Лекция IX оскудение пассионарности и регенерация

Когда надвигается тьма: Смена фазовых императивов. – Жизнелюбы. – Носители обскурации в Древнем Риме. – Военная реформа Мария. – Партии в Риме. – Легионеры.

Начало фазы обскурации Рима (193 г. н. э.): Нерон, Отон, Марк Аврелий. – Коммод. – Субэтнос против суперэтноса. – Империя против Вечного города. – Семптимий Север. – Солдатские императоры.

Возможность возрождения: Турки‑османы. – Расцвет и падение Высокой Порты. – Младотурки. – Воля к спасению. – Кемаль‑паша и туркмены. – Регенерация арабов Палестины. – Лоуренс Аравийский.

Этнический ритм. Этнопсихология. – Комплиментарностъ у человека и высших животных. – Комплиментарностъ – цементирующая сила этносов.

Порядок, устанавливаемый в стадии, которую мы называем фаза обскурации – омрачения или затухания, нельзя считать демократическим. Здесь, как и в предшествующих фазах, господствуют консорции , только принцип отбора иной – негативный. Ценятся не способности, а их отсутствие, не образование, а невежество, не стойкость во мнениях, а беспринципность. Далеко не каждый обыватель способен удовлетворить этим требованиям, и поэтому большинство народа оказывается, с точки зрения нового императива, – неполноценным и, следовательно, неравноправным.

Сейчас мы попытаемся охарактеризовать последнюю фазу существования этноса – фазу обскурации, и тут мы немного ограничены в выборе примеров.

Дело в том, что не каждый этнос доживает до фазы обскурации, – бывают случаи, когда он гибнет раньше. И это бывает настолько часто, что фаза обскурации вообще может быть прослежена только на очень небольшом количестве примеров, в частности Римской империи , которая была настолько грандиозной, что сумела умереть, прежде чем ее уничтожили соседи. Древняя Китайская империя Хань проделала тот же самый путь, но Хань мы не будет брать сегодня, потому что это слишком экзотическая тематика. На Риме это все прослеживается столь же четко и более наглядно.

Как я уже сказал, фаза обскурации характеризуется преобладанием субпассионариев, которые постепенно вытесняют и гармоничных, равновесных особей, особей «золотой посредственности», которая была провозглашена как идеал еще Октавианом Августом в конце I в. до н. э.; и вытесняют пассионариев, хотя те и другие сосуществуют вместе.

Можно, конечно, задать себе вопрос, каким же это образом субпассионарии, которые не способны к сосредоточению, не способны ставить себе цели, вести себя организованно в каких‑нибудь мало‑мальски длительных операциях, все разваливающие – оказываются на гребне волны и начинают диктовать всем – даже не свою волю, потому что воли у них нет, – а свои капризы. Это крайне невыгодно, крайне неприятно, губительно и для самих субпассионариев и, конечно, для всех окружающих. И тем не менее это происходит. Так вот, рассмотрим механизм этого явления. Как я уже говорил, Рим в начале своего существования был городом, населенным народом‑войском. Каждый римлянин был воином: служил либо в коннице, либо в пехоте. Если много денег было, – то в коннице, если мало денег, – то в пехоте, как тяжеловооруженный воин.

Таким образом, римляне выиграли войну против Пирра – царя эпирского, захватив Тарент ; против Карфагена – три Пунических войны, захватив Сицилию, Испанию и сам Карфаген ; против Македонии ; против сирийского царя Антиоха и против Митридата – против всех, кто выступал. Но эти успехи и изобилие, связанное с ним, привели к тому, что субпассионарии, которые раньше при акматической фазе мало ценились, а при фазе подъёма не ценились вовсе, начали заявлять свои права: они, мол, тоже римские граждане и хотят получать долю общего дохода (потому что «республика» означало «общее дело») и соучаствовать в этом предприятии, приносившем по тем временам баснословные доходы за счет ограбления побежденных стран.

Сначала не знали, что с ними делать, потому что вернувшиеся из походов ополченцы‑субпассионарии не возвращались к крестьянскому труду на своих участках, а, наоборот, пропивали их и шли в город требовать, чтобы их обеспечивали там. Они не хотели жить в деревнях. Явление, так сказать, довольно понятное, но тем не менее оказавшееся противоестественным.

Попытка братьев Гракхов³⁶¹ повернуть ход истории вспять и посадить этих обедневших крестьян на участки не имела никакого успеха, потому что для этого надо было отнять землю у богатых, а богатые протестовали – они эту землю купили, а бедные никак не поддержали своих защитников, своих трибунов, оставив их на полное уничтожение. И тут в дело вмешался административный гений вождя партии демократов – Гая Мария.³⁶²

Демократы в Риме отличались от аристократов только тем, что демократическая партия была партией богатых – денежных мешков, так называемых «всадников», у которых были средства, чтобы купить лошадь, и даже не одну. А аристократическая партия базировалась на еще не разорившихся крестьянах и части Сената. Ну, обе партии были, конечно, рабовладельческие. Марий был военный гений, гений организации. Чувствуя, что войск мало, с севера нападают кимвры и тевтоны , то есть галлы и германцы , он предложил за государственный счет обмундировать этих разорившихся граждан, ввести их в легионы, платить им за это деньги (а не бесплатно раздавать хлеб) и заставить служить уже на постоянной военной службе.

Поскольку закон был принят, деваться им было некуда, – они пошли, в общем, даже с охотой на это дело, поскольку на вооружение у них средств не было, а воевать они привыкли. Благодаря такой реформе армии, которая очень быстро стала постоянной и даже наследственной, Рим одержал целый ряд новых побед. Были завоеваны Галлия, Сирия, Месопотамия – Помпеем, Месопотамия – Цезарем ; в Германию ходили римские войска; Египет подчинил себе Октавиан после Антония. То есть империя стала грандиозной, охватившей почти половину из современной Западной Европы и значительную часть Ближнего Востока. Вот (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. – Прим. Ред. ) по Рейну граница, вот здесь вот – в Далмации очень тяжелая война была, граница по Дунаю, Малую Азию подчинили себе и часть Месопотамии, Египет и все страны Северной Африки. Граница оказалась длинной и трудно защищаемой, поэтому в легионах была постоянная надобность.

И легионы все время пополнялись: или набором добровольцев, которые находили таким образом себе хлеб и место в жизни; или – естественным путем, так как легионеры были люди молодые, которые должны были служить, не имея права жениться, но они могли заводить подруг. А подруги – рожали детей. Дети считались детьми полка и воспитывались в воинских традициях уже с младенческого возраста и поступали в соответствующие когорты, их причисляли к соответствующим легионам. Таким образом, за 200 лет – со II в. до н. э. до конца I в. н. э. создалась эта особая прослойка в римском населении – легионеры .

