IV. Царства саксов, норманнов и датчан

Истории живших на континенте немецких народов присуще что-то однообразное и беспомощное. А теперь мы перейдем к морским немецким народностям: их набеги стремительнее, опустошения ужаснее, владения ненадежнее — зато, словно средь бурь морских, мы увидим храбрейших мужей, неслыханные приключения и царства, духом которых до сих пор дышит еще свежий морской ветер.

Уже в середине V века англосаксы, жившие на северном побережье Германии и долгое время занимавшиеся грабежом на суше и на море, отправились на помощь бриттам. Предводителями их были Хенгист и Хорса, то есть Жеребец и Кобыла, а поскольку война с врагами бриттов, пиктами и каледонцами, была для них легкой игрой, а страна понравилась им, то вслед за ними сюда переправилось много их собратьев, и они не успокоились, пока в руках их не оказалась вся Англия, за исключением углов — Уэльса и Корнуолла,— сто пятьдесят лет страшных войн и отвратительных разрушений. И кимврам, которые остались жить в уголках страны, никогда не удавалось добиться того же, что вестготам в Испании, то есть выйти из своих ущелий и заново завоевать свою древнюю родину, потому что саксы, этот дикий народ, стали христианами и католиками, вскоре были утверждены во владении своими награбленными землями и чувствовали себя на них вполне спокойно.

А именно, вскоре после образования первого саксонского королевства Кент, дочь одного католического короля в Париже подготовила своего супруга-язычника Этельберта (Адельберта) к переходу в христианство, и монах Августин торжественно, с серебряным крестом в руках, ввел эту веру в Англии. Этого монаха отрядил сюда сидевший тогда на римском престоле Григорий Великий; он горел страстным желанием сочетать христианство со всеми европейскими тронами, опираясь в первую очередь на помощь королевских жен, он разрешил сомнения монаха и поставил его первым архиепископом счастливого острова, что, начиная с короля Ины, сторицею возместил святому Петру затраченный тем евангельский грош. Едва ли есть в Европе другая страна, которая была покрыта таким множеством монастырей и религиозных учреждений, как Англия, и, однако, для словесности тут сделано меньше, чем можно было ожидать. Дело в том, что христианство в этих местах не выросло на корнях древней апостольской церкви, как в Испании, Франции, Италии и даже в Ирландии; новые пришельцы из Рима принесли грубым саксам евангелие, но совсем в ином виде. Тем больше заслуг снискала этим монахам их миссионерская деятельность в других землях, и если бы Англия избежала опустошений со стороны датчан, то нашлись бы и монахи — историографы своей страны,  по крайней мере авторы  монастырских   хроник.

Не очень утешительное зрелище — семь основанных варварами-саксами королевств, которые по-язычески и по-христиански сражаются и друг

530

против друга и бок о бок друг с другом на не слишком обширном пространстве полуострова. И, однако, хаос продолжался не менее трехсот лет, и во всем этом беспорядке лишь иногда мелькают проблески церковных учреждений   и   установлений   и   начатки   писаного   законодательства, как,

например, при Адельберте и Ине. Наконец, при короле Эгберте семь королевств объединились, и нашлось бы немало государей, достаточно мужественных и энергичных, чтобы повести страну свою к расцвету, если бы не мешали этому набеги норманнов и датчан, которые, воспламенившись жаждой добычи, вновь и вновь отправлялись на моря и в течение двух веков препятствовали любому надежному и долговечному установлению на берегах и Франции и Англии. Несказанный ущерб причинен был ими, неописуемы совершенные ими ужасы, и если Карл жестоко расправился с саксами, а англы с бриттами и кимврами, то несправедливость их отмщена была в потомках их — пока ярость воинственного севера окончательно не угасла. Но, когда свирепствуют страсти и нужда ужасна, являются самые великодушные люди, и так на небосводе Англии взошел Альфред — образец того, каким должен быть король в столь тяжелое время, путеводная звезда в истории человечества¹⁶.

