3. Раннее христианство

К рубежу эр Римская держава подошла, казалось бы, в расцвете могущества. К этому времени в результате завоевательных войн ей принадлежали огромные территориальные приобретения. Римскому государству принадлежало всё Средиземноморье, его границы раскинулись по оси «юг – север» от Северной Африки до Британии включительно, по оси «запад – восток» от Испании до Дуная. Материальное производство достигло высокого уровня – государство, например, могло себе позволить содержать на свой счёт сотни тысяч праздных людей, люмпенов в городах, устраивая для них хлебные раздачи и бесплатные цирковые и театральные представления. Культура расцветала, представляя собой синтез римских и эллинистических элементов, включая духовные богатства древнейших цивилизаций Египта и Месопотамии, многих других культур.

Тем не менее, к рубежу эр всё явственнее обозначается и кризис того типа социально-экономического строя, котрый был характерен для римского пути развития, а именно рабовладельческого строя, основанного на военном порабощении народов и территорий с целью пополнения за счёт пленного населения контингента рабов, являвшихся основным производительным классом римского общества, и увеличения налоговых поступлений с завоёванных территорий, без чего уже не удавалось поддерживать высокий уровень жизни в метрополии.

Поддержание, а тем более рост производимого общественного богатства начинали наталкиваться на ограничения. Главное ограничение состояло в естественных физиологических границах возможностей интенсификации труда рабов. Накапливалось социальное напряжение, зрела готовность рабов к отпору в ответ на усиление эксплуатации и социального гнёта.

Почему же было не пойти не пути интенсификации физического труда рабов, а по пути всё более широкого использования в процессе труда технических и технологических новаций? Отчасти такие попытки имели место. Стали применять такие изобретённые тогда сельскохозяйственные орудия как жатвенная машина, которую тянули быки, усовершенствованный плуг на колёсах и даже механизированная молотилка-повозка с зубьями, выбивавшими зерно из колосьев. Но это были лишь отдельные попытки. Технические и технологические новации могли бы дать заметный эффект лишь при условии их применения в сельскохозяйственных латифундиях, которые могли бы обеспечить хозяйственную эффективность римской экономики и где трудились большие массы рабов. Но рабы на латифундиях именно потому, что здесь концентрировались большие их массы, были опасны для рабовладельцев и их государства, поскольку здесь рабы могли оказать организованный массовый отпор. После восстания рабов под предводительством Спартака в 75 – 71 гг. до н.э., показавшего, какую грозную опасность для римского государства могут представить организованные массы рабов, класс рабовладельцев не мог не бояться ослабить контроль над рабами латифундий. Рабы трудились здесь в колодках и под бичами надсмотрщиков, чем, конечно, исключалась возможность применения новой техники. Рабы латифундий не только не были заинтересованы в результатах своего труда, но и просто не имели возможности трудиться эффективно. Латифундии в итоге обнаружили свою хозяйственную неэффективность. Поэтому наиболее распространённой хозяйственной ячейкой, в которой эксплуатировался труд рабов, оставались средних размеров виллы. Но это не решало проблемы технического и, соответственно, хозяйственного прогресса.

Ещё один путь выхода из надвигающегося социально-экономического кризиса – попытаться всё-таки заинтересовать рабов в результатах их труда. Так появились новые формы зависимости рабов от своих хозяев: колонат, когда данное лицо, оставаясь в положении раба, получало земельный участок на правах аренды от своего хозяина (колонат явился переходной формой от рабской к феодальной зависимости работников), отпуск рабов на пекулии, т.е. с передачей господином права на распоряжение определённым имуществом с обязательством отдавать господину часть доходов, приносимых распоряжением этим имуществом; вольноотпущенничество, отпуск раба на свободу с обязательством делиться с бывшим хозяином определённой частью доходов. Но и этот путь ограничен, ибо радикальное и всеобщее изменение положения класса рабов означало бы отмену рабства, чего не мог допустить класс рабовладельцев.

Господствующие в Риме сословия, сенаторы и всадники, ответили на симптомы надвигающегося кризиса преобразованием государственного устройства римской державы из республиканской в монархическую, императорскую форму государственной власти, усилением милитаризма государства и расширением масштабов внешней экспансии.

В I веке до н.э. полутысячелетний республиканский строй Рима стал давать трещины. Не случайно то, что на роль императора стали претендовать полководцы – они обладали возможностью для установления военной диктатуры. В 40-е гг. до н.э. режим личной власти установил полководец Юлий Цезарь, захвативший Галлию и Испанию, а вместе с тем и 1 000 000 рабов. Юлий Цезарь был убит республиканскими заговорщиками, но в результате вспыхнувших после этого гражданских войн победила партия правящего класса, выступавшая за установление императорского режима власти. В 27-м году до н.э. принцепсом (лат. princeps – первый сенатор, сенатор открывающий заседание) и вместе с тем императором стал приёмный сын Цезаря Октавиан, получивший также титул Август (лат. возвеличенный богами).  Императорская власть была формой консолидации класса рабовладельцев перед лицом кризиса. Тем самым был избран и путь дальнейшего развития Рима: войны за территории и за пополнение класса рабов населением захваченных стран, удержание власти рабовладельцев над рабами, метрополии над захваченными провинциями.

Император Октавиан Август, которого один из исследователей (С.Л. Утченко) назвал «политическим роботом» (на самом деле, мы можем вспомнить хотя бы очень красноречивый пример с египетской царицей Клеопатрой, перед красотой которой не устояли такие великие римляне как Антоний и Цезарь, а вот Октавиан остался равнодушным к её красоте и имел дело с Клеопатрой лишь для решения политических задач, – ну не бездушный ли автомат?), так вот Август методично решал проблемы усиления контроля над классом рабов и разгрома и подавления попыток провинций освободиться из-под власти Рима. В отличие от прежних времён, когда отношения с рабами регулировал каждый отдельный их собственник, при Августе их регулирование становится делом государства. Оно берёт на себя карательные функции – беглых рабов ловят и казнят, при покушении на господина какого-либо раба казнят всех рабов из дома господина.

Укрепляется римская администрация и военные гарнизоны в провинциях, не допускаются даже признаки их сепаратизма, волнения и восстания беспощадно подавляются. Так было, в частности, в палестинской Иудее, установление и удержание римского господства над которой сопровождалось волнениями и восстаниями иудеев и жестоким разгромом римскими войсками этих выступлений.

Но этому предшествовала роковая ошибка иудейских политиков, решивших использовать римский фактор в борьбе за освобождение Иудеи из-под власти эллинистической Сирии, под господством которой Иудея находилась во II веке до н.э. В Иудее тогда номинально правила еврейская династия Хасмонеев. В 137 г. до н.э. Симон Хасмоней заключил союз с Римом против Сирии. На определённый период это действительно обеспечило самостоятельность Иудейского царства.