Как определить их классовую сущность? Да, довольно сложно! Они, конечно, принадлежали к господствующему классу, потому что поддерживали существующий порядок, но назвать их рабовладельцами довольно трудно – никаких рабов у них не было. Служили они всю жизнь, иногда выходили «на пенсию» (если удавалось дожить) с минимальным обеспечением. Если им удавалось что‑то сберечь и сэкономить из своей добычи, у них были деньги на то, чтобы дожить жизнь. А вообще, большая часть их погибала, так как войны же шли постоянно. Кроме того, сами они имущества никакого не имели. В общем, это была особая в социальном отношении группа населения; а в смысле этническом – это был вновь образовавшийся субэтнос .

Итак, выделившись из общего населения, огромного Римского империума , включавшего в себя: и собственно Италию – метрополию и завоеванные страны, называвшиеся – провинции , эти легионеры сначала были весьма дисциплинированны и добросовестно несли свои обязанности. Они подчинялись своим командирам, которых назначал Сенат, они героически сражались в гражданских войнах, защищая своих командиров, побеждая те ополчения сторонников республики и старых порядков, которые были им неприятны. Потому что они предпочитали подчиняться не чужому – гражданскому Сенату, а своему боевому командиру, который был их товарищем по походам и опасностям, которые они переносили. Так они привели на престол: сначала Цезаря , потом Августа с Антонием , потом они поддерживали всех людей, которые ими командовали. А командующий армией назывался император , то есть «повелитель». Он был никакой не царь, не глава правительства – никто. Он был командир войска – император.

И все это продолжалось довольно благополучно до 68‑го года, когда все сломалось, произошел первый надлом .

Дело в том, что император Нерон³⁶³ вел себя настолько безобразно, что вызвал всеобщее негодование во всех западных областях империи. В восточных его как‑то терпели, потому что он был далеко и, вообще, благоволил к восточным людям (к грекам и особенно к сирийцам и малоазиатам), но, по большому счету, за него никто не собирался заступаться, когда произошло восстание, которое его погубило. Вот на этом‑то восстании мы и сосредоточим наше внимание.

Первое восстание против тирана возглавил командир аквитанских легионов , некто Юлий Виндекс . Его поддержали испанские легионы, которыми командовал Гальба. В защиту императора никто не выступил, включая рейнские легионы под командованием пьяницы Вителлин . И вся западная часть по рейнской границе вдоль испанской и аквитанской границы (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. – Прим. Ред. ) отложилась от империи. И здесь были наиболее боеспособные войска, с которыми никто не мог сражаться. Виндекс и Вителлий довольно быстро договорились друг с другом, а Гальба так, вообще, был другом Виндекса.

Но оказалось, что нижнерейнские легионы (они состояли не из германцев, а из тех же римлян) решили схватиться с аквитанскими легионами и удержать их от столкновения было невозможно, хотя вожди их достигли договоренности. Виндекс пал в этой битве, где было убито много людей. Его инициативу перехватил Гальба, который вступил Рим и подчинил его себе. В Риме существовал корпус преторианцев , то есть гвардейцев, охранявших порядок. Сенат и особу императора. Эти преторианцы, увидев, что Гальба наводит среди них порядки и усиливает дисциплину, убили его и выбрали своим предводителем одного из собутыльников Нерона, которого звали Отон. Это был очень приличный человек: он пьянствовал и развратничал с Нероном, так сказать, в пределах нормы, но никого не убивал. Это уже была большая заслуга по тому времени. Отон возглавил преторианцев, но нижнерейнские легионы пошли на него войной. Я говорю «легионы», потому что Вителлий, бывший товарищ Отона по этим пьянкам, больше всего хотел подчиниться ему и остаться просто командующим своей линией. Но ни офицеры, ни простые легионеры не дали ему такой возможности. Ему была поставлена альтернатива – или быть убитым, или возглавить войско, наступающее на своих боевых товарищей, только из другой части. В первом столкновении Отон потерпел небольшое поражение, которое ничего не решало. Но, видимо, ему, человеку совести, было это все настолько противно, что он отказался от борьбы и окончил жизнь самоубийством. Вителлин привели в Рим и заставили объявить себя императором.

Но против него выступили восточные легионы, которыми командовал Веспасиан Флавий , который тоже не хотел восставать, потому что у него было дел по горло на Востоке: он подчинял и усмирял восставшую Иудею. Но легионеры сказали: «Ничего подобного! Какой‑то Вителлий, какие‑то нижнерейнские ребята там, в Риме, командуют! Пошли Рим спасать!»

Война приняла жуткий оборот. Восточные легионы, закаленные в постоянных боях, состояли из тех же римлян. Они прошли через Балканский полуостров , взяли Роману , которая не хотела сопротивляться. (Но они ее взяли штурмом и убили всех жителей этого римского города на том основании, что это были римские граждане, не подлежавшие продаже в рабство, поэтому их не брали в плен.) После этого они вступили в Рим.

Вителлий потребовал, чтобы его отпустили с престола, что он хочет уйти в частную жизнь. Его воины запретили ему это и заставили возглавить их сопротивление: то есть сидеть где‑то во дворце и ждать, пока они будут убивать друг друга со своими боевыми товарищами, пришедшими из Сирии . Но сирийцы победили, перебили всех своих ребят с Рейна, убили и самого Вителлия (казнили, хотя он кричал, что ни в чем не виноват, и действительно, он не был виноват). Таким образом, восточные легионы во главе с Веспасианом Флавием победили, и установилась династия Флавиев .

Я остановился на этом эпизоде так подробно для того, чтобы показать, с чего это началось.

Аналогичный случай был после третьего Флавия – Домицина , который был зверским тираном. Его убили. На смену ему пришли Нерва и Траян ,³⁶⁴ которые установили свою династию – Антонинов . И она просуществовала до конца II в.

Но последний из этой династии, сын Марка Аврелия Философа – Коммод (прозвание, соответствующее его психике)оказался вырожденцем, извергом, убийцей, самодуром, трусом. Убивал он людей, главным образом, из трусости, потому что боялся, что его убьют. Кончилось дело тем, что он обронил табличку со списком приговоренных к смерти в кровати своей любовницы. А та, не будь дура, подобрала эту табличку, прочла и увидела, что там и ее имя стоит. Тогда она быстренько передала эту табличку приближенным императора. Те организовали гладиатора по имени Нарцикс, который и убил Коммода.

