Преступное деяние.

Для бытия преступления необходимо, чтобы субъект стал в известные отношения к объекту, необходимо – «деяние» преступное. Преступное деяние есть прежде всего какое нибудь событие, как ре­зультат деятельности человека (лишение жизни, похищение вещей, нанесение ранъ…); с другой стороны в этой деятельности про­является преступная воля деятеля. Поэтому в преступном деянии различаются две стороны: внутренняя – преступная воля и внешняя – преступное действие.

Преступная воля.

Преступления разделяются в Лит. Стат. на умышленные и неумышленные. Термины «умысльне» и «неумысльне» употребляются в Лит. Стат. как названия общеизвестных понятий;

иногда указываются теили иные признаки их. Эти признаки, с одной стороны, анализ отдельныхъ видовъ преступлений, с другой – помогут нам выяснить понятие об умышленных и неумышленных деяниях по Лит. Стат.

Умысел. Первым элементом умысла служит с о з н а н и е. Деятельность преступника в умышленном деянии есть деятельность сознательная. «Коли бы хто листы або печати паши фалшовалъ, або ихъ ведомо пожывалъ, таковый мает кожды каранъ быти фалшеръ огнемъ» (І, I, 5); виновный знаетъ, что паходящиеся у него «листы» поддельны, тем не менее он пользуется ими; в данном случае мы имеем дело с деянием умышленным. Вступление в брак в недозволенных степенях родства – уголовно наказуемое деяние только при условии знания со стороны вступающих в брак о су­ществовании родства между ними: «хто понялъ ведоме умысльне жену ве крови собе повинную…», «жона ведаючи о кревности замужъ по­шла»; напротив, вступление в брак вследствии«неведомости о той кревности» – не преступно. Двоеженец во всяком случае подвер­гается смертной казни; с его стороны предполагается сознательная деятельность. Женщина же, согласившаяся на брак с женатым, подвергается такому же наказанию при условии, –«естли бы ведаючи о другой жоне его живой, замужъ за него пошла»(III, VI, 22). За укрывательство «злочинцовъ, разбойниковъ, злодеевъ явныхъ, людей выволаныхъ»наказаниюподвергается тот, «хто бы ведаючи и знаючи ховалъ»; если же обвиняемый в укрывательстве докажет на суде«неведомость о декрете нашомъ, або сказанью врядовомъ, або же бы того человека незнаючипереховывалъ», то освобождается от ответ­ственности («будеть отъ того воленъ»III, XI, 36).

Во всех указанных нами случаях «неведомость» относится к фактическим обстоятельствам, обусловливающим преступность деяния. «Неведомость» возможна также относительно запрещённости деяния –неведение закона. Конечно, при нарушении норм общеизвестных, составляющих коренныеусловия общественной жизни, не может быть и речи о ведении или неведении закона. Но Лит. Стат. заключает в себе много таких норм, бытие которых узнаётся только из закона; по отношению к таким нормамзнание или незнание их имеетгромадное значение ввопросео виновности на­рушителя их. Появляется вIIIред. Лит. Стат. новое по-

становление– запрещение поедивков под угрозой уголовного наказания; облагая наказаниемнарушение этого запрещения, Лит. Стат. не касается во­проса о знании или незнанииего виновным («а естли бы хто надъ сее право и уставу нашу вызвавши кого на поруку…»III,XI,14). Запрещение носить огнестрельное оружие при королевскомдвореможет быть неизвестно всем; между тем Лит. Стат. угрожаетъ наказанием всякому, «хто бы надъ сюю уставу и заказъ нашъ смелъ з ручницою до двору нашого приходити».И во всех других подобных случаях Лит. Стат. выражается такимобразом: «хто бы надъ сюю уставу и заказъ нашъ… розсказанье короля учинилъ…», не касаясь вопроса о том, знал виновный о существовании «уставы», «заказа»,«розсказанія»,или не знал. Во IIред. Лит. Стат. есть артикул, посвящённый определению наказания за преступления, со­вершённые в военное время против мирных жителей со стороны «людей жолнерскихъ пенежныхъ драбовъ», между которыми могли быть иностранцы, естественно, незнакомые с законами великого кня­жества Литовского; в конце артикула читаем: «ведже сесь артикулъ и постановление нашо Статутовое заграницей, або на местцахъ при даванью пенезей маемъ казати служебнымъ оповедати, абы се неве­домостью не вымовляли»(II,II,26). Наконец, в одном артикуле (не относящемся, впрочем, к уголовному праву) находим следую­щее положение: «забегаючи мы тому, абы нихто непослушенства своего праву посполитому неведомостью покрывати не могъ уставуемъ…» (после етого следуетпостановление «о заплате сумы пенезей с права сказаной»(III,IV, 43).

