2. Создание системы университетского образования и профессионализация исторического знания

Формирование системы российских университетов, выработка политической стратегии в их отношении, создание организационных основ высшего образования, – все это являлось новой культурной традицией для России, основы которой, как и многие другие начинания, закладывались как западноевропейская рецепция. Еще в XVIII в. М.В. Ломоносов в своем знаменитом письме об учреждении Московского университета заметил, что его организация должна осуществляться «по примеру иностранных» учебных заведений.

В первой половине XIX в. для России наиболее актуальным был опыт университетской практики Германии и Франции¹¹⁶. Но его заимствование в интересующее нас время осуществлялось в ситуации специфического политического и культурного развития страны. Прежде всего, следует помнить о слабой укорененности в России университетского образования к началу XIX века. Культурная атмосфера эпохи Александра I, начавшиеся процессы реформирования внутреннего устройства государства содействовали возникновению идеи преобразований системы образования, органической частью которых стало создание российских университетов и разработка университетских уставов.

В 1802 г. было создано Министерство Просвещения, а в начале 1803 г. были утверждены Предварительные правила народного просвещения, которые и регламентировали создание системы университетов в России. Но еще до издания этого нормативного документа – в декабре 1802 г. был открыт Дерптский университет, обещанный прибалтийским дворянам еще Павлом I (в связи с его же запретом российским подданным получать образование за границей). Одновременно началась подготовка открытия университетов в Вильне, Казани, Харькове, Петербурге. Потребовалась выработка основных принципов их организации и определяющих норм их деятельности. Использование опыта европейских стран на этом поприще в то время осложнялось тем обстоятельством, что на рубеже XVIII-XIX вв. европейские университеты переживают глубокий кризис. Он был связан с неприятием новой культурой традиций корпоративного устройства средневековых университетов.

Во время Французской революции вместе с ликвидацией пережитков «старого режима» все университеты Франции были закрыты. С конца XVIII в. Франция проводила реформу высшего образования, создавая новую систему в виде специализированных по определенным областям знаний школ (например, были созданы Политехническая школа в 1793 г., Школа хартий в 1821 г. ). В Германии в ходе наполеоновских войн оказались закрытыми более 20 университетов. Университетский кризис здесь, кроме внешнеполитического фактора, также дополнялся задачами преобразований старых университетов. Кроме того, в Германии (в Пруссии, в частности) под влиянием французской культуры заметны были тенденции отказа от университетской традиции и замены их традициями высших специализированных школ.

В этой ситуации процесс заимствования Россией европейской университетской традиции оказывался осложненным отмеченными трансформациями высшего образования ведущих европейских государств. Наложение влияний различных тенденций развития высшего образования в Европе особенно заметно при рассмотрении двух российских университетских уставов, принятых в 1804 и 1835 гг. Нельзя не обратить внимание при этом, что каждый из них представлял различающиеся эпохи – александровскую и николаевскую, что не могло не сказаться на идейных основаниях этих программных документов.

Устав 1804 г. в значительной мере воспринял опыт ведущих немецких университетов рубежа XVIII-XIX веков, Геттингенского, в частности. С ним, как уже отмечалось, были установлены научные связи по линии Москва – Геттинген. Предназначавшийся, в первую очередь для реформируемого Московского университета, но распространенного, практически на все остальные, он был ориентирован на создание благоприятной для профессорской среды атмосферы преподавания, в основу которого полагался принцип свободы мнений корпоративного сообщества университариев.

Еще на этапе подготовки устава один из его основных разработчиков – Михаил Никитич Муравьев, ставший первым (и любимым студентами) попечителем Московского университета, в своем проекте писал: «Мнения в науках не должны служить поводом гонений… Взаимное уважение профессоров друг к другу долженствует облегчить им способ общего советования в рассуждении ученых трудов…, почему и может каждый из них при начатии академического года представить свой образ учения и книги, которым в преподавании намеревается последовать для сочинения потом общего обозрения лекций»¹¹⁷.

Устав предполагал создание при университетах научных обществ. Из проекта Муравьева в его содержание вошла его мысль о неразрывном единстве преподавательской и научной деятельности, без чего не мыслилась подготовка выпускника университета. Подобная идея, обсуждавшаяся потом в ходе готовящегося обновления немецких университетов, будет положена в основу университетской реформы, проведенной по проекту Гумбольдта в 1816 г.

Первый университетский устав сохранил некоторые элементы корпоративного устройства средневековых университетов Европы, например, университетский суд. Ученая корпорация получила право выбора профессоров и преподавателей, а также всей университетской администрации – ректоров, деканов, инспекторов студентов и др. В то же время в нем уже отразились преобразовательные тенденции в Европе, в Германии, в частности. Нарушалась прежняя корпоративная замкнутость профессорского сообщества. Сохранив выборы профессоров, как прежнюю традицию европейских университетов, было установлено эту процедуру поставить под контроль попечителей учебных округов (но попечитель, за исключением чрезвычайных ситуаций, не должен был вмешиваться в повседневную университетскую жизнь) с последующим утверждением штата университетов МНП.

Это положение Устава не только отразило характерно повышенную роль государственных институтов в жизни российского общества, но и через эти институты позволяло преодолевать некоторые негативные черты традиционной корпоративности. В то же время, следуя традициям Геттингенского университета, преобразователи высшего образования ориентировались на широкое приглашение иностранных ученых. М.Н. Муравьев мечтал, что российский университет, по примеру европейских, начнет обучать иностранных студентов («Приедут и шведы учиться в Москву»,– прогнозировал он).