После этого не знали, что делать. Было несколько претендентов на власть, и все – вожди провинциальных легионов. Один – вождь западных легионов, другой – восточных , третий – дунайских . Победил вождь дунайских легионов Септимий Север,³⁶⁵ про которого очень остроумно сказал какой‑то римский сенатор: «Северу или нельзя было родиться, или нельзя было умирать». Это был жесточайший человек, тоже римлянин из всаднической фамилии. Но командовал он уже не римлянами, а вновь набранными в провинциях – фракийцами и иллирийцами (иллирийцы – это предки албанцев). В то время это были отчаянные ребята, потому что на Востоке произошел уже тот самый толчок, за которым последовал подъём этногенеза . И фракийцы были такие же.

Север занял Рим, где ему почти никто не сопротивлялся. Преторианцы в это время, пользуясь смертью Коммода, торговали престолом с аукциона. Сначала избрали хорошего императора – Сенат предложил почтенного старика, который сразу навел кой‑какой порядок, но преторианцы пошли к нему домой и убили его. После этого они стали торговать престолом: кто больше даст. Нашелся некий богач, мздоимец Дидий Юлиан , который в Галлии накрал массу денег. Он купил престол и несколько дней поцарствовал – 63 дня, кажется. После чего пришел Септимий Север с войсками, и никто не стал защищать Дидия Юлиана. Деньги‑то были уже преторианцами пропиты! Чего ж его защищать! Его просто спокойно убили. И война началась, и уже жестокая война между восточными легионами и западными – дунайскими. Септимий Север победил. (Я не останавливаюсь на подробностях этой войны, тем более на именах, – это лишняя нагрузка на память.) Но он сделал «великое дело» – уничтожил корпус преторианцев, состоящий из римлян.

Иллирийские легионы оцепили преторианцев, направили на них копья, разоружили и выслали из Рима или разослали по провинциальным частям – два человека на когорту. Весь корпус претория (то есть основа римского могущества со времен Мария) был заменен. Как социальный институт он остался, но людей туда назначили уже не римлян , а из иллирийцев, фракийцев, мавров, галлов, германцев , приходивших на службу.

То есть это была победа провинций над Римом . Но Рим еще некоторое время существовал. И, понимаете, здесь можно применить следующее сравнение: есть такая оса, которая протыкает тело гусеницы и откладывает туда яички. Яички размножаются в теле гусеницы, а гусеница – ползает, ест листья. И когда этим личинкам надо вылетать из гусеницы, они пробивают кожу и выходят. А остается – пустая шкурка. Вот такой была эта Римская империя после царствования Септимия Севера, который не верил сенаторам; не верил всадникам; ненавидел Рим, хотя сам был римлянин; опирался на свои балканские провинциальные войска, очень надежные войска .

Но к Риму‑то это уже не имело никакого отношения: Рим остался просто столицей огромной системы, которая перестала быть выражением или осуществлением римского этноса. Римский этнос в своем государстве оказался в положении, пока еще равноправном, а вскоре и угнетенном .

Следующим актом был эдикт Каракаллы – наследника Септимия Севера. Это был убийца, изверг, развратник. Самое страшное, что он был садист и лжец. Он издал закон, по которому римскими гражданами объявлялись все свободные подданные империи – все, кроме рабов . И, кстати, египтян туда не зачислили, потому что они не проявляли никакого интереса к общественной жизни. Сирийцы, фракийцы, германцы, галлы, греки, испанцы, мавры – они все считались одинаково – римлянами, поскольку были свободными подданными империи.

Теперь вы видите, что понятие «римлянин», «ромей» переменило свое содержание. Если раньше это были потомки патрициев и плебеев , основавших город Рим и завоевавших все Средиземноморье, то теперь оказалось, что это – жители того самого завоеванного Средиземноморья, которые пополняли легионы и через легионы – командование. Самым худшим в Римской империи было положение даже не несчастного податного населения, которое обжимали всеми возможными способами, а положение сенаторов – людей довольно богатых и издававших указы, якобы действительные по всей империи. Сенаторов убивали, когда хотели и сколько хотели. Сенатор должен был раболепно ползать на животе перед императором, потому что каждая попытка самостоятельности вызывала казни. К счастью, Каракаллу зарезали в персидском походе.

Императором стал сменивший его префект Макрин , но он не долго продержался, потом его сменили другие, и это всё были уже солдатские императоры, которых выдвигали легионы в той или иной провинции. При этом происходили постоянные солдатские мятежи и столкновения, например было восстание в Галлии , и там довольно долго был собственный император – Постум . Потом, когда он умер, Галлию снова победили и подчинили. Но каким образом?

Вот тут я тоже остановлюсь на одном страшном моменте. После Постума Галлию унаследовал некий Тетрик – очень хороший человек, дисциплинированный, который меньше всего на свете хотел восставать против законного римского правительства. Но солдаты поставили ему, как и Вителлию, альтернативу – или будешь нас возглавлять, или тебя убьем и назначим кого‑нибудь другого. Тетрик согласился не быть убитым, возглавил это войско, а потом перед решающим сражением сбежал к своему противнику Аврелиану и доложился, что вот так и так. Но его, конечно, никто не тронул, потом его назначили на очень большую должность. А – легионеры? Вы думаете, они разошлись? Ничего подобного! Они сражались, пока не были перебиты.

При каждом солдатском мятеже (а в III в. их было очень много – примерно через каждые полтора‑два месяца был мятеж в Риме) солдаты расправлялись со своими злейшими врагами. А кто злейший враг у солдата? – Старшина и взводный! Легионеры убивали тех младших командиров, которые поддерживали среди них дисциплину. Но так как вакансии надо было кем‑то заполнять, то они все время и заполнялись, то есть все время ухудшалось качество унтер‑офицерского состава – скелета армии. Армия постепенно превращалась из лучшей в мире армии – дисциплинированной, обученной – в банду или несколько банд, которые соперничали друг с другом.

При этом персы имели уже грандиозные успехи. После гибели императора Валериана, которая опять‑таки произошла по вине его собственных закаленных легионов: перед битвой они потребовали, чтобы император Валериан отправился к персидскому шаху и договорился о добровольном отступлении. (Им, видите ли, сражаться не хотелось.) Ему пришлось под угрозой смерти отправиться туда, где персы взяли его в плен, изуродовали, посадили в тюрьму и издевались над ним так, что он умер. К несчастью, он долго все‑таки жил – девять или десять лет. А этих легионеров, лишенных командования, просто перерезали. Ведь субпассионарий не понимает, что он делает. Он делает то, что в данный момент ему кажется правильным.

