VI. Органическое различие между животными и людьми

Весьма несправедливо хвалили род человеческий, утверждая будто все силы и способности других родов достигают в нем своего наивысшего раззития. Это похвала бездоказательная и противоречивая, потому что одна сила, очевидно, уничтожает другую, и подобное создание совершенно не могло бы пользоваться своим сооственным существованием. Разве мог бы человек цвести, как цветок. щупать, как паук, строить, как пчела, сосать, как бабочка. а вместе с тем обладать мускульной силой льва, слона, искусством бобра? Да разве обладает человек всеми этими силами? Разве способен он хотя бы понять одну из них с той же проникновенностью, с которой всякое существо наслаждается своей силой и упражняет ее?

Другие же, напротив, хотели, не скажу, унизить человека, низведя его до уровня животного, но отрицали за ним собственно человеческий характер и превращали его в какое-то выродившееся животное, которое в погоне за неведомыми высшими совершенствами совсем утратило своеобычность своей породы. Это, очевидно, противоречит и истине, и свидетельствам естественной истории. У человека, конечно же. есть особенности. которые не присущи ни одному животному, и человек произвел на свет и благое и дурное, и все это принадлежит не кому-нибудь, но именно ему. Ни одно животное не ест себе подобного, чтобы полакомиться, и ни один зверь не убивает своих близких по приказу третьего, спокойно и хладнокровно. Животные не знают человеческого языка, а тем более чужды они письменности, традиции, религии, чужды устанавливаемых по благорассуждению законов и правил. Наконец, ни у одного животного нет того, чем отличается от него почти всякий человек, — нет культуры, одежды, жилья, искусств, нет выбора способа существования, нет несдержанности влечений, распущенности мнений. Мы пока не спрашиваем, идет ли это на пользу или во вред нашей породе. Достаточно сказать: таков характер человеческой породы. Всякое животное в целом всегда верно своей породе, и только мы. люди, почитаем не Необходимость, а Произвол; итак, следует принять это различие за факт и исследовать его, ибо факт этот никак не возможно отрицать. Другой вопрос: как человек дошел до такого состояния, что это — изначально присущее ему отличие от животных или отличие благоприобретенное и искусственно раздуваемое? Это уже вопрос иного свойства, вопрос исторический: тут надлежало бы уже сказать, что же принадлежало к отличительным чертам человеческой породы — способность к совершенствованию или к порче¹³, в чем никакому животному еще не удалось догнать человека. Оставим же метафизику в покое и будем придерживаться физиологии и опыта.

1. Человек ходит прямо, и тут некого поставить с ним рядом. У медведя широкая лапа, и в драке он выпрямляется иногда во весь рост; обезьяны, пигмеи тоже ходят и бегают иной раз на задних лапах, но

78

только для человека всегда естественно ходить прямо. У человека ступни. тверже и шире; большой палец у него длиннее, тогда как у обезьяны на ногах — такой же большой палец, что и на руках, и пятка у человека стала плоской. К такому вертикальному положению приспособились у человека и все мускулы. Икры стали толще, таз сдвинулся назад, бедра раздвинулись, спина выпрямилась, грудь расширилась; у человека есть плечи и ключицы, пальцы на руках наделены тонким чувством, а гнувшаяся к земле голова гордо вознеслась, удерживаемая мышцами шеи, — это венец человеческого творения; человек — anthropos, он видит все над. собой и видит все вокруг себя¹⁴.

Однако следует признать, что вертикальное положение тела не настолько существенно для него, чтобы всякое прочее положение было совершенно невозможным, как, скажем, невозможен полет. Обратное доказывается не только примером детей, но и, главное, людей, живших среди животных. Одиннадцать или двенадцать таких людей известны^10*, и хотя не всех наблюдали и описывали с достаточной тщательностью, некоторые примеры все же показывают, что для податливой и гибкой природы человека и всякое другое, самое неподходящее для него положение тела все же не вполне немыслимо. Голова и живот человека все же несколько выступают вперед, так что возможно, чтобы все тело падало вперед, как падает голова, когда человек дремлет. И мертвое тело не может стоять; и всегда требуется бессчетное количество усилий, чтобы искусственно поддерживать наше тело в вертикальном положении.

Точно так же понятно и другое: если человек будет ходить, как ходят животные, то изменится вид и отношение многих членов его тела; и это вновь потверждает пример одичавших людей. У мальчика-ирландца был, по описанию Тульпия, плоский лоб, выпуклый затылок, язык его прирос к нёбу, а горлом своим он издавал блеющие звуки; подложечная впадина была у него сильно втянута вовнутрь; всего этого и требовало хождение на четырех ногах. Нидерландская девочка еще ходила прямо и еще сохранила женскую природу, так что прикрывалась повязкой из сена; кожа у нее была грубая, коричневая, толстая, волосы — длинные и толстые. Девочка, которую поймали в Шампани, в Сонжи, казалась черной, у нее были сильные пальцы с длинными ногтями, а большие пальцы были столь сильными и так вытянулись, что она с помощью их могла прыгать с ветки на ветку, как белка. Она не ходила, а как-то быстро бегала, ноги ее словно летали и скользили, так что нельзя было рассмотреть их быстрое движение. Голос у нее был тонким и совсем слабым, но она кричала страшно и пронзительно. В ее теле была необычайная легкость и сила, и невозможно было отучить ее от прежней пищи — от сырого, кровавого мяса, от рыбы, от листьев и кореньев, так что она и пыталась убежать, и заболела потом смертельной болезнью, от которой излечили ее только тем, что дали ей пососать теплой крови, пронизавшей все ее тело, словно бальзам. Ей пришлось привыкать к обычной человеческой пище, и у нее