Но правящие круги в Иудее зачастую решали не задачу общенационального освобождения, а задачу обретения личной власти за счёт соглашательства и прислуживания Риму. В 60-е гг. до н.э. развернулась борьба между представителями династии хасмонеев братьями Аристовулом и Гирканом за царский престол в Иудее. Для разрешения спора они не нашли ничего лучшего как обратиться к римскому полководцу Помпею. К этому времени Рим уже завоевал почти всю Переднюю Азию и Северную Африку. Помпей приобрёл такое могущественное влияние в растущей империи, что его в Азии называли «царём царей». Когда Аристовул догадался, что Помпей имеет с братьями дело лишь для того, чтобы упростить завоевание Иудеи, он начал было готовиться к обороне Палестины, но был арестован Помпеем. Армия Помпея вступила в Иудею и осадила Иерусалиму. Гиркан и его сторонники впустили римлян в город, но Аристовул со своим сторонниками укрепился на Храмовой горе. Три месяца римляне осаждали крепость на горе и храм. После подавления выступления Помпей сделал Иудею провинцией Рима (63 г. до н.э.). Гиркана назначил «этнархом» (то есть начальником племени) и первосвященником, но не позволил именоваться царём. Аристовула с его детьми увёл в плен в Рим.

Помпей был вместе с Крассом и Цезарем одним из триумвиров – полководцев, разделивших власть в Римском государстве. При дележе римских областей между ними Сирия и Иудея достались Крассу. Красс вступил в Иерусалим и вывез из храма много сокровищ, но вскоре, во время похода в Парфию, погиб. В войне за власть между Помпеем и Цезарем победил последний, став единовластным правителем Рима. Аристовул погиб в Риме во время войны между Помпеем и Цезарем (был отравлен врагами Цезаря после того, как тот поручил Аристовулу сражаться во главе легиона против Помпея). Цезарь назначил своим наместником в Иудее Антипатра, сына Гиркана, оставив Гиркану должности этнарха и первосвященника (47 г. до н.э.). Антипатр испросил для своих сыновей должности – один стал начальником Иерусалима, а другой, Ирод, начальником Галилеи, северной области Иудеи. Этому Ироду суждено было стать царём Иудеи. Этот тот самый Ирод, который, согласно новозаветному преданию, станет антагонистом Христа, пожелавшим его уничтожить ещё тогда, когда Христос был младенцем.

Угождая римлянам Ирод самовольно казнил в Галилее группу патриотов, поднявших среди тамошних евреев антиримское восстание. За это самоуправство иерусалимский Синедрион, высший религиозный управляющий и судебный орган потребовал Ирода к суду. Ирод явился в Синедрион в сопровождении военной свиты. Члены Синедриона побоялись его осудить. Римские власти сначала назначили Ирода правителем Иудеи на правах римского наместника. А потом, после того, как Ирод помог римлянам разгромить своевольного иудейского царя Антигона, он, Ирод, по постановлению римского сената стал царём Иудеи (37 г. до н.э.).

Около четвертого г. до н.э. Ирод потребовал от религиозных деятелей Иудеи принесения присяги на верность себе и императору Августу. По указу

Ирода над воротами Иерусалимского храма был водружен золотой орел – символ могущества Рима. Это вызвало религиозное возмущение. Группа молодых людей обучавшихся в одной из религиозных школ, сбила этот символ с ворот храма и разбила его на куски. Этих молодых людей по приказу Ирода сожгли заживо. В том же году Ирод умер, и сразу после этого вспыхнуло восстание в Иерусалиме и других частях Иудеи против династии Ирода и римской оккупации. Но выступление оказалось разрозненным, не было общего плана восстания. Восставшими руководили три вождя, действовавших независимо друг от друга. В Галилее восстанием руководил Иуда, в Иорданской долине – Симон, бывший раб Ирода, на юге Иудеи – пастух Афронг. Симон и Афронг провозгласили себя царями в целях успешности действий. Но римский наместник Сирии Вар подавил восстание, сжег города, в которых укрывались вожди повстанцев. Чтобы устрашить восставших Вар распял на крестах две тысячи человек. После этого Август разделил Иудею между тремя сыновьями Ирода, но ни одному из них не дал царского титула.

В шестом г. н.э. Архелай, правитель Иудеи и Самарии, вызвал к себе ненависть евреев и самаритян. От имени возмущенного населения было подано прошение Августу об отстранении Архелая. Август взял Иудею и Самарию под свое прямое руководство, ввел здесь непомерные имперские налоги. Вновь вспыхнуло восстание. Во главе восстания встали Иуда Галилеянин и фарисей Саддук. Требованием восставших была, прежде всего, отмена налогов, а конечной целью – освобождение от власти Рима. Август жестоко разгромил восстание, но уцелевшие его участники донесли свои мятежные настроения вплоть до начала Иудейской войны – антиримского восстания 66 – 73 гг. н.э.

Восстанию предшествовал период 30-х гг. н.э. – период жестокого правления в Иудее римского наместника (прокуратора) Понтия Пилата, который в превентивных целях и с согласия Синедриона, действовавшего в интересах Рима, казнил Иисуса Христа, одного из тех религиозных деятелей, под руководством которых в Иудее зачастую и вспыхивали антиримские восстания. После Понтия Пилата в конце 30-х гг. император Калигула, преднамеренно оскорблявший религиозные чувства евреев, потребовал установить в храме свою статую. Только благодаря тому, что все-таки у Калигулы возобладало чувство благоразумия, и он отменил свой указ, не вспыхнуло новое восстание.

Так называемая Иудейская война 66 – 73 гг. была самым сильным за всё предшествовавшее время антиримским восстанием в Иудее. Военные действия с обеих сторон – с римской и иудейской – были очень затяжными и носили чрезвычайно упорный характер. Поражение восстания было предопределено не только военной мощью Рима, но также и национальным предательством господствующей верхушки и религиозных соглашателей, фарисеев и саддукеев. Особенно героическим эпизодом восстания стала защита крепости Масада, находившейся высоко в горах. Крепость защищали зелоты, составлявшие, как мы должны помнить, радикальную антихрамовую, антифарисейскую и антисаддукейскую организацию. Последние 200 защитников крепости закололи друг друга уже на виду у вступивших в крепость неприятельских воинов. После разгрома восстания Иерусалимский храм был разрушен, и Иудея стала одной из обычных «спокойных» римских провинций. Окончательно Иудея прекратила свое существование даже в качестве номинальной административной единицы после разгрома Римом в 138 г. н.э. иудейского восстания Бар-Кохбы.

Таким образом, ситуация такова, что внутренние социально-экономические противоречия в Римской империи всё сильнее обостряются, требуют разрешения, однако господствующим классам с помощью государственной машины удаётся консервировать сложившиеся экономические отношения, отношения между классами рабов и рабовладельцев, и межэтнические отношения, отношения между эксплуатируемыми провинциями и господствующей метрополией. Противоречия не разрешаются, а загоняются вглубь и со временем накапливаются.

