Предварительные замечания

А.  Как известно, трудовая теория стоимости (ТТС) лежит в основе Марксовой теории прибавочной стоимости (ТПС), а эта последняя является ядром максистской политической экономии и вместе с тем главным экономическим обоснованием необходимости коммунистического преобразования общества (КПО). Поэтому вопрос о правильности ТТС имеет, с марксистской точки зрения, принципиальное значение.

В.  Сомнения в безупречости, абсолютной истинности ТТС возникли у меня ок. 25 лет назад. Они не были результатом знакомства с критикой марксизма, с немарксистскими и антимарксистскими взглядами, а явились результатом углубленного изучения теоретического наследия Маркса и Энгельса. Более полувека я работаю в области марксоведения, занимаюсь изучением и публикацией наследия основоположников марксизма. Считаю себя марксистом, а следовательно и коммунистом.

С.  Эти свои сомнения я никогда не скрывал. На протяжении более двух десятков лет я высказывал их в многочисленных лекциях и публичных выступлениях и в нашей стране и за рубежом. Но не спешил с публикацией их в печати. Причины были три: 1) чрезвычайная занятость конкретной марксоведческой работой, связанной с изданием Сочинений Маркса и Энгельса; 2) нежелание дать повод для тенденциозного использования своих размышлений в интересах антимарксизма и антикоммунизма; 3) известный принцип и самого Маркса: de omnibus dubitandum, – ибо нельзя легкомысленно обращаться со взглядами такого человека, как Маркс, нельзя окончательно убедиться в правомерности своих сомнений, не проделав работы, хоть как-то сопоставимой с его исследованиями. Поэтому и теперь я предлагаю свои размышления только для их критического анализа и проверки на правомерность.

Сущность проблемы

1.  Исходным пунктом проверки на прочность самой ТТС стал для меня анализ диалектического аспекта материалистического понимания истории (МПИ). Одним из результатов такого анализа явилась констатация того, что в работах Маркса и Энгельса прослеживается расширение понятия производительные силы (ПС).

Если в первом проближении ПС выступают как рабочая сила и средства производства, то, как сказал бы Гегель, «при ближайшем рассмотрении» оказывается, что функции ПС могут выполнять и другие элементы структуры общества, которая, с точки зрения основоположников марксизма, предствляется в виде некоторой четырехэтажной структуры, элементы которой связаны определенной функциональной зависимостью:

(потребности)  ПС  ПО  ПН  ФОС,

где ПС – производительные силы, ПО – производственные отношения, ПН – политическая надстройка, а ФОС – формы общественного сознания (выделение потребностей, как своего рода нулевого этажа этой структуры, вытекает из анализа некоторых высказываний в наследии Маркса и Энгельса).

В качесве косвенных ПС выступают и организационные отношения производства (напр. кооперация), и отношения собственности (когда они соответствуют ПС), и государство (когда его политика содействует развитию ПС), и наука, и развивающиеся потребности, и силы природы, и многое другое.

Сам Маркс в первой главе первого тома «Капитала» фиксирует такую функциональную зависимость: величина стоимости товара определяется рабочим временем, необходимым для его производства; в свою очередь это рабочее время определяется производительностью труда; а сама производительность труда определяется многими факторами: «средней степенью искусства рабочего, уровнем развития науки и степенью ее технологического применения, общественной комбинацией производственного процесса, размерами и эффективностью средств производства, природными условиями» (МЭС, т. 23, с. 48). Отсюда логически следует, что величина стоимости товара определяется не только рабочим временем, но, по меньшей мере, и перечисленными факторами. В этом силлогистическом рассуждении понятие «определяется» можно заменить более мегким выражением «зависит от», но это не меняет существа дела.

Возникает вопрос: если ПС не сводятся к рабочей силе производителей, то почему только живой труд создает стоимость?

2.  Все сомнения относительно правильности ТТС легко опровергаются с точки зрения самóй классической марксистской теории. Проверка ее безупречности возможна путем анализа самого обоснования ТТС. Смит (в начале его гл. труда «Богатство народов») и Рикардо (в начале его гл. труда «Начала политической экономии») пытались дать обоснование ТТС. Они доказывали, что труд определяет стоимость. Но они не доказали, что только труд определяет стоимость. Наиболее ясное логическое обоснование ТТС Маркс дает в наиболее отработанной I главе I тома «Капитала» (т. 23, с. 43–55).

Сущность стоимости как кристаллизации общественно необходимого труда Маркс выводит здесь преимущественно дедуктивным путем, умозрительно рассматривая обмен (двух) товаров. При этом он почти не прибегает к использованию каких-либо конкретных эмпирических, например, статистических данных. Анализ таких эмпирических фактов заменяет «сила (т.е. способность к) абстракции» (т. 23, с. 6). Поэтому и проверка правильности такой дедукции тоже возможна дедуктивным, логическим путем.

Анализ товара Маркс начинает с рассмотрения его двух факторов, двух сторон в процессе обмена. В процессе взаимного обмена двух товаров они приравниваются друг к другу. Следовательно, в них есть нечто общее. Этим общим, говорит Маркс, не может быть их потребительная стоимость. Остается только то, что оба товара являются продуктом труда. В этом пункте рассуждений Маркса содержится, по моему мнению, существенная некорректность. Вот это место в I параграфе I гл. I т. «Капитала»:

«Этим общим не могут быть геометрические, физические, химические или какие-либо иные природные свойства товаров¹⁴. Их телесные свойства принимаются во внимание вообще лишь постольку, поскольку от них зависит полезность товаров, т.е. поскольку они делают товары потребительными стоимостями. Очевидно, с другой стороны, что меновое отношение товаров характеризуется как раз отвлечением от их потребительных стоимостей ...“. Как меновые стоимости товары не заключают в себе ни одного атома потребительной стоимости. „Если отвлечься от потрбительной стоимости товарных тел, то у них остается лишь одно свойство, а именно то, что они – продукты труда»¹⁵ (т. 23, с. 45–46, подчеркнуто мной).