Не фиксируя всех других деталей организационного устройства по Уставу 1804 г. (см. работы А.Ю. Андреева), отметим намеченную Уставом структуру российских университетов. Предполагалось, что они должны состоять из 4 отделений: нравственно-политических наук (заимствовано из опыта революционной Франции и к началу XIX в. утратившее актуальность); физических и математических наук; медицинских наук; словесных наук. Последнее отделение для нас имеет особый интерес: именно здесь предполагалось преподавание истории. Словесное отделение станет прообразом будущих историко-филологических факультетов.

Вторая за первую половину XIX в. реформа, проведенная в 1835 г., была ориентирована на стандарты уже реформированных немецких университетов. Образцом для российского университета в это время стал Берлинский университет: именно с его историей связана университетская реформа в Германии (1816г.), осуществленная Вильгельмом фон Гумбольдтом (1767-1835). По своему идейному пафосу реформа Гумбольдта была ориентирована на крутой поворот от духа космополитизма, свойственного Геттингенскому университету, к национальному духу, характерному для Берлинского университета.

Этот поворот вполне объясним политическим положением Германии в первые десятилетия XIX в. Известен призыв прусского короля, произнесенный в 1806 г. после поражения от Наполеона, о том, что Пруссия должна «духовными силами» возместить то, что было потеряно физически. Поэтому В. фон Гумбольдт, создавая Берлинский университет как национальный, ставил перед университетской реформой главную цель – «нравственное совершенствование нации»¹¹⁸.

Российская университетская реформа 1835 г., проводимая в период правления Николая I, ориентированного в своем общем политическом курсе на национальные ценности, осуществила свой поворот в системе высшего (университетского) образования. Создание российского национального университета становится главной задачей в образовательной стратегии российского правительства.

Этот курс разрабатывал и реализовывал С.С. Уваров, занявший в 1833 г. пост Министра Народного Просвещения¹¹⁹. Занимая до этого должность попечителя Петербургского учебного округа (с 1810 г.), он в своей деятельности самым непосредственным образом был связан с открытием в 1819 г. Петербургского университета. Уже тогда он предложил для этого университета ввести обновленный устав с учетом опыта В. фон Гумбольдта. Среди его предложений было введение, как и в Берлинском университете, приват-доцентуры, на основе которой предполагалось широкое использование приглашений ученых, не входящих в штат университета. Но эта идея не нашла поддержки в тогдашнем МНП. Приват-доцентура будет введена в России много позже – по уставу 1884 г.

Следуя модели «гумбольдтовского университета», российский университет образца 1835 г. становился своеобразным государственным учреждением. Но, как и Гумбольдт, С.С. Уваров стремился к тому, чтобы сохранить научную автономию, т.е. свободу научной деятельности профессоров университетов. Внешний государственный контроль не должен был внедряться в пространство собственно научной деятельности, а содействовать ей.

Устав 1835 г., ликвидировав остатки средневековых свобод (университетский суд, например), сохранил выборность должностей профессоров, но регламентировал этот процесс утверждением их через МНП (в некоторых случаях, надо отметить, допускалось и прямое назначение профессоров министром), ректор университета назначался царем.

Новый устав повышал научные требования к занятию кафедр: профессора должны были иметь степень доктора, адъюнкты (в будущем – доценты) – степень магистра. Обращалось особое внимание на процедуру защиты, чтобы избежать ее профанации: С.С. Уваров требовал предварительной публикации текстов диссертаций, обсуждение их перед защитой, рассмотрение их содержания специалистами-экспертами. По Уставу предполагалось постоянное обновление преподавательских кадров, чтобы избежать «старения» университетов. Одновременно на основе нового Устава существенно повышалось жалованье профессорско-преподавательскому корпусу. Все это в совокупности существенно стимулировало работу преподавателей над диссертациями.

Среди российских историков, защитивших магистерские и докторские диссертации в рамках отмеченного преобразовательного процесса университетской системы, были Н.Г.Устрялов, М.П. Погодин, М.С. Куторга, Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, С.М. Соловьев и др. Устав предусматривал систему подготовки ученых высшей квалификации. В качестве ведущего европейского университета, который становился основой решения этой задачи, был определен Берлинский университет. С 1830-х до 1848 гг. (с перерывом в период «мрачного семилетия»), а потом в 1850-1860-е гг. через Берлинский университет пройдут десятки российских ученых, в их числе немало историков.

По Уставу 1835 г. в структуре университетов предполагался наряду с юридическим и медицинским факультетами философский факультет, состоящий в свою очередь из двух отделений – гуманитарного, или историко-филологического, и естественного, или физико-математического. Такое его строение соответствовало воспринятой реформаторами идеи Гумбольдта о том, что философский факультет должен был стать носителем «чистых наук» и представлять науку как единое целое. Как видим, историческое образование становилось частью этого замысла, что отводило исторической науке, как «чистому» знанию, особое место в системе наук. Можно полагать, что историческое знание и, соответственно, научные произведения исторического профиля воспринимались реформаторами университетского образования как существенный элемент объяснения смысла человеческого существования и современного его бытия.