважи­вается на куда более ответственную роль. Она не определяется лишь теоретическим пересмотром полученного в других отраслях знания, интерпретацией уже осуществленного изучения явлений; она не предлагает «лингвистической версии» фактов, наблюдаемых в гума­нитарных науках, но является принципом их первоначальной расши­фровки. Лингвистический анализ в середине XX в. — скорее воспри­ятие, нежели объяснение, т.е. он сам строит свой объект. Более того, благодаря этому отношение гуманитарных наук к математике оказы­вается открытым вновь и в новом измерении. Вопрос заключался во­все не в том, чтобы выяснить возможность численного выражения полученных результатов или способность актов человеческого пове­дения войти в область вероятности, доступной для измерения, — важ­нее было выяснить, можно ли вообще использовать понятие структу­ры — главное, что волновало научную мысль на протяжении всего XX в. Важность лингвистики и ее применения к познанию человека вновь актуализировала вопрос о бытии языка, который, как мы виде­ли, теснейшим образом связан с фундаментальными проблемами на­шей культуры. Этот вопрос отягощается все более широким исполь­зованием лингвистических категорий, поскольку теперь приходится прежде думать о том, чем же должен быть язык, чтобы он мог струк­турировать нечто, не являющееся само по себе ни речью, ни дискур­сом, ни чистыми формами познания.

Вопросы о языке, возникающие в культуре, касаются всей совре­менной культуры в ее настоящем, а возможно, и будущем. Прежде всего это вопросы, связанные с общей формализацией мышления и познания. Вопрос о формальных языках выявляет возможность или невозможность структурирования позитивных содержаний; литерату-

ра, подчиненная языку, в свою очередь выявляет значимость основ­ных форм конечного человеческого бытия. В новооткрытом прост­ранстве литература (сначала в форме сюрреализма, пусть пока замас­кированного, потом во все более чистой форме — у Ф. Кафки, Ж. Батая, М. Бланшо) предстает как языковой опыт. Такой «возврат» языка вовсе не был для ориентированной на культуру Европы внезап­ным вторжением, мгновенным обнаружением ранее отвергавшейся очевидности; или знаком того, что мысль, освобождаясь от всякого содержания, замыкается на себе самой; или нарциссизмом литерату­ры, наконец-то освободившейся от того, что она должна бы высказать, и заговорившей о себе только как о языке. На самом деле речь здесь идет о строгом развертывании западной культуры в соответствии с той необходимостью, которая возникла в ней в начале XX в. и сформиро­вала современную эпистему, унаследовавшую форму знания эпохи XVI—XIX вв. Форма знания, появившаяся вместе с экономикой, био­логией и филологией, и теперь составляет непосредственное про­странство европейской научной рефлексии о языке.