Это центральный пункт. Прошу опровергать мою интерпретацию.

3.  Почему не только отдельные объективные свойства товаров, но и совокупность таких свойств, в которых материализуется полезность продуктов труда, не влияют, с точки зрения ТТС, на стоимость товаров, почему в них не выражается то общее, которое присутствует в двух взаимно обмениваемых друг на друга товарах? Потому, что это различные потребительные стоимости? Но ведь и труд, создающий эти товары, тоже различен. Продолжая анализ труда, Маркс выявляет его двойственный характер и вводит понятия абстрактного и конкретного труда. По той же самой логике он мог бы ввести и понятия абстрактой и конкретной полезности. При этом первая означала бы возможность удовлетворения некоторой конкретной потребности, а вторая – возможность удовлетворения определенной части совокупных потребностей. Кстати, у Маркса как раз и есть понятие системы потребностей.

4.  Если труд источник стоимости, а мера труда – рабочее время, то общественно необходимое рабочее время – мера стоимости.

Продолжая анализ труда как источника стоимости, Маркс затрагивает проблему соотношения простого и сложного труда. Он говорит, что сведение сложного труда к простому постоянно осуществляется на практике. Он касается этого 10–12 раз, но нигде не выясняет механизма такого сведения. Но данный вопрос имеет принципиальное значение.

На мой взгляд, рабочее время не является мерой сложного труда, точнее говоря, не рутинного, а творческого интеллектуального труда. Такая мера имела практическое значение, когда доля «духовного производства» в совокупном общественном производстве была относительно незначительна. Смит и Рикардо предствляли экономическую практику мануфактурного и промышленного производства, когда преобладал физический и даже ручной труд. Тогда рабочее время действительно было основной мерой стоимости. С дальнейшим развитием общественного производства ситуация стала существенно меняться.

5.  Качественное изменение самого характера производства выступает в ряде принципиально новых аспектов: 1) существенное изменение органического строения капитала, огромное возрастание удельного веса общественных средств производства, постоянного капитала; 2) принципиальное изменение роли науки в совокупном общественном производстве, качественное изменение роли общественного сознания, которое все более и более становится основой существования и развития человеческого общества (предвидение этого намечается и просматривается особенно в теоретическом наследии Энгельса); 3) автоматизация и кибернетизация производства, при которых рабочее время перестает быть мерой не только вещественного богатства, но и самой стоимости.

6.  К сожалению, оставаясь на своего рода начальной стадии абстракции, Маркс не завершил своего грандиозного замысла восхождения от абстрактного к конкретному в процессе критического анализа капиталистического способа производства; это относится не только к замыслу «шестикнижия» (т. 13, с. 5), где «Капитал» был лишь его первой книгой, но и к разработке самого «Капитала». В этом смысле результаты, полученные Марксом в его главном труде, не могут быть применены непосредственно, без выработки посредствующих звеньев, не только к нашей современной действительности, но и к экономической действительности 19-го века.

7.  Исходя из ТТС, приняв как аксиому, что единственным источником стоимости является труд, живой труд, что стоимость – это кристаллизация общественно необходимого труда, Маркс строго последовательно проводит этот принцип через всю свою политическую экономию. Если исходить из более широкой, более общей концепции, то и решение многих конкретных проблем политической экономии может стать иным.

8.  Если понятие ПС не сводится только к рабочей силе, если только в первом приближении ПС – это РС плюс ср. производства (т.е. живой труд и накопленный труд), если в виде косвенных ПС выступают чуть ли не все другие элементы общественной структуры, то естественно возникает предположение, что и все они участвуют в создании стоимости. – Можно называть эти косвенные ПС факторами, которые содействуют созданию стоимости, но это было бы лишь иным наименованием того же самого.

9.  В чем специфика такого обобщения теории стоимости? –Предлагаемая гипотеза характеризуется двумя особенностями: 1) она, исходя из расширения понятия ПС, учитывает все факторы, участвующие в создании стоимости; и 2) она исходит из особой, ключевой, первичной и фундаментальной роли живого труда как не единственного, но главного источника стоимости; ведь без живого труда все остальные факторы не функционируют; да и все они в конечном счете тоже являются продуктом труда. Поэтому более точно было бы говорить: труд создает стоимость, но труд не является единственным источником стоимости.

10.  В чем практический смысл предлагаемой концепции?

Один пример: Если и накопленный труд – капитал – участвует в создании стоимости (а не просто переносит стоимость своей амортизируемой части на создаваемый товар), то очевидно существует «правомерная доля прибыли», источником которой является не сам по себе живой труд, а средства производства принадлежащие капиталисту. Определить эту «правомерную долю» достаточно сложно. Ни та ни другая сторона – ни рабочие, ни капиталисты – непосредственно в этом не заинтересованы. Одни считают, что все создаваемое должно принадлежать непосредственным производителям. Другие, – что оплатив стоимость рабочей силы, они вправе распоряжаться всем создаваемым прибавочным продуктом. Определение такой «правомерной доли» позволило бы в условиях социально ориентированной рыночной экономики осуществлять государственное регулирование нормы прибыли. Государственное, т.е. в конечном счете общественное, ибо в этом случае государство осуществляет, используя понятие Маркса, свои «правомерные функции» (т. 17, с. 344). Как, например, и при установлении налогов на наследство. Определение такой «правомерной доли» было бы направлено против неолиберальной политики в области экономики, которая на практике способствует тому частнособственническому беспределу, о котором словами одного английского журналиста Маркс писал еще 140 лет назад (т. 23, с. 770).

11.  Исключает ли предлагаемая интерпретация теории стоимости факт эксплуатации, т.е. неправомерного присвоения чужого труда? Отнюдь нет. Еще в „Экономическо-философских рукописях“ 1844 года Маркс выявил отчуждение средств производства от производителей. Положение рабочего и капиталиста, производителя и собственника общественных средств производства, неравно, «асимметрично»: производитель, который живет только за счет продажи своей рабочей силы, не может существовать без использования не принадлежащих ему средств производства, а собственник этих средств, злоупотребляя своим «служебным положением», может присваивать себе максимально возможную часть создаваемой стоимости.

