
V. '''Признание Восточными Патриархами'''
С началом Великого Поста Иеремия стал проситься назад, в Стамбул. Годунов отговаривал его, ссылаясь на весеннюю распутицу и необходимость оформить документ об учреждении патриаршества на Москве. В итоге была приготовлена т. н. уложенная грамота. Характерным моментом этой грамоты, составленной в царской канцелярии, является упоминание о согласии всех Восточных Патриархов на учреждение в Москве патриаршества, что, вообще-то, пока не соответствовало действительности. Устами Иеремии грамота вспоминает идею Москвы – III Рима, что не было одним лишь «красным словом». Следующим шагом утверждения авторитета Московского патриархата должно было стать внесение его в патриаршие диптихи на определенное место, соответствующее положению России, достаточно высокое. Русь претендовала на то, чтобы имя Московского патриарха поминалось на третьем месте, после Константинопольского и Александрийского, перед Антиохийским и Иерусалимским.
Лишь после подписания грамоты обласканный и щедро одаренный царем Иеремия уехал в мае 1589 года домой. По дороге он устраивал дела Киевской митрополии, и лишь весной 1590 года вернулся в Стамбул. В мае 1590 года там был собран Собор. На нем предстояло задним числом утвердить патриаршее достоинство Московского первосвятителя. На этом Соборе в Константинополе было только три Восточных Патриарха: Иеремия Константинопольский, Иоаким Антиохийский и Софроний Иерусалимский. Сильвестр Александрийский был болен и к началу Собора скончался. Замещавший его Мелетий Пигас, вскоре ставший новым Александрийским папой, Иеремию не поддерживал, а потому не был приглашен. Но зато на Соборе было 42 митрополита, 19 архиепископов, 20 епископов, т. е. он был достаточно представителен. Естественно, что Иеремия, совершивший такой беспрецедентный в каноническом отношении акт, должен был оправдывать свои совершенные в Москве действия. Отсюда – его ревность в защите достоинства Русского патриарха. В итоге Собор признал патриарший статус за Русской Церковью в целом, а не за одним лишь Иовом персонально, но утвердил за Московским патриархом только пятое место в диптихах.
С критикой действий Иеремии вскоре выступил новый Александрийский патриарх Мелетий, который считал неканоничными действия Константинопольского патриарха в Москве. Но Мелетий все же понял, что происшедшее послужит благу Церкви. Как ревнитель православного просвещения он весьма надеялся на помощь Москвы. В итоге он признал за Москвой патриаршее достоинство. На состоявшемся в Константинополе в феврале 1593 года новом Соборе Восточных Патриархов Мелетий Александрийский, председательствовавший на заседаниях, выступил за патриаршество Московское. На Соборе еще раз со ссылкой на 28 правило Халкидонского собора было подтверждено, что патриаршество на Москве, в городе православного царя, целиком законно, и что в дальнейшем право избрания Московского патриарха будет принадлежать российским архиереям. Это было очень важно потому, что тем самым наконец-то был окончательно исчерпан вопрос об автокефалии Русской православной церкви: Константинопольский собор признал ее законной. Но третьего места Московскому патриарху все же не предоставили: Собор 1593 года подтвердил только пятое место Русского первосвятителя в диптихах. По этой причине в Москве на отцов этого Собора обиделись и положили его деяния под сукно.
Таким образом, резюмирует Владислав Петрушко, учреждение патриаршества в Москве завершило растянувшийся на полтора века период обретения Русской Церковью автокефалии, которая после всех перечисленных выше событий стала совершенно безупречной в каноническом аспекте.