тому, что круг проблем прикладной этики необычайно широк, и каждая сфе­ра приложения этики достаточно обособлена и специфична, требуется углуб­ленная разработка каждого направления [13]. Прикладная этика в отличие от профессиональной этики занимается общезначимыми проблемами и рас­сматривает конкретные моральные ситуации.

Профессиональная этика конкретизирует общие моральные требования применительно к своеобразию соответствующей профессии и занимается главным образом нормами и правилами профессионального поведения [7]. Профессиональную мораль рассматривают как конкретизацию общих норм нравственности применительно к специфическим условиям того или иного вида деятельности. Профессиональная этика снимает или опосредствует на­пряжения и противоречия, которые нередко возникают между общими мо­ральными принципами и теми решениями, которые человек вынужден при­нимать, исполняя свои профессиональные обязанности [7]. Профессиональ­ные моральные кодексы в первую очередь привносят в профессию измерение социальной ответственности. Профессионалы пользуются правом работать по своей профессии и поддержкой общества, а взамен берут на себя обяза­тельства действовать в соответствии с интересами общества и следовать профессиональным стандартам. Ориентация на общее благо является опреде­ляющей характеристикой профессиональной этики.

1.6. Этика в сфере информационных технологий

Современное общество иногда называют «обществом меньшинств». В обществе меньшинств никто не ощущает себя принадлежащим к большин­ству населения, но каждый является представителем какой-либо малой груп­пы, выделяемой по образу жизни, интересам, нравственным или политиче­ским позициям или по другим основаниям. Речь идет именно о субъективном ощущении, а не об объективной принадлежности, которая может фиксиро­ваться с использованием вполне надежных методов и средств. Например, пе­репись населения свидетельствует о том, что некоторая этническая группа составляет большинство населения данной страны или региона. Между тем представители этой группы, располагая данными переписи и не ставя их под сомнение, осознают себя принадлежащими в первую очередь к определенной профессии (скорее даже к подгруппе этой профессии, определяемой уровнем квалификации, условиями работы, размером зарплаты и т. д.), во вторую оче­редь - жителями определенного города (или части города), в третью - мело­манами или ценителями живописи, и лишь в последнюю очередь - «людьми своей национальности». Подобное самоотождествление характерно для тех, кто принадлежит к большинству, в то время как представители мень­шинства, мысля себя в стране или в городе, могут ставить на первый план свою этническую принадлежность (именно «могут», а не «всегда так де­лают»). Люди, имеющие примерно одинаковый годовой доход и зачис­ляемые по этому параметру в одну категорию, могут существенно разли­

чаться по образу жизни, ценностным ориентациям, культурным предпочте­ниям, политическим взглядам.

Еще в 1970-х годах авторы доклада президенту Франции [233] предска­зывали, что развитие информационно-коммуникационных технологий не оп­равдает надежд на объединение нации вокруг «огромного культурно одно­родного среднего класса». По мысли этих авторов, нарождающееся информа­ционное общество будет менее четко социально структурировано и более полиморфно, чем общество индустриальное, это будет сложное общество культурных напряженностей и культурных конфликтов.

Оправдываются ли сегодня подобные прогнозы? Скорее да, чем нет. Они верны даже в отношении стран, избежавших политических и экономических потрясений последнего десятилетия XX века: оставив в прошлом классовую этическую структуру, сочетавшую универсальную систему норм (тесно пе­реплетенных с религиозной моралью) с относительно автономными система­ми разных классов и социальных слоев, эти общества отнюдь не приблизи­лись к состоянию «этической однородности». Более того, отвергается и сама правомерность стремления к подобному состоянию как к цели: ценностью провозглашается разнообразие, понимаемое как проявление свободы. В Рос­сии в XX веке дважды происходили революционные изменения в экономиче­ской, политической и социальной системе, закономерно сопровождавшиеся коренными изменениями в сфере морально-этической. Дважды - после рево­люции 1917 года, а затем в 1990-х годах - радикально менялось отношение к собственности, к социальному расслоению, к формам взаимодействия людей. На смену сословному обществу, существовавшему в Российской империи, пришло советское общество, стремившееся к полному социальному равенст­ву всех своих членов и почти достигшее такого равенства. Важным условием и результатом формирования советской социальной однородности была офи­циальная система нравственности, сознательно вырабатываемая и пропа- гандируелшя. Эта система была разрушена вместе с системой государствен­ного устройства и экономики. На месте одного государства образовалось другое, прежняя экономическая система заменена новой, получившей статус переходной (ей предстоит совершенствоваться, чтобы достичь стандартов, принятых за рубежом), однако признаки формирования новой системы нрав­ственности практически отсутствуют. И может ли подобная система возник­нуть из смеси «осколков» советской морали с элементами религиозных пред­ставлений и лозунгами общества потребления?