12.  Дальнейшее развитие ТТС, преодоление ее односторонности, ее расширение и углубление, представляется мне по аналогии с обобщением физической картины мира при переходе от классической механики Ньютона к квантовой релятивистской физике Эйнштейна, Бора и др. До тех пор, пока практика имела дело с относительно крупными массами и небольшими скоростями, классическая механика была ей адекватна, исходила из независимости пространства и времени от материи, независимости массы от движения, из принципа дальнодействия etc. Когда расширение практики включило в ее сферу мир микрочастиц и скорости, сопоставимые со скоростью света, стало необходимым обобщение теории, в рамках которой прежняя концепция стала частным случаем более общей физической картины мира.

Обобщение ТТС ведет не к опровержению ТПС, а к усложнению, углублению и обогащению теории Маркса.

О специфических особенностях научного предвидения будущего в работах Маркса и Энгельса^*

Преамбула

В основе предлагаемой статьи лежит доклад, с которым автор выступил в 1980 г. на теоретическом семинаре во Всесоюзном научно-исследовательском институте системных исследований. Она была опубликована в издании этого Института: Неформализованные элементы системы моделирования. Труды семинара. Москва, 1980. Практически она стала почти библиографической редкостью (тираж 500 экз.). Статья воспроизводится без каких либо изменений.

Автор считает, что анализ того, что можно было бы назвать методологией марксистской футурологии, представляет интерес и для изучения марксистской политологии, точнее – если изпользовать понятие, восходящее к наследию Аристотеля («мета-физика») – той общей или мета-политологии, которая содержится в теоретическом наследии Маркса и Энгельса и для которой характерен именно исторический аспект, историзм, включающий особое внимание к проблемам преобразования функций государства – отмирания его политических функций, сохранения и развития его общих, «правомерных функций», функций управления.

Если за прошедшие более ста лет существенно изменилось само общество и его научное понимание, то именно наиболее фундаментальная часть теоретического наследия основоположников марксизма, его методология, обогащаемая всеми позитивными достижениями современной науки и применяемая к познанию современной действительности, может содействовать выработке научных представлений о перспективах развития общества, адекватных позитивному научному содержанию этого теоретического наследия.

Суть рассматриваемой методологии Маркса и Энгельса, по мнению автора, – это историческая экстраполяция на основе диалектико-материалистического понимания общества и его истории.

Г.А. Багатурия 12.11.2004

В 1966–1978 гг. в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС была проведена большая работа по созданию Предметного указателя ко второму изданию Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса [1]. Самой значительной, как по объему, так и по важности, составной частью этого указателя является рубрика «Коммунизм (общественная формация), коммунистическое преобразование общества» [1, ч. 1, с. 331–361]. Она занимает 30 страниц петитом (2,5 печатных листа), состоит из 14 разделов, насчитывает 630 подрубрик и подподрубрик (столько различных аспектов представлений о будущем выявлено здесь), охватывает и отражает тысячи высказываний (порядка 12 тыс. отсылок к 2 тыс. стр.) основоположников научного коммунизма. В ней собраны, проанализированы и систематизированы мысли Маркса и Энгельса относительно предпосылок пролетарской революции, о процессе коммунистического преобразования общества и о самом будущем, коммунистическом обществе. Рубрика отражает в систематизированном виде как содержание, так и методологию марксистской теории коммунистического общества, – как то, что Маркс и Энгельс говорили о будущем обществе, так и то, как они вырабатывали подлинно научные представления о будущем. Эта методологическая сторона их теории представляет в настоящее время особый интерес. Ведь только овладев всеми средствами, методологией научного предвидения будущего, можно в новых, изменившихся исторических условиях последних десятилетий XX в. последовательно развивать и успешно применять теорию, основные принципы которой были выработаны еще в середине прошлого века.

Уже первое, чисто внешнее ознакомление с той частью рубрики, где собраны многие десятки высказываний классиков о марксистской методологии научного предвидения будущего, коммунистического общества, дает общее представление об основных чертах этой методологии. Воспроизведем формулировки соответствующих подрубрик:

– научное предвидение будущего посредством критического анализа существующего мира,

– научные представления о будущем коммунистическом обществе как точные выводы из исторических фактов и процессов развития,

– невозможность заранее принятых, раз навсегда готовых, неизменных решений относительно организации будущего общества,

– невозможность чрезмерной конкретизации и детализации представлений о будущем,

– использование закона единства и борьбы противоположностей,

– использование закона перехода количества в качество,

– использование закона отрицания отрицания.

К этому примыкают: предвидение «снятия» различных социальных явлений классового общества в результате коммунистического преобразования общества; различение вещественного содержания и общественной формы экономических явлений буржуазного общества как средство предвидения особенностей экономики будущего, коммунистического общества и т. д. [1, ч. 1, с. 333–334].

В теоретическом наследии Маркса и Энгельса можно выделить три слоя, или уровня, три класса фактов, позволяющих выявить и понять основные черты их методологии предвидения будущего. Это: 1) принципы материалистической диалектики, применение которых к проблеме познания будущего, их конкретизация применительно к решению данной проблемы, приводит к созданию и развитию специфически марксистского способа предвидения будущего; 2) прямые высказывания Маркса и Энгельса о предвидении будущего, носящие обобщенный характер, имеющие значение теоретических обобщений; и, наконец, 3) конкретные примеры предвидения основоположников научного коммунизма, позволяющие путем их анализа выявить и реконструировать общие принципы марксистской методологии познания будущего⁰⁰¹ .