Он уже ребенком был помазан на царство папой Львом IV; никакого образования он не получил, но желание читать саксонские героические песни пробудило в нем такое усердие, что от них он перешел к чтению античных авторов и спокойно жил в их обществе, но когда ему шел двадцать второй год, умер брат его, и это вынудило его занять трон и разделить все опасности, которые когда-либо окружали короля. Датчане владели страной; заметив, что юный король мужествен и удачлив, они собрали все свои силы и умножили свой натиск, так что Альфред вынужден был дать им восемь сражений в течение одного года, не раз заставлял их клясться над ракой святых, что они не будут нарушать мира, и, одержав над ними верх, был столь же добр и справедлив, сколь осторожен и храбр в битве, но в конце концов обстоятельства все же заставили его искать спасения, он переоделся в простую крестьянскую одежду и, неузнанным, служил жене деревенского пастуха. Но и тут мужество не оставило его; вместе с несколькими спутниками он выстроил хижину посреди острова, назвал его островом благородных, и этот остров стал теперь его царством. Здесь провел он больше года, но отнюдь не в бессильной праздности. Словно из невидимого замка, нападал он на врагов, он и все его окружение питалось добычей,— пока один из верных его друзей не добыл в одной из таких стычек «волшебного ворона» — знамя, в котором Альфред увидел знак своего счастья. Переодевшись арфистом, он отправился в лагерь датчан и очаровал их веселыми песнями, его провели в шатер принца, и он увидел, сколь безмятежна и расточительна, на манер грабителей, жизнь датчан. Тогда он вернулся назад, послал тайно объявить своим друзьям, что он жив, и велел собраться на краю леса. Составилось малое войско, приветствовавшее его радостными криками, стремительно напал он с ним на беззаботных датчан, испуг которых был велик, окружил их и этих военнопленных обратил в своих союзников, заселивших опустевший Нортум-

531

берленд и Восточную Англию. Король датчан крестился, Альфред усыновил его и первыми признаками мира и тишины воспользовался для того, чтобы упрочить позиции и выступить против врагов, которые огромными толпами бродили по стране и лишали ее последних сил. С невероятной быстротою Альфред навел порядок в полностью расстроенном государстве, отстроил разрушенные города, создал сухопутную армию, а вскоре и флот,— через короткое время 120 кораблей охраняли все побережье страны. При первом известии о высадке противника Альфред спешил на помощь, и вся страна в минуту бедствия подобна была военному лагерю, где всякий знал свое место. До конца жизни ему удавалось предотвращать любые грабительские намерения противника, благодаря ему в стране появились армия и флот, он даровал родине науки и искусства, города, законы, порядок. Он писал книги и был учителем нации, которую защищал. Равновеликий и в общественной и домашней жизни, он строго, как дела и доходы, делил часы суток, и у него хватало времени и для досуга и для королевских щедрот. Через сто лет после Карла Великого он был, возможно, еще более велик, чем Карл, а круг деятельности его, к счастью, был ограниченней; хотя при преемниках Альфреда набеги датчан, да и распри духовенства причинили немало бед Англии, потому что не нашлось среди потомков короля второго Альфреда, то все же не было в Англии недостатка и в добрых королях,— ведь уже была заложена хорошая основа целого; нападения с моря поддерживали в них бодрый боевой дух. Среди добрых английских королей — Адельстан, Эдгар, Эдмунд Железный Бок, и если при последнем из названных государей Англия попала в феодальную зависимость от Дании, то объясняется это исключительно вероломством знати. Кнут Великий был, правда, признан королем, но у этого героя Севера было только два преемника. Англия быстро откололась от Дании, и если датчане позволили спокойно жить миролюбивому королю Эдуарду, то, быть может, это и было несчастьем Англии. Эдуард составлял свод законов, а другие правили за него; норманнские нравы распространялись с французских берегов, и время показалось Вильгельму Завоевателю удобным. Од-на-единственная битва, и он взошел на трон. Он придал стране новый ук-лад. Итак, нам придется ближе познакомиться с норманнами; их нравам не только Англия, но и значительная часть Европы обязана блеском рыцарского духа.

* * *

Уже в самые ранние времена северные немецкие народы, саксы, фризы, франки, плавали по морям, и еще более дерзки были датчане, норвежцы, скандинавы, известные под многими именами. Англосаксы и юты переправились в Британию; когда короли франков, прежде всего Карл Великий, стали распространять свои завоевания к северу, целые полчища немецких народов все более дерзко и смело пускались в море, и, наконец, имя норманнов сделалось именем страшным для мореплавателя, еще более страшным, чем когда-либо на суше имена союзников — маркоманнов, франков, алеманнов и т. д. Мне пришлось бы назвать сотни имен отважных море-

