32* «Гёттингенское собрание путешествий», т. X, XI 33, в разных мостах.

191

3. Не надо думать,  будто люди  в  силах  единым махом обратить чужую часть света в Европу, стоит только порубить леса и возделать землю;  все  живое  творение^ — это  одна  живая   взаимосвязь,   и   изменять  ее можно только  с большой  осторожностью.  Тот же  самый Кальм  со слов живущих в Америке шведов рассказывает,  что, как только были вырублены  леса   и   вспахана   земля,   уменьшилось   количество   съедобных  птиц, которые дотоле в несметных количествах жили в лесах и на берегах озер, сократилось количество рыбы, которой раньше буквально кишели реки и ручейки, обмелели озера, реки, ручьи, меньше стало дождей,   хуже   стала расти  трава  в  лесах   и   т.   д.   Одним   словом,  кажется,  что  эта  вырубка лесов повлияла и на здоровье людей, и на их долголетие, и на характер времен года и т. п. «Американские туземцы, — продолжает Кальм, — прежде,  когда  здесь  не  было  европейцев,   доживали  до  ста   с   лишним   лет, а теперь они живут едва ли половину этого срока, и повинна в этом не только убийственная  водка  и  изменившийся образ  жизни,  но,  вероятно, и  исчезновение   многих   прекрасно   пахнувших  трав   и  мощных  растений, запах  которых   по  утрам   и   вечерам   был  таким  сильным,  как  будто  ты находишься в саду. Зима наступала раньше и была холоднее, постояннее, здоровее, — теперь весна запаздывает и, как все времена года, бывает менее постоянной и сопровождается резкой сменой погоды». Так рассказывает Кальм,  и хотя сообщения его относятся только к одной местности, можно представить себе, что природа не терпит слишком быстрых, слишком резких переходов, даже если люди делают самое лучшее дело — возделывают  землю.   Не  от  того  ли  так  немощны  туземные   американские племена  в  Мексике,  Перу,  Парагвае,  Бразилии,  которые,  как говорится, «получили культуру», что всю землю, весь образ жизни им переменили, а натуру европейского человека дать взамен не могли? Племена, которые продолжают жить в лесах,  как жили  их предки, по-прежнему сильны и мужественны, они доживают до глубокой старости, они цветут, как сами деревья в этих местах, а на возделанных землях, лишенные освежающей тени,  они  печально  гибнут,  душа  их,  их крепкий  дух — все осталось  в лесах. Достаточно прочитать трогательную историю одинокого, цветущега семейства,   которое   Добритцхофер^33*   вывел    из   непроходимой   чащобы, в которой они жили, — мать и дочь вскоре умерли, а оставшемуся в живых сыну и брату они являлись во сне до тех пор, пока он тихо и мирно не отправился вслед за ними. Все это и объясняет нам, как может случаться так, что вот племена только что были храбрыми, жизнелюбивыми, мужественными — и вдруг стали вялыми и изнеженными, какими описывают  их  парагвайские  иезуиты  и  путешественники  в  Перу, — их немощность заставляет страдать даже читателя. Быть может, подобное насилие над природой и принесет где-то свои добрые плоды^34* — с течением времени, но, хотя теоретически это возможно, я сомневаюсь, чтобы это было