С точки зрения предвидения будущего исторически и логически ближайшими (непосредственными) предшественниками основоположников научного коммунизма были представители утопического социализма и коммунизма нового времени, прежде всего те из них, работы которых нашли отражение в литературном наследии Маркса и Энгельса (Мор, Кампанелла, Морелли, Мабли, Баб¨ф и бабувисты, Сен-Симон и сен-симонисты, Фурье, Оуэн, Кабе, Дезами, Вейтлинг и др.; среди них особо выделяются три великих утописта и сен-симонисты). Поэтому специфические особенности марксистского предвидения будущего можно выявить прежде всего путем сравнительного анализа работ Маркса и Энгельса и их предшественников в этой области. Такое сопоставление позволяет обнаружить как общую основу, необходимо присущую всякому действительному, продуктивному предвидению будущего, так и специфические особенности марксистского предвидения – те особенности, которые составляют суть великого вклада Маркса и Энгельса в развитие методологических средств познания будущего; ведь, как отмечал Маркс, именно отличие от всеобщего и общего и есть то, что составляет развитие⁰⁰² .

В теоретическом наследии основоположников научного коммунизма выделяются два особо важных высказывания, затрагивающих самую суть научного предвидения будущего. Одно из них принадлежит Марксу, другое – Энгельсу.

В письме молодого Маркса к Арнольду Руге, датированном сентябрем 1843 г. и фиксирующем переход Маркса на позиции коммунизма (оно было опубликовано в феврале 1844 г. в «Немецко-французском ежегоднике»), впервые провозглашается один из основных принципов нового, подлинно научного, коммунистического мировоззрения – основной методологический принцип научного коммунизма: «Мы не стремимся догматически предвосхитить будущее, а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир»⁰⁰³ .

По сути дела ту же мысль развивает четыре десятилетия спустя и Энгельс в письме к Эдуарду Пизу 27 января 1886 г.: «Наши взгляды на черты, отличающие будущее некапиталистическое общество от общества современного, являются точными выводами из исторических фактов и процессов развития…»⁰⁰⁴ .

Оба высказывания содержат одну общую мысль: представления о будущем являются результатом познания существующего общества, тенденций его развития. Эта мысль сводится к пониманию того фундаментального факта, что основой любого предвидения является историческая экстраполяция. Так, по аналогии с математической экстраполяцией и вместе с тем в отличие от нее можно обозначить тот общий механизм предвидения – примитивного и развитого, неосознанного и сознательного, донаучного и научного, – который только и позволяет заглянуть в будущее⁰⁰⁵ . Подобно тому как по данному отрезку математического ряда можно определить закономерность построения ряда и продолжить ее за пределы отрезка, так и в познании исторических процессов можно определять закономерности развития, действовавшие до настоящего времени, и экстраполировать их за пределы настоящего – в будущее.

Этот универсальный логический механизм был осознан одними из ближайших предшественников научного коммунизма – сен-симонистами. 150 лет тому назад в Париже было издано их главное произведение – «Изложение учения Сен-Симона». Основным автором этой книги, содержавшей лекции, прочитанные учениками Сен-Симона в 1828–1829 гг. в Париже, был Сент-Аман Базар. Вот как резюмирует он содержание третьей лекции: «Какова же, однако, эта новая манера рассматривать историю, заставить, так сказать, прошлое поведать нам будущее судьбы человечества? Какую ценность имеет доказательство, представляемое нами в подтверждение наших мечтаний о будущем? Сен-Симон задумал новую науку, науку столь же позитивную, как и все науки, заслуживающие этого названия: это наука о роде человеческом. Ее метод тот же, что и метод, применяемый в астрономии и физике; факты размещаются здесь рядами из однородных членов, связанных между собою в порядке общности и частности так, чтобы рельефно выступила их тенденция: закон нарастания и убывания, которому они подчинены» [4, С. 79–80]. Описываемый здесь и применяемый в лекциях сен-симонистов метод предвидения сводится, по сути дела, к выявлению тенденций развития общества и экстраполяции их в будущее. А это и есть основа всякого предвидения (социального прогнозирования)⁰⁰⁶ .

Приведем некоторые общетеоретические (диалектико-материалистические) соображения, обосновывающие фундаментальную роль исторической экстраполяции в познании будущего.

Строго говоря, в качестве непосредственного объекта познания исторических явлений нам даны в каждый момент только настоящее⁰⁰⁷ и следы прошлого в настоящем. Реконструируя по этим данным прошлый исторический процесс, мы можем исследовать его и выявить определенные тенденции, закономерности, действовавшие до настоящего времени. Предполагая (а это позволяет нам сделать наблюдение над всей исторической практикой), что они будут действовать – во всяком случае какое-то время – и в будущем, мы можем мысленно представить себе это будущее, «заглянуть» в него. Так и только так возможно предвидение. Эта элементарная основа может быть в большей или меньшей степени завуалирована в более сложных формах предвидения. Но в конечном счете именно к ней сводится даже самый сложный логический механизм познания будущего. Настоящее чревато будущим (Лейбниц), содержит в себе будущее как возможность и необходимость. Поэтому будущее можно познавать только через настоящее (через прошлое и настоящее; точнее: через настоящее и следы прошлого в настоящем).

Нетрудно заметить, что в этих рассуждениях фактически присутствует одна необходимая и весьма важная предпосылка: постулат о закономерности исторического развития.

Если бы природа и общество изменялись беспорядочным образом, если бы в каждом следующем состоянии не сохранялось чего-то от предыдущего, если бы в настоящем не оставалось следов прошлого, если бы развитие не было закономерным, то никакое предвидение будущего не было бы возможно. Экстраполяция возможна только потому, что в процессе развития предмета что-то в течение определенного времени остается неизменным. Если бы в каждое мгновение менялось все, то какое бы то ни было предвидение стало невозможны.

