V. Египет

Мы приближаемся теперь к стране, которая стоит перед нами неразрешенной загадкой первобытного мира — и по своей древности, и по своим ремеслам, и по своему политическому строю; над загадкой этой ломало себе голову немало исследователей, упражняясь в умении разгадывать тайны. Страна эта — Египет. Самые достоверные сведения о Египте — это сохранившиеся с древних времен памятники: колоссальные пирамиды, обе-

339

лиски, катакомбы, остатки каналов, развалины городов, колонн, храмов, этих чудес древнего мира, до сих пор поражающих воображение путешественников своими иероглифическими надписями. Какая тьма народу, какая искусность, какой строй и прежде всего какой странный образ мысли нужен был для того, чтобы вырубить в скалах камни, чтобы водрузить их друг на друга, нагромоздив из них целые горы, чтобы не только изображать и высекать на камнях животных, но чтобы хоронить их как некую святыню, чтобы превратить каменистую пустыню в жилище мертвых и так, тысячью различных способов, увековечить в камне жреческий дух Египта! Все эти реликвии стоят — или лежат — перед нами, словно сфинкс,— великая проблема, требующая своего разрешения.

Сама собою объясняется та часть этих творений, которая служит для определенной полезной цели или которая вообще неизбежна в этой местности: таковы удивительные каналы, плотины, катакомбы. Каналы служили для того, чтобы отводить нильскую воду в более отдаленные районы Египта, теперь каналы эти пришли в негодность, и районы эти стали мертвой пустыней. Плотины нужны были, чтобы можно было основать города на плодородной долине, затопляемой Нилом и, словно сердце всей страны, питающей всю территорию Египта. А что касается могильных склепов, то нельзя отрицать, что, помимо всяких связывавшихся с ними религиозных представлений, они весьма способствовали оздоровлению воздуха и препятствовали распространению болезней, этого бича сырых и жарких областей земли. Но для чего же эти чудовищные пещеры? Откуда взялись эти лабиринты, обелиски, пирамиды? Какой цели они служат? Что за чудной вкус увековечил этих сфинксов и колоссов, затратив на них столько труда? Что же—вышли египтяне из ила своей родной реки и потому стали не похожей ни на кого нацией или, если они пришли откуда-то еще, какие причины, какие влечения так отличили их от всех живущих вокруг народов?

Что египтяне не были туземным народом, показывает, как мне кажется, уже естественная история этой страны; ибо не только древняя традиция, но и всякая разумная геогония ясно скажет нам, что сначала был заселен Верхний Египет, а что низменность стала обитаемой, собственно, лишь в результате усердного труда людей, отвоевавших ее у нильского ила. Поэтому древнейший Египет располагается на Фиванской возвышенности, тут была и старая столица царей; если бы освоение земли началось с Суэца, невозможно было бы объяснить, для чего древние цари выбрали своим местопребыванием Фиванскую пустыню. А если мы последуем за тем, что ясно и лежит перед нами, тогда мы представим себе, в каком действительном порядке заселялся Египет, и сразу же узнаем причину, почему обитатели этой страны должны были стать таким странным, ни на кого не похожим народом. Все дело в том, что они не были изящными черкесами, а были народом Южной Азии, народом, который пришел на Запад с Востока, от Красного моря или еще откуда-то дальше; из Эфиопии этот народ постепенно и распространился по всему Египту. Поскольку ежегодные наводнения и нильские трясины служили естественными рубе-

340

жами страны, удивительно ли, что народ этот осел сначала на скалах, заселив их вполне по-троглодитски, но со временем, постепенно, занял бла--годаря своему трудолюбию и весь Египет,— возделывая землю, возделал и самого себя, превратившись в культурный народ? Сообщение Диодора³⁴ о южном происхождении египтян (хотя он связывает его со своими эфиопскими мифами) не просто очень вероятно, — это единственный ключ к объяснению характера египетского народа, к объяснению поразительных совпадений некоторых его черт с отдаленными народами Восточной Азии.

Поскольку сейчас мне пришлось бы излагать эту гипотезу лишь очень неполно, прибережем ее для другого случая, а пока воспользуемся некоторыми очевидными последствиями, определившими образ народа в истории человечества. Египтяне были тихим, прилежным, добродушным народом, и это доказывается всем их жизненным укладом, искусством и религией. Ни у одной статуи, ни у одного египетского храма нет легкости греческого искусства, нет радостного, светлого облика; о подобных целях искусства у них не было представления, и не было у них стремления к подобным целям. Судя по мумиям, телосложение египтян не было изящным, а каким видели они человека, таким и изображали. Замкнувшись в своей стране, замкнувшись на манер своей религии, своего государственного строя и уклада, египтяне не любили ничего чужого, а поскольку, воспроизводя природу, они следили, как того требовала их натура, лишь за верностью и точностью подобия, поскольку все искусство их было ремеслом, именно религиозным ремеслом, сосредоточенным в руках наследственного цеха, опирающимся в основном на религиозные понятия, то не могло возникнуть у них даже и мысли о возможности отклониться от природы, бросив взгляд в страну прекрасных идеалов, которая, собственно говоря, и остается призрачной, пока нет живых прообразов^13*. Зато египтян куда больше заботила прочность, долговечность и колоссальность их творений или совершенство упорного и точного ремесленного искусства. Храмы их, построенные в скалистой местности, выросли из их представлений о чудовищных пещерах, в своих постройках они не могли не любить колоссальность и величие. Статуи возникли из мумий, и у них руки и ноги тоже, как у мумий, плотно прижаты,— такое положение, которое само по себе уже обещает долговечность скульптуры. Колонны нужны были для поддерживания сводов пещер, для разделения склепов; но поскольку египетская архитектура исходила из пещерного свода, а строить своды подобно нашим египтяне не умели, то без колонн, нередко без колоссальных статуй вообще никак нельзя было обойтись. Окружавшая египтян пустыня, витавшее вокруг них царство мертвых — следствие их религиозных представлений, все это превращало их изображения в мумии, и определяющей чертой их было не действие, а вечный покой, чего и добивалось искусство.

Тем менее, как мне кажется, следует удивляться египетским пирамидам и   обелискам.   Во   всех   частях   света,   даже   и на   Таити,   над   могилами