II. Сопоставление различных действующих в животном организме сил

Бессмертный Галлер с абсолютной точностью различил псе силы, котоые проявляются в физиологическом строении животного. — таковы упругость тканей тела, возбудимость мышц, способность нервов к ощущениям; написанная им картина не только неопровержима, но допускает самое разнообразное применение для целей физиологического учения о душе; и это касается не только человеческого тела.

Я оставляю в стороне вопрос о том, не являются ли все три указанные силы выражением одной-единственной, которая по-разному сказывается в фибрах, мышцах и нервах. Почти нельзя сомневаться в этом, потому что в природе все взаимосвязано и эти три вида проявлений глубоко и тесно сопряжены между собой в живом теле. Упругость и возбудимость близки друг к другу, как близки волокна и мышцы. Мышца — это сложное переплетение волокон, и возбудимость, по всей видимости, — не что иное, как бесконечно усиленная и углубленная реакция, которая благодаря переплетению множества частей перестала быть тупым и неживым чувством, присущим тканям тела, а поднялась на первую ступень возбудимости, когда животное уже само начинает возбуждать свои мышцы. А чувствительность нервной системы — это третья, высшая разновидность все той же силы, результат взаимодействия всех без исключения органических сил человека, потому что нужна целая система кровообращения с ее сосудами и венами, чтобы кровь смачивала тонким соком корень нервов — мозг, столь превосходящий всю силу мышц и тканей, если рассматривать его как проводящую ощущения среду.

Но как бы то ни было, бесконечна мудрость, с которой творец соединил все эти силы в различных органических строениях животных, силы низшие подчинив высшим. Все в нашем теле соткано из волокон, на них расцветает человек. Лимфатические и молочные сосуды готовят сок для всего механизма. Сила мускулов не только приводит механизм в движение, но скрытая в теле мышца заставляет двигаться по телу кровь — вид лимфы, сока, и кровь не только согревает все тело, но поднимается и к голове, а благодаря этому пробуждает и все нервы. Словно неземной побег, нервы разбегаются по всему телу, вырастая из своего общего корня. А вот как они расходятся по телу, насколько они тонки, с какими частями тела состоят в родстве, какую степень возбудимости заключает в себе сложное переплетение мыши, какой сок готовят железы, напоминающие растительные ткани, какая соразмерность царит между всеми этими частями, каким чувствам идет это на пользу, какому образу жизни способствует, в какое органическое строение, все в совокупности сведено, в какой внешний вид все собрано, — если тщательное изучение всех этих и подобных вопросов на примере отдельных живых существ, особенно на примере тех животных, которые близки к человеку, не объяснит нам ин-

60

стинктов и характеров, какими наделены живые существа, не объяснит с отношения различных животных видов н не прольет света на причины превосходства человека над животными, то я и не знаю, откуда же еще можно черпать объяснения и физические выводы! К счастью, Кампер, Врисберг, Вольф, Зёммеринг и многие другие ученые-анатомы уже пошли по такому духовному пути в своих физиологических исследованиях и приступили к сопоставлению сил и орудий органической жизни разных живых родов и видов.

Как то сообразуется с моими целями, я предпошлю несколько принципиальных положений рассуждению о силах, присущих различным животным организмам и человеку, совершенно необходимых для того, чтобы основательно постигнуть все недостатки и все совершенства человеческой природы.

* * *

1. Если есть где-либо в природе действие, то должна быть и вызывающая его сила; если возбуждение проявляется в устремлениях или даже судорогах, это возбуждение должно чувствоваться и внутри организма. Если эти положения неверны, то всякая взаимосвязь между наблюдениями прерывается и приходит конец аналогии природы.

2. Не следует четко разграничивать случаи такого очевидного действия, доказывающие и не доказывающие существование внутренне присущей живому организму силы. Видя привычки животных, живущих вместе с нами, мы вполне готовы признать за ними чувства и мысли; но нельзя отрицать чувства и мысли за животными на том основании, что они не живут рядом с нами и что творения их представляются нам слишком искусными, — наше собственное невежество или безыскусность не служат абсолютным масштабом творческих представлений и чувств, какие возможны во всем одушевленном мире.

3. А потому: всякое искусство предполагает художественное чутье; и если то или иное живое создание делом подтверждает, что знает заранее, произойдет ли такое-то событие в природе, то, несомненно, такому живому существу свойственно внутреннее чутье, орган предвидения, пусть то даже совершенно непостижимо для нас. Силы, действующие в природе, не переменятся от нашего непонимания.