После этого персы захватили Малую Азию, Сирию, Египет , и императору Аврелиану³⁶⁶ пришлось выгонять персов и брать Пальмиру , которая овладела тоже большим количеством этих азиатских земель, и создалось там самостоятельное эллинизированное арабское государство.

Аврелиан был очень крепкий человек, именно он воевал с Тетриком и помиловал его. Он помиловал и пальмирскую царицу Зенобию, но он совершенно безжалостно обращался с сенаторами. И сенаторы, не без основания, считали его палачом. Будучи сам простым иллирийским крестьянином, Аврелиан очень не любил беспорядки и нечестность. И когда выяснилось, что один из его министров финансов портит монету и страшно на этом наживается, он казнил этого министра финансов и велел порченую монету изъять из обращения. Это вызвало финансовый кризис, и Рим восстал. Семь дней шли бои на улицах Рима, которые усмиряли легионеры, – не римляне. Аврелиан навел порядок и хотел уже идти на войну против персов, когда выяснилось, что один из его ближайших сотрудников, тоже по финансовой части, – жулик. И как только это выяснилось, тот, зная характер императора, решил, что ему долго не жить. Тогда он быстренько подделал подпись императора под смертным приговором его ближайших сотрудников. Те убили императора.

При такой обстановке, как видите, любая пассионарность – рассекается. Пассионарий силен там, где его окружают, или слабопассионарные люди, или народ, более сильный пассионарно , но увлеченный каким‑то идеалом, то есть далеким прогнозом; или гармоничные, равновесные особи, которые, охотно доверяя своему вождю, поддерживают его и не стремятся его заместить. Эти – самые надежные.

Но когда преобладает огромная масса людей, которые не в состоянии сделать прогноза даже на завтрашний день, которые находятся во власти своих ничем не сдерживаемых эмоций, у которых пассионарность не перевешивает их самых простых инстинктивных реакций (выпить – сейчас, пожрать, где‑нибудь бы найти гетеру , не послушаться командира, избить кого‑то, если он ему не понравился, а что из этого будет – они не смотрят), положение оказывается очень тяжелым .

И, несмотря на это, инерция римской культуры , которая уже не создавалась этносом, а просто продолжалась весь III век, помогала римлянам удержать границу по Рейну и Дунаю. Правда, завоевания Траяна пришлось оставить – Дакию , которую ныне называют Румынией. И там образовался этнос, который мы называем румыны .

Дело в том, что со времен Траяна до Аврелиана – Дакия была римлянам не нужна. Золото там было, рудники – они его выкачали. И использовали эту страну, как место ссылки преступников. Преступники были со всего Ближнего Востока: и македоняне, и греки, и фригийцы, и капподокййцы , и исавры , – кто попало. Каждый имел свой язык, но чтобы понять друг друга, они говорили на общем языке – языке начальства – на латинском. И когда римляне уходили из Дакии, то они, естественно, преступников и их потомков оставили. Зачем им преступники внутри страны? Своих итак много. И те жили в горах Трансильванских, в этих лесах, в благодатном климате. И открыли их совершенно случайно в конце Кили в начале X в. (я не помню точно) – из‑за болгар.

Дело в том, что в это время болгары, которые постоянно воевали с Византией – делали набеги, брали добычу и уходили в свои горы (в горах они были не доступны). Вот после такого набега, когда византийские войска преследовали отступавших болгар, а те с добычей уходили, с нагруженными ослами и лошадьми в горы по тропинкам, вдруг какой‑то осел начал биться, скидывать вьюк, кричать (ну, вести себя, понимаете, не дисциплинированно). И страшно перепуганный погонщик закричал ему: «Торбо, торбо, фратеа!» (Успокойся, успокойся, братец!)

А византийский офицер, знавший латинский язык (образованный человек!), написал, что, оказывается, у этих «дикарей» есть – ромеи . То есть потомки римлян. Таким образом, всплыло существование румын . Но потом они себя показали.

Как видите, от страны начали отпадать какие‑то части. Правда, потеря Трансильвании для римлян не была ущербом.

Гораздо сложнее было с теми частями империи, которые продолжали оставаться в ее составе. В конце III в. кипела Галлия , где крестьяне устроили восстание и уничтожали все неукрепленные поселки и усадьбы. Это было знаменитое восстание багаудов .

В это время восстали буколы , то есть пастухи, в дельте Нила , в Египте . И их поймать было невозможно, потому что они среди этих протоков были как дома и просто не признавали римлян, не платили налогов. И убивали всех, кого они видели, пришедших из городов и из Александрии . Война с ними была очень тяжелой.

И был такой случай, который о‑очень показателен для эпохи обскурации . В Карфагене , столице провинции Африка – вот она (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. – Прим. Ред. ) – был очень плохой начальник, взяточник, произвольщик, вообще, ужасный человек. Население не выдержало и восстало против него, и довольно активно сопротивлялись эти берберы в своих горах. На них для усмирения послали какого‑то очень толкового римского офицера по имени Феодосии . Он их победил, вождя их чуть‑чуть было не схватил, но тот успел кончить жить самоубийством. Порядок в стране он навел. А дальше последовало то, что полководца этого – по ложному доносу первого начальника – схватили и казнили. А этот мздоимец и лихоимец продолжал оставаться на своем посту – уничтожать провинцию и вызывать ненависть населения. Почему? Да потому, что у него были хорошие связи в Сенате и в Риме среди императорской обслуги. Он давал, делился получаемыми взятками и поэтому жил себе спокойно.

К концу III в. в Римской империи жить стало невозможно ни для сенаторов, ни для простого податного населения, ни для провинциалов, ни для рабов – ни для кого. Рабов уже нечем было кормить, потому что все хозяйства разваливались. Их стали сажать на землю и делать из них колонов.

Италия стала заселяться захваченными военнопленными, посаженными на землю, которые, естественно, были разноплеменными; как даки , они изучали латинский язык, чтобы объясняться со своими соседями и с начальством. Так начал складываться будущий итальянский этнос .