Этот глубокий внутренний затяжной социально-экономический кризис оказывает своё воздействие так или иначе на все классы и слои населения империи. Само собой понятно это по отношению к классу рабов. Но и лично свободные трудящиеся сословия земледельцев, ремесленников, торговцев тоже страдают от кризиса. Хотя рабовладельческий уклад всё больше обнаруживает неэффективность, тем не менее, поскольку он сохраняет свою господствующую роль, постольку трудящиеся слои свободного населения не могут стабильно выдерживать конкуренцию с дешёвой рабочей силой рабов. Массовые разорения лично свободных трудящихся становятся их уделом. Люмпен-пролетарские слои, т.е. слои людей, лишённых собственности на орудия и средства производства, не имеющих работы и, соответственно, постоянного дохода, формируются именно из сословий свободных трудящихся, сами становясь едва ли не сословием, ибо редко кому из детей люмпенов социально-экономическая ситуация позволяет выкарабкаться из бедственного положения, в котором они оказываются вместе с их родителями. Эти люмпены и есть те, кому государство вынуждено жаловать «хлеб и зрелища», чтобы не вызвать взрыв массового недовольства. И ясно, что они находятся в отчаянном положении, на грани физического выживания, их положение зыбко и непрочно, достаточно государственной машине дать сбой, чтобы они начинали гибнуть массами. Но кризис не может не затрагивать также господствующий класс, класс рабовладельцев, ибо этот класс должен всегда находиться в готовности к взрыву возмущения и сопротивления. Но и самый высший слой не может не испытывать тягостности сложившегося положения. Здесь к напряжению, которое исходит от социального давления снизу, добавляется испытание произволом со стороны императорской власти, которая постоянно выслеживает заговоры со стороны знатных и богатых персон, то и дело обрушивая репрессии на истинных или мнимых заговорщиков. Императорская власть по сути своей такова, что не может не развращать носителей этой власти. И вот на смену холодному, расчётливому, но всё-таки более или менее порядочному императору, вроде Августа, приходит на смену чудовище, вроде императора Нерона, рядом с которым никто не может знать не схватят ли его и не казнят ли его завтра или чуть позже, зверски поглумившись при этом, Наконец, даже император, его родственники и близкий круг тоже не могут жить нормальной жизнью, ибо мнимые заговоры отравляют им жизнь, а заговоры настоящие, время от времени удаваясь, обрекают их на смерть.

Словами Энгельса можно так охарактеризовать ситуацию, сложившуюся в Римской империи:» Настоящее невыносимо, будущее, пожалуй, ещё более грозно. Никакого выхода» (Маркс К. и Энгес Ф. Соч. Том 19. С. 309 – 313). Но выход был найден – в новой религии, давшей надежду на спасение.

Идейно-психологический климат этой эпохи можно охарактеризовать как экзальтированное ожидание новой религии, соответствующей новой ситуации.

Представители правящих кругов выдвинули в ответ на запрос времени упоминавшийся нами в качестве одной из предпосылок христианства культ императора. Скажем теперь об этом несколько подробнее. Обожествление монархов имело давнюю традицию – особенно в древневосточных цивилизациях. Особенно яркий пример – обожествление фараонов в Древнем Египте. Императорский культ в Риме начинался с обожествления Цезаря после его гибели и в предчувствии гражданской войны, гарантом предотвращения которой виделся Цезарь, пока он был жив. После его гибели оставалась надеяться на его божественную природу. Хотя инициаторами обожествления Цезаря были представители правящих кругов, но определённый отклик инициатива веры в спасительную божественность Цезаря нашла и в других слоях населения. Приёмный сын Цезаря Октавиан, будущий Август – «возвеличенный богами» – после разгрома своих соперников в борьбе за власть и внешних врагов Рима, среди которых особенно опасным было могущественное Парфянское царство, исподволь начал вводить собственный культ – культ прижизненно обожествляемого императора. Начиналось введение культа Августа как бога с восточных провинций империи – Египта, Сирии и других стран, а затем его введение было распространено и на собственно Рим. Бог-Август, согласно распространявшемуся высшими кругами мнению, – вечного «римского мира». Божественный Август был прославлен поэтами своего времени, в первую очередь такими великими поэтами как Вергилий и Гораций, уверовавшими в его спасительную миссию, хотя ещё незадолго до его победоносного пришествия к власти они преддверием ожидаемого, чаемого «золотого века» видели неизбежную и страшную катастрофу Рима. Культ императора способствовал осознанию единства судеб народов империи, формированию космополитического сознания у граждан империи. Отвечал он также и способствовал монотеистической тенденции в политеистическом мифологическом мировоззрении граждан и народов империи. Но при всём том, что массы первональео были сопричастны процессу формирования культа, он вскоре и с неибежностью выродился в официозную, насаждавшуюся сверху идеологию – идеология, служащую интересам господствующего класса и правящих кругов. Его сильно компроментировали императоры, вступавшие на трон после Августа, который всё-таки стремился соответствовать образу «отца отечества», вести благообразный образ жизни, соответствовавший народной и традиционной римской нравственности, простоты и воздержанности. В отличие от Августа многие личности, восходившие на трон после него, вырождались в чудовищ, развращённых абсолютной властью и обеспеченной ею вседозволенностью. Кроме того культу императора не достаёт внутренней теплоты, эмоциональной выразительности и мистичности (таинственности).

Но именно это всё было важной потребностью масс в условиях, когда реальная жизнь становилась психологически дискомфортной, дискомфортной до невыносимости.

Философские учения, такие, как стоицизм и гностицизм, или поэтические образы мессии, как в поэзии Вергилия, также бывшие предпосылками христианства, тоже, как и культ императора, исходили не от самих народных масс, а вносились в культуру высшими слоями общества, их восприятие требовало высокой степени культурности, они имели чересчур интеллектуальный характер, чтобы воздействовать на эмоциональную сферу простолюдинов. К тому же, если говорить о гностицизме, он изначально носил сектантский характер, был обращён к кругу избранных людей, культивировал своего рода элитаризм. Стоицизм и гностицизм в этот период имели значение предпосылок для выработки в будущем нового теологического учения, но первоначально на повестке дня стояла потребность в новой массовой народной вере.

Пожалуй, только упомянутые нами как предпосылка возникновения христианства культы умирающих и воскресающих богов в плане интеллектуальной доступности, эмоциональной выразительности, мистичности были близки широким народным массам, гораздо более привлекательны для них, чем культ императора или рафинированные философско-религиозные искания нового мировоззрения. Культы умирающих и воскресающих богов становились известны за пределами своего возникновения и традиционного бытования благодаря процессам массовых перемещений и смешений населения империи, они распространялись в народной среде самими массами простонародья. Боги этих культов умирали во имя спасения людей, а воскресая, давали и им надежду на возможность обновления жизни.

Но всё и культы умирающих и воскресающих богов вследствие своей глубокой традиционности, так сказать, уже привычности, обычности, обыденности, сезонной регулярности ритуалов поклонения им, не вполне соответствовали ожиданиям времени, требованиям почти мировой масштабности, необычайной грозности сложившейся социально-экономической ситуации. Вот образ Христа соответствовал ей. Христос, конечно, – умирающий и воскресающий бог, но в отличие от традиционных умирающих и воскресающих богов, его явление, его смерть и воскресение, как они представляются широким народным массам, главным творцам новой религии, это событие уникальное, однажды случившееся, а не ежегодно случающееся, но это и событие радикальное по своим последствиям, событие космическое по своим масштабам. И при этом образ Христа отличается чрезвычайной и именно человеческой притягательностью.

В общем хотя обозначенные нами и многие другие духовные искания эпохи того времени в каких-то аспектах должны быть признаны вошедшими в духовный синтез христианства, но скорее они представляют собой не элементы существенного содержания нового народного мировоззрения, а указывают на некий общий вектор исканий новой религии. Ядром же кристаллизации новой религии, повторим сказанное ранее, оказалась та линия эволюции предшествующей формы религии, которую претерпели древнееврейские мессианизм и монотеизм. Мы уже говорили об иудеохристианских сектах и их вероучении и устройстве. Здесь уже сложились, по указанным выше причинам, многие из протохристианских представлений. Здесь уже было представление о загробном воздаянии, была эсхатология – учение о будущем страшном суде, на веки вечные воздающем по заслугам грешникам и праведникам, был образ страдающего мессии – посланника божьего. Но что особенно важно, так это то, что в иудеохристианских сектах были условия для жизненно достоверной и убедительной конкретизации образа мессии-страдальца. Ожесточённая борьба за национальное выживание, постоянные восстания против римской власти выдвигали на роль прототипа мессии людей, реально живших и реально пострадавших за общее дело.

