Междисциплинарное направление, изучающее дискурс, а также соответствующий раздел лингвистики называются одинаково – дискурс[ив]ным анализом (discourse analysis) или дискурс[ив]ными исследованиями (discourse studies). Хотя языковое взаимодействие на протяжении веков было предметом таких дисциплин, как риторика и ораторское искусство, а затем – стилистики и литературоведения, как собственно научное направление дискурсивный анализ сформировался лишь в последние десятилетия. Произошло это на фоне господствовавшей в лингвистике на протяжении большей части 20 в. противоположно направленной тенденции – борьбы за «очищение» науки о языке от изучения речи. Ф. де Соссюр считал, что истинный объект лингвистики – языковая система (в противоположность речи), Н.Хомский призвал лингвистов изучать языковую «компетенцию» и абстрагироваться от вопросов употребления языка. В последнее время, однако, познавательные установки в науке о языке начинают меняться и набирает силу мнение, в соответствии с которым никакие языковые явления не могут быть адекватно поняты и описаны вне их употребления, без учета их дискурсивных аспектов. Поэтому дискурсивный анализ становится одним из центральных разделов лингвистики.

Дискурс, как и другие языковые сущности (морфемы, слова, предложения) устроен по определенным правилам, характерным для данного языка. Факт существования языковых правил и ограничений часто демонстрируется с помощью негативного материала – экспериментальных языковых образований, в которых правила или ограничения нарушаются. В качестве примера небольшого образца дискурса, в котором есть такие нарушения, рассмотрим рассказ Даниила Хармса Встреча из цикла «Случаи».

«Вот однажды один человек пошел на службу, да по дороге встретил другого человека, который, купив польский батон, направлялся к себе восвояси.

Вот собственно, и все».

«Погруженность в жизнь» этого текста, превращающая его в некоторый дискурс, заключается в том, что он предложен читателям в виде рассказа; между тем ряд важных принципов построения рассказа, которые обычно не осознаются носителями языка, но которыми они хорошо владеют, в этой миниатюре Хармса нарушены (в порядке особого художественного приема, разумеется). Во-первых, в нормальном рассказе должен быть фрагмент, который именуется кульминацией. В рассказе же Хармса есть только завязка, за которой сразу следует заключительная фраза (кода). Во-вторых, адресат рассказа должен понимать, какова была коммуникативная цель рассказчика, для чего он рассказывал свой рассказ (для того, чтобы проиллюстрировать некоторую истину, или для того, чтобы сообщить интересную информацию и т.д.). Ничего этого из рассказа Хармса не ясно. В-третьих, участники повествования обычно должны упоминаться многократно и выполнять некоторую последовательность действий; такие участники называются протагонистами рассказов. В данном случае рассказ завершается, едва только рассказчик успел ввести участников.

Принципы построения рассказа, нарушенные здесь, не являются абсолютно жесткими – напротив, это мягкиеограничения. Поэтому, когда они нарушаются, в результате возникает не непонятный текст, а комический эффект. Однако именно наличие комического эффекта показывает, что существуют некоторые глубинные принципы построения дискурса. Обнаружение этих принципов и составляет цель дискурсивного анализа.

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ДИСКУРСИВНОГО АНАЛИЗА

Среди предшественников дискурсивного анализа как особой научной дисциплины следует упомянуть по крайней мере две исследовательских традиции. Во-первых, это традиция этнолингвистических исследований, ориентированных на запись и анализ устных текстов разных языков; среди наиболее известных представителей этой традиции – школа американской этнолингвистики, основанная Францем Боасом. Во-вторых, это чешская лингвистическая школа, созданная Вилемом Матезиусом, которая возродила интерес к таким понятиям, как тема и коммуникативная организация текста. См. также ТЕКСТ.