Убыль населения за одно только III столетие была очень большая. (На сколько – сказать не могу, потому что, естественно, статистику во время столь беспокойное никто не вел, и никакие исследования надежных данных в этом отношении не дают.) Но вот Испания потеряла половину населения, сколько Галлия – не знаю. Италия потеряла очень много, но подсчитать это невозможно, так как благодаря своему благодатному климату, исключительным природным условиям она начала заселяться иммигрантами. В Сирии было большое количество крестьян, которые своим довольно безрасчетным земледелием уже настолько испохабили природу страны, что наиболее энергичные из них уезжали в Северную Италию и там селились. А так как эти сирийцы были по большей части христиане, у них были моногамные браки и, следовательно, большие семьи, то они довольно быстро заселили долину реки По, которая раньше называлась Цезальпийская Галлия. От галлов и от римлян , которые ее завоевали, никакого следа не осталось. Там сложилась другая популяция, отличная от той, которая была вокруг Рима, близкая к сирийским семитам, хотя христианская по религии и латинизированная по языку. Вот как складывается этнос .

* * *

Вы сами понимаете, что страна, которая пережила столетие таких постоянных безобразий, таких трудностей и такого самоистребления, – она не может быть резистентной (устойчивой к внешним вторжениям. – Прим. ред. ). И поэтому нечего удивляться, что сравнительно небольшие отряды готов, вандалов, свевов (собственно, одного из свевских племен – семнонов), франков и лангобардов и других германских и славянских племен пронизали всю страну насквозь.

Но теперь поставим вопрос: а может быть, это падение Римской империи было кризисом рабовладельческой формации ?

Все было бы очень правильно, конечно, кризис рабовладельческой формации был, и, конечно, рабовладельческое хозяйство было совершенно не рентабельно в этих новых условиях, но ведь погибла только Западная половина, а Восточная‑то уцелела:

– со всеми теми же законами;

– со всеми теми же социальными институтами;

– со всеми теми же порядками;

– с тем же кодексом римского права,

который был кодифицирован в Константинополе, а не в Риме, и даже долгое время (тысячу лет) носила название Восточная Римская империя – это то, что мы называем сейчас Византия .

То есть социальные моменты показывают нам одну сторону явления, но когда мы хотим познать всё явление целиком, то мы должны брать и другие моменты, в том числе и момент этногенеза.

На Западе , где были основные потомки римлян и основное римское население, мы видим полную деструкцию и замену этнического состава населяемых областей на совершенно новый этнический состав .

Если у кого‑нибудь есть желание, достаньте третий том Моммзена³⁶⁷ и прочтите две последние главы – о нравах Рима в I в. до н. э. (к сожалению, он только до этого времени и довел свою «Историю»). Там показано, что римляне – ни мужчины, ни женщины – уже тогда, в период начала инерционной фазы , в период «золотого века», в период всеобщего процветания, не хотели иметь детей. Противоестественные пороки были повседневным явлением. Женщины особенно не хотели иметь детей, чтобы не портить фигуру, мужчины – ну, потому что у них было много других занятий. Инстинкт отцовства ослабел.

А с чем он связан, инстинкт отцовства ? Он связан с тем, что он должен быть постоянен для всех людей всегда, но – при нормальном взаимоотношении с пассионарностью . Если пассионарность очень сильно возрастает, то, естественно, можно пожертвовать и детьми своими, как делали римляне героического периода . Один из них выставил двух сыновей на мост, чтобы их убили, и тем вдохновить легион римлян, который должен был одержать победу. И они ее одержали. В другое время детей берегут от всяких опасностей, а здесь, при резком снижении пассионарности, люди ими просто не интересуются.

Что остается от периода обскурации ! Остаются отдельные островки.

Вот таким реликтом были, например, предки наших румын . Реликтом были баски , которые уцелели и после римского периода в своих горах, где их просто не сочли достойными завоевания. Считалось, что эта Баскония подчиняется Риму, но никто не устанавливал там никаких специальных порядков.

После того как иллирийские легионы сказали свое слово, остались их менее пассионарные потомки – уцелели в Албании и довольно долго там жили, причем уже не производя никаких великих пертурбаций в окружающем мире. Когда в той же Албании или в Басконии появлялся какой‑то пассионарный юноша, то ему дома делать было нечего. Он шел наниматься на службу: баск – к французскому или испанскому королю, албанец – в Республику Венеция или в Константинополь , туда, где сидел христианский или мусульманский монарх, – все равно. Он шел наниматься в войска, шел заниматься торговлей, организовывал разбойничью банду, – дома в своих горах ему делать было нечего. А те, кто оставались, они составляли реликтовые этносы , которые переходили в состояние гомеостаза .

Мы знаем на территории Ойкумены большое количество реликтовых этносов, – этносов, которые потеряли способность к саморазвитию, у которых процесс этногенеза закончился. Их очень много и в тропической Америке , в южной Индии , встречаются они в Африке , есть они в Индонезии , на Малакке . Они весьма неинтенсивны, они живут совершенно спокойно. Прирост населения они регламентируют для того, чтобы не превышать определенной численности, так как знают, что увеличение численности населения ведет к оскудению района. То есть они поддерживают баланс отношений своего племени с природой. То есть это то, о чем мечтают сейчас все цивилизованные государства мира.

У папуасов , например, существовал обычай, что каждый юноша, желающий родить ребенка, должен убить человека соседнего племени, принести его голову, но при этом узнать его имя, потому что количество имен строго лимитировано. И только тогда ему давали право завести ребенка. В противном случае – нельзя.

Индейцы в Северной Америке вели меж собой жесточайшие межплеменные войны, которые, с точки зрения европейцев, были бессмысленны: земли много, бизонов полно, почему же сиу убивают, например, черноногих , а те, в свою очередь, убивают дакотов , и так далее: шаены убивают команчей, команчи – шаенов ? Зачем? А потому что индейцы сиу и вообще все индейцы Северной Америки великолепно знали, что дары природы не беспредельны, что они могут прокормить без ущерба для нормального, природного воспроизводства лишь определенное количество людей. Но так как в Америке не было таких ограничений, как в Новой Гвинее у папуасов, им этого не требовалось, потому что у них войны были постоянно и можно было принести или скальп человека из соседнего племени или убить серого медведя гризли – это считалось равноценным, после чего юноша мог стать отцом семейства. Благодаря этому индейцам удалось поддержать природу Америки вплоть до того момента, когда туда пришли белые, которые ее существенно исказили, хотя и размножились чрезвычайно.

Так вот поставим сейчас вопрос: что же такое этнический гомеостаз ?

Одно время считалось, как‑то общепризнанно, что это – племена, отсталые в своем развитии. И поэтому их называли отсталыми, примитивными , считали неполноценными . Думаю, что эта точка зрения абсолютно неприемлемая для нас – марксистов, потому что она отражает устарелые и уже отброшенные во всем мире концепции расизма .

