1.3. Взаимосвязь глубины и направления в феноменологии пространства м. Мерло-Понти. Проблема понятия пространственного феномена

Исследование сущности пространства – это пространственная феноменология. Исследование пространства необходимо является феноменологическим, потому что пространству принадлежат явления, не данные как объекты, но данные феноменально – глубина и направление. Сущность пространства определяется этими двумя явлениями, именно на пересечении которых она сама открывается как феномен, т. е. собственно как пространственный феномен.

Сущностное исследование пространства и, в частности, глубины присутствует в феноменологии восприятия М. Мерло-Понти. При этом значение и статус глубины открываются именно в ее взаимосвязи с другой и парной для глубины сущностью – направлением. Иными словами, глубина не дана отдельно, она дана вместе с направлением, в совокупности с которым она образует единый феномен.

Направление как таковое – это некая фундаментальная киральность, некое общее свойство таких явлений, как «лево-право», «верх-низ», «вперед-назад». Суть направления как такового приоткрывается у Мерло-Понти прежде всего посредством понятия пространственного уровня¹. Пространственный уровень – это безотносительный и поэтому не данный в каком-либо измерении, т. е. не выраженный отдельной предметностью полюс или вектор, являющийся основой направления в пространственном восприятии. Мерло-Понти говорит, что восприятие порождает определенный пространственный уровень, иллюстрируя этот тезис примером эксперимента по переориентации направлений «выше» / «ниже»². «Порождение» пространственного уровня означает его необходимость для восприятия, для возникновения его как поля. Восприятие само по себе есть уровень в поле восприятия или уровень, конституирующий само поле как общий план восприятия.

Пространственный уровень не обладает субстанциальностью, нет никакого «уровня всех уровней», по Мерло-Понти³. Пространственный уровень подобен горизонту – он существует не сам по себе, но открывается в экзистенции как коррелят экзистенциала-тела, как степень отчетливости в отношении между телом и миром⁴. Он присутствует во всяком восприятии как универсальный коррелят, который как горизонт «никогда не может быть достигнут и тематизирован в четко выраженном восприятии»¹.

Поскольку пространственный уровень экзистенциален, то направление у Мерло-Понти есть сущность экзистенциальная, т. е. является атрибутом тела. Тело есть экзистенциал, особый и универсальный коррелят сущего, лишь моментами (полюсами) которого являются субъект и пространство. Бытие есть ориентированное бытие, по Мерло-Понти².

Переход от уровня к уровню в восприятии, т. е. в горизонтном экзистировании тела, и образует глубину. Глубина есть отношение между уровнями горизонтного экзистирования и переживается как интенция к ближайшему из этих уровней и обретение его в плане общей горизонтной интенции. Каждый уровень обособлен только в отношении предшествующего уровня. Поэтому, например, задняя стенка куба принадлежит тому же объему, что и передняя, образуя с ней пространственную глубину данного объекта, а сам пространственный объект принадлежит изначальной глубине, лежащей до него и до любого другого объекта, которая является опосредующей толщей без самой вещи и лишенной каких-либо вещей³. Эта толща, или толща присутствия, есть экзистирующее поле, в котором со-вложены объективирующие глубины между вещами и самих вещей и которое предшествует объективирующим глубинам.

Эта изначальная глубина есть принципиальное, т. е. исходное понятие у Мерло-Понти. Изначальная глубина – это общее перцептивное поле, но не обще-модальное как интермодальное, а вне-модальное как экзистенциально обусловленное. Изначальная глубина объединяет пространственную глубину и направление, является основой восприятия пространства. Но при этом изначальная глубина – это глубина не предметная, а экзистенциальная, поэтому глубина и направление в такой их взаимосвязи образуют экзистенциальную структуру пространства. Экзистенциальность пространства означает, что предметности, образующие пространство, центростремительно интегрируются вокруг особых феноменов-экзистенциалов, главным из которых является экзистенциал тотальной конечности или возможного личного не-бытия, т. е. феномен личной смерти. Экзистенциальность пространства акцентирует тотальность пространства, его всеподчиняющую всеобщность в отягощенности феноменом личной смерти. Метафорически выражаясь, экзистенциальность создает в структуре пространства такую глубокую воронку, во всеохватывающем стремительном водовороте которой стираются или не различаются собственные пространственные различия. Надо обладать очень сильным инструментом восприятия и дескрипции, чтобы в таком экзистирующем восприятии пространства сохранять отчетливость его внутренних различий, т. е. структурность. Мы не осмеливаемся на это рассчитывать.