Был такой пророк-страдалец и в упоминавшейся нами секте назареев – этот пророк Иисус Христос. «Благая весть» о Христе известна нам по книгам Нового Завета. Они записывались, начиная с 60-х гг. Следовательно, около трех десятилетий спустя после смерти Христа. Что именно принадлежит Иисусу, что именно из сказанного в новозаветных книгах принадлежит Иисусу, что его ученикам – апостолам и ученикам апостолов, записавшим тексты Нового Завета? Точно мы знаем только то, что и среди и сммих апостолов вопрос, по которому не было изначальной ясности, изначального согласия – это вопрос об отношении к иудейскому закону, как закону, культивирующему избранность, исключительность евреев. Так, мы знаем из Деяний апостолов, которые, по крайней мере, не подвергаются сомнению как достоверный источник, что после гибели Христа осталась назарейская община в Иерусалиме, то есть, община учеников Христа: Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова, то есть не Иуда Искариот. Предавший Христа Иуда покончил жизнь самоубийством. Выборы двенадцатого апостола происходили видимо из очень близких людей. Было две кандидатуры: Иосиф, называемый Варсавою, и Матфей. Выбирали по жребию, как знаку самого Господа. Избранным в число двенадцати, оказался Матфей. К общине примыкали или в нее входили также некоторые «жены» (в смысле женщины) и Мария, мать Иисуса, и братья его. Из братьев Иисуса особенно известен Иаков – историческая личность, в качестве таковой фиксируемая и вненовозаветными источниками, а именно, в сочинениях известного еврейско-римского историка Иосифа Флавия. Были, видимо, и другие члены или близкие к общине люди. Цель общины состояла в том, чтобы нести благую весть, проповедовать учение Христа среди всех народов. Для тех, для кого недостаточно просто верить, не является очевидным, что сам Христос провозгласил эту универсалистскую (то есть, не национально ограниченную) миссию общины, ибо в текстах Евангелий наказ проповедовать всем народам Христос дает только как герой сюжета о его воскресении,то есть, за пределами земной жизни и деятельности. Из остальных сюжетов Евангелий можно понять, что у Христа не было какого- либо неприятия «язычников», на идее избранности евреев не делается какой-то особый акцент. Но и нет призывов идти ко всем народам. Надо думать, что при жизни Христа этот вопрос не ставился и не решался с -либо определенностью. Потому то и потребовалось его специальное обсуждение в общине после смерти Христа. Конкретно же, решался вопрос: должны ли обрезываться «братья из язычников», должны ли они выполнять «закон», то есть, иудейскую обрядность, прежде всего, должны ли соблюдать определенные пищевые запреты и нормы. То есть, по существу, должны ли они, чтобы обрести спасение, став христианами, стать также и иудеями, ибо этим бы и предполагалось, что они вошли в состав избранных.

Вопрос был решен так, что ничего этого не требовалось от «язычников» (но – не от евреев: по отношению к самим евреям вопрос решился позже, и решался как-то постепенно, сам собой). В общине решили, что не следует «затруднять обращающихся к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе» (Деян. 15,28,29).

Но это случилось значительное время спустя после того как умер Христос. Это случилось уже после того, как в Иерусалим, после многих лет проповеди в Диаспоре, возвратился апостол, не входивший в число двенадцати, – апостол Павел. Сразу же после смерти Христа проповедовали его учение вначале в Палестине. Собственно в диаспору с «благой вестью» двинулись, скорее, как можно уяснить из «Деяний апостолов», не направляемые целью проповедовать другим народам, а гонимые преследованиями со стороны правоверных иудеев. Прежде всего, со стороны саддукеев и фарисеев, первосвященника и Сенидриона (храмового суда). Да и широкие иудейские массы относились в целом недоброжелательно к проповеди учения Христа. Одним из гонителей Христа был и будущий апостол Павел, звавшийся первоначально Савлом. Савл сам выпросил у первосвященника поручение отправиться с письмом к дамасским синагогам. В этом письме было решение об осуждении Синедрионом верующих во Христа. По дороге в Дамаск на Савла сошел Дух Божий. И Христос, вопросив «почему ты меня гонишь?» обратил его в своего приверженца. После чего Павел и стал одним из самых деятельных проповедников, миссионеров в диаспоре. Павел – «апостол язычников», один из той, меньшей, чем оставшаяся в Иерусалиме, группы апостолов, отправившихся проповедовать учение Христа в диаспоре. Если сопоставить диаспору и Палестину, Иерусалим, то проповедь имела успех именно в диаспоре, но не имела успеха в Палестине. Почему? В Палестине сохранились условия борьбы за национальное существование. Здесь Яхве – бог избранного им народа. С этой точки зрения последователи Христа провозглашали неслыханную для евреев Палестины ересь. Этим объясняется изначальная жестокость гонений на Христа и его последователей, и этим объясняется также отсутствие особой популярности секты назареев – она вела полуподпольное существование. Она оставалась сектой, несмотря на, казалось бы, универсализм учения. Настолько не имело популярности учение Христа, что лишь немногие, несмотря на деятельность назареев, знали вообще об учении Христа, или о том, как оно излагалось в проповедях его учеников. Вот показательный пример. Речь идет о фрагменте из Деяний апостолов, содержание которого похоже на очень достоверное, поскольку оно говорит не в пользу христианства, а, значит, уцелело от редактирования. Это рассказ о втором приходе апостола Павла из Рима в Иерусалим с целью подтверждения решения о язычниках, освобождающего их от исполнения иудейских обрядов. Подтверждение должны были дать братья в Иерусалиме. Но Павел был схвачен фарисеями, избит иудейской толпой, отдан на суд Синедриона, который готов был за его взгляды вынести ему смертный приговор. Павел, чтобы избежать столь нежеланной участи, вынужден был потребовать римского суда, ссылаясь на то, что он римский гражданин (римский гражданин по рождению – его отец был римским гражданином). Узнав об отношении Синедриона к Павлу, еврейский царь Агриппа и его супруга Береника решили расспросить об учении, которое проповедовал Павел – то есть, они попросту ничего не знали об учении Христа. Правитель же, то есть, римский наместник Фест так вводил царя и его супругу в курс дела: де, с жалобой явились ко мне первосвященник и старейшины иудейские, требуя осуждения Павла. Но когда был суд, «обвинители не представили ни одного из обвинений, какие я предполагал; но они имели некоторые споры с ним (то есть, с Павлом – В.М.) об их богопочитании и каком-то Иисусе умершем, о котором Павел утверждал, что он жив» (Деян. 25,18-19). То есть, очевидно, что и римский наместник совершенно не знает и не понимает учения Христа.