Как уже было замечено, термин discourse analysis впервые был использован в 1952 Зеллигом Харрисом. Однако оформление дискурсивного анализа как дисциплины относится скорее к 1970-м годам. В это время были опубликованы важные работы европейской школы лингвистики текста (Т. ван Дейк, В.Дресслер, Я.Петефи и др.) и основополагающие американские работы, связывающие дискурсивные штудии с более традиционной лингвистической тематикой (У.Лабов, Дж.Граймс, Р.Лонгейкр, Т.Гивон, У.Чейф). К 1980–1990-м годам относится уже появление обобщающих трудов, справочников и учебных пособий – таких, как Дискурсивный анализ (Дж.Браун, Дж.Юл, 1983), Структуры социального действия: Исследования по анализу бытового диалога (редакторы – Дж.Аткинсон и Дж.Херитидж, 1984), четырехтомный Справочник по дискурсивному анализу (под редакцией Т. ван Дейка, 1985), Описание дискурса (под редакцией С.Томпсон и У.Манн, 1992), Транскрипция дискурса (Дж.Дюбуа и др., 1993), Дискурсивные исследования (Я.Ренкема, 1993), Подходы к дискурсу (Д.Шиффрин, 1994), Дискурс, сознание и время (У.Чейф, 1994), двухтомный труд Дискурсивные исследования: Междисциплинарное введение (под редакцией Т. ван Дейка, 1997).

НАПРАВЛЕНИЯ И ПОДХОДЫ В ДИСКУРСИВНОМ АНАЛИЗЕ

Дискурсивный анализ, будучи молодой дисциплиной, весьма неоднороден, и никакого единого подхода, разделяемого всеми специалистами по дискурсу, в нем не существует. Однако можно выделить наиболее популярные на сегодняшний день подходы.

На первом месте следует указать направление, известное как анализ бытового диалога. Другие ведущие направления дискурсивного анализа в основном группируются вокруг исследований отдельных ученых и их непосредственных последователей. Следует упомянуть такие школы, как исследование информационного потока (information flow) У.Чейфа, исследования связей между грамматикой и межличностным взаимодействием в диалоге (С.Томпсон, Б.Фокс, С.Форд), когнитивную теорию связи дискурса и грамматики Т.Гивона, экспериментальные дискурсивные исследования Р.Томлина, «грамматику дискурса» Р.Лонгейкра, «системно-функциональную грамматику» М.Хэллидея, исследование стратегий понимания Т. ван Дейка и У.Кинча, общую модель структуры дискурса Л.Поланьи, социолингвистические подходы У.Лабова и Дж.Гамперса, психолингвистическую «модель построения структур» М.Гернсбакер, а в несколько более ранний период также дискурсивные штудии Дж.Граймса и Дж.Хайндса. Разумеется, этот перечень далеко не полон – дискурсивный анализ представляет собой конгломерат разрозненных (хотя и не антагонистических) направлений. Ниже более или менее подробно охарактеризованы лишь некоторые из перечисленных подходов к исследованию дискурса (см. также ФУНКЦИОНАЛИЗМ В ЛИНГВИСТИКЕ).

3.2. Подходы к изучению дискурса

Слово означает для всех одно, но боль­шинство людей живет так, как если бы каждый понимал его смысл по-своему.

ГЕРАКЛИТ

Хотя историю междисциплинарного исследования дискурса Т. А. ван Дейк [1989: 113—114] предлагает вести от античных трактатов по риторике и поэтике, современная «биография» дискурс-анализа начинается с середины 60-х годов. Тем не менее, до этого времени некоторые направления, школы и отдельные ученые, обращаясь к проблемам дискурса, готовили почву для воз­никновения и распространения новой парадигмы.

90

3.2.1 Дискурс-анализ: источники и составные части

Самим термином «дискурс-анализ» мы обязаны Зеллигу Харрису, который таким образом назвал «метод анализа связанной речи», предназначен-

ный «для расширения дескриптивной лингви­стики за пределы одного предложения в данный момент времени и для соот­несения культуры и языка» [Harris 1952: 1—2].

Говоря об идейных предшественниках современного дискурс-анализа, нельзя не обратить внимание на признание многими учеными выдающейся роли ранних работ русских формалистов [ван Дейк 1989: 114; Renkema 1993: 118; Östman, Virtanen 1995: 240], в частности исследования Владимира Проп­па [1928] по морфологии русской сказки, заложившего основы нарративного анализа. Вне этого контекста трудно даже представить появление довоенных публикаций М. М. Бахтина и В. Н. Волошинова. Через плодотворную науч­ную деятельность Романа Якобсона эта традиция распространилась на Праж­скую школу и европейский, а чуть позже — и американский структурализм. Вот еще один наглядный пример непротиворечивости формализма и дискурс-анализа.

