I. Китай

На восточной оконечности Азии, к югу от гор, расположена страна, которая по древности своей и культуре сама именует себя первой из стран, цветком, растущим в средоточии света; страна эта и на самом деле одна из самых древних и интересных на всей земле — Китай. Китай по размерам своим меньше Европы, но он гордится тем, что в нем живет, относительно к площади, гораздо больше людей, чем в Европе, этой столь густо населенной части света,— ибо числится в Китае 25.200.000 облагаемых налогом крестьян, 1572 больших и малых города, 1193 крепости, 3158 каменных мостов, 2796 храмов, 2606 монастырей, 10809 старинных строений^1*, на каковые ежегодно, вкупе с горами и реками, воинами и учеными, сырьем и товарами, составляются длиннейшие реестры — по восемнадцати губернаторствам, на которые разделено государство. Путешественники сходятся между собой в том, что, не. считая Европы и, может быть, Древнего Египта, ни одна страна не затрачивала столько средств и усилий на поддержание в порядке дорог и рек, мостов и каналов, даже на строительство искусственных гор и скал, сколько затрачивает Китай,— все это, не говоря уж о Великой китайской стене, свидетельства терпеливого усердия и прилежания людей. От Кантона можно доплыть почти до самого Пекина, такова вся империя — она пересечена горами и пустынями, но связана шоссейными дорогами, каналами и реками, причем на все это пошел

** См. «Извлечения из географии китайской империи» Леонтьева в «Историческом и географическом журнале» Бюшинга, ч. 14, с. 411, сл. В «Работах по физике» Германна (Берлин, 1716)² размеры империи определяются в 110 тысяч немецких квадратных миль, а численность населения — в 104.069.254 человека, причем на одну семью в среднем приходится 9 человек.

292

великий труд; деревни и города стоят прямо у воды, и внутренняя торговля между провинциями очень оживленна. Земледелие — вот столп, на котором держится все государственное устройство: путешественники рассказывают нам об ухоженных рисовых полях, о хлебах, об искусственно орошаемых пустынях, о диких нагорьях, превращенных в плодородные земли; а если говорить о растениях и травах, то выращивают и пользуются тут всеми, которые можно пустить в дело; то же можно сказать-о металлах и о минералах,— только золота китайцы не добывают. Богата живностью земля, кишат рыбой озера и реки; один шелковичный червь прокармливает тысячи усердно трудящихся людей. Есть работы и есть ремесла для всех классов населения, для всех возрастов, включая и стариков,, отживших свой век, включая и слепых и глухих. Кротость и учтивость, гибкость в обхождении, пристойные жесты — вот та азбука, которой учится китаец с детства и в которой он неутомимо совершенствуется в течение всей своей жизни. Властью и законом служит у них правильность, регулярность, строго заведенный порядок. Все здание государственного устройства со всеми взаимоотношениями и обязанностями сословий построено на почтительности: в почтительности — долг сына по отношению к отцу, долг подданных по отношению к их главе — к их общему отцу, который через посредство своих чиновников правит ими и который бережет их, словно малых детей; может ли быть более приятный принцип управления? В Китае нет потомственного дворянства; почетные должности достаются мужам, проверенным в делах, и только эти почетные места и даруют человеку титул и достоинство. Подданного никто не заставляет выбирать веру, и никто не преследует религию, если она не угрожает существованию государства; мирно живут рядом друг с другом и последователи Конфуция, и последователи Лао-цзы и Фо, и даже иудаисты и иезуиты, если только они допущены в государство. Законодательство китайцев построено на нравственных принципах, а мораль непоколебимо зиждется на священных книгах предков; император китайцев — верховный жрец, сын неба, хранитель древних ритуалов, душа, проникающая все тело государства, пронизывающая всякий его член; будь каждое из этих условий соблюдено, будь всякий принцип воплощен в живом деле, мыслимо ли было бы еще более совершенное государственное устройство? Вся империя превратилась бы в одну семью, и в одном доме жили бы дети, братья — добродетельные, благовоспитанные, прилежные, благонравные, счастливые...

Всякому известны благоприятные для китайцев картины их государственного строя, такие изображения Китая, которые прежде всего посылали в Европу миссионеры,— на эти картины, словно на какой-то идеал политического строя, дивились тут не только умозрительные философы, но даже и государственные мужи; однако, в конце концов, поток людских мнений пробил себе путь и в противоположных уголках, и выросло недоверие к рассказам миссионеров, и тогда не желали уже признавать за китайцами ни высокого уровня развития культуры, ни даже всей странной их самобытности. К счастью, на некоторые из возражений, выдвигавшихся европейцами, поступил ответ из самого Китая, впрочем ответ, выдер-

293

жанный довольно-таки в китайском духе^2*, а поскольку основные книги законов и нравов вкупе с пространной историей китайской империи и некоторыми заведомо беспристрастными рассказами предоставлены в наше распоряжение^3*, то было бы уж совсем дурно, если бы никак нельзя было найти средний путь между преувеличенными похвалами и чрезмерной критикой, а это, видимо, и есть путь истины. При этом мы можем совершенно оставить в стороне вопрос о древности империи, о хронологии ее истории, потому что возникновение всех государств на земле окутано мраком и исследователю истории всего человечества вполне безразлична, потребовалось ли этому народу на два тысячелетия больше или меньше, чтобы сложиться в государство; достаточно того, что сам народ придал своему государству такой, а не иной строй, и мы сами на всем протяжении его медлительной истории замечаем препятствия, которые мешали китайскому государству развиваться и в дальнейшем.

А подобные препоны, заключенные в характере, местожительстве и в истории народа, нам вполне ясны. Нация китайская — монгольского происхождения; об этом говорят и телосложение, и грубый или извращенный вкус, и даже замысловатая искусность, и первоначальные очаги культуры этого народа. Первые императоры правили на севере Китая, здесь были заложены основы полутатарской по своему существу деспотии, и эта деспотия впоследствии благодаря многообразным поворотам событий распространила свою власть до Южного океана, внешне приукрашенная блистательными изречениями нравственного содержания. Татарский феодальный строй на протяжении целых столетий служил узами, привязывавшими вассалов к их господину; руками этих вассалов совершались нередкие государственные перевороты, и все это, даже весь двор императора, сами мандарины в роли регентов, было древнейшим государственным укладом, так что не нужны были наследники Чингис-хана и манджурская династия, чтобы принести в Китай такой строй; это говорит нам о том, какова природа и каков генетический характер китайской нации,— печать, которую трудно упустить из виду, наблюдая целое и части, и которая лежит на всем — вплоть до одежды, пищи, обычаев, домоводства, бытующих в Китае родов искусства и развлечений. Как нельзя человеку переменить своего гения, то есть прирожденную породу и фигуру, так и этому монгольскому народу с северо-востока Азии никак нельзя было изменить своему природному складу, несмотря на все искусства и ухищрения, хотя бы