532

ходов, если бы я захотел перечислить героев, прославленных северными поэмами и песнями. Но нельзя не упомянуть имена открывателей новых земель, основателей царств,— поразительно широки просторы, на которых появлялись норманны.   Вот   на   Востоке   Рорик¹⁷    (Родерих)   со   своими братьями — они основали государство в Новгороде и тем заложили основы России; Оскольд   и   Диар   положили   начало  Киевскому  государству, объединившемуся с Новгородским; Рагнвальд, обосновавшийся в Полоцке на реке Двине, стал родоначальником великих герцогов Литовских. На Севере Наддодд бурей пронесся к Исландии, открыл этот остров, а вскоре Исландия стала прибежищем благороднейших норвежских родов (несомненно, самой чистой аристократии Европы), в Исландии сохранялись и умножались северные  песни  и  поэмы,  и на протяжении  более трех столетий Исландия  была столицей   прекрасной,   свободной,   отнюдь   не   лишенной культуры жизни. К Западу норманны часто бывали на островах, они отчасти и заселяли Фарерские, Оркнейские, Шетландские острова; многими из них долгое время правили норманнские ярлы (графы), так что и на самых удаленных оконечностях своего мира гэлы не чувствовали себя в безопасности от немецких народов. В Ирландии норманны осели уже во времена Карла Великого, когда Дублин достался в удел Олофу, Вотерфорд — Ситрику, Лиммерик — Ивару. В Англии норманны наводили страх на людей под именем датчан; не только в течение двухсот лет они владели, то собственной властью, то как феодом, Нортумберлендом, но и вся Англия была покорна им при Кнуте, Харольде и Хардикнуте. Берега Франции они  тревожили  начиная  с  VI   века;   дурное  предчувствие  подсказывало Карлу Великому, что его страна много бед   претерпит   от них,   и   после смерти  его предчувствия эти более чем оправдались.  Норманны ужасно опустошали не только морское побережье, но и проникали в глубь Франции  и  Германии, поднимаясь  вверх  по  течению  рек,  они  положили  печальный конец множеству городов и поселений, основанных и Карлом и даже еще римлянами; наконец Рольф, при крещении принявший имя Роберта, стал первым герцогом норманнов, родоначальником не одного королевского дома. Его потомком был Вильгельм Завоеватель, который придал новый уклад Англии; последствия его нововведений втянули Англию и Францию в войну, продолжавшуюся четыреста лет; эта война странным образом связала и перемешала оба народа. Норманны, мужество и удачливость которых почти невероятны, отняли у арабов Апулию, Калабрию, а также на время Иерусалим и Антиохию,— эти норманны были выходцами из основанного Рольфом герцогства, и от него же пошли наследники Танкреда, под конец владевшие короной Сицилии и Апулии. Если рассказывать   обо   всех   совершенных   норманнами   подвигах — на  службе   в Константинополе, о путешествиях и паломничествах, во всех странах, на всех морях, вплоть до Гренландии и Америки, то рассказ превратится в роман.  Итак,  заметим  для себя  самое  главное,  что  вытекает  из  их  характера и служит нашей цели.

Обитатели северных побережий с их климатом и почвой по всему образу жизни, по всему своему укладу долгое время оставались суровыми, за-