Под этим же углом зрения следует рассматривать влияние европейского структурализма, реализовавшееся в структурной антропологии Клода Леви-Строса [1985; Lévi-Strauss 1958] и других представителей французской школы, ожививших связи антропологии с поэтикой и семиотикой: большое внима­ние в их исследованиях уделялось анализу повествовательных структур ми­фов, литературных и обыденных сюжетов, как, например, в работах Ролана Барта [1994; 1996; Barthes 1974] и Цветана Тодорова [Todorov 1977]. Возрож­дение семиотики под влиянием Чарлза Морриса и Умберто Эко [1998; Eco 1976; 1986; Morris 1971; ср.: Гаспаров 1996; Миловидов 2000; Escudero, Corna 1984; Tobin 1990; Sebeok 1991; Leeds-Hurwitz 1993], дало различным школам лингвистики, антропологии, литературоведения, теории коммуникации и социологии общие принципы и универсальный метаязык, что обусловило раз­витие междисциплинарных связей [ср.: Орлова 1994; Ерасов 1996; Маслова 1997; Мечковская 1996; 1998; Гуревич 1997; Gee 1996 и др.].

Пока европейский структурализм занимался исследованием мифов, ска­зок, поэтических произведений и продукции средств массовой коммуникации, несколько иной подход к антропологии и этнографии в американской науке воплотился в исследованиях по лингвистической антропологии, этнографии устной речи (ethnography of speaking) и этнографии коммуникации (ethnography of communication), предвосхитивших развитие дискурс-анализа благодаря тру­дам таких ученых, как Делл Хаймс [1975] и Джон Гамперц [1975; Gumperz, Hymes 1972; Gumperz 1971; ср.: Chock, Wyman 1986].

91

Несколько позже теоретические и исследовательские установки Дж. Гам­перца претерпели изменения и его подход, наиболее полно выраженный в [Gumperz 1982a], получил наименование интерактивной социолингвистики [Schiffrin 1994: 97—136]. К этому же направлению принадлежат работы Эрви­на Гоффмана [Goffman 1967; 1971; 1972; 1974; 1981]. Антропологизм Гампер­ца и социологизм Гоффмана на удивление удачно дополняют друг друга: оба в фокус внимания помещают межличностную интеракцию с использованием языка, в основе интерпретации которой лежит категория ситуативно обус­ловленного смысла [развитие их идей в лингвистике см.: Brown, Levinson 1987; Schiffrin 1987; Tannen 1989; Spencer-Oatey 1996 и др.].

Еще одним источником современного коммуникативного дискурс-анали­за была феноменологическая микросоциология и социология языка (sociology of language), представленная такими разными учеными, как уже упоминавший­ся выше Эрвин Гоффман, а также Арон Сикурель и Гарольд Гарфинкель [Goffman 1967; 1971; Cicourel 1973; Garfinkel 1967]. С именем последнего тесно связана этнометодологическая традиция в социологии (сосредоточенная на анализе структур обыденного, повседневного разговорного общения и интер­претациях, лежащих в его основе), из чего развился конверсационный анализ [англ. conversation analysis; нем. Konversationsanalyse — Schegloff, Sacks 1973; Sacks, Schegloff, Jefferson 1974; Kalimeyer, Schütze 1976; Goodwin 1981; Henne, Rehbock 1982; Atkinson, Heritage 1984; Button, Lee 1987; Schegloff 1987; 1988; Goodwin, Heritage 1990; Boden, Zimmerman 1991; Watson, Seiler 1992; Sacks 1995; Psathas 1995 и др.].

