Возражения присяжного поверенного Карабчевского

Господин обвинитель обвиняет меня в том, что я страстно, патетически произнес речь в защиту своего клиента. В этом ничего неестественного нет. Обвинитель, доказывая виновность подсудимого, добивается лишь одной цели - обвинения, следовательно, он может вполне бесстрастно, спокойно смотреть на подсудимого. Совершенно в ином положении находится защита.

Когда приходится отстаивать участь и честь своего клиента, когда знаешь, что у тебя за спиной сидит человек, вверивший тебе свою судьбу и ждущий от тебя помощи, спасения, то не можешь оставаться спокойным и поневоле вложишь в защиту все силы, всю душу, а отсюда - страстность и патетичность речи. По крайней мере, я иначе к такому святому делу, как защита, не могу отнестись...

Прокурор упрекнул меня в слезливости, но это, очевидно, ошибка с его стороны: может быть, что у меня в голосе и слышны были внутренние, душевные слезы, но слез на моих глазах господин прокурор не видел, так как их не было.

Господин второй гражданский истец, возражая мне, говорит, что и я не раз в судебных процессах выступал в качестве гражданского истца. Да, совершенно верно, но только мне ни разу в этих случаях не приходилось отстаивать денежные интересы моих доверителей. Я отстаивал в этих случаях лишь попранные и поруганные преступлением нравственные права моих клиентов. Между тем господа представители гражданских истцов в настоящем процессе поддерживают лишь одни денежные интересы своих доверителей. Господин второй гражданский истец ставит мне в ужасную вину мою просьбу к присяжным об оправдании В.С. Жирякова. Мой противник совершенно превратно понял смысл произнесенной мной фразы. Этой фразой я не думал отказываться от защиты моего клиента. В его невиновности я глубоко убежден, но я сказал, что если нужна правосудию жертва, то пусть эту жертву принесет сын, а не его престарелый отец. И эта фраза вполне совпадает с желанием и самого клиента, но тогда, еще раз повторяю, если правосудию будет нужна жертва.

В ответной речи моего уважаемого коллеги сквозит намек на то, что я его оскорбил уравнением со старьевщиком, антикварием. Этими словами я не хотел обидеть моего уважаемого противника, с которым уже не раз мы встречались и, вероятно, еще не раз встретимся. Слова эти вырвались у меня случайно, вследствие сильного волнения во время речи. Поэтому считаю обязанным для себя просить пред ним извинения за невольно вырвавшееся у меня обидное для него сравнение.

Мой уважаемый противник, возражая защитнику В.С. Жирякова, указал на Овсянникова, на лицо, совершившее преступление в значительно более старом возрасте, чем возраст В.С. Жирякова. На это я позволю себе заметить, что правильность обвинения Овсянникова до сих пор находится под большим сомнением, что небезызвестно и господину второму гражданскому истцу. На этом я заканчиваю свои возражения.

(После речи присяжного поверенного Карабчевского господин председательствующий Бадилевский сделал резюме, после чего присяжные заседатели удалились на совещание для вынесения вердикта и резолюции суда.)

Вердикт был следующим: Жиряков-отец - "нет, не виновен", Жиряков-сын - "виновен, но заслуживает снисхождения". Относительно Балдина и Бодрова - "да, виновны".

В силу этого вердикта суд приговорил Жирякова-младшего и Балдина к 5 годам арестантского отделения, а Бодрова - к 4 годам. Кроме того, приговором решено "взыскать с подсудимых на удовлетворение гражданского иска "Российского страхового общества" 397 тыс. руб."*(227).