Но, кстати, в соответствующем тексте ничего не говорится хотя бы о попытках защиты Павла со стороны назарейской общины. Может быть боялись это делать? Конечно. Но, вероятно, не очень-то сами назареи, палестинские соратники Христа, были уверены в правильности позиции Павла в отношении язычников. Но в отличие от «полуподпольного» образа жизни и действий назарейской и подобных общин в Палестине, в диаспоре была существенно иная обстановка. Формами организации религиозной жизни иудеев в диаспоре были синагоги и коллегии. Синагоги – это собственно религиозные иудейские организации. К синагогам примыкал круг прозелитов, то есть приверженцев из иудеев и обращенных в иудейство представителей других народов. Коллегии – это формы самодеятельной организации населения, в том числе религиозной организации, по всему римско-эллинистическому миру. Чаще всего это профессиональные структуры, но иногда и религиозные кружки. В общем, римское государство при всем его стремлении насаждать культ императора и отечественные римско-эллинские культы, во многом, впрочем, приобретавшие характер синкретических не только в смысле слияния римского и греческого пантеонов, но и в смысле включения популярных восточных культов Осириса, Митры и др., кроме того допускало и даже обеспечивало автономию этническим, национальным культам и в провинциях, и в самодеятельных организациях Рима. Что касается иудейского культа Яхве, то он даже находился до некоторого времени в довольно привилегированном положении по причине особой влиятельности иудейской группы населения Рима (историки называют долю евреев в Риме, как достигавшей шести процентов). Правда, чтобы этнические культы могли действовать, требовалось, чтобы они не конкурировали с общегосударственными. Об известной веротерпимости, обусловленной, конечно же, заботой об укреплении власти Рима в провинциях, хорошо свидетельствует пример попытки Понтия Пилата, римского наместника в Иудее, причастного к казни Иисуса Христа, ввести при вступлении в должность в Иерусалиме портреты римского императора Тиберия как знаки власти Рима в Иерусалиме и при иерусалимском храме. Испугавшись, что возмущение иудеев может перерасти в восстание, Понтий Пилат благоразумно убрал портреты с улиц Иерусалима.

Так было ко времени начала проповеди учения Христа Апостолами и учениками апостолов. Их проповедь первоначально как раз и предполагала овладение уже готовыми организационными формами: синагогами, кружками прозелитов из иудеев и неиудеев, коллегиями. К 60-м гг., если говорить о диаспоре, уже существовали христианские общины в Малой Азии (территория современной Турции), в Греции вместе с Македонией, в Сирии, в Египте и в Риме. Апостолы и ученики апостолов, среди которых наиболее известными были апостолы Павел, Петр, Иоанн, Иаков, учеников апостолов, таких как Лука, Марк, Филипп и др., путешествовали по этим провинциям, бывали в Риме, проживали, временами, среди своих, но и постоянно стремились донести учение Христа до более широких кругов населения, обратить в свою веру все новые и новые общины. В первоначальных христианских общинах, как и во всей первоначальной христианской церкви, еще не было сколько-нибудь строгой иерархической организации. Апостолы были скорее не столько церковно-административными деятелями, сколько духовными вождями. Общинами руководили «учителя» (дидаскалы, или пресвитер). Совокупностью общин в городе руководил епископ; впрочем уже намечалось стремление собственно римских общин встать над общинами в провинциях.

Особенно доступными для проповеди оказались кружки прозелитов. В коллегиях «язычников» главной проблемой было отношение к иудейской обрядности. Именно, наталкиваясь в этом пункте на сопротивление неиудеев, апостолы, и прежде всего, Павел, сам назвавший себя «апостолом язычников», провозгласили необходимость отказа от иудейского закона, по крайней мере, для язычников, но тем самым впоследствии это правило стало действовать и для христиан-иудеев. Самая сложная проблема – это проповедь для синагог. Именно здесь чаще, чем в других случаях, христианские проповедники получали резкий отпор, зачастую происходили стычки, заканчивавшиеся избиениями проповедников учения Христа, их передавали в руки властей. Собственно, первоначально неприятие христианской проповеди римскими властями происходило в основном из-за провокаций, наветов, жалоб иудеев в синагоге. В связи с этим апостол Павел говорил: Вы, иудеи, его не узнали, казнили – покайтесь…

Конфликт с государством, гонения императорской власти на христиан начались тогда, когда власти осознали, что христианство выступает именно как конкурент культу императора и культам отечественных римско-греческих богов в плане притязания на всеобщее значение, на обращение христианства ко всем народам империи и даже ко всему человечеству, а также, когда стало ясно, что многие несчастья в государстве можно списывать на «зловредных» христиан. Например, император Нерон, первый гонитель христиан, списал на них пожар в Риме. В частности, видимо, именно в правление Нерона в Риме был казнен апостол Павел.

Павел провозгласил универсалистский принцип, принцип религиозного равенства всех народов, сословий и полов: нет теперь ни эллина, ни иудея, ни варвара, ни скифа, ни обрезанного, ни необрезанного, ни раба, ни свободного, ни мужеского пола, ни женского, но все и во всех Христос. Там самым, Павел завершил процесс становления раннего христианства. Итак, что же оно собой представляло в этом, теперь уже завершенном виде? Дадим характеристику раннего христианства по необходимости отчасти повторяя и суммируя уже известное нам из вышесказанного по основным пунктам.

Ядро вероучения: идея «искупления первородного греха». В. универсальной космо-и-антропогонический аспект контекст, существовавший в прежней традиции, в том числе – древнееврейских религиозных представлений об установленном Богом мировом порядке, христианство вводит в качестве одной из важнейших идей идею о первородном грехе, грехопадении прародителей человечества Адама и Евы и искуплении первородного греха Христом. Грехопадение, выразившееся в нарушение запрета Бога есть плоды с «Древа познания добра и зла», проистекает из своеволия. Последствием грехопадения стало искажение непорочной природы первых людей и наклонность после этого события всех людей , человечества ко греху. Вместе со склонностью ко греху человек становиться подверженным смерти, на него обрушиваются и все иные виды бедствий и несчастий (впрочем, относительно пункта о грехе, повлекшем смертность человека, надо пояснить, что смертность предполагалась текстом книги Бытия как имеющая место еще до этого события. Бог ведь в книге Бытие говорит, что если после того, как люди отведают плода от «древа познания добра и зла», отведают еще и от «древа жизни», то станут такими же бессмертными «как мы». Значит, они уже были смертны до события грехопадения. Смертность человека – это универсальный мотив вообще всех космогоний и антропогоний, поэтому он не мог появиться впервые лишь на христианском этапе. Но, видимо, важно было особо акцентировать этот мотив, поэтому он появляется в христианстве как бы заново… (Поскольку люди сами не могли избавиться от следствий первородного греха, Бог, по своей милости и в соответствии со своей всеблагой природой, принес в искупительную жертву самого себя в лице своего единосущного сына, воплотившегося посредством Духа Святого, исходящего от Бога, врожденного непорочной девой Марией Иисус Христа. В этой жертве – зало избавления людей от греха и их спасения для жизни вечной. Апостол Павел в I послании коринфянам говорит об этом так: «… Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе (то есть, апостолу Петру – В.М.), потом двенадцати (то есть, всем апостолам вместе – В.М.), потом явился более, нежели пятистам братий в одно время… Потом явился иакову, также всем апостолам; а после всех явился и мне, как некоему извергу». (То есть, гонителю Христианства первоначально и лишь затем апостолу по благодати Божией – В.М.). «Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших. Ибо как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут…» (Коринф. 3 – 9, 20 – 22).

Учение о Боге. Бог-Отец – представление непосредственно воспринятое из Танаха. Справедливо все, что раньше сказано о Яхве как творце мира. Только имя Яхве, имя древнееврейского Бога христианством устраняется. Бог безначальное личное первоначало. Но идея «творения из ничего» р раннем христианстве еще не проводится. Бог – средоточие непостижимости, поэтому воспринята и древнееврейская идея его, Бога-отца, неизобразимости. Впрочем, вопреки этому, хотя и несравнимо реже, чем Бога-Сына, Христа, все же на иконах изображают и Бога-Отца, как седовласого, исполненного силы и достоинства старца. Новое в образе Бога-Отца, это то, что он – Отец.