Изложенныесоображения приводят нас к тому заключению, что Лит. Стат. свойственно положение римского права «ignorantia jurissempernocet».

Второй существенный признак умысла х о т е н и е.

«Хотенiе,какъ элементъ умысла, предполагаетъ возбужденіе къ деятельности или мотивъ, постановку цели, выборъ намеренiя и обри­совку плана»¹⁰). Эти моменты хотения в одних преступлениях сли­ваются, в других ясно различаются.

«Кгда бы которая белая голова не жывучи въ стане малжонскомъ але вшетечне се и нерадне справуючи, н такъ плоду набывшы, а потоиъ для встыду

або боязи каранья тоть плодъ сама або черезъ кого иного истратила и о смерть приправовала» (Ш, XI, 60).

Мотив преступного деяния в данном случае – стыд или страх наказания; цель – избавит себя от незаконно-прижитого ребёнка; намерение – убить ребёнка; не указывается только планъ, – каким спо­собом убить. В следующем определении состава преступления ука­зывается намерение и план:

«кому жъ кольвекъ отъ кого трафило, жебы явне змоцнившися або таемне самъ черезъ себе або черезъ слуги подданые свои кого другого взялъ до везенья своего человека невинного, правомъ непереконаного» (Ш, XI, 28).

Отдельные моменты хотения сообщают тот или иной характер преступному деянию и оказываютвлияние на степень преступности и наказуемости его.

Мотив не оказываетвлияния на степень преступности и нака­зуемости деяния. Убийство незаконнорождённого ребёнка остаётся убийством независимо от того, какими мотивами руководилась преступ­ная мать – чувством стыда, страхом наказания или иными побуждениями; убийство на поединке обложено смертной казнью, не взирая на то, что убийца защищал поруганную честь; убийство слугой го­сподина – квалифицированный вид убийства независимо от того, ка­кими мотивами руководился убица и т. д. Мотив может свидетель­ствовать об умышленности или неумышленности деяния. На мотив указывается, как на признак умышленности: «хто бы умысльне з вазни у пущи… огнемъ пожаръ пустилъ». Напротив, доказательством неумышленности служит то обстоятельство, что «не мели тые особы промежку себе первей никоторое вазни и зайстя» (II, X, 17; ПІ, X, 17; III, XI, 23). Дурную семейную жизнь Лит. Стат. выставляетмотивом супругоубийства: «кгды бы з ненависти а немилости на обе две стороны мужъ яко и жона, будучи въ ростырку з якихъкольвекъ причинъ одинъ другого приправовалъ о горло, замордовалъ, або струлъ»; для применения наказания ксупругоубийце кроме«слушныхъ прычынъ того мордерства або трутизны», необходимо еще «выведанье у суседовъ околичныхъ о зломъ якомъ мешканью и незгоде ихъ»; если фактсовершения убийства обвиняемым констатирован и найден мотив, который мог побудить обвиняемого ксовершению убийства, то суд может заключить, что имеетдело сдеяниемумышлен­ным.

Цель иногда служитоснованием преступности деяния. Поездка в неприятельскую землю «зъ якое прыгоды припалое» – деяние дозво­ленное (III, І, 12); бегство в неприятельскую землю «умысломъ злымъ на здраду а ку шкоде намъ Господару и речи посполитой» – уголов­ное преступление (III, І, 6).Цель можетслужить основанием для различия видов преступлений: наездпричисляется к личным преступлениямъ на основании цели – «хотечи его забити». Цель может служить доказательством умышленности деяния: брато- или сестро-убийство может быть и деянием неумышленным, но брато- или сестро-убийство «в надею именья приходячого» считается деяниемумышленным и карается смертною казнью.

