5. Художественная правда и правдоподобие.

Ценность художественной правды и мастерства ее выражения отмечалась уже в самых первых теоретических суждениях об искусстве. Древнеегипетский зодчий Мертисен (эпоха фараона Ментухотепа III), готовя себе надгробную плиту, написал на ней автохарактеристи­ку: «...я был и художником, опытным в искусстве своем, превосходящим всех знаниями сво­ими... Я умел (передать) движение фигуры человека, походку женщины; положение размахивающего мечом и свернувшуюся позу пораженного... выражение ужаса того, кто за­стигнут спящим; положение руки того, кто мечет копье, и согнутую походку бегущего» (См.: Матье. 1941. С. 16).

Закон творчества — художественная правда — «нечто действительно правдивое, а иной раз и более правдивое, чем сама правда» (Хемингуэй. Т. 1. С. 20). И. Бабель заметил, что хоро­шо придуманной истории незачем походить на жизнь: жизнь изо всех сил старается походить на хорошо придуманную историю. Художественная правда не тождественна правдоподобию (простой похожести на жизнь). Есть предание о художнике, написавшем цветы столь искусно, что их принимали за живые не только люди, но и пчелы. Они садились на полотно собирать нектар. Это правдоподобие, а не правда. Убедительные аргументы против подмены художе­ственной правды правдоподобием высказал в диалогической форме Гете:

Зритель. Вы говорите, что только невежде произведение искусства может показаться произведением природы?

Защитник. Разумеется, вспомните о птицах, которые слетались к вишням великого ма­стера.

Зритель. А разве это не доказывает, что они были превосходно написаны?

Защитник. Отнюдь нет, скорее это доказывает, что любители были настоящими во­робьями.

Далее в диалоге речь идет о том, что у одного естествоиспытателя жила обезьяна. Од­нажды она проникла в библиотеку и стала лакомиться жуками, изображенными на картин­ках. По этому поводу высказывается сентенция:

«Невежественный любитель требует от произведения натуральности, чтобы насладить­ся им на свой, часто грубый и пошлый лад» (Гете. 1950. С. 631).

Неправдоподобна «полиметалличность» скульптуры в поэме Пушкина «Медный всад­ник»: конь бронзовый, всадник медный, узда железная. В действительности конная фигура

131

Петра I была отлита Фальконе из бронзы. Пушкинская же характеристика этой скульптуры помогает читателю услышать бронзовый звон («тяжелозвонкое скаканье по потрясенной мостовой»), почувствовать железную волю царя и ощутить в величественном образе Петра «горделивого истукана», «медною главой» возвышающегося во мраке над Евгением.

Неправдоподобно низок потолок в избе на картине Сурикова «Меншиков в Березове», но именно такой потолок помогает художественно раскрыть гнетущую атмосферу ссылки, в которой находится герой.

По Аристотелю, поэт выше историка: историк говорит о действительных событиях, о том, что случилось, то есть о явлениях не только существенных, но и случайных, поэт же очищает историю от случайного и говорит о событиях художественно смоделированных и несущих художественную концепцию мира. Искусство — не слепок с жизни, а ее вероят­ность, ее наиболее возможный вариант. Аристотелевская концепция поэтического творче­ства «по вероятности» неожиданно нашла свое подтверждение в кибернетике. Винер пишет: «.. передаваемую сигналом информацию возможно толковать, по существу, как от­рицание ее энтропии и как отрицательный логарифм ее вероятности. То есть чем более веро­ятно сообщение, тем меньше оно содержит информации. Клише, например, имеют меньше смысла, чем великолепные стихи» (Винер. 1958. С. 34).

Художественная правда заключает в себе неожиданность. Если в произведении все ожидаемо, загодя известно, то перед нами штамп, клише, расхожая полуистина, а не худо­жественная правда. То, что острый ход сюжета цепко держит внимание читателя, — лишь внешнее проявление значения неожиданной вероятности для художественной правды.

В «Пире во время чумы» Пушкина на пире присутствуют две женщины: одна из них хрупкая, слабая, а другая суровая, жестокая. Однако при виде страшной телеги с трупами те­ряет сознание жестокая: «Нежного слабей жестокий, и страх живет в душе, страстьми томи­мой ..» Художественная правда парадоксальна, неожиданна, включает в себя непредвиденное, и поэтому информационно насыщена. Правда искусства всегда удивитель­на Искусство просвечивает покровы, раскрывает скрытое, поэтому оно полно «великолеп­ных нелепостей», ожидаемых неожиданностей, волшебства. Художественная правда необязательно похожа на действительность, но глубоко соответствует ее существу.

II. Художественный стиль

1. Стиль как категория эстетики.

1. Стиль как категория эстетики. Понятие «стиль» многознач­но, им пользуются разные науки (литературоведение, искусствоведение, лингвистика, культурология, эстетика). Широко поле функционирования стиля.

1. Стиль — фактор творческого процесса,

1. Стиль — фактор творческого процесса, осуществление ориента­ции художника по отношению к реальности, к художественной традиции, к публике. Стиль диктует художнику избирательность по отношению к жизненному материалу, культурной (и в частности к художественной) традиции, к общественным целям искусства.

2. Стиль — фактор произведения,

2. Стиль — фактор произведения, его социального бытия. Стиль обусловливает существование произведения как законченного художест­венного целого. Стиль спасает произведение от эклектики. Стиль выра-

132

жает характер, направленность и меру эстетического освоения мира чело­веком и выступает носителем существенных сторон эстетической ценно­сти и художественного смысла произведения. Стиль — источник эстети­ческого наслаждения искусством.

Стиль представитель целого в каждой клетке произведения. Подчиняя каждую деталь общему конструктивному замыслу, он определяет струк­туру произведения и его принадлежность к определенному типу культу­ры. Стиль — центростремительная сила в произведении, обеспечиваю­щая его монолитность. Стиль — принцип организации художественного мира, его внутренняя необходимость, проявляющаяся в характере «сцеп­ления» слов.