То есть, собственно новое связано с образом Бога-Сына. Образ «сына Божия» в других религиях связывается с усыновлением, но не рождением его отцом. Итак, образ Бога – Сына, Иисуса Христа. Иисус есть «Христос»: формула новозаветных сочинений, особенно, посланий Павла.

Он совмещает человеческое и божественное начала. Иисус – имя человека, рожденного земной женщиной. Он – «Спаситель», ибо его исходная форма Иешуа (Яхве). Христос – перевод на греческий еврейского слова «машиах» – «помазанник», переосмысленный как мессия – посланец Бога, тоже – спаситель. Иисус и Христос – это, в общем-то имена-эквиваленты. Русское имя Христа часто: Спас (спаситель). Близкие по значению эпитеты Иисуса Христа «Искупитель», по-еврейски go̓el, «кровный родич», «заступник», «выкупающий из плена». «Сын человеческий» – регулярное самоназвание Иисуса в Евангелиях. Но из культа и других письменных источников раннего христианства оно почти исчезло. Под вопросом стоит значение и смысл этого самоназвания, но, может быть, оно воспринято из древнееврейской традиции, отразившейся во введении из книги пророка Даниила (7,13-14): «как бы сын человеческий» подошел к престолу «ветхого днями», то есть Яхве, и получил от него царскую власть над всеми народами и на все времена – в общем, это тоже образ мессии.

«Царь», «царь иудейский», – так написано было на кресте, на котором распяли Христа; написано было: «Се есть Царь Иудейский». В еврейской традиции с древнейших времен кроме прямого значения слова «царь», оно значит также, как уже отмечалось, «помазанник», то есть опять-таки мессия. Между прочим, и словосочетание «сын божий» – это эпитет, который применяется по отношению к царю. Но в христианстве Иисус Христос является сыном Бога не по усыновлению, не по поставленности царем, а по рождению. С этим связаны и пре6дставления о Христе как «отрасли Давидовой». «Логос» – это именование Иисуса Христа пришло из гностицизма. Совпадение христианского образа Иисуса Христа с Логосом гностиков состоит в том, что Христос как и Логос является предвечной ипостасью Бога. Павел говорит о Христе – «рожденный прежде всякой твари». В разработанной позже догматике – рожденный прежде всех времен, то есть предвечный. Другое совпадение смысла Логоса и Христа в том, что и тот, и другой являются посредниками. Но различие состоит в том, что Христос посредник не между двумя противоположными, самостоятельными началами как Логос гностиков. Мир и человек – это не самостоятельное начало, а творение Божие. Наконец, Христа в новозаветных текстах называют также прямо: Господь, Бог. Дух Святой истекает от Бога, от Бога-Отца в том смысле, что со времен древнееврейского яхвизма Дух – это выражение, излияние божественного начала, божественной силы, дающей вдохновение, силу пророчествования, творения чудес. В раннем христианстве особо подчеркивается благодать, даваемая Духом Святым. Дух Святой малоизобразим. Но на Христа во время его крещения Иоанном-Крестителем он снизошел, витая над ним в образе голубя. Вопреки этому, на иконах иногда изображается в составе Троицы в человеческом облике. Дух – «животворящее» начало. Но в новозаветной литературе нет формулы Бог – Дух Святой. Учение о Троице в Новом Завете только подготавливается. Явление Духа Святого в раннем христианстве имеет значение свидетельства о Христе. Апостол Иоанн в одном из своих посланий говорит: «ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и сии три суть едино» (Иоанн, Перв. Собор. Посл., 7). В богословских дискуссиях последующих веков ставится проблема Троицы как одна из центральных проблем. В конце концов была выработана формула «о нераздельности и неслиянности» лиц Троицы.

В христианстве образ бога как Творца и промыслителя пронизан в гораздо большей степени качеством всеблагости, чем качеством всемогущества. Всеблагость определяется прежде всего категорией «любовь». Собственно, любовь – это и начало всемогущества, определение «Бог есть любовь» в рамках системы разработанного христианского учения является краеугольным в определении Бога, особо это обстоятельство акцентируется в православии. Но истоки этого определения, безусловно, находятся в раннем христианстве.

Христианская этика. Это «качество Бога» непосредственно связывает христианское учение о Боге с христианской этикой, то есть с идеалами и формами поведения верующих обеспечивающими их спасение. Чрезвычайно выразительный текст, освещающий эту тему, это фрагмент из первого послания апостола Иоанна:

«Возлюбленные! Если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга. Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас.

Что мы пребываем в Нем и Он в нас, узнаём из того, что Он дал нам от Духа Своего. И мы видели и свидетельствуем, что Отец послал Сына Спасителем миру. Кто исповедует, что Иисус есть Сын Божий, в том пребывает Бог, и он в Боге. И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог и уверовали в нее.

Бог есть любовь, и пребывающий в любви, пребывает в Боге, и Бог в нем. Любовь до того совершенства достигает в нас, что имеем дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх; потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви. Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас» (Иоанн, Перв. Собор. Посл., 11-19).

«Вера, надежда, любовь» – вера в Бога, в искупительную жертву Христа, надежда на спасение, любовь Бога, Любовь к Богу и друг к другу – это основания христианской этики. Но из этих трех наибольшее, по словам апостола Павла, любовь. Особенно полного этика раннего христианства, и вообще христианства, изложена в так называемой нагорной проповеди Христа в Священном писании (проповедь называют нагорной потому, что в Евангелии от Матфея ей предшествует такое высказывание: «Увидев народ, Он взошел на гору…»). Известное еще по Ветхому Завету этическое требование «любить ближнего» доходит в Нагорной проповеди до требования «не противится злому» и «любить врагов». Интересна форма, в которой высказывается это требование и вообще этические заповеди. Христос в Нагорной проповеди сначала заявляет, что пришел не нарушить закон, а исполнить: «Истинно говорю Вам! Доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота не прейдет из закона, пока не исполнится все». А дальше Христос говорит: вы слышали, что сказано так-то, а я говорю вот как. И оказывается, что его выступление отменяет не отдельные нормы, а сами их основания.

Вы слышали, - говорит Христос, - что сказано: око за око, зуб за зуб. А я говорю вам: не протився злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся. Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благославляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас… Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?» (Матф. 5, 38 – 46).

В Нагорной проповеди Христос разъясняет новый смысл, новое отношение к некоторым другим нормам нравственности из ветхозаветного Декалога: «Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Матф. 5, 27 – 30). В этом требовании выражена аскетическая тенденция в христианстве.

Общая настроенность на доброжелательный тип поведения выражена в отношении к заповеди «не убивай»: «Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака» (пустой человек – В.М.), подлежит Синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной» (Матф. 5, 21 – 22). Это может показаться чрезмерным. Но возможно, что в свете идеи прощения чрезмерность некоторых требований снижается: «… если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный…» (Матф. 6,14).

Христос это явленный этический идеал Бога, он говорит «будьте совершенны как Отец ваш небесный». Идеальный образ верующего во Христа представлен в нагорной проповеди в заповедях, называемых «заповедями блаженства».