4. По всей видимости, в творении существует не одна такая среда, о которой у нас нет ни малейшего представления, поскольку мы лишены органов, позволяющих нам воспринять ее; и таких сред должно быть немало, потому что почти в каждом живом существе мы замечаем явления, не объяснимые на основе нашего, человеческого, органического строения.

5. Творение, где миллионы живых существ, наделенных каждое своим чувством и своим инстинктом, наслаждаются особым для всякого из них миром и делают, каждое для себя, свое дело, — это творение бесконечно шире пустыни, в которой порою бродит впотьмах невнимательный и одинокий человек со своими жалкими пятью органами чувств.

61

6 Если у человека есть хотя бы ограниченное чувство величия и могущества мудрой и животворной художницы Природы, то он с благодарностью примет все, что заключает в себе его органическое строение, но не будет столь дерзок, чтобы отрицать духовность всех прочих творений природы. Все творение в целом по замыслу Природы насквозь пронизано чувством, наслаждением, деятельностью; в каждой точке существуют живые творения, воспринимающие, ощущающие все целое. Есть создания, наслаждающиеся творением, есть органы, которые его чувствуют и воспринимают, и есть силы, которые пробуждают в этой точке жизнь, как то подобает этой, а не другой точке. Что общего между кайманом и колибри, кондором и пипой⁴? И тем не менее каждый из них создан, чтобы жить в своей стихии, каждый и живет в ней. И нет в целом творении ни одной точки, которую не ощущали бы, не воспринимали, не населяли живые существа; у каждого из творений природы — свой, ему только присущий, новый мир.

Меня окружает тысяча подобных примеров, они восхищают меня, и бесконечность объемлет все мое существо, когда вступаю я в твой свя-шенный храи, о Природа. Нет творения, мимо которого прошла бы ты, — ты целиком предаешься ему, насколько оно способно постигнуть тебя. И всякое твое творение едино и совершенно, и веяное равно лишь себе самому. Ты изнутри построила его, а все, в чем отказала ему, ты возместила, как возместить могла лишь матерь всех вещей...

Рассмотрим теперь некоторые из уравновешенных систем — органических конструкций, в которые объединены различно действующие силы, — этим мы проложим себе путь к определению места человека, места, какое указывает ему его физиологическое строение.

* * *

1. Растение существует, чтобы расти и приносить плоды, — цель кажется второстепенной, а между тем в целом творении это основа для всех прочих целей. Вот почему растение исполняет эту цель во всем и тем неотступнее преследует ее, чем менее отвлечено оно иными целями Насколько это возможно, растение уже целиком заключено в своем зерне, всюду оно дает ростки и завязывает бутоны; одна ветвь — образ целого дерева, Итак, мы немедленно вспоминаем одно из только что приведенных положений и с полным правом, опираясь на принцип аналогии, царящий в природе, говорим: действие предполагает силу, а новая жизнь предполагает начало новой жизни, — в каждом растении такое начало, такой принцип должен быть заложен с самого начала и должен проявить всю свою деятельность. Теория зародышей⁵, которой пытаются объяснить рост растений, ничего, собственно говоря, не объясняет, потому что зародыш — это уже строение, а если есть строение, то должна быть органическая сила, которая его строит, созидает. В первом семени творения никакой анатом не открыл еще всех будущих посевов, и мы видим их только тогда, когда растение полностью развилось, когда оно пред-

62

стает перед нами полное сил. и опыт не позволяет относить этот рост растения к чему-либо, кроме присущей растению органической силы, которая действует на него постоянно, незаметно и интенсивно. Природа всякому творению дала, что положено было ему. а все. чего она его лишила, она возместила проникновенной интенсивностью тон единой силы, которая действует в живом существе. Для чего растению силы движения, если оно не может сдвинуться с места? Для чего познавать ему иные растения, что растут рядом с ним, если познание это доставит ему одни мучения? Но воздух, свет, питательный сок растение притягивает и усваивает, как и положено растению, и столь верно, столь неотступно следует оно своему влечению расти, цвести и размножаться, что нельзя поставить рядом с ним никакое другое существо.