Итак, по Мерло-Понти, глубина и направление имеют общую структуру и могут быть рассмотрены как аспекты одной сущности – пространственной сущности. Именно как аспекты, а не как отдельные друг от друга явления, глубина и направление совокупно образуют пространственный феномен. Описание пространственной сущности и образующих ее явлений как экзистенциального феномена не может быть нами использовано, т. к. в рамках рассмотрения пространственного феномена как экзистеницально обусловленного явления мы теряем возможность рассмотрения того различия, которое обуславливает специфическое пространственное существование образов как особых объектов. Когда сама пространственная сущность рассматривается как экзистенциал, она помещается слишком близко к фокусирующему и собирающему выраженный пространственным существованием опыт полюсу, в свете (или в тени) которого рассмотрение собственных пространственных различий, т. е. различий между видами образующих пространство элементов, собственно определяющими эти элементы как «объекты», «образы» и т. п., проблематично.

Таким образом, мы будем пытаться описать пространственную сущность как совокупность и коррелят глубины и направления не как экзистенциальный феномен, а как предметный феномен – т. е. как феномен внешний или посторонний по отношению к феномену личной смерти и производным от нее экзистенциалам. Иными словами, мы используем открытую Мерло-Понти двойственность пространственной сущности, образуемую глубиной и направлением в составе ее как пространственного феномена, но мы отвергаем экзистенциалистскую трактовку этого феномена в дальнейшем его рассмотрении. Это значит, что мы должны независимо от экзистенциалистски ориентированной традиции в феноменологии восприятия обнаружить и построить такую феноменологию пространственности, в которой сама пространственная сущность и составляющие ее явления как аспекты пространственного феномена могут быть описаны как предметы, а не как экзистенциальные формы. Только в таком случае будет возможно описание пространственной модальности, в собственном рассмотрении которой можно обнаружить условие пространственного существование образов как особых, отличающихся от объектов элементов пространства.

Итак, рассмотрение пространственного феномена и сущности пространства в нем фокусируется в нашем исследовании как проблема общей внеэкзистенциальной сущностной взаимосвязи глубины и направления, т. е. предметно выраженной общности между глубиной и направлением. Представим эту общность через рассмотрение семантических порядков самих слов «глубина» и «направление».

Глубина – это дление, протяженность, протягивание, вытягивание. Каждое из слов этого ряда не добавляет ничего к какому-либо из остальных в восприятии их общего значения, т. е. в восприятии выражаемой этими словами сущности. Здесь нечто вытягивается, протягивается, длится, тянется. Если мы «что-то» тянем, мы его распространяем – мы делаем какое-то место, где этого «что-то» не было, однородным месту, где это «что-то» было до того, как мы начали его «тянуть». Мы нечто распределяем, т. е. устанавливаем однородность. В глубине устанавливается однородность – т. е. в глубине мы видим однородность, фиксируем ее.

Направление – это всегда различие и неоднородность: «лево-право», «верх-низ». Мы устанавливаем (фиксируем, видим) какое-либо «куда-то», потому что есть отличное от него «откуда-то».

Итак, взаимосвязь глубины и направления коррелируется соотношением феноменов однородности и неоднородности. Независимо от семантических комбинаций, устанавливающих корреляцию глубины с однородностью и направления с неоднородностью, или в обратном и столь же возможном порядке, пространственность как общая сущность глубины и направления определяется как феномен посредством соотношения однородности и неоднородности.

Соотношение однородности и неоднородности является изначально феноменом чисто синтаксическим, т. к. оно обусловлено отрицанием как синтаксическим элементом или иным связанным с отрицанием явлением, но таким явлением, которое имеет изначально смысл в языковом синтаксисе и не имеет никакого смысла в пространстве.