Христос говорит всем собравшимся послушать его:

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас, гнать и всячески неправедно злословить за Меня, ибо велика ваша награда на небесах» (Матф 5,1–11).

Своим ученикам, Иисус ещё сказал:

«Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям.

Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного. (Матф 5, 13–16).

Ритуальное поведение в раннем христианстве: молитвы, пощение, милостыня, праздники, таинства. В раннем христианстве возникла самая чтимая и во все последующие времена молитва «Отче наш». Она включена в Нагорную проповедь.

Христос сказал: «Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь. (Матф.6, 9 – 13).

Кроме молитвы в раннем христианстве религиозное поведение включало также требование пощения и милостыни, давно известные в религиозных ритуалах, универсальные нормы.

Из праздников известна, прежде всего, Пасха. Па́сха (греч. πάσχα, лат. Pascha, ивр. Pesaḥ – «прохождение мимо»), в христианстве посвящена Воскресению Христа, христианский праздник, является главным праздником богослужебного года. Пасха – весенний праздник, в древнейшие времена – праздник возрождения природы, связанный с культом умирающих и воскресающих богов. Пасха празднуется в первое воскресенье после весеннего полнолуния. В раннем христианстве возник также праздник Пятидесятницы, который празднуется через пятьдесят дней после Пасхи. Этот праздник отмечается в честь события сошествия Духа Святого на апостолов, вследствие чего они получили свыше силы проповедовать учение Христа. Об этом событии сообщается в новозаветной книге Деяния апостолов (Деян. Апост. 2).

В раннем христианстве возникли также некоторые таинства – ритуальные действия, имеющие сокровенный смысл, в результате которых на верующих изливается благодать Божия. Из десяти известных позже таинств в раннем христианстве вполне сложились два: крещение и причащение (др. греч. евхаристия). Таинство крещения является посвящением в христианство. Восходит оно к водным омовениям и погружениям, которые совершались еще в общинах, упоминавшихся нами эссеев, а потом и Иоанном Крестителем, который согласно новозаветному преданию крестил и самого Христа. Причащение, святая евхаристия, в православии называется «таинством таинств». Это значение причащению было придано уже в раннем христианстве. Греческое слово «евхаристия» означает благодарение. В христианстве эта традиция восходит к сообщаемому Евангелиями событию «тайной вечери» Христа с апостолами накануне его казни. Вкушение хлеба и вина во время этой трапезы было заповедано принимать как причащение телу и крови Господа. Причащение – это мистическое приобщение людей к Богу и через него друг к другу как священному союзу верующих, как членов одной церкви. Благодать таинств – это есть благодать, сообщаемая Духом Святым. В таинстве евхаристии – особенно.

Мистика в раннем христианстве. Таинства – это мистический опыт всех верующих. Кроме того есть индивидуальный мистический опыт. Его пережил, например, апостол Павел. Как мы упоминали он обратился из Савла, гонителя христиан, в Павла, апостола Христа. На пути в Дамаск, куда Савл отправился, чтобы преследовать тамошних христиан, он внезапно увидел свет и услышал голос Господа Христа: «Встань и иди в город и сказано будет, что тебе надобно делать». Савл ослеп, но через три дня в Дамаске прозрел после того как христианин Анания, выполняя поручение Христа, возложил на него руки, говоря: ««Брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святаго Духа» Савл крестился и в крещении был наречён Павлом (Деян. 22, 6 – 16). (Между прочим, неясно имеет ли какое-либо символическое значение изменение имени как такового. Савл или Саул (между прочим, имя первого еврейского царя) с иврита – вымоленный, выпрошенный, а Павел от латинского слова паулюс, маленький. Действительно, трудно усмотреть символическую связь межу этими именами. Может дело просто в их созвучии?). Событие Пятидесятницы является примером общего мистического опыта апостолов. В новозаветной книге Деяния апостолов рассказывается: «При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать» (Деян. 2, 1- 4). Некоторые из присутствутствовавших удилялись тому, что слышат речь не на еврейском, а на греческом языке, а некоторые стали говорить: «не пьяны ли апостолы?». Апостол Пётр истолковал это чудо, чудо «говорения на иных языках» как свидетельство смерти и воскресения Христа.

В раннехристианской церкви начинается осознание необходимости культивирования мистического опыта. Апостол Павел в одном из посланий советует братии в Коринфе: «Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать. Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом; а кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя; а кто пророчествует, тот назидает церковь. Желаю, чтобы вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали; ибо пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он притом будет и изъяснять, чтобы церковь получила назидание» (1 Коринф. 14, 1-6). И дальше: «… ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви. А потому, говорящий на незнакомом языке, молись о даре истолкования. Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода. Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом (подч. Мной – В. М.)» (Там же. 12 – 15). И ещё: «Итак, братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками; только всё должно быть благопристойно и чинно» (подч. Мной – В. М.) (Там же. 39 – 40).

Особое значение в культивировании мистического опыта в христианстве имеет сюжет из Евангелий (Матф. 17, 1 – 9; Марк, 9, 2 – 9; Лука 9, 28 - 36) о том что произошло на некоей высокой горе (в более поздний период стало принятым считать, что это событие произошло на горе Фавор в Палестине, неподалёку от города Назарет), Туда Христос за несколько дней до казни привёл апостолов Петра, Иоанна и Иакова, чтобы они, увидев чудо его преображения (в христианстве – Преображение Господне, праздник в честь этого чуда, празднуется в августе), уверовали в его божественную природу и в его учение. В Евангелии от Матфея это чудо описывается так: «и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет». В Евангелии от Марка сказано: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить». В Евангелии от Луки говорится: «И когда молился, вид лица Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блистающею». После светоносного преображения Христа апостолы увидели его беседующим с Моисеем и Илией. Поражённым апостолам Иисус, как бы очнувшись ото сна, разъяснил виденное ими как свидетельство божественной воли, чтобы исполнилось то, что должно вскоре случиться; смерть и воскресение Христа. Это сияние, в котором произошло, согласно Евангелиям, преображение Христа, позже стали называть «фаворским светом». Представление о фаворском свете стало важным аспектом развития христианской мистики в православном мистическом учении и течении, возникшем в 13 веке и называемом исихазм (от греч. исихия – безмолвие, покой, отрешённость). Это течение оказало затем влияние на всю последующую традицию православной мистики.

Предпосылки возникновения монашества. Тенденция к культивированию строго аскетического образа жизни имела место, как мы отмечали, уже в иудеохристианских общинах эссеев. Отшельником был Иоанн Креститель. В раннехристианских общинах тоже проводилась линия на аскетический образ жизни. Аскетизм предполагался также культивированием мистического опыта. Всё это создавало предпосылки для возникновения в скором будущем монашества как важного института христианской церкви.