Развитие всегда включает в себя две стороны – движение (изменение) и покой (неизменность). Если рассматривать развивающийся предмет как некоторую систему, то неизменными (как и изменяющимися) могут быть: 1) либо элементы системы, 2) либо отношения между ними «в пространстве» (структурные, функциональные), 3) либо отношения между ними «во времени» (генетические). Этот последний случай и есть закон развития того или иного элемента, того или иного множества элементов или всей системы в целом. Разумеется, возможен и еще один случай: закономерное развитие отношений между элементами системы; но это, очевидно, закономерность более глубокого порядка. В реальных процессах – вероятно, как правило, – мы имеем дело с более или менее сложной комбинацией указанных случаев.

Абстрактно мыслимы два предельных состояния: если бы все было абсолютно неизменно – предвидение имело бы абсолютный характер; если бы все абсолютно изменялось – предвидение было бы невозможно. Реален, конечно, третий вариант: сочетание изменения и неизменности, развитие, включающее нечто устойчивое; относительное и вместе с тем закономерное развитие, когда что-то изменяется, а что-то остается: неизменным. Поэтому и предвидение реального развития возможно, но является не абсолютным, а только относительным.

Развитие включает в себя – как свой собственный и притом существенный момент – неизменность. Относительная устойчивость – атрибут развития, который проступает, в частности, в закономерном характере всякого развития. Известно, что, перерабатывая материалистически гегелевскую диалектику; В.И. Ленин в своих «Философских тетрадях» определял закон как существенное отношение, как прочное, остающееся, спокойное, существенное в явлении⁰⁰⁸ . Очевидно, чем глубже познаваемая закономерность, тем устойчивее соответствующая ей тенденция и тем дальше в будущее можно заглянуть в этом направлении.

Но развитие, движение, изменение всеобщи и абсолютны, а покой/ устойчивость, неизменность относительны⁰⁰⁹ и преходящи. Поэтому всякое предвидение возможно лишь до определенного предела.

Ленин обращал внимание на то, что явление целостно, а закон выражает лишь часть целого, что явление богаче закона. Исследуя сложные социальные явления, Маркс в «Капитале» много раз обращал внимание на действие экономических законов как тенденций [1, Ч. 1, С. 206], которые перекрещиваются друг с другом и только таким образом прокладывают себе путь. Каждое конкретное явление представляет собой узловой пункт, в котором перекрещивается (бесконечное) множество закономерностей. Закон абстрактен, явление конкретно, а конкретное есть синтез абстрактных определений⁰¹⁰ . Из всего этого следует, что каждое предвидение, опирающееся на экстраполяцию выявленной закономерности исторического развития, по необходимости всегда носит частичный, односторонний характер и возможно только до известного предела. Ясно также, что диалектика абстрактного и конкретного, развитая Марксом при разработке метода восхождения от абстрактного к конкретному, должна быть применена при разработке марксистской методологии предвидения будущего.

Подобные диалектико-материалистические соображения позволяют глубже осознать и до некоторой степени обосновать тот фундаментальный для теории научного предвидения будущего факт, что всеобщей методологической основой познания будущего является историческая экстраполяция, опирающаяся на познание закономерностей исторического развития, – экстраполяция закономерностей прошлого исторического развития в будущее.

Но если это действительно так, то естественно возникает вопрос: чем же марксистская методология предвидения будущего отличается от того, что было у предшественников Маркса и Энгельса, например у сен-симонистов? С одной стороны, уже изложенные общие теоретические размышления приводят к выводу, что различия в исторической экстраполяции следует искать в понимании закономерностей исторического развития, которые как раз и экстраполируются на будущее. С другой стороны, конкретный эмпирический анализ всех без исключения случаев предвидения будущего в работах Маркса и Энгельса (а таких мест многие сотни) в сопоставлении с аналогичными случаями у их предшественников-утопистов позволяет со всей определенностью выявить фундаментальную специфику марксистской методологии. Общий результат такого исследования можно сформулировать следующим; образом.

Марксистский способ предвидения будущего кардинально отличается от того, что было у предшественников научного коммунизма, отличается как наука от утопии. В чисто теоретическом плане это отличие сводится в конечном счете к диалектико-материалистическому пониманию истории (исторический материализм, который Энгельс считал первым великим открытием Маркса) как непосредственно философской, методологической основе марксистского учения о будущем обществе (здесь мы имеем классический случай превращения теории в метод: диалектико-материалистическая теория истории становится средством познания будущего). Это общее отличие проявляется в ряде более конкретных особенностей марксистской концепции. В первом приближении эти особенности можно резюмировать так: историческая экстраполяция на основе материализма и диалектики.

Необходимость коммунистического преобразования общества (главный прогноз Маркса и Энгельса) основоположники научного коммунизма выводят из анализа объективных общих законов развития человеческого общества и конкретных тенденций развития современного им, буржуазного общества, его объективных противоречий. В отличие от своих предшественников Маркс и Энгельс выявляют материальные предпосылки коммунистического преобразования общества⁰¹¹ . Переход от существующего общества к коммунистическому они рассматривают как закономерный процесс развития, а само коммунистическое общество– не как нечто неизменное, а как постоянно развивающееся [1, Ч. 1, С. 339–341]. Как указывал Ленин: «Вся теорий Маркса есть применение теории развития – в ее наиболее последовательной, полной, продуманной и богатой содержанием форме – к современному капитализму. Естественно, что для Маркса встал вопрос о применении этой теории (т. е. материалистической диалектики. – Г.Б.) и к предстоящему краху капитализма и к будущему развитию будущего коммунизма»⁰¹² .

Основу всего коммунистического преобразования общества творцы научного коммунизма усматривают не в развитии человеческого сознания, а в конечном счете в развитии материального производства (для сен-симонистов, например, это, напротив, развитие человеческого разума). Но, последовательно применяя диалектико-материалистическое понимание истории к познанию будущего, Энгельс предвидит качественное изменение роли общественного сознания в коммунистическом обществе как результат исторического развития взаимодействия между общественным бытием и общественным сознанием [1, Ч. 1, С. 357; 2, С. 145–147, 157–162].