Серьезные расхождения в представлениях о поведении подобающем и недопустимом затрудняют совместную деятельность людей. Все чаще возни­кает необходимость договариваться о правилах, формулировать установки, которые должны разделяться всеми членами той или иной организации или сообщества, принимать этические кодексы и устанавливать санкции за их на­рушение. Не ведут ли эти процессы к существенному изменению в понятии

морали и этики?

«Моральное требование может осознаваться индивидом как «суровый долг», но предъявляться оно может лишь в форме рекомендации или выска­зываться как ожидание, - пишут А. А. Гусейнов и Р. Г. Апресян. - Это выте­кает из характера моральной императивности, которая говорит на языке за­претов, но не угрожает физическими или организационными ограничениями. Санкции же морали носят идеальный характер, они обращены к человеку как сознательному и свободному субъекту» [8, с. 202]. Исходя из представлений об этике как о способе регуляции, не предусматривающем организационных

ограничении за нарушение своих норм, мы не сможем признать этические кодексы, принимаемые сегодня множеством самых разных организаций, эти­ческими в полном смысле слова. Свобода субъекта морального действия ста­вится под вопрос, если нарушение правил этического кодекса чревато уволь­нением с работы или исключением из ассоциации.

Некоторые зарубежные авторы квалифицируют подобные способы регу­ляции как квазиюридические, решительно отвергая их притязания на этиче­ский статус. Дж. Лэдд, например, утверждает, что само понятие организован­ной профессиональной этики абсурдно и в интеллектуальном, и в моральном плане. При этом собственно этика трактуется как открытая, рефлексивная и критическая интеллектуальная деятельность. Этические принципы как тако­вые, считает Лэдд, не могут устанавливаться ассоциациями: даже если эти принципы приняты на основе консенсуса, попытка навязать их другим под видом этики противоречит самому понятию этики, которое предполагает, что личности являются автономными моральными субъектами [210]. Оценивая подобные критические высказывания, следует отметить, что тревоги по по­воду сведения этики к этическому кодексу имеют под собой основания: ино­гда приходится сталкиваться с упрощенными представлениями об этике как о совокупности четко зафиксированных правил. Из этого, однако, не следует, что этические кодексы не нужны вовсе. В идеальном случае формулировки принципов профессиональной этики могут быть поняты как выражение нрав­ственных позиций автономных личностей, объединенных в рамках профес­сионального сообщества или организации. Д. Джонсон видит основное дос­тоинство профессиональных кодексов в том, что в них воплощена «коллек­тивная мудрость» - ведь содержание кодексов определяют люди, имеющие многолетний опыт работы в соответствующей области [199, с. 76]. Что же ка­сается практического значения кодификации, то его трудно переоценить. «Организованная этика», возможно, и не является этикой в полном смысле слова, однако служит способом противодействия радикальной индивидуали-

V-/

зации моральных представлении, ведущей к состоянию, когда «у каждого че­ловека своя мораль».

Превращение сферы высоких технологий и компьютерной информации в динамично развивающуюся отрасль научно-технического комплекса, охва­тывающую транспорт, медицину, коммуникации, образование, финансовую сферу, промышленность, электронную коммерцию, сферу услуг и т. д., изме­нило многие области человеческой деятельности, привело к замещению