Загробное воздаяние и эсхатология. Загробным воздаянием за то, как человек при жизни следовал учению Христа, является попадание души после телесной смерти человека либо в рай (др.-сл. раи, др.-греч. парадисос – « богатство», «счастье», ивр. ган эден – «сад в степи») либо в ад (др.-греч. Гадес или Аид, ивр. гей гином, причём – гей это «глубокое ущелье», а гином – это имя какого-то человека, который некогда жил в узкой долине, почти пещере, находившейся в окрестностях Иерусалима, где до завоевания евреев жили местные поклонники Молоха, с точки зрения евреев гей гином – это жуткое место). Рай, согласно христианским представлениям это вознаграждение праведников вечной жизнью вблизи Бога и его святых, ад – это наказание грешников вечным мучением в «геенне огненной» в царстве Сатаны. В общем, представления о рае и аде в христианстве не отличаются подробностями. Некоторые подробности, причём натуралистического характера, можно найти, пожалуй, только в Евангелии от Луки о бедном Лазаре. Вот этот красноречивый рассказ о праведном Лазаре и грешном богаче: «Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь; и сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят. Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения. Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет, отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к ним, покаются. Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (Лука 16, 19 – 31). Это воздаяние, так сказать, индивидуальное. Представление о воздаянии человечеству связано с ожиданием второго пришествия Христа, его сражением с Антихристом, Сатаной, победой над ним, «страшном суде» над всеми людьми, живыми и умершими, преображении мира, так что будет «новое небо и новая земля» (Матф. 19, 28). То есть речь идёт о христианской эсхатологии, являющейся развитием эсхатологии древнееврейской, о которой мы говорили ранее. В раннем христианстве ожидалось скорое второе пришествие Христа – «не прейдёт и род сей, как это будет» (Матф. 24, 34).

Предсказывалось, что признаками приближающегося конца света явятся тяжкие времена, когда особенно усилится власть Сатаны и греховность людей. Апостол Павел говорит: «Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Таковых удаляйся. К сим принадлежат те, которые вкрадываются в домы и обольщают женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины. Как Ианний и Иамврий противились Моисею, так и сии противятся истине, люди, развращенные умом, невежды в вере» (2 Посл. к Тимоф. 3,1 – 8). В другом послании апостол Павел говорит об Антихристе: «Да не обольстит вас никто никак: ибо тот день не придет, пока не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святыней, так что в храме Божьем сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2 посл. к фессал. 2, 3 – 4). И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом Своих уст и истребит явлением Своего пришествия того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякой силой и знамениями и ложными чудесами, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения. И за это пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду» (Там же. 8 – 12). Остальных же Господь избрал для спасения.

Наиболее развернутая версия раннехристианской эсхатологии дается в новозаветной книге «Откровение Иоанна», иначе называемой Апокалипсис (др.-греч. –откровение). Изложение эсхатологического сюжета из этой книги заняло бы много места. Главный отличительный момент этой версии состоит в том, что после Страшного суда Сатана и его слуги будут побеждены, наступит тысячелетнее Царство Божие на земле. Но вновь восстанут силы зла. В последней битве Христа с Антихристом, названной в тексте звучным именем Армагеддон (из иврита‎ – название холма Мегиддо на севере Израиля). Сатана и его воинство будут наконец навсегда сброшены Господом «в озеро огненное, горящее серою». Родятся новое небо и новая земля, новый Иерусалим спустится с небес на землю. Сам Бог будет обитать с людьми, «отрет всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; не плача, ни вопля, ни болезни уже не будет».

Социальная позиция раннехристианской церкви, тенденция ее превращения в государственную в Римской империи и во вселенскую по духу. Раннее христианство осуждает богатых, не заботящихся о бедных, и сочувствует бедным. Это видно из сюжета о Лазаре, который мы рассмотрели. Очень показателен и рассказ в Евангелиях от Матфея и Луки о богатом юноше, обратившемся к Христу с вопросом, что ему делать, кроме исполнения известных заповедей, чтобы попасть в царствие небесное. Христос ответил6 если хочешь быть совершенным продай твоё имущество и раздай деньги нищим. Услышав это юноша «отошёл с печалью», ибо ему стало жалко своего богатства. «Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; ²⁴ и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Матф. 19, 23 – 24; см. также: Лука, 18, 24 – 25).

Апология бедности в раннем христианстве не влечёт однако отвержения социального неравенства. В раннем христианстве, особенно в Апокалипсисе, проклинается царство Сатаны, как мы подробно об этом говорили. Царство Сатаны при этом отождествляется, в общем, с римской империей, с её властями и порядками. Проклинается оно за греховность. Но имеет ли какое-нибудь отношение к этой греховности социальное неравенство, разделение людей на богатых и бедных, на властных и безвластных, на рабов и господ – об этом в Апокалипсисе умалчивается. Зато в Новом Завете мы находим апологию социального строя Римской империи в виде недвусмысленных указаний повиноваться любым властям, значит и – власти в империи, которая, если следовать Апокалипсису, явно сатанинская, а рабам – служить господам не за страх, а за совесть.

Так, апостол Павел в послании римской общине призывает к покорности властям: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены» (Римл. 13:1). В послании Титу, пресвитеру на Крите, наказывает с чем обращаться к братии: «Напоминай им повиноваться и покоряться начальству и властям…» (Тит 3,1). Павлу вторит, обращаясь сразу ко многим общинам в разных частях империи, апостол Пётр: «Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли от него посылаемым … ибо такова есть воля Божия… (1 Пётр 2, 13) и ещё: «Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите» (1 Пётр 2, 17),

Павел в послании эфесянам требует и убеждает рабов честно служить господам: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный. И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная, что и над вами самими и над ними есть на небесах Господь, у Которого нет лицеприятия» (Еф.6, 5 – 9). Почти то же говорит он и в 1 Послании Тимофею, направляемому им к брати в Эфес: «Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение. Те, которые имеют господами верных, не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья; но тем более должны служить им, что они верные и возлюбленные и благодетельствуют им. Учи сему и увещевай» (1 Тим. 6, 1 – 2). Павлу опять-таки вторит Пётр: «Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо» (1 Пётр 2, 18 – 19).

Поэтому обращаясь к проблеме революционно-демократического духа первоначального христианства, следует иметь в виду следующее. Новая религия действительно начиналась с оппозиции к империи, а, значит, хотя бы косвенно, и к существующему социальному строю и существующим религиям, с восстаний и бунтов, которыми так богата особенно еврейская история кануна возникновения христианства. Не случайно, что самое революционно-демократическое произведение – «Откровение Иоанна», Апокалипсис, является самой ранней книгой Нового Завета – той части священного писания христиан, которая является собственно христианским творением. Но по мере того, как новая религия приобретала завершённые черты, что было связано с поражениями освободительного движения, по мере того, как надежд кроме как на божественного мессию не оставалось, её революционно демократический дух выветривался. Поэтому ставшее христианство – это мировоззрение масс, потерпевших поражение в борьбе за социальное освобождение и смирившихся с этим поражением.

Начинаясь как форма революционно-демократического сознания масс, как религия, главным образом, низших слоёв, христианство всё больше становилось духовной усладой всех классов и слоёв рабовладельческого общества и сообщества народов, скрепляемого военной силой империи. Правда, высшие классы не сразу осознали, что новое религиозное мировоззрение можно принудить к выполнению классово-идеологической функции, функции апологии рабовладельческого строя и господства Рима над покорёнными народами. Начиная с середины I века н.э., с императорской власти Нерона, и до трети IV века, до 330 г. н.э., когда император Константин сделал христианство государственной религией, оно было гонимой религией, а христиане – репрессируемым, а при Нероне особенно жестоко репрессируемым, населением. После гонений, которые обнаружили духовную силу христианства и вместе с его распространением во всех классах и слоях, показали невозможность дальнейших репрессий, господствующий класс и правящие круги, сам император Константин Великий сделали христианство государственной религией, чтобы, так сказать, приручив его, использовать в качестве идеологии. Но это уже другой этап в существовании и развитии христианства, о котором будем говорить позже.