533

каленными людьми, но в них, особенно когда они начали странствовать по морям, заложены были семена, которые в более мягких зонах могли дать цветущие побеги. Свойства характера, которые должны были быстро приучить северного пирата к жизни на юге, были таковы: бесстрашие, физическая сила, большая ловкость в рыцарских искусствах, как стали их именовать позже, обостренное чувство чести и благородного происхождения, равно как и всем известное уважение, которое северные народы оказывают женскому полу, вознаграждающему самого храброго, красивого и благородного воина. На материке законы быстро укореняются, и всякое грубое самоуправство должно или само сделаться законом, или отмереть как неживая сила; на море, среди неукротимой водной стихии, дух обновляется,— если король правит на суше, то на море он бессилен. Воин ищет на море сражений и добычи, которую юноша стремится принести своей невесте, мужчина— жене и детям в знак своей доблести; третий под небом чужой страны ищет не столь преходящей добычи. Главным пороком, который на Севере карали презрением или муками ада, была низость, а доблести — мужество и честь, дружба до гробовой доски и рыцарское отношение к женщинам — при стечении благоприятных обстоятельств весьма способствовали становлению так называемого «галантного духа» Средних веков. Коль скоро норманны обосновались в одной из провинций Франции, а вождь их Рольф женился на дочери короля, многие братья его по оружию последовали его примеру и соединились с благороднейшей кровью страны, и королевский двор Нормандии стал вскоре самым блестящим в Западной Европе. Будучи христианами, норманны не могли уже заниматься морским грабежом, но, живя среди христианских наций, они могли принимать у себя следующих по их стопам братьев, приучать их к культуре, так что удобно расположенные берега Нормандии стали средоточием норманнов-мореплавателей, местом, где облагороживалась эта культура. Поскольку теперь изгнанная датчанами королевская фамилия англосаксов бежала в Нормандию и воспитанный норманнами Эдуард Исповедник подал норманнам надежду на занятие английского трона, а Вильгельм Завоеватель в одной-единственной битве выиграл все королевство и впредь на самые лучшие должности, духовные и светские, начал ставить норманнов, то в скором времени норманнские обычаи и язык стали обычаями высших слоев Англии, ее придворным языком. Все, чему научились во Франции эти некогда грубые племена захватчиков, все это перешло в Британию, включая и жестокий феодальный уклад жизни, и право пользования лесами. Хотя в дальнейшем многие законы Вильгельма были отменены и введены в действие прежние, более мягкие законы англосаксов, все же дух языка и нравов, привитый англосаксам вместе с норманнскими родами, невозможно уже было изгнать; поэтому и в английском языке зеленеет привитый к нему побег латинского. Вряд ли британская нация стала бы тем, чем стала, со всеми отличительными ее особенностями, если бы она спокойно всходила на своих старых дрожжах,— а ее беспокоили датчане, потом влились в нее норманны и увлекли за собой через море, втянув  в долгие войны с Францией. Все это упражняло гибкость духа,.

534

побежденные стали победителями и после множества потрясений явилось на свет белое здание государства, такого, какое, вероятно, никогда бы не вышло из монастырского, узкого, ограниченного жизненного строя англосаксов. Эдмунд или Эдгар не стали бы упорствовать перед папой Хильде-брандом так, как Вильгельм, и, уж конечно же, английские рыцари не соперничали бы с французскими во время крестовых походов, если бы норманны не возбудили дух нации, не взволновали его изнутри, если бы множество обстоятельств не воспитали его, даже и насильственными средствами. Как плодовое дерево не обходится без пересадки, как дикорастущее не обходится без прививки, так и народы, кажется, нуждаются, чтобы прививали им новые побеги, и для поступательного движения человечества необходимо, чтобы произошло это вовремя. Даже и самый лучший сорт погибнет, если всегда будет расти на одном и том же месте.

Не столь долго, не столь счастливо владели норманны Неаполем и Сицилией, завоевание которой — это настоящий роман, где проявлены были личная отвага и доблести храбрых искателей приключений. С этой прекрасной землей норманны познакомились во время своих паломничеств в Иерусалим; горстка людей, от сорока до ста, предложив свою рыцарскую помощь притесняемым, заложили основу для будущих владений. Райнольф был первым графом в Аверсе, а три доблестных сына Танкреда, которые переправились сюда в поисках счастья, снискали такую славу своими подвигами в борьбе с арабами, что стали графами, а потом и герцогами в Апулии и Калабрии. За ними последовали другие сыновья Танкреда — Вильгельм с железной рукой, Дрого, Хумфрид; Роберт Гвискард и Рогер отвоевали у арабов Сицилию, и Роберт пожаловал брата этим леном — только что захваченным прекрасным королевством. Сын Роберта Боэмунд нашел свое счастье на Востоке, отец последовал за сыном, и Рогер стал первым королем обеих Сицилии, власть его была и светской и духовной. При нем и его преемниках в этом уголке Европы завязались первые бутоны молодой науки; тогда подняла свою голову школа Салерно — прямо на полдороге между арабами и монахами из Кассино; после долгой зимней спячки пошли в рост, пустили первые листья и побеги правоведение, врачебное искусство и философская мудрость. Стойко держались норманнские князья в этой стране, в столь опасной близости к папскому престолу; с двумя святыми отцами им удалось заключить мир, когда те были в их руках, своим умом и бдительностью они превзошли большинство немецких императоров. Жаль, что они с давних времен породнились с немцами и этим дали им право наследовать престол, но еще более жалко, что намерения Фридриха, последнего короля из швабской династии, намерения, которые замыслил он осуществить в этих местах, были сорваны столь жестоко и бесчеловечно. Оба королевства стали с тех пор игрушкой в руках борющихся наций, добычей чужестранных наместников и завоевателей, а прежде всего аристократии, которая поныне препятствует любому переустройству этих некогда цветущих земель.

535