2. Это становится еще яснее, если проследить переход от растения к зоофитам, много видов которых уже открыто. Органы пищеварения у них уже выделены, есть в них и некий аналог чувств, способность произвольно двигаться, однако главная органическая сила, которая действует в них, — это добывание пищи и размножение. Полип — не склад зародышей, приготовленных, так сказать, для жестокого ножа философа-анатома, но как растение было органически упорядоченной жизнью, так и полип тоже — органически упорядоченная жизнь. Он, как и растения, даст ростки, и нож анатома может только пробудить в нем такие силы, может только раздражать. Мышца, если раздражать, если порезать ее, сжимается сильнее, и полип, которого мучит нож анатома, из всех сил старается восстановить полноту и возместить утерянное. Он гонит в рост свои члены, насколько хватит сил или пока орудие искусства не разрушило еще до конца его естество. В некоторых частях, в известных направлениях, или если части слишком малы, он уже не может пускать ростков, потому что силы его истощены, — но все было бы совершенно иначе, если бы в каждой точке был заключен преформированный [заранее сформированный. — Прим. сканировщика] зародыш целого. Словно в механизме растений, действуют в нем мощные органические силы, и мы даже видим, что силы эти простираются еще глубже, где исчезают их слабые, темные зачатки.

3. Моллюски — это органические творения, и заключают они в себе столько жизни, сколько могло собраться воедино и претвориться органически в этой стихии, в этом их домике. Нам приходится называть эту жизнь чувством, потому что другого слова у нас нет, — но это не простое чувство, а чувство улитки, чувство морской стихии, хаос самых-самых темных жизненных сил, хаос, из которого выделилось всего несколько членов. Взгляните на тонкие щупальца, на мышцу, заменяющую зрительный нерв, на открытый рот, на какие-то зачатки бьющегося сердца и, главное, на удивительную способность к размножению — что за чудо! Все возместило себе живое существо: и отсутствие головы, и рогов, и челюстей, и глаз; не только строит моллюск свою искусственную раковину и носит ее на себе, но он живые существа рождает уже с готовой, такой же точно раковиной, и некоторые виды соединяют в себе мужской и женский пол. Итак, целый мир органических сил заключен в моллюске,

63

и благодаря им живое творение, находясь на своем месте в природе способно на все то, на что не способны развитые до конца члены и органы, — тем глубже и неотступнее творит в них покрытое раковиной слизистое образование.

4. Насекомое искусно в своих созданиях и столь же искусно построено и органические силы согласованы с его строением, даже с отдельными частями тела. Пока в атом теле нашлось лишь чуть-чуть места для мозга и очень тонких нервов, а мышцы так нежны, что их приходится покрывать твердой скорлупок), и для кровообращения, как у больших наземных животных, в этом теле еще нет простора. Но посмотрите на его головку глаза, щупальца, лапки, на его крылышки, на его маленький панцирь: посмотрите, какую чудовищную тяжесть тащат за собой жук, муравей, муха, какая сила в осе, если разозлить ее; взгляните на пять тысяч мышц, которые насчитал Лионне в гусенице; рассмотрите, наконец, и те художественные творения, которые созидают они своими органами тела, с помощью чувств, — и на основании всего этого сделаете свои выводы: какая полнота органических сил имманентно присуща каждому члену их тела. Кто взглянет на оторванную, дрожащую ножку паука или мухи и не заметит, какая живая сила, какое возбуждение чувствуется в ней, даже отделенной от тела? Головка насекомого слишком мала, чтобы собрать в себе все жизненные анергии тела, и обильная природа распределила их между всеми членами тела, даже между самыми тонкими и нежными. Щупальца — органы чувств, тонкие ножки — мышцы, руки, всякий нервный узел — маленький мозг, всякая возбудимая фибра — уже, можно ска-нать, бьющееся сердце; потому эти существа и могут возводить свои тонкие сооружения — цель, для которой созданы целые виды, так что все органическое строение их, все потребности заставляют их строить и создавать свои искусные творения. Какая тонкость, какая упругость в сотканной пауком или шелковичным червем нити! А ведь эти художники вытянули ее из своего тела — в доказательство того, что все их тело — упругость и возбуждение, так что во псех своих влечениях, во всех своих творениях они — настоящие художники, микроскопическая мировая душа. деятельная и теле насекомого.

5. И у холоднокровных животных заметно это преобладание возбуждения и реакции. Долго и резко вздрагивает черепаха без головы, и голова гадюки наносит смертельные укусы через три, восемь, двенадцать дней после того, как она была оторвана от тела. Челюсти мертвого крокодила откусывали пальцы неосмотрительным людям; то же и у насекомых: вырванное жало пчелы стремится укусить. Посмотрите, как совокупляется лягушка, — у нее можно оторвать лапы, члены тела, но она не отлипнет от своего предмета. Посмотрите на саламандру — у нее можно оторвать передние и задние конечности, и она заново отращивает их. Так велики органические силы жизни в этих холоднокровных существах; они, эти силы, можно сказать, довлеют самим себе; короче говоря, чем проще устроено живое существо, то есть чем менее очищена и подчинена развившемуся мозгу органическая сила его реакции и мышц, тем более про-

64

являются жизненные силы во всеобъемлющем органическом всемогуществе поддерживая жизнь существа и восполняя утраченное им.

