7* См. Циммерман. Географическая история человека, т. III. С. 183.

268

из каких они мест, когда  были  привезены   в  Европу  и   разведены   здесь. Выходит, что даже и такие дары природы достались человечеству лишь на путях культуры. В Америке не рос виноград, и в Африке он посажен руками европейцев.

Люди впервые стали заниматься науками и художествами в Азии и в Египте, граничащем с Азией, не приходится долго доказывать это, потому что красноречиво говорят о том памятники культуры и история народов, а труд Гоге^8*, собраны  свидетельства  прошлого,   тоже  в  руках у всех. Полезные и изящные искусства очено рано появились в этой части света,  повсюду,  конечно,   в  согласии  с  азиатским   вкусом,  что  подтверждают руины Персеполиса и индийских храмов, египетские пирамиды и другие сооружения,  от  которых   сохранились    развалины   или   устные предания;   почти   все  эти   памятники   созданы   задолго   до   возникновения европейской  культуры,   и   ничего   подобного   им   нет   ни   в  Африке,  ни  в Америке. Возвышенная поэзия некоторых народов южной Азии известна всему свету^9*, и чем древнее она, тем  более отмечена она достоинством и простотой, заслуживающей того, чтобы называть ее божественной. Есть ли такая остроумная, проницательная мысль, есть ли даже такая поэтическая гипотеза, которая пришла бы в голову позднего западного человека, чтобы не обреталась она в зародыше в изречениях и словах раннего восточного человека, если хотя бы малейший повод был в окружающем мире, который способен был породить подобную гипотезу?  И торговля в Азии началась   раньше,   чем   где-либо,   и   важнейшие открытия   и   изобретения тоже  принадлежат   Азии.   Из   Азии   идет   астрономия   и   летосчисление, и найдется ли такой человек, который не подивился бы тому, как рано и как широко распространились среди древнейших народов Азии известные астрономические наблюдения, приемы, системы отсчета, — все это совершенно несомненно,  даже если и  не сочувствовать гипотезам  Байи^10*. Получается,  что  древнейшие  мудрецы  были  прежде  всего  звездочетами,  что они вели наблюдение за тихим и незаметным ходом времени, так что даже теперь, когда эти азиатские народы глубоко пали, ярче всего сказывается в  них  дух   числа,   дух  счета^11*.   Брамин   в   уме  подсчитывает   чудовищные суммы,  и он всегда помнит и  чувствует все единицы времени — от самых мелких и до целых небесных кругооборотов; обходясь без вспомогательных средств, какие есть в распоряжении европейца, он все же никогда не ошибается или ошибается редко. Древний мир оставил ему формулы, а его дело — применять их на практике; и наше летосчисление — тоже азиатское по происхождению, и знаки и названия созвездий у нас — тоже из Египта или из Индии.

И если, наконец, самое трудное искусство, которому выучивается куль-

8* «О происхождении законов, искусств и наук». Лемго, 1770 ⁷.

9* См. Джонс. Poeseos Asiaticae commentarii, edit. Eichhorn, Lips., 1777

10* «История древней астрономии» Байи. Лейпциг, 1777⁸.

11* См. «Путешествия» Лежантиля в Собрании Эбелинга, т.  II, с. 406  и др.;  «Doctrina temporum Indica»  в приложении к книге Байера  «Historia regni Graecorum Bactriani». Petropoli, 1738.

269

тура, — это искусство управления  государством,  где,  скажем  мы,  впервые появились самые обширные монархии? Где прочнее всего царства земные? Китай тысячелетиями   придерживается   одного   и   того   же   строя,   и   хотя этот мирный народ не раз наводняли татарские орды,  побежденные всякий раз укрощали победителей и приковывали их к цепям своего древнего государственного строя. Какая европейская форма правления может похвастаться этим? В горах Тибета царит древнейшая иерократия земли, а если у индийских каст такие мощные корни,  если они сделались  второй природой для индийцев, то это значит, что касты — уходящий в седую древность обычай этого самого кроткого в мире народа. На берегах Тигра и Евфрата,  на Ниле,  в  горах  Мидии  уже  в  самые древние времена культурные народы, воинственные и мирные монархии вмешиваются в жизнь западных наций, а на татарских нагорьях не знающая узды вольная жизнь и деспотизм ханов сплелись в единое целое, послужившее основой многих европейских форм правления. С какой бы стороны ни подходил ты к Азии, везде встречаешь на пути своем прочно утвержденные империи, и неограниченная   власть   столь   твердо   запечатлелась   в   умах   людей   за   долгие тысячелетия, что  у   сиамского   короля   рассказ   о   народе,   управляющемся без короля,  вызвал  лишь   смех, — этот  народ  представился  ему  уродом, родившимся  без  головы.  Наиболее  прочные  царства  в  Африке  расположены ближе к Азии, а если спускаться на юг, то там тирания находится еще в самом диком состоянии, а у кафров она переходит в патриархальную жизнь пастухов. Если плыть по Южному океану,  то  чем  ближе к Азии, тем больше древних искусств, ремесел, тем больше пышности и тем больше царского деспотизма — этого супруга пышности и роскоши, а если плыть в сторону от Азии, то на дальних островах, в Америке, на скудных окраинах Южного полушария, встретишь и более примитивный образ жизни,  и  более  простой  строй   государств,   и   вольные  обычаи   родов   и племен, так что некоторые историки даже существование двух монархий, какие  известны   в  Америке, — Мексики   и  Перу — объясняют   соседством деспотических государств Азии. А весь вид Азии подсказывает нам, что именно здесь, особенно  в горных местностях,  живет самое древнее население Земли, и традиции азиатских народов, их религии, их летосчисление  уходят  в  глубь  тысячелетий.   Все легенды европейцев и африканцев (египтян я всякий раз исключаю), а тем более легенды народов Америки и западных островов Южного моря, — всего лишь отрывки  недавно  выдуманных  и  уже  позабытых  сказок   в   сравнении   с   гигантским   зданием древних космогонических систем — Индии, Тибета, древней Халдеи и даже стоящего   ниже   Египта;   бессвязные   звуки,   донесенные   заблудившейся Эхо, — и голос изначального мира Азии, корни которого уходят в сказание и миф.

Но что же, не последовать ли нам за этим голосом, не проследить ли его истоки, тем более, что нет у человечества иного средства воспитания и культуры, помимо традиции? Конечно, путь такой обманчив, мы словно же, был тут,  когда рождался на свет, но что он может рассказать о своем

270

рождении: так и род человеческий едва ли в силах  сообщить   нам   исторически верные сведения о своем творении, о первых полученных им наставления, об изобретении языка и первом своем местожительстве. Но, однако, и ребенок вспоминает же какие-то черточки, относящиеся ко времени, когда стал он чуть старше; но если детей воспитывали сначала вместе, а потом по отдельности и рассказыавют они одно и то же или очень похожие вещи, то почему же не прислушаться к их расскзам, почему не задуматься над тем, что говорят они, о каких снах и мечтаниях вспоминают, тем более что нет иных свидетельств и документов. А поскольку совершенно очевидно, что Провидение задумало учить людей только на их же собственном опыте, то есть учить на опыте традиции, которая никогда не прерывается, так не будем сомневаться и в том, что Провидение не скроет от нас самого необходимого для нас знания.