Как правило, предвидения Маркса и Энгельса относятся к будущему человеческого общества (а не природы). Поэтому созданная ими общая теория исторического развития общества имеет непосредственное отношение к их методологии познания будущего.

Материалистическое понимание истории не сводится только к основному положению: общественное бытие определяет общественное сознание. Марксистские представления об обществе, его организации, функционировании и развитии значительно сложнее и содержательнее. Основная концепция материалистического понимания истории имеет как бы две стороны: это 1) представления об общей структуре общества, общественной формации и 2) представления о формационном членении исторического процесса. Первая сторона является главной, определяющей.[6, С. 109–110].

В самом общем виде структуру человеческого общества, по Марксу и Энгельсу, можно представить следующим образом: [7, С. 187-190]: отношение людей к природе отношение людей друг к другу общественное сознание, или:

где Ч – человек, R – отношение, П – природа, ОС – общественное сознание, а стрелки указывают основное направление функциональной зависимости.

Применительно главным образом к классовому обществу Маркс и Энгельс выявляют более конкретную структуру общества: производительные силы производственные и другие общественные отношения политическая (и юридическая) надстройка формы общественного сознания или:

где ПС – производительные силы, ПО – производственные отношения,. ОО – общественные отношения, включающие, по Марксу, производственные, семейные и национальные понимаемые как межобщественные, т. е. как отношения между целыми обществами, международные) отношения (в этом смысле общественные, или социальные, отношения противопоставляются, с одной стороны, материальным отношениям людей к природе, а с другой стороны – политическим, юридическим и идеологическим отношениям), знак показывает, что производственные отношения определяют общественные, а общественные отношения включают производственные, ПН – политическая надстройка (в широком смысле политические и юридические отношения), ФОС – формы общественного сознания.

Графически правильнее было бы располагать эти элементы не слева направо, а снизу вверх и вместе с тем показать прямую зависимость между экономическим базисом и политической надстройкой, т. е. в виде четырехэтажной структуры, где производственные отношения (ПО) представляли бы основное звено, а другие общественные отношения (ОО) боковое звено второго этажа. Точнее была бы, очевидно, и более сложная формула, выражающая взаимодействие всех элементов:

Еще точнее представления Маркса и Энгельса о сложной структуре общества выражала бы схема, воспроизводящая многомерные связи между всеми элементами, взаимодействие каждого элемента с каждым другим.

Маркс и Энгельс исследовали общество как определенную систему⁰¹³ (приведенные элементарные формулы дают, разумеется, лишь схематическое и упрощенное представление о его общей структуре). Они установили целый ряд закономерностей развития общественных систем: существование определяющих и определяемых факторов (бытие и сознание, производительные силы и производственные отношения, базис и надстройка и т. д.), господствующих и подчиненных отношений; взаимодействие всех элементов общественной структуры (диалектика общественного бытия и общественного сознания, производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки и т. д.); исторический характер как элементов общественной структуры, так и самих связей, взаимодействия между ними, и всей организации общества, общественной формации; диалектический переход элементов общественной структуры друг в друга (так, с развитием общества расширяется состав производительных сил, их функции начинают все больше осуществлять другие элементы – кооперация, разделение труда, наука и т. д.); известное «переворачивание» отношений между элементами (например, зависимости между потребностями и производством); изменение удельного веса элементов в системе (нарастание роли производства средств к жизни, возрастание роли духовного производства в совокупном общественном производстве, отмирание политических функций государства в результате коммунистического преобразования общества и т. д.); сочетание в реально существующих обществах различных социальных систем – господствующих и подчиненных, отмирающих и нарождающихся; закономерности возникновения, развития и смены социальных систем – соотношение количественных и качественных изменений, эволюционных и революционных преобразований, превращение предпосылок возникновения системы или ее отношений в результаты их функционирования и развития, своеобразный «закон периферийного развития» и многое другое.

Эти конкретные закономерности функционирования и развития общества, выведенные Марксом и Энгельсом из анализа предшествующего исторического развития, имеют решающее значение и для познания предстоящего развития общества. Знание их позволяет выбирать наиболее эффективные направления в исследовании будущего и научно конкретизировать картину будущего общества, динамическую картину его развития. Короче говоря, учет общих тенденций развития общества как системы, выявленных материалистическим пониманием истории, позволяет действительно научно и более конкретно предвидеть движение к будущему обществу, само это общество и его дальнейшее развитие.

Рассмотрим более конкретно диалектическую сторону марксистской методологии познания будущего. Известно, что Энгельс определял диалектику как науку о всеобщей связи и всеобщих законах развития в природе, обществе и мышлении [1, Ч. 1, С. 176]. Эти два аспекта диалектики выражают некоторое фундаментальное соотношение, имманентное самой действительности: структуру и движение, логику и историю.

Принцип всеобщей связи детерминирует и способ подлинно научного предвидения. Проявлением последовательной диалектики служит ясное понимание того, что развитие общества – это процесс взаимосвязанных изменений всех его сторон на основе изменения его определяющей стороны – материального производства, и поэтому будущее не в отдельных, а во всех своих элементах должно в большей или меньшей степени отличаться от настоящего. Применительно к механизму экстраполяции это означает, что в процессе познания будущего необходим переход от абстрактного к конкретному, от, так сказать, линейной (однофакторной) экстраполяции к комплексной – от экстраполирования изменений отдельных элементов системы вне связи с другими элементами к экстраполированию изменений всех элементов с учетом их связей и взаимодействий, с учетом также и изменений этих связей и взаимодействий (экстраполирование изменений самих отношений между элементами системы). Яркими примерами комплексной экстраполяции являются прогнозы Энгельса относительно требований равенства и справедливости («Анти-Дюринг») и относительно изменения семейных отношений («Происхождение семьи, частной собственности и государства») [2, С. 169–170, 187–193].