План преступного деяния служит отличительной чертой для состава одних преступлений и безразличен для состава других. «Таемный злодейскій обычай» – отличительная черта кражи, «кгвал-товный»образдействий–наезда, нападение «на дорозе» – разбоя. Напротив, одинаково караются – «пакли бы хто кгвадтомъ бобры по­билъ» или «злодейскимъ обычаемъ выкралъ»,«явне змоцнившися албо таемне до везенья взялъ» и т. д. Иногда способ действий опреде­ляет степень преступности и наказуемости деяния; например, убий­ство или нанесение ран «здрадливымъ потаемнымъ обычаемъ» – пре­ступленияквалифицированные: способдействий в данном случае свидетельствует об особенном коварстве преступника. Способдействий может служить доказательством умышленности дения. Повреждение чужого имущества «неумысльне, с пригоды» противопола­гается повреждению имущества «злодейскимъ обычаемъ»; вообще, «кгвалтовный» и «таемный» образ действий указывают на умышленность деяния.

Главнымоснованием для определения юридического характера деяния служитнамерение. Причинение смерти другому лицу соста­вляетпреступление против жизни – «забитье», независимо от того, какими мотивами руководился убийца, какую цель поставил себе и какими способами действовал. Намерение имеет также главное значение при определении наказуемости деяния. При равенстве прочихусловий, убийство считается более тяжким преступлением и обложено более строгими наказаниями, чем изувечение или нанесение ран(III, XI, 16 – 17).

Таковы элементы хотения.

В понятие умысла входит сознание и хотение, умышленным деянием называется деяние сознательное и желаемое. Лит. Стат. обыкновенно отдельно указывает на эти два существенные признаки умысла. В одном случае умышленными называются деяния сознательные (III, XI, 36; III, V, 22); в другом – желаемые (III, XI, 1; III, XII, 1); иногда указывается одновременно и на сознание и на хотение, иногда на отдельные моменты хотения.

Неумышленность. 23 арт. XI разд. III ред. Лит. Стат. озагла­влен так: «о неумысльномъ а пригодномъ мужобойстве». В этом артикуле приведено 5 случаев неумышленного убийства. Анализ этих случаев выяснит нам понятие неумышленности по Лит. Стат.

1 случай. Охотник, стреляя в птицу или в зверя, убивает человека. Этот случай убийства по современной теории, можно от­нести и к случайному деянию, и к вине неосторожной; границей служит возможность сознания и предвидения результатов деяния. Охотник в чаще леса стреляет в птицу, сидящую на верхушке дерева, и убивает человека, скрывавшегося между ветвями. Заяц пробегает по полю, на котором косари косят сено; охот­ник стреляет и убивает косаря. Если мы предположим в 1 и 2 случае отсутствие преступного намерения совершить убийство, все таки 1 случай – деяние случайное, 2 – вина неосторожная.

2 случай. У каменьщика или плотника вырывается из рук ку­сок дерева, кирпич или камень и убивает проходящего. При опи­сании этого случая Лит. Стат. употребляет слово «необачне», т. е. по неосторожности, по неосмотрительности («дерево, цекглу, камень необачне упустилъ и кого тымъ забилъ»). Но при какой обстановке действовал убийца и можно ли было потребовать от него осторож­ности и осмотрительности? Этого вопроса Лит. Стат. не касается.

3 случай. Кто нибудь рубит дерево; топор спадает с ру­коятки и наносит смертельную рану близко стоящему человеку. Как в 1 и 2 случаях, Лит. Стат. и здесь не указывает, при какой обстановке совершилось убийство? была ли возможность, при соблюдении осторожности, избежать его?

4 случай. Подрубленное дерево падает на стоящего близко че­ловека и убивает его. При описании этого случая употреблено вЛит. Стат. выражение «з неведомости».

Рубивший дерево знал, ко­нечно, что в конце концов оно упадёт и может убить человека, стоящегопод

ним, но он не знал, что под деревом стоит человек; мог ли он предвидеть это и принять меры предосторож­ности? Лит. Стат. об этом не упоминает.

5 случай. Человек стреляет в цель; пуля берёт направление в сторону и наносит смертельную рану человеку, проходящему в то время по другой стороне горы. Стреляющий не предвидел, что пуля возьмёт направление в бок и нанесёт рану человеку, которого он, быть может, и не видел. С другой стороны, возможно, что стреляющий знал недостатки своего ружья и видел прохожего.