А почему им, собственно, было отставать? Что они хуже нас? Они не хуже нисколько, они к своим условиям применились и адаптировались точно так же, как мы применились к своим. А что, у нас все такие энергичные, все такие пассионарные, все такие творческие? Слава Богу, нет. Потому что если бы все занимались, понимаете, искусством, наукой и политикой, так для кого было бы нужно писать книги, рисовать картины, строить дома? Ведь должен же быть и потребитель, который сделает что‑то другое.

Среди нас, цивилизованных народов, любых – английских, французских, русских, китайских, японских , каких хотите, – имеется достаточное количество людей того типа, который мы считаем характерным для гомеостаза . Весь фокус только в том, что при гомеостазе этот тип является исключительным и что пассионарные особи не уживаются в гомеостатических этносах, в гомеостатических коллективах, которые иногда образуют какие‑нибудь очень примитивные общественные формы, иногда сохраняют от прошедшей истории сложные формы.

Иными словами, все эти реликтовые народы – это не начальные, а конечные фазы этногенеза . Это этносы, растерявшие свой пассионарный фонд и поэтому существующие в относительно благополучном состоянии.

И если в страшную эпоху обскурации императивом поведения была команда:

«Будь таким, как мы (как мы – простые легионеры ). Не выпендривайся! Императором мы тебя поставим – не за твои заслуги, а за то, что ты хороший парень, и будем держать тебя, пока сами захотим. А если ты захочешь совершать какие‑то подвиги, которых мы не можем, так мы тебя – убьем! Если ты хочешь изучать какие‑то науки, которые нам не под силу, так мы тебя – убьем! Если ты хочешь составлять богатство и украшать город (чего мы не можем сделать), так мы тебя – убьем!»

Вот такой подход существует в обскурации. Но заметим, что, убивая своих предводителей, они обрекают на гибель и себя, потому что они становятся жертвой любых, даже относительно слабых соседей. Их уносит поток совершенно природного этногенеза, и остающиеся реликты, остающиеся тихие люди, которые раньше были незаметны, выдвигают новый и последний императив коллектива к личности: «Будь сам собой доволен. Живи и не мешай другим. Соблюдай все законы, и мы тебя вообще не тронем».

В гомеостатическом обществе жить можно, жить хорошо. Это, можно сказать, возвращение «утраченного рая», которого никогда не было. Но кто из вас, мои дорогие слушатели, согласился бы променять полную тревог и треволнений творческую жизнь на спокойное прозябание в таком гомеостатическом коллективе? От скуки помрешь!

Это прекрасно описано у такого бытописателя, как Островский, который показывает, как попал в гомеостаз актер Счастливцев .³⁶⁸

«Все, говорит, хорошо. Тетушка меня всегда накормит, приговаривая: "Кушай, ты, души своей погубитель". Ну, водочки даст: "Выпей, души своей погубитель", "Погуляй, души своей погубитель".

Я, говорит, погуляю по садику, водочки выпью, закушу, лягу в светелке наверху. Яблони цветут, дух легкий, птички поют, а мысли – тук‑тук‑тук, тук‑тук‑тук, а не повеситься ли мне?» (Смех в аудитории.)

И пошел этот бедняга Счастливцев опять в бродячие актеры, как всем известно.

Теперь поставим еще один вопрос, прежде чем перейти к дальнейшему описанию нашего феномена: в каких случаях возможна этническая регенерация , то есть когда этнос может восстановить свою жизнеспособность и свое существование?

Ну, естественно, что в фазе подъёма , – об этом нет и речи. Ему не надо восстанавливаться, потому что он только поднимается. Акматическая фаза – тут он может делать все что угодно, хотя эта фаза, как правило, подрывает политическую мощь этноса, его хозяйство и даже часто бывает связана с повышенным уничтожением собственных сограждан, когда они начинают бороться друг с другом.

Принцип «Будь самим собой» – это принцип довольно обоюдоострый. И если кто‑то один сам по себе и другой сам по себе, то они мешают друг другу или, в лучшем случае, толкают друг друга локтями, в худшем – шпагами, а еще в худшем – пускают в ход тяжелую артиллерию. И тогда, в эти критические моменты, – оказывается, что целесообразнее восстановить старый принцип, принцип подъёма: «Будь тем, кем ты должен быть». И тогда всё устанавливается, приходит на круги своя. Этнос создает социально‑политическую, государственную систему, при которой и существует, возвращаясь опять, естественно, к акматической фазе. Опять возможно взаимоистребление, но через некоторое время, когда уже условия стали более благоприятными и не столь трагическими.

В качестве примера такого рода регенерации можно привести известный случай с Жанной д'Арк, которая в конце Столетней войны (вне зависимости от того, была ли она истеричка, были ли у нее галлюцинации, – это нас не интересует), но она дала доминанту, которая совершенно распустившихся французов подчинила определенному идеалу, определенной цели. Доминанта эта точно была сформулирована крайне просто: «La belle France» – «Прекрасная Франция». То есть далекий прогноз, что надо бороться не за себя, не за графа Бернара Арманьяка и не за бургундского герцога Жана Бесстрашного, не за дофина и не за английского Плантагенета, а нужно бороться за прекрасную Францию. Как только она сказала эти два слова, они нашли отклик среди большого количества французов – без различия сословий и классов и благодаря этому французы выгнали англичан . После, как мы знаем, Франция объединилась, и наступило то же самое безобразие, но уже сто лет спустя, когда граница была установлена. То есть Франция не погибла в критический момент.

При инерционной фазе, когда идеалом является или римский Цезарь, или джентльмен, или выдвигается идеал святого, или идеал богатыря , – возможна регенерация . То есть возможно, что в критический момент найдутся какие‑то люди, которые опять поставят во главу угла не свой личный эгоистический интерес, не свою шкуру, а свою страну, как они ощущают ее, свой этнос, свою традицию .

Надо привести пример? Приведу.

* * *

Коснемся немножко Османской Турции . Она возникла в результате пассионарного толчка XIV в., который прошел вот таким вот образом (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. – Прим. ред. ), через Москву, Крым, Малую Азию , вот здесь мимо Египета , до Абиссинии .³⁶⁹

Как видите, и турки , и русские – народы сравнительно молодые. Всего только 600 лет они прожили. И Турция сначала росла как тесто на дрожжах.