Принцип всеобщей связи, обусловливая сложное переплетение множества тенденций развития, делает практически невозможным учет всех действующих факторов и поэтому накладывает определенные ограничения на наши возможности предвидения, детерминирует некоторый практический предел предвидения будущего. Отсюда – известная критика Марксом и Энгельсом утопистов, пытавшихся предвидеть детали будущего общества, критика чрезмерной детализации представлений о будущем. Отсюда же – и известная осторожность в прогнозах самих основоположников научного коммунизма. Очевидно, здесь действует общий закон: достоверность научного предвидения будущего при прочих равных условиях находится в обратном отношении к его конкретности [2, С. 149–150].

Исследуя будущее коммунистическое общество, основоположники научного коммунизма считали возможным предвидеть только главные черты, наметить общие контуры грядущего. Они принципиально воздерживались от чрезмерной детализации своих представлений о будущем. Как отмечал Ленин, «у Маркса нет и тени попыток сочинять утопии, по-пустому гадать насчет того, чего знать нельзя»⁰¹⁴ . И сам Маркс говорил: «Мы не можем решать уравнения, не заключающего в своих данных элементов своего решения»⁰¹⁵ . Той же принципиальной позиции придерживался и Энгельс, указывавший на закономерную связь между утопизмом и необоснованной детализацией картин будущего.

Вместе с тем классики научного коммунизма никогда не отказывались от возможности познать будущее, и всякого рода «футурологический агностицизм» был им органически чужд. Ленин со всей силой подчеркивал и эту сторону научного коммунизма, беспощадно высмеивая оппортунистическое нежелание задуматься над такими проблемами будущего, которые можно предвидеть и которые поддаются теоретическому решению. Так, он высмеивал социал-демократических филистеров от марксизма, которые пытались отделаться от подобных проблем «уклончиво софистическим: „там видно будет“ или спасались „под сень 'бесспорной'» (и бесплодной) филистерской истины, что конкретных форм наперед знать мы не можем»⁰¹⁶ .

Прекрасной иллюстрацией к марксистскому пониманию пределов предвидения, – разумеется, не принципиальных, а практических пределов,– является недавно опубликованная в виде факсимиле страница из книги Н.Г. Чернышевского «Дополнения и примечания на первую книгу Политической экономии Джона Стюарта Милля» (Сочинения. Т. III. Женева, 1869) с пометками Маркса [9, С. 193]. Воспроизводим текст Чернышевского с отчеркиваниями и подчеркиваниями Маркса^* :

Против конца первой или начала второй фразы приведенного фрагмента Маркс написал на полях слева: «Браво!». И не случайно. Как много в этом замечательном фрагменте перекликается с собственными мыслями Маркса!

Специфической особенностью марксистской теории коммунистического общества является применение основных законов диалектики к прогнозу будущего: закона единства и борьбы противоположностей, закона перехода количества в качество, закона отрицания отрицания.

Применение первого закона требует обращать особое внимание на существующие противоречия действительности, ибо именно противоречие есть движущая сила развития. Действие этого закона позволяет предвидеть исчезновение («снятие») в будущем обеих сторон каждой противоположности: буржуазии и пролетариата, города и деревни, умственного и физического труда, равенства и неравенства, религии и атеизма, эгоизма и самоотверженности и т. д.; ибо эти противоположные явления взаимно обусловливают друг друга.

Применение второго закона позволяет предвидеть, что каждая тенденция развития рано или поздно, но неизбежно, должна будет привести к качественному изменению развивающегося явления и к переходу процесса развития в иную плоскость. Поэтому и в силу данного закона каждая экстраполяция в будущее имеет предел, т. е. каждый процесс развития не может в том же виде, так сказать, в той же плоскости (линейно) продолжаться до бесконечности, и поэтому ту или иную тенденцию развития нельзя неограниченно, до бесконечности продолжать в будущее. (Нелепы поэтому, например, обывательские представления о беспредельном росте потребления продуктов, удовлетворяющих первичные потребности людей). Было бы очень важно определить в общем виде предел линейной экстраполяции, т. е. предел, где количество переходит в качество и где, следовательно, дальнейшая простая экстраполяция в данном направлении (в данной «плоскости») становится невозможной.

Применение третьего закона позволяет предвидеть возрождение и синтез в будущем, на принципиально новом уровне развития, некоторых положительных явлений прошлого: установление общей собственности на ставшие по своему характеру общественными средства производства, устранение классовых различий, отмирание политической надстройки, преодоление самоотчуждения человека, соединение в ассоциации будущего заботы о каждом человеке с интересами развития всего общества в целом.

Разумеется, сами эти законы не дают еще возможности предвидеть те или иные черты будущего. Подлинно научное предвидение становится осуществимым лишь при использовании законов диалектики в конкретном исследовании развития общества.

Марксистская методология предвидения отличается не только применением материалистического понимания истории, законов и категорий диалектики, приемов диалектической логики, но и сознательным и систематическим применением всех этих высших средств познания в сочетании с общим, имманентным всякому предвидению, механизмом исторической экстраполяции.

Спорадическое и стихийное применение законов диалектики при попытках предвидеть будущее можно было наблюдать у многих мыслителей прошлого. Но только основоположники научного коммунизма систематически, последовательно и совершенно сознательно применили всю совокупность средств материалистической диалектики в исследовании будущего, в теории коммунистического общества.

Наряду с этими специфически марксистскими средствами познания будущего мы, разумеется, постоянно встречаем в работах Маркса и Энгельса и элементарные средства всякого научного предвидения: простую экстраполяцию, аналогию, выводы по формуле «если – то» (например, если не будет частной собственности, то не будет и вытекающих из нее следствий), мысленный эксперимент и т. д.

Предшественники научного коммунизма были, разумеется, утопистами. Но почему же столь многие их представления о будущем оказываются и с точки зрения марксизма правильными или близкими к истине? Очевидно, потому, что их утопические концепции содержали элементы научности.