В указанных случаях можно видеть деяния случайные, но при известной обстановке их можно причислить и к виненеосто­рожной. Лит. Стат. не указывает, при какой обстановке соверша­ются эти деяния. Лит. Стат. называет эти деяния неумышленными или случайными («о неумысльномъ а пригодномъ мужобойстве»), при чём делает следующую характеристику их: они совершаются «с пригоды, а не с хути, не з вазни, але з неведомости… а не мели бы тые особы промежку себе первей никоторое вазни и зайстя ино для такового пригодного мужобойства», т. е., невольный убийца не имел причин желать смерти убитого, убийство совершилось только благо­даря случайному стечению обстоятельств, помимо воли и сознания убийцы. В приведенной характеристике случайных или неумышлен­ных деяний законодатель старается исчерпать всепризнаки случая, но при этом опускает тот признак, который отличает случай от неосторожности, – отсутствие возможности предвидения вредных последствий деяния. Неумышленные деяния называются случайными; случай отождествляется с неумышленностью и противополагается умыслу. Это противоположение умысла и случая («пригода») прово­дится во многих артикулах Лит. Стат.: «с пригоды, а не з умыслу тое забойство стало» – так определяется неумышленное убийство во II ред. Лит. Стат. (II, XI, 27); о неумышленном повреждении чу­жого имущества говорится: «неумысльне с пригоды попсовалъ» (III, X, 13).

Итак к неумышленным деяниям по Лит. Стат. относятся прежде всего деяния случайные. К неумышленным деяниям отно­сятся также некоторые случаи деяний неосторожных.

Вина неосторожная. Современная теория характеризует неосторожные деяния следующими двумя признаками: 1) отсутстви

ем сознания и предвидения, 2) возможностью сознания и предвидения. Неосторожная вина в высших степенях приближается к умыслу, в низших – к случаю.

Лит. Стат. не знает особой категории неосторожных деяний. Деяния, имеющие все признаки вины неосторожной, относятся в Лит. Стат. то к умышленным, то к неумышленным деяниям. Ми видели уже, что случаи, приведенные в 23 арт. XI разд. Ш ред., смотря по обстановке, могут быть отнесены и к неосторожным деяниям. Лит. Стат. сообщает им характер случайных деяний.

Все встречающиеся в Лит. Стат. случаи неосторожных деяний можно свести к 3 категориям:

а) Неосторожное деяние может быть следствием другого дозволенного деяния. Таков неосторожный поджог леса (III, X, 17):

«а естли бы хто неумысльне прачучи новину, або сеножити, або до дерева борт, його озеръ сеножатей ходечи, або пастухи пасучи быдло, або роботы лесные справуючи, або в ловехъ будучи неопатрностью своею, або з якои инои пригоды по­жаръ, пустилъ».

В этом постановлении неосторожность («неопатрность») смешивается с случайностью («пригода») и вместе с нею подводится под одно понятие неумышленности. Сюда же можно отнести причинение увечья или смерти на пытке. Если пытка не привела к признанию, и пытаемый на пытке умер или получил увечья, то предавший пытке подлежит такой же ответственности (по І и II ред., по III – более строгой), как за неумышленное убийство или изувечение.

б) Неосторожные деяния могут быть результатом других за­прещённых деяний. Сюда относятся: 1) Преступления, совершённые в «зваде». Последствием «звады» может бить нанесение ран или убийство. І ред. Лит. Стат. относит преступления, совершаемые в «зваде», к неумышленным деяниям. Убийство, совершаемое в «зваде», отождествляется с случайным убийством: «естли бы шлях­тичъ шляхтича забилъ у зваде або которою пригодою» (І, VII, 29). II ред. не дает названия убийству в «зваде», но наказание опреде­ляет менее строгое, нежели за умышленное убийство. III ред. разли­чает убийство в «зваде», совершённое зачинщиком, и убийство в «зваде», совершённое обороняющимся; в 1 случае убийство умыш­ленное, во 2 – неумышленное. Зачинщик сознательно направляет свою деятельность, предвидит результаты «звады» и желает наступления этих результатов; убийство, совершённое им, – деяние умышленное.