6. Даже наблюдая животных с более теплой кровью, замечали, что тела их не столь подвижны, когда нервная система их работает, и что, напротив внутренние члены проявляют куда большую резкость реакции. когда животное умирает. Когда способность ощущения слабеет, судороги пропорционально возрастают, а если мышца утратила чувствительность. то ее можно вернуть мышце, начав резать ее на части. Итак, кажется. что чем богаче нервная система живого существа, тем более утрачивается им цепкость жизненных сил, которые всячески сопротивляются своему полному отмиранию. Способность к восстановлению отдельных частей тела, не говоря уж о таких сложных, как голова, руки или ноги, утрачивается более совершенными живыми существами, как принято их называть; хорошо еще, если вырастает у них новый зуб, срастается перелом и заживает рана. Но ощущения, чувства, представления у этих отрядов животных возрастают столь заметно, что в человеке наконец они складываются и образуют самое тонкое и высокое, что может быть у земного творения, — разум.

* * *

Если можно подытожить индуктивные линии, которых можно провести еще намного больше, то надлежит сказать следующее:

1. Нам представляется, что в каждом живом существе круг органических сил вполне и совершенным образом замкнут; только у каждого он распределен иначе и видоизменен. У одного он близок к растительному миру, и потому так мощно действуют силы размножения и восстановления; у другого эти силы идут на спад, потому что распределены между искусно построенными членами тела, более тонкими орудиями и органами чувств.

2. Над могучими растительными силами поднимаются и начинают действовать живые реакции мышц. Они родственны силам телесной ткани, растущим, расцветающим, восстанавливающимся, но только форма их уже усложнена, это искусное переплетение волокон, и жизненная цель ограниченнее и определеннее. Каждый мускул взаимодействует со множеством других, а потому проявляет не только присущие самому волокну, самой ткани силы, но и присущую именно ему силу живого возбуждения, находящую выход в движении. У электрического угря члены тела уже не отрастают вновь, как у ящерицы, лягушки, полипа, и даже у тех существ, члены которых восстанавливаются, части, собирающие в себе мышечную энергию, уже не растут так, как другие, — у рака заново отрастают конечности, но не хвост. Итак, сфера растительной органической жизни постепенно завершается в области двигательных сил с их искусным переплетением, или, вернее говоря, зона растительного удерживается в более искусной форме и как целое идет на пользу более сложно построенному организму с его целями.

65

3. Мышечные силы, переходя в область нервов, все более захватываются их органическим строем; нервы берут верх над мышцами и используют их для целен ощущения. Род живых существ тем разумнее, сложнее и тоньше, чем больше у животного тонких нервов, чем чаще сплетаются они друг с другом, чем более искусно усиливают они друг друга и используются благородными частями организма и органами чувств и, наконец, чем больше по своим размерам и чем тоньше устроен мозг, собирающий воедино все ощущения тела. Если же возбуждение преобладает над ощущением, мышечные силы над нервной конституцией, если нервная энергия затрачивается на низменные отправления и инстинкты и во всем организме господствует первейшее и тягостнейшее из всех влечений — голод, то животный вид, судя по нашей мерке, или становится безобразным по всему своему строению, или же начинает вести грубый и неприхотливый образ жизни.

Кто не порадуется, если какой-нибудь философ-анатом^5* составит сравнительную физиологию животных, особенно животных, близких человеку, и рассмотрит в ней все различенные и установленные опытным путем жизненные силы в связи со всем органическим строением каждого живого существа? Природа являет нам свое творение, его внешняя сторона скрывает от нас сосуд внутренних сил. Мы видим, как живет животное; по его физиогномическому выражению, по его пропорциям мы, может быть, и способны судить о происходящем внутри его организма; но теперь мы проникли внутрь, перед нами лежат орудия органических сил, смеси и соединения энергий, и чем ближе подходим мы к человеку, тем более обретаем меру сравнения. Не будучи анатомом, я осмеливаюсь последовать за великими учеными и привести несколько примеров, которые послужат нам подготовкой и позволят перейти к органическому строению и физиологической природе человека.