Первые турки, которые основали могущество будущей Турецкой империи, – это была кучка беглецов из Средней Азии – туркменов (наших советских туркменов), которые убежали от монголов и, обратившись к местным сельджукским султанам , попросили места для поселения. Иконийский султан разрешил им поселиться на окраине своих владении, около места Бурса, вот тут (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. – Прим. ред. ), а Икония – вот тут, на границе с Никейской империей, впоследствии восстановленной Византией.

И они начали, подобно крестоносцам, священную войну за мусульманскую веру – джихад , и пригласили всех желающих принять в ней участие. Со всего мусульманского Востока стеклись пассионарные товарищи, которые готовы были сражаться за святую веру ислама до тех пор, пока у них сабля не затупится, и до тех пор, пока они не получат достаточное количество богатства и жен, потому что на Востоке жены тоже считаются, так сказать, большим достижением.

Им выдавались на захваченных ими землях очень маленькие участки для сельского хозяйства, назывались они тимары . Это такая усадьба, где семья обрабатывает садик сама, но тимариот обязан был приходить вооруженным на собственном коне, с собственным оружием и служить в конном войске. Тимариотами становились и черкесы, и курды, и какие‑то еще не разложившиеся арабы, и в большом количестве сельджуки, туркмены, иногда даже европейские ренегаты, татары из Крыма – кто угодно. Каждый, кто произносил исповедание ислама, становился турком, а если он хотел служить в армии, то становился тимариотом, то есть он воевал и не платил налоги, потому что налог он платил своей кровью.

Но, вы понимаете, это был уже XIV век, когда потомки Эртогрула – Осман и особенно Урхан, перенесли свои военные действия в Европу. В это время одной конницей было не обойтись. Нужна была пехота. И тогда они создали новое войско (новый – «янг», а войско – «чарйг») – то, что у нас называется янычары. Войдя в Европу, на Балканский полуостров, турки стали брать у завоеванных болгар, македонян, сербов и греков дань мальчиками в возрасте от 7 до 14 лет. Мальчиков обращали в ислам, очень хорошо кормили, обучали: богословию, так сказать, закону Божьему – закону Аллаха; потом – военному делу и делали из них пехоту. Жили они в казармах, имели котлы, из которых ели совместную кашу, очень вкусную кашу им делали, сытную. Часть их служила в артиллерии, часть – в пехоте. Это была самая лучшая пехота, не уступавшая лучшей в то время в Европе швейцарской пехоте.

Атаки рыцарской европейской конницы на рядах янычаров захлебывались, так же как персидские кызылбаши ³⁷⁰не могли прорвать строй янычар. Боевое товарищество у них было изумительно крепкое, несмотря на то что это были ребята не только из самых разных областей, но даже из разных этносов. Сербы, болгары, греки, македоняне, албанцы, валахи , то есть румыны , – все могли попасть в янычары, надо было быть христианином, обращенным в ислам. Потом‑то они уже стали жениться, семьи заводили, но ночевали у себя в казармах (только с отпускными ходили к женам) и ели из общего котла и представляли надежнейшую и вернейшую силу султана.

Но и без флота нельзя. Раз уж они вышли на Средиземное море , то нужен был флот. На флот набрали авантюристов по всему Средиземному морю. Это были и итальянцы , и греки , и берберы , приезжали, понимаете ли, и датчане, норвежцы , которые нанимались в турецкий флот, а поскольку у них не было ni foi, ni loi (то есть ни веры, ни закона, ни совести – ничего), то они охотно переходили в мусульманскую религию. Они вообще не имели никакой веры, и христиане были, так сказать, механические.

И они образовали корсарский, пиратский флот на Средиземном море, который свирепствовал так, что Испания дрожала, Франция еле‑еле держалась, берега Италии постоянно подвергались нападениям, и плавание по Средиземному морю было делом очень сложным. До ХIХ в. существовали эти корсарские города – пираты, базировавшиеся на Тунис, Алжир, Оран и другие порты, вот здесь (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. – Прим. ред. ), ну и, конечно, на порты Востока.

Наиболее знамениты были два полководца. Один носил название Барбаросса – «рыжая борода», Хайреддин его звали, а по происхождению он был грек с острова Наксос . А другой назывался Еульдж Али , происхождение его темное, кажется, из берберов, он был знаменитейший полководец. Его переименовали из Еульдж, то есть «мародер», в Клыч Алич то есть – «меч». Но вообще‑то он был самый натуральный мародер, хотя и исключительно талантливый адмирал. Испанский, венецианский, имперский флот, папский флот терпели поражения от этих головорезов.

Вот так создался османский этнос , с турецким языком в основе, из совершенно разноплеменных субстратов . Объединяющим здесь была военная судьба, государственная судьба и политическое подданство при внешнем признаке – обязательной вере в ислам . Но проверять этих людей, конечно, никто не мог. Они говорили, что они – мусульмане, но вино – пили, водку пили, вообще говоря, особенно за ними никто и не следил. Во время своих удачных походов они набирали огромное количество невольниц, которых делали своими женами, а их дети от этих разных невольниц пополняли армию.

Таким образом, Турецкое государство из маленького княжества вокруг Бурсы превратилось в европейскую державу. Вот они турецкие владения (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. – Прим. ред. ): Марокко нет, превратилось в совершенно новую державу, называемую Турцией или на их языке Высокая Порта . Сами себя они называли не турки, а муслим (мусульмане). А турками считалось туркменское население внутренней части Малой Азии, где были два или даже три мусульманских государства, завоеванных этими османами довольно поздно – в XV в., уже после того как они захватили Константинополь .

Причем, надо сказать, что настоящие турки сопротивлялись этому завоеванию со страшной силой. И когда их подчинили, то их тоже заставили служить в войске, но в качестве неполноправных, легковооруженных вспомогательных воинов – акинджи , которые употреблялись, так сказать, для посылок, для грабежа, для рейдов каких‑то, для производства работ, транспортировки или земляных работ, когда нужно было. То есть их эксплуатировали и их не уважали.

Эти турки, которых мы называем османами (а они себя – муслим ), – это был совершенно особый этнос. Он прошел все фазы этногенеза, о которых мы говорили, за исключением фазы обскурации . Он дошел до инерционной фазы. Вот тогда,

– когда внутренняя пассионарность этих потомков первоначальных богатырей и ренегатов была растрачена;

– когда это все было разбавлено огромным количеством европейских авантюристов, поступавших на службу к турецким султанам и тоже менявших свою религию, которой у них, вообще говоря, и не было, – становившихся турками;

– когда османское хозяйство разваливалось от неудачных войн с Россией. (Это была единственная страна, которая побивала турок. Австрийцев и итальянцев турки били, как хотели, а наши захватили Крым и побережье Черного моря .)