Большое влияние на дискурс-анализ с 60-х гг. оказывала социолингвистика, уделявшая значительное внимание явлениям лингвистической вариативнос­ти, обусловленной социальными факторами (класс, пол, этнический тип и т. п.). Под влиянием работ Сюзан Эрвин-Трипп [1975] и Уильяма Лабова [1975; Labov 1972а; 1972b; 1973; 1977; Белл 1980; ср.: Карасик 1992; Мечковская 1996; Lincoln 1989 и др.] анализ функционирования и вариативности языка в реаль­ной жизни привел к изучению разных типов дискурса, например, общения родителя и ребенка, врача и пациента, судебного заседания и т. п. При этом анализ вариативности практически смыкается с интерактивной социолинг­вистикой, антропологией языка и этнометодологией, воплощаясь в изучении отдельных социальных типов дискурса [ср.: Sinclair, Coulthard 1975; Ehlich, Rehbein 1975; Labov, Fanshel 1977; Ervin-Tripp, Mitchell-Kernan 1974; Ehlich 1980; Saville-Troike 1982; Garvey 1984; Trudgill 1984; Tannen 1984b; 1986; Fisher, Todd 1986; Moerman 1988; Burke, Porter 1991; Bhatia 1993; Stygall 1994; Eder e. a. 1995].

Поскольку речь зашла об антропологии языка, нелишне вспомнить рабо­ты Бронислава Малиновского и Джона Руперта Ферса и их роль в изучении

92

дискурса. Культурно-социологическая теория первого, выросшая из анализа «примитивных» языков [Malinowski 1923; 1972], выявляет взаимосвязь языка и культуры, обусловленную социальной и биологической природой человека, причем важной формой поведения считается фатическое (phatic communion). Малиновский одним из первых соединил изучение речевой коммуникации с методами антропологической и этнографической полевой работы. Ферс, как и вся Лондонская школа структурной лингвистики, испытав влияние идей Э. Дюркгейма, Ф. де Соссюра, Э. Сепира, К. Леви-Строса и отчасти — бихе­виоризма, признавал необходимость функционального изучения языка, лич­ности и общества; обусловленность значения и смысла ситуационным кон­текстом. В это же время, что примечательно, в психологии развернулась дис­куссия Эббингхауса — Бартлетта, в которой последний [Bartlett 1932] дока­зал, что в точном запоминании и понимании нарратива огромное значение имеют то, что сегодня называется когнитивными схемами (schemata), тема дис­курса и культурный фон.

Функциональный структурализм Ферса стал фундаментом, на котором сформировались взгляды М. А. К. Хэллидея [Halliday 1978], в свою очередь оказавшего влияние на Бирмингемскую школу дискурс-анализа [Coulthard 1977; 1985; 1992; 1994; Coulthard, Montgomery 1981; Sinclair, Coulthard 1975; Edmondson 1981] и критический дискурс-анализ [ван Дейк 1994; Водак 1997; Fairclough 1989; 1992; 1995; van Dijk 1993; 1996; 1997с; Caldas-Coulthard, Coulthard 1996; Wodak 1996; Gee 1996; см.: Шейгал 2000], унаследовавший глу­бокий интерес к социально-культурным аспектам языка.

Своеобразно предвосхитил пришествие дискурс-анализа и Кеннет Ли Пайк [Pike 1996], которому volens nolens приходилось со своими коллегами по Summer Institute of Language заниматься структурами «больше предложения» в процессе перевода Библии на различные языки.

Следующим направлением, крайне важным для становления дискурс-ана­лиза, были работы по аналитической философии, сложившиеся позже в тео­рию речевых актов Джона Остина [1986; Austin 1962] и Джона Роджерса Сёрля [1986; Searle 1969; 1992; Searle e. a. 1980; ср.: Sadock 1974; Cole, Morgan 1975; Wunderlich 1976; Lanigan 1977; Bach, Harnish 1979; Evans 1985; Verschueren 1980; 1987; Wierzbicka 1991;Nuyts 1993;Geis 1995], а также «логику речевого общения» Герберта Пола Грайса [1985; Grice 1971; 1975; 1978; 1981] и «риторическую прагматику» Джеффри Лича [Leech 1980; 1983]. Они создали концептуальную структуру прагматической теории языка, соотносящей языковые объекты с социальными действиями, причем проблематика речевых актов наряду с по­нятиями референции, пресуппозиции, импликатуры на долгое время стала неотъемлемой частью прагматики языка [см.: Schlieben-Lange 1975; Allwood

93

1976; Cole 1978; 1981; Gazdar 1979; Parret 1980; 1983; 1993; Parret, Sbisa 1981; Levinson 1983; Eluerd 1985; Verschueren 1985; 1987; Haslett 1987; Givón 1988; Reyes 1990; Davis 1991; Flader 1991; Blakemore 1992; Escandell Vidal 1993; Escudero, Corna 1993; Mey 1993; Arens 1994; Moeschler, Reboul 1994; Fonseca 1994; Grundy 1995; Thomas 1995; Yule 1996; Segerdahl 1996 и др.].

