3. Особенности российской политической культуры

Традиционно при обращении к теме «политическая культу­ра России» большое внимание отводится особенностям россий­ской цивилизации. Почти все исследователи сходятся в том, что Россия представляет собой особый случай цивилизации, не сво­дящийся к типичным чертам Запада и Востока, что она является их связующим мостом — «Евразией».

Естественно, что при таком видении возникает вопрос цивилизацонной специфики этого своеобразного континента. В качестве таких особенных черт выделим следующие: само евра­зийское пространство, занимающее шестую часть суши земного шара; полиэтнический состав населения с многообразием рели­гиозных верований; главенство общины как хозяйственного и социального уклада; православный идеал «Москвы — Третьего Рима»; ведущая миссия государства по цивилизационному оформлению гигантского пространства Евразии; наличие посто­янного цивилизационного «вызова» России со стороны эконо­мически более развитого Запада; неизбежные функциональные и духовно-культурные разрывы при решении задач модерниза­ции. Последнее обстоятельство определяет проблемный харак­тер российской цивилизации, что находит, собственно, прямое отражение в ее политической культуре. Ведь именно потому, что Россия вынуждена была догонять Запад вне обычного по­рядка, заимствуя главным образом технико-организационные формы, раскол между верхами и низами, внутри верхов — при­обретал, помимо прочего, политико-культурный, идеологиче­ский характер. Отсюда и маятниковый характер российского цивилизационного консенсуса: авторитарно-мобилизационный — авторитарно-охранительный. Верх берут то западники, то тра­диционалисты.

В самом деле, мобилизационные реформы ломали вековые устои, выступали по отношению к народной культуре как чуж­дая сила. Более того, реформы, как правило, вели еще к боль­шему «тяглу», закрепощению, перенапряжению народных сил, к еще большей гипертрофии государства. Поэтому в среде интел­лигенции с неизбежностью возникли идеологии протеста против подобного алгоритма: со стороны славянофилов-почвенников и западников-либералов. Между тем динамика догоняющего раз­вития создавала особые социально-экономические группы и со­ответствующие им субкультуры: бюрократию, интеллигенцию, промышленный рабочий класс. Спор «западников» и «почвен­ников» переформулировался. Вспомним в этой связи судьбо­носный спор большевиков и меньшевиков внутри РСДРП о судьбах революции.

Безусловно, самую большую специфику дала советская форма российской цивилизации. Казалось, что именно в рамках социалистического строя была «снята» указанная выше пробле­матичность развития: при сохранении внутренней социокуль­турной специфики страна успешно решала задачи промышлен­ного роста, первого этапа научно-технической революции. Уст­ремления мессианства, нравственный идеал социального равен­ства, коллективно-артельный характер труда — все это и выра­жал советский тип властных отношений. Однако очередной, уже постиндустриальный вызов Запада обозначил стратегическое отставание СССР. Для постиндустриального этапа уже недоста­точно было традиционно-мобилизационных мер, тем более что в последние десятилетия советской истории образовался многочис­ленный средний класс, чей интеллектуальный потенциал мог быть использован лишь современно — через инициативу и творчество.

Обозначившееся отставание СССР на рубеже 70—80-х го­дов включило в работу мобилизационный «ген» российской ци­вилизации. Инициируемая М.С.Горбачевым перестройка по за­мыслу должна была развязать в рамках социализма творческую инициативу масс, мобилизовать внутренние источники для ус­корения экономического роста на базе эффективных техноло­гий. Но реальные шаги перестройки не только не привели к на­меченным целям, а обострили ситуацию, послужили детонато­ром самого глубокого социально-политического сдвига. С 1990—1991 годов начались радикальные экономические и поли­тические реформы. Такой резкий переход привел к социальным конфликтам в социально-культурном поле российской федера­ции. На глазах разрушались привычная попечительная миссия государства, коллективизм, сложившаяся система профессио­нальных предпочтений и другие традиционные элементы. К то­му же радикальные экономические реформы обнаружили собст­венную логику избыточности экономических лишений, гипер­трофии финансового капитала, резкого социального расслоения. Для многих граждан возник эффект социально-культурной ано­мии (напряжения), когда они не желают или не могут принять рыночную систему регуляции. В силу этого в российском обще­стве существует высокий потенциал конфликтности, баррикад­ного сознания, общего недоверия к новой государственности. Плохое экономическое положение, помноженное на низкую по­литическую компетентность, подвижность политических устано­вок, правовой нигилизм, заидеологизированность мышления — все это служит реальным препятствием на пути становления де­мократической политической культуры.

С другой стороны, мобильные слои российского общества демонстрируют образцы экономического успеха, приобщения к продуктивным информационным технологиям, а также модели постмодернистского образа жизни, в особенности в мегаполисах и крупных городах. В ходе общественно-политических измене­ний большинство в России приняло в ценностном аспекте такие важнейшие демократические институты, как альтернативные выборы, разделение властей, независимые СМИ, парламента­ризм и т.д. Сложился отличающийся от предыдущего периода образ политического процесса, появились новые политические стереотипы. При всей фрагментарности, многослойности и борьбы противоборствующих сил нарождающаяся российская политическая культура имеет запас общецивилизационной прочности, в том числе богатый исторический опыт созидания государства, соединения традиции и современности.