Таким образом, определение пространственности как феномена, т. е. пространственного феномена, изначально обусловлено неким синтаксическим соотношением.

Мы говорим о пространстве как о некой общности объектов и иных явлений, обладающих особым пространственным определением, отличным от определения объектов. Таким образом, в частности, в объектах есть нечто, что мы называем глубиной и направлением, не имея возможности воспринять это нечто целостно как именно пространственную сущность. Мы говорим «глубина и направление», различая таким способом пространственную сущность внутри нее самой – т. е. обнаруживая ее, прежде всего как некое различие внутри нее.

Таким образом, то, что именуется пространственной сущностью и обуславливает пространство как общность, дано прежде всего как синтаксическое различие, точнее, синтаксическое соотношение. То есть, когда мы воспринимаем «глубину» и «направление» как явления в объектах, мы именуем соответствующими словами (оставляющими для нас некое неустранимое экзистенциальное значение) некое отношение, которое действительно дано только синтаксически, а не собственно в самих этих явлениях, как действующая в них пространственная сущность, коррелирующая действительные глубину и направление. Иными словами, воспринимая глубину и направление в вещах как единый в них пространственный феномен, мы воспринимаем языковой синтаксис и обусловленное им некое соотношение однородности и неоднородности, например, в качестве отрицания.

Таким образом, пространственность – коррелят глубины и направления – может быть установлена (в качестве феномена) как коррелят феноменов «однородность» и «неоднородность», присутствующий в синтаксическом их соотношении. Пространственный феномен может быть найден как феномен коррелята однородности и неоднородности в их синтаксическом соотношении. Иными словами, взаимокорреляция соотношения глубины и направления, с одной стороны, и соотношения однородности и неоднородности, с другой стороны, открывает возможность совмещения пространственно-феноменального и синтаксического планов. Такое совмещение возможно потому, что «однородность» и «неоднородность» используются здесь одновременно в качестве сторон некоего синтаксического соотношения и в качестве феноменов, коррелят которых присутствует в этом соотношении как пространственный феномен (однородность и неоднородность как феномены могут при этом называться непрерывностью и дискретностью, что семантически подчеркивает возможность принадлежности этих феноменов к пространственности и их коррелируемости пространственностью). Эта одновременность есть феноменологическая предпосылка и потенциал, дающий возможность феноменально совместить пространство и синтаксис, посредством чего можно перенести – проецировать – пространственную сущность в ее описании как феномена из пространства, где эта сущность присутствует в качестве основы, в синтаксис.

Понятие синтаксиса используется здесь как «чистая знаковая система»¹ и «глубинная структура» языка² (или «структура непосредственных составляющих»); при этом глубинная структура – это «базисная абстрактная структура, определяющая семантическую интерпретацию предложения»³. Математическая логика и структурная лингвистика Н. Хомского, содержащие такие понятия синтаксиса, объединяются здесь для того, чтобы использовать одновременно семантический аспект синтаксиса, присущий ему в лингвистике Хомского, и его онтологический надъязыковой статус, присущий ему в логике. Таким образом, суммируя эти выражения, здесь следует понимать синтаксис так: общая для знаковой системы структура (построения) выражений в ней, собственно не являющаяся выражением; или: структура значений, не являющаяся значением; наконец: структура чистых значений. Знаки типа отрицания не являются, разумеется, единственными «чистыми значениями», но являются показателями чистых значений, присутствующими в грамматике языка и являющимися своеобразными «окнами» в синтаксис как онтологически значимую структуру чистых значений вообще.

Совмещение пространственного и синтаксического позволяет расширить область поиска пространственного феномена, включив в феноменальность пространства феноменальность синтаксическую. В то же время, такое совмещение требует рассматривать пространственный феномен как явление не только собственно пространственное, но и синтаксическое, точнее, как явление, существующее в пространстве на границе с языковым синтаксисом. Иными словами, рассмотрение пространственного феномена требует некоего предварительного рассмотрения его в синтаксическом плане. Именно пограничность пространственного и синтаксического, возможная в феноменологической экспликации, есть источник трудности – т. е. проблемы – в определении пространственного феномена.