Войны, которые стоили дорого, были неудачными. Оттоманская империя постепенно стала разлагаться. Разлагаться она стала не только от войн, но и от безобразного ведения хозяйства. Поскольку с крестьян выжимали все соки, то крестьяне вели хозяйство хищнически, и в этом «Благодатном полумесяце», который в древности кормил огромное количество народов, появлялось все больше и больше бросовых земель. А крестьяне бежали в города, тоже входили в эти самые бандитские шайки на море и на суше, потому что это им было выгоднее, чем сидеть дома, копаться в земле и подвергаться постоянным оскорблениям и ограблениям со стороны чиновников, – чужих для них и непонятно откуда взявшихся, которые хотя и назывались турками , но происходили то из поляков , то из немцев , то из итальянцев , то из французов – из кого попало, кто только захотел себе обвить чалмой голову. Кончилось это страшной катастрофой в XIX в., когда турки вдруг сообразили, что им чего‑то не хватает. – Денег! Откуда их взять? Оказывается, есть очень легкий способ – взять в долг. И они стали брать в долг раз, два, три на покрытие чрезвычайных расходов. А чрезвычайных расходов у них было огромное количество после побед Румянцева,³⁷¹ Суворова,³⁷² Кутузова,³⁷³ а также Дибича,³⁷⁴ который дошел до Адрианополя , – вообще, масса расходов была. Кончилось это дело тем, что долг‑то они оплатить не могут. И тогда французское правительство пошло навстречу своей французской буржуазии и сказало: «Ну, и ладно мы сами для вас взыщем этот долг» (Им было выгодно, чтобы деньги переливались во Францию), ввело флот в Эгейское море и потребовало: таможни на всех портах, разработки соли и других полезных ископаемых, как концессии, в общем, право сбора налогов, где угодно, пока они не вернут долг.

Итак, Турецкая империя , огромная страна оказалась колоссом на глиняных ногах. Она начала разваливаться и падать. А «патриоты» поехали в Париж и стали там обучаться европейской культуре и цивилизации. Побыв некоторое время в Париже, они возвращались совершеннейшими французами и пытались устроить у себя какое‑то подобие такого бонапартовского режима или даже республиканского. Это были младотурки . Кончилось дело тем, что эти младотурки произвели революцию, низвергли султана Абдул‑Гамида , заключили его под стражу и вступили в мировую войну на стороне Германии. И после войны они были разбиты и уничтожены. Хорошего в их управлении не было ничего, хотя они обещали всем свободу, но кончилось это жуткой резней, когда около миллиона армян были вырезаны турками , заявившими, что, вообще говоря, армяне против этого режима. А они действительно были против, потому что никакие недостатки старой организации исправлены не были, и те армяне, которые 500 лет жили под гнетом турецких султанов, богатели, жирели и размножались со страшной силой, населяя даже Америку, – они были жесточайшим образом этими либералами убиты.

И Турцию вот‑вот должны были оккупировать войска Антанты. Англо‑французы заняли Константинополь, греки – Смирну и пошли в глубь Турции. И тут случилась регенерация .

Акматическая фаза кончилась у них в XVI в., с XVII по XX в. шел инерционный период . Оказалось, что те турки, которые жили около Константинополя, около Эгейского моря, они действительно никуда не годны. Они могли только пить кофе, курить трубки, беседовать на любые темы – о погоде, о политике, о городских сплетнях, – но защищаться они совершенно не умели.

А вот эти дикие, обиженные всеми туркмены внутренностей Малой Азии сохранили свой пассионарный запас, потому что их никуда не брали, и пассионарные юноши оставались у них дома. И приходилось им уныло пасти овец, ссориться с соседними армянами (хотя до резни не доходило), заводить семьи и размножаться. И когда Кемаль‑паша поднял их на войну против захватчиков – англо‑французов и греков, то они очень быстро выгнали их из своих пределов и восстановили Турцию в тех границах, которые вы видите сейчас.

Я забежал вперед, я никогда не люблю рассказывать об этих новых периодах, но здесь мы видим законченный процесс, здесь мы видим пример этнической регенерации за счет использования неизрасходованной пассионарности мало развившихся районов. Пассионарность сгорела в самом Стамбуле , но не в провинциях .

То же самое произошло в Аравии , но тут доминанта была другая. Арабов подняли против турок , и они, не имея возможности сражаться с регулярной армией, парализовали турецкие тылы и дали возможность англичанам захватить Палестину и продвинуться от Басры на север в Месопотамию, то есть разгромить турок. Ну, сделал это один из полковников английской разведки – Лоуренс ,³⁷⁵ который был настолько способный востоковед и так выучил арабский язык, что арабы принимали его за своего. И одевался он, как араб. И он просто дал им доминанту, но импульс‑то у арабов оказался тоже сохраненным в начале XX в., и они – рванули! И добились самостоятельности, потому что подчиняться туркам им было очень неприятно.

Но как только наступает фаза обскурации , я уже не говорю о гомеостазе , то в такие моменты регенерация становится невозможна. Потому что для того, чтобы кого‑то подвигнуть на какие‑то дела, нужно уметь его заводить своей пассионарностью. А субпассионарий не заводим, у него нет той пассионарности, которая бы прореагировала, срезонировала на тот или иной идеал , который перед ним ставится. Он не воспринимает идеал, – это далекий прогноз, который для него не понятен, ему не нужен и не интересен. Поэтому фаза обскурации – это фаза конечная , безвыходная для тех, кто до нее доживает.

Но, к счастью, очень немногие этносы дожили до фазы обскурации, потому что никто не живет одиноко, все живут с соседями. И чаще всего в один из этих перегибов кривой:

(Л. Н. Гумилев показывает на графике пассинарного напряжения. – Прим. ред. ):

– или (редко) – от подъёма к акматической фазе ;

– или (чаще) – от акматической фазы к фазе инерционной ;

– а еще чаще – в конце инерционной фазы

являются какие‑то соседи, которые захватывают этот этнос и его уничтожают или дезинтегрируют .

То, что я вам описал, – это идеальная модель этногенеза . Практически мы очень редко встречаем случаи, когда он проходит все свои фазы . Но это уже другая тема, – это тема этнических контактов , которая очень сложна и требует специального рассмотрения. О ней мы сегодня говорить не будем.

На сегодня я кончил. Осталось у меня, кажется, около пяти минут или что‑то вроде этого, и если кто желает задать вопросы, то – пожалуйста.