Психолингвистика, когнитивная психология и искусственный интеллект, переориентировавшиеся в 70-е гг. с генеративных моделей на обработку тек­ста (discourse processing), стали еще одним источником идей для дискурс-ана­лиза. Возник интерес к процессам восприятия, запоминания, репрезентации, хранения в памяти и воспроизведения текстовой информации. Моделирова­ние знаний в системах искусственного интеллекта предоставило формальный аппарат для анализа контекстуальной информации, участвующей в интерпре­тации дискурса в виде фреймов и сценариев. Здесь прежде всего следует отме­тить работы таких ученых, как Марвин Минский, Вальтер Кинч, Томас Бал-мер, Роджер Шенк, Роберт Абельсон и др. [ван Дейк, Кинч 1988; Минский 1979; Шенк 1980; Schank, Abelson 1977; Ballmer 1980; 1985; Lehnen 1980; Schank 1982; 1986; 1990; Altmann 1990; Carberry 1990; Schank, Langer 1994; Weaver e. a. 1995]. Любопытную роль в развитии этого направления сыграло создание в Йельском университете так называемой «Goldwater machine», успешно имити­ровавшей идеологически обусловленное речевое поведение известного поли­тического деятеля, претендента на президентский пост Барри Голдуотера. Наконец, сама лингвистика уже вышла за рамки предложения: граммати­ка и лингвистика текста (text grammar, text linguistics), представленные рабо­тами Тойна ван Дейка [1978; 1989; van Dijk 1977; 1980; 1981; 1985], Вольфганга Дресслера [1978; Dressler 1978], Роберта де Богранда [Beaugrande 1980], Зиг­фрида Шмидта [1978; Schmidt 1978] и других [см.: Breuer 1974; Kalverkämper 1981; Fritz 1982], стали еще одним мощным источником развития интеграль­ной теории дискурса.

Важной вехой в становлении лингвистики текста в 60-х гг. стал исследова­тельский проект в университете г. Констанц [Konstanz project], целью которого была выработка грамматики и лексикона для порождения брехтовского тек­ста [см.: van Dijk e. a. 1972]. Вслед за этим Я. Петефи создает свою семантико-прагматическую теорию TeSWeST [TextStruktur-WeltSTruktur—Petöfi 1978; 1980]. Высокоуровневый семантический анализ, выявление смысловых макрострук­тур в работах Т. ван Дейка сочетается с поиском комплексной текстуальности 3. Шмидта, выявлением текстообразующих корреляций с фонологическими и синтаксическими структурами в теории когезии [Halliday, Hasan 1976], тема­тическими прогрессиями Ф. Данеша, а также процессуальными моделями Р. де Богранда и синтаксисом текста В. Дресслера. Данные достижения и связи

94

лингвистики текста со стилистикой, риторикой и машинным моделированием были переработаны и интегрированы дискурс-анализом.

В отличие от Европы в Великобритании и США лингвистика текста фак­тически не прижилась, хотя разработка грамматики дискурса Роберта Лонгейкра [Longacre 1983; см.: Hwang, Merrifield 1992] и функциональной грамма­тики дискурса, автором которой является Толми Гивон [Givón 1979; 1988; 1995], осуществляются в близком направлении. Надо отметить еще одну европей­скую школу — анализ диалога, особенно его представителей в Германии и Финляндии [Canisius 1986; Carlson 1983; Fritz, Hundsnurscher 1994; Weigand 1994; Moilanen e. a. 1994; Hundsnurscher, Weigand 1995; Dascal 1985; ср.: Девкин 1981; Чахоян 1979; Комина 1984; Жалагина 1988; Романов 1988]. В отече­ственной науке получила развитие коллоквиалистика: лингвистический ана­лиз устной разговорной речи [см.: Скребнев 1985; Сиротинина 1983; Лаптева 1976; Земская и др. 1981; Бойкова и др. 1988; Филиппов 1989].