Проблема понятия пространственного феномена – это проблема корреляции феноменов однородности и неоднородности, определяемой как собственно феноменально эксплицируемое некое соотношение языкового синтаксиса. Иными словами, определение сущности пространства в понятии пространственного феномена представляет собой проблему нахождения феномена, коррелирующего феномены однородности и неоднородности как стороны некоего соотношения языкового синтаксиса.

Как уже было сказано, расширенность пространства как пограничность его с синтаксисом есть источник проблемы понятия пространственного феномена. Но одновременно с этим, пограничность содержит источник решения этой проблемы. Именно включенность языкового синтаксиса в область явлений, определяемых пространственной сущностью, может быть использована для определения пространственного феномена. Эта пограничная включенность как балансирование пространственного феномена между синтаксисом и пространством дает возможность самой феноменологии пространственности использовать и предметно совмещать друг с другом пространственные и синтаксические явления в описании пространственного феномена. Это значит, в частности, что сам текст как явление языкового синтаксиса содержит не только средство феноменологии пространственности, но и сам предмет ее.

Итак, экзистенциалистская феноменология пространства М. Мерло-Понти предоставляет пару феноменов – глубину и направление – как исходную и именно парную основу в описании пространственного феномена. Парность, т. е. несводимость к одному, есть принципиальное положение пространственного феномена в экзистенциализме, помещающее его внутрь или вплотную к самой экзистенции. Рассмотрение синтаксического соотношения, проблематизирующее и необходимо предваряющее возможную феноменологию пространственности, дает ключ именно к внеэкзистенциальному пониманию пространственной сущности – как независимого или дистанцированного от экзистенции феномена. Сама корреляция глубины и направления с однородностью и неоднородностью, обуславливающая совмещение пространственности и синтаксиса, имеет смысл в том, чтобы поместить соотношение феноменов глубины и направления именно в синтаксическую, т. е. заведомо внеэкзистенциальную среду. Ведь синтаксис всегда является структурой, устойчивой по отношению к феномену личной смерти. Именно в этом ее привлекательность: синтаксическая структура идеальна, т. е. как бы вне-смертна. Именно внеэкзистенциальность пространственности есть то, что как феноменологическая ценность обуславливает осуществление корреляции ее в синтаксисе.

Мы можем найти собственные определения глубины и направления в рамках определения пространственности как сущности только исходя из синтаксического отношения, которое действительно обуславливает соотношение этих явлений в восприятии. Эта заданность определяет проблему понятия пространственного феномена. В то же время, заданность синтаксическим отношением предоставляет возможность внеэкзистенциального определения пространственной сущности. Вне этого соотношения, пытаясь мыслить соотношение глубины и направления и сами эти явления по отдельности и отдельно от действительного конституирующего их синтаксически обусловленного восприятия, как если бы его не было вовсе, мы не откроем сущность пространства, но будем непрестанно окружать себя псевдооткрытиями как некими открытками, возможно имеющими экзистенциально обусловленную значимость и даже ценность, но не открывающими пространственность как таковую.

Итак, пространственный феномен как коррелят глубины и направления это феномен, коррелирующий «однородность и неоднородность» в некоем синтаксическом соотношении. Определение этого феномена необходимо предваряется определением синтаксического соотношения, в котором это феномен присутствует. Это соотношение в его возможной феноменологии есть некая исходная неоднородность или двойственность. Это соотношение – как соотношение однородности и неоднородности – есть либо неоднородность как таковая, и тогда в нем необходимо редуцируется однородность (непрерывность) как компонент пространственного феномена; либо двойственность как диалектическая сущность, и тогда необходимо происходит другая редукция – редукция самой пространственной сущности как действительного основания глубины и направления: само это основание распадается в двойственности отрицания в диалектическом синтезе.

Таким образом, синтаксическое соотношение однородности и неоднородности есть в качестве отдельного явления либо неоднородность как таковая, т. е. различие, либо диалектика как структура отрицания. В первом случае это предмет философии различия, во втором – предмет диалектики.