«Немецкий теоретический социализм, – говорил Энгельс, – никогда не забудет, что он стоит на плечах Сен-Симона, Фурье и Оуэна – трех мыслителей, которые, несмотря на всю фантастичность и весь утопизм их учений, принадлежат к величайшим умам всех времен и которые гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых, мы доказываем теперь научно»⁰¹⁷ .

«Так как процесс мышления, – говорил Маркс, – сам вырастает из известных условий, сам является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости развития, следовательно, также и от развития органа мышления»⁰¹⁸ .

Вот этой «степенью» и отличается марксистская, подлинно научная методология познания будущего от в целом утопических представлений предшественников научного коммунизма – представлений, содержавших, однако, «способные к развитию зародыши» действительно научных воззрений. Эта новая, более высокая степень постижения будущего была обусловлена диалектико-материалистической методологией. А за новой методологией стояло новое мировоззрение, новый класс и в конечном счете новая историческая эпоха.

 

 

Литература

 

1. Предметный указатель ко второму изданию Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса (1–39 тома), ч. I–II. М., 1978.

2. Багатурия Г.А. Контуры грядущего. Энгельс о коммунистическом обществе. М., 1972.

3. Бестужев-Лада И.В. Окно в будущее. Современные проблемы социального прогнозирования. М.: Мысль, 1970.

4. Изложение учения Сен-Самона. М.–Л., 1947. – Первое издание: Doctrine de Saint–Simon. Exposition. Premiere annee. Paris, 1830. Маркс пользовался третьим изданием: Doctrine de Saint–Simon. Exposition. Premiere annee. Troisieme edition. Paris, 1831. В Центральном партийном архиве ИМЛ при ЦК КПСС хранится экземпляр с его пометками.

5. Багатурия Г.А. Маркс о предпосылках коммунистического преобразования общества // Вопросы философии. 1978. No 5.

6. Маркс – историк. М., 1968.

7. Багатурия Г.А., Выгодский В.С. Экономическое наследие Карла Маркса. История, содержание, методология. М., 1976.

8. Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М., 1976.

9. Русские книги в библиотеках К. Маркса и Ф. Энгельса. М., 1979. – Первая публикация пометок Маркса на книге Чернышевского – в издании: Чернышевский Н.Г. Избранные сочинения: В 5 т. Т. II, полутом I. М.–Л., 1937.

 

^* Публикуется по: Багатурия Г.А. О специфических особенностях научного предвидения будущего в работах Маркса и Энгельса // Неформализованные элементы системы моделирования. Труды семинара. М.: ВНИИ Системных исследований, 1980. С. 20–30. ⁰⁰¹ Такой анализ работ Энгельса см. в моей книге "Контуры грядущей", [2]. ⁰⁰² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 21. ⁰⁰³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 1. С. 379. ⁰⁰⁴ К.. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 36. С. 364. ⁰⁰⁵ Следует различать экстраполяцию в узком и в широком смысле как частное средство и как общую, универсальную основу предвидения. В своей сводной работе "Окно в будущее" И.В. Бестужев-Лада, классифицируя и описывая методы прогнозирования, отводит экстраполяции место одного из многих способов предвидения будущего [3, С. 66-67, 77-82]. Однако можно доказать, что экстраполяция является не только специфическим, конкретным средством, но и фундаментальной основой всех других средств познания будущего. ⁰⁰⁶ "Познание будущего", "предвидение будущего", "прогнозирование"- эти понятия употребляются здесь как синонимы. ⁰⁰⁷ Если выбрать в качестве обычной модели исторического развития прямую линию, то настоящее, каждый данный момент - это точка или, возможно, - если развитие осуществляется "квантами" - отрезок. ⁰⁰⁸ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 136-138. ⁰⁰⁹ Относительность всякого - покоя и - в известном смысле - всякого изменения есть, очевидно, следствие всеобщей связи. ⁰¹⁰ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 37. ⁰¹¹ Это их специфика, хотя они, разумеется, не сводят все предпосылки только к материальным [1, Ч. 1, С. 334-336; 5]. ⁰¹² Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 84. ⁰¹³ Лучшей работой об этом является исследование В.П. Кузьмина [8]. ⁰¹⁴ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 85. ⁰¹⁵ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 35. С. 132. ⁰¹⁶ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 63, 107. ^** "Если невольничество продержалось силою рутины несколько столетий, после того как перестало быть удобною формою производства, то и форма наемного труда в передовых странах Европы может быть продержится еще довольно долго, - быть может несколько десятилетий, а быть может даже и несколько поколений. В вопросах о будущем можно определенно видеть только цель, к которой идет дело по необходимости своего развития, но нельзя с математической точностью отгадывать, сколько времени потребуется на достижение этой цели: историческое движение совершается под влиянием такого множества разновидных влечений, что видно только бывает, по какому направлению идет оно, но скорость его подвержена постоянным колебаниям, как возрастание температуры от зимы к лету: вообще она возрастает, но нельзя предугадать, какова именно будет температура следующего дня. Так и в истории: нельзя определить, благоприятны ли или неблагоприятны будут ближайшие годы экономическому прогрессу. Если благоприятны, в несколько лет произойдет развитие, на которое при неблагоприятных временах понадобится несколько десятков лет, а, пожалуй, и несколько столетий. Но эта хронологическая разница имеет только практический интерес для живущего поколения: доведется ли ему пользоваться лучшими условиями производства или нет, для него это, конечно, очень важно. А в отвлеченной формуле нет этой неизвестности, потому что нет в ней и хронологических указаний; она только говорит факту: ты минуешь, и место твое займет другой факт; она говорит только: из настоящего положения вещей произойдут такие-то и такие-то перемены в таких-то и таких-то фактах. Но когда произойдут, этого она не говорит. Быть может завтра, быть может очень не скоро. Как физиология говорит каждому из нас: "ты умрешь", но когда кто из нас умрет - этого она не говорит; это уже дело обстоятельств, еще ускользающих от точного определения". - Прим. ред. Текст с отчеркиваниями приведен в виде графического изображения. ⁰¹⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 498-499. Курсив наш. ⁰¹⁸ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 461.