Убийство, совершённое обороняющимся, – деяние нежелаемое и ненамеренное («неумысльне, але в обороне забилъ»), хотя легко пред­видимое; последнего обстоятельства Лит. Стат. не принимает во внимание. 2) Лишение жизни при нанесении ран. Часто очень трудно отличить, было ли нанесение ран самостоятельным преступлением или покушением на убийство, было ли у преступника прямое намерение убить или же у него было намерение только нанести раны, а смерть раненного – нежелаемое, хотя предвидимое, последствие ранъ? Лит. Стат. отождествляет прямое убийство и причинение смерти посредством нанесения ран («а где бы отъ тое раны умеръ або заразъ забитъ былъ, тотъ горло и почстивость тратитъ…» III, I, 9). Умышлен­ное нанесение смертельной раны карается так же, как умышленное убийство. 3) Такой же характер имеет лишение жизни при само­вольном лишении свободы. Лишивший шляхтича свободы наносит ему побои, оскорбляет его, морит голодом, причиняет увечья, и, наконец, заключённый умирает. Лит. Стат. не входит в рассмотрение вопроса о том, было ли у виновного намерение лишить жизни заключённого или же смерть его нежелаемое последствие побоев, увечий, голода? Лит. Стат. постановляет: «а естли бы до смерти заморилъ везеньемъ, маеть быти каранъ яко мужобойца»; а так как лишение свободы, побои, увечья в данном случае деяния умышленные, то и за причинение смерти в заключении виновный ка­рается как за умышленное убийство. 4) Травление собаками. Воз­можно травление собаками из шалости, в шутку; но возможно и с намерением причинить вред здоровью другого лица. Лит. Стат. не знает этих разграничений. Лит. Стат. не видит умысла в этом деянии, а потому назначает только «навязку» в пользу укушенного собакой.

в) Неосторожные деяния, совершённые лицами, которые по своему положению должны проявлять особую внимательность и осмотритель­ность, относятся к деяниям умышленным. Из тюремного заклю­чения убегает «вязень», который «на горло седелъ» (т. е. был при­говорён к смертной казни и находился в тюремном заключении до приведения приговора в исполнение). Ответственность падает на тюремного смотрителя, который должен присягнуть, «же тое утеченье стало се безъ рады, ведомости, фолькги его и не за неопатрностью его або недбалостыо»; принеся такую присягу, тюремный смотритель только вознаграждает частного истца; отсюда вывод: если бы «вязень» убежал вследствие «неопатрности або недбалости» тюремного смотрителя, то ответственность последнего не ограничилась бы удовлетворением частного истца. «Прокураторъ» должен внимательно относиться к интересам своего клиента; если бы он «умысльне ку шкоде кому што у права недъбальствомъ своимъ упустилъ», то под­вергается наказанию (тюремному заключению на 4 недели); «недбаль­ство» прокуратора равносильно умыслу. Господин, уплачивая вознаграждение потерпевшему от кражи, совершённой его убежавшим слугой, приносит очистительную присягу: «ижъ тотъ злодей утекъ або лице згинуло безъ рады, ведомости, фолькги и не за неопатрностью або недбалостью его»; в данном случае «неопатрность або недбалость» равносильна «ведомости», следовательно, и умышленности.

Заключение. Литовский Стат. различаетъ две формы виновности – умысел и неумышленность. Деяния называются умышленными при наличности сознания («ведомости») и хотения; где нет сознания и хотения, там – случай («пригода»); деяния случайные в Лит. Стат. называются неумышленными. Литовский Стат. не знает вины неосто­рожной, как особой формы виновности; в одном случае неосто­рожность равносильна умыслу («умысльне з недбалости»), в другом месте неосторожность равносильна случаю и относится к неумыш­ленности («неумысльне за неопатрностью»). Словом, средней ступени между умыслом и неумышленностью Лит. Стат. не знает.

Умышленные преступные деяния обложены уголовными наказаниями; деяния неумышленные наказаниями не обложены. Неумышлен­ные деяния могут причинять вред частным лицам; так как не­винно потерпевший во всяком случае должен быть вознагражден, то «пригода», неумышленность не исключают необходимости возна­градить потерпешего.

Виновный в «неумысльномъ а пригодномъ мужобойстве» – «на горле и везеньемъ каранъ не будетъ, ведьже головщизну водле стану забитого детемъ або близкимъ его заплатити повинень будеть» (III, XI, 28).

«Хто бы кого неумысльне ранилъ…, мы бачечи, ижъ нихто въ невинности своей терпети ранъ не маеть сказуемъ, ижъ тые раны жалобнику мають быти справованы». (І, VII, 28; II, XI, 25; Ш, XI, 24).