§ 4. Вопросы диалектики в исследованиях творческого мышления

Специальному изучению диалектического мышления посвящено ограниченное число работ. Однако в литературе отмечается важная роль диалектики в творческом мышлении. Логично предположить, что отдельные вопросы, касающиеся своеобразия диалектического мышления, могут встретиться в ходе анализа работ по творческому мышлению.

В ассоциативной психологии процессы творческого мышления анализировались со стороны механизмов, обусловливающих течение в сознании цепи представлений или идей. Уже на этом этапе можно обнаружить существование элементов диалектического мышления, которое нашло выражение в двух типах операций — анализе и синтезе. Анализ понимался как разъединение образа на его составляющие, а синтез — как соединение (Спенсер, Рибо, Бэн, Селли и др.).

Определенный интерес представляет объяснение механизма творческого мышления, описанный У. Джеймсом (1905). Он рассматривал объект как совокупность различных предикатов. Поэтому субъект, переходя от одного представления об объекте к другому, совершая анализ этого другого объекта, может получить творческий продукт, который есть предикат, объективно присущий объекту, но который ранее субъект не выделял. Интерес для нас представляет то обстоятельство, что творческий процесс у У. Джеймса фактически выходит за рамки субъективного процесса, превращая его в процесс незамкнутый, т. е. процесс открытый, смыкающийся с реальными свойствами ситуаций. Конечно, У. Джеймс так прямо не формулировал связь объективного и субъективного компонентов в творческом мышлении. Важно другое, что его подход допускал такое понимание творческого мышления.

Взгляд на объект как на совокупность различных предикатов, за которыми стоят его объективные свойства, по существу близок многим психологам. Среди зарубежных психологов на такой позиции стоял Ж. Пиаже. В советской психологии аналогичную позицию занимал С. Л. Рубинштейн (1957). Это видно из следующего его положения: «Абстракция, следовательно, менее всего заключается в субъективном акте негативного порядка — неучета, не обращения внимания на те или иные обстоятельства; она состоит в выявлении того, какими выступают вещь, явление и их зависимость от других явлений, когда выключаются маскирующие обстоятельства. Собственные внутренние свойства вещи — это те, которые выступают в «чистом виде», когда выключается маскирующий их эффект всех привходящих обстоятельств, в которых они обычно бывают даны в восприятии. Эти собственные, внутренние свойства вещи в отличие от осложненной привходящими обстоятельствами формы их проявления на поверхности

36

действительности и составляют то, что обычно на философском языке обозначают как «сущность» вещей, их существенные свойства в их закономерных связях» (1957, с. 107—108). Таким образом, в рассуждениях С. Л. Рубинштейна можно выделить фрагмент, в котором вещь рассматривается как совокупность свойств, которые могут быть затемнены.

Отсюда легко уже вывести и механизм творчества, который заключается в том, чтобы выделить затемненное свойство вещи, которое выступает как «побочный продукт» (Я. А. Пономарев, 1976).

Таким образом, мы видим, что в психологии творческого мышления разрабатывалась определенная концепция объекта, согласно которой он представляет собой совокупность скрытых свойств (или предикатов), которые должен установить субъект. Причем переход от одного свойства к другому, от данного к искомому может осуществляться как при переходе от объекта к объекту, так и при движении мышления по объекту. Механизмы установления этих свойств могут быть различными: «анализ через синтез», переструктурирование и др.

Видимо, с диалектической точки зрения правильнее говорить об объекте не как о совокупности свойств, а о системе противоположных свойств на том основании, что любое свойство есть категория парная, задающая это свойство и ему противоположное. Анализ категории объекта в психологии показывает, что мышление есть процесс открытый, характеризующийся единством субъективных и объективных компонентов, что творческий момент процесса связан с движением мышления в логике объекта.

Представители поведенческой психологии (Д. Б. Уотсон, К. Халл, Д. Дьюи) рассматривали творческое мышление как процесс проб и ошибок. Творческий результат согласно их подходу обусловлен вариативностью проб и их количеством. Рациональное зерно в исследованиях этих психологов, на наш взгляд, заключается в выдвижении идеи пробы как способа преобразования ситуации, который фактически ей предшествует в форме генерализованной промежуточной реакции (может быть правильнее сказать схемы), обусловливающей конкретные преобразования. В исследованиях бихевиористов зарождается идея схемы действий, что представляется нам продуктивным в исследовании диалектического мышления.

В каком-то смысле эта идея повторяется в работах К. Юнга. Объясняя творческое мышление, он указывал, что оно строится на основе применения архетипов, как унаследованных субъектом коллективных бессознательных схем, повторяющихся на протяжении истории, в которых отражаются повторяющиеся события, предметы и отношения (К. Юнг, 1987, с. 229). Здесь нужно отметить, что идея существования схем повторяющихся событий довольно отчетливо выражена в диалектическом материализме (Ф. Энгельс, 1987). М. Г. Макаров, например, пишет: «Мы знаем сейчас, что

37

логические формы мышления при их возникновении сложились как фиксация универсальных инвариантов трудовых операций... Совокупность этих логических структур образует глубинную архитектонику мышления, общую в своих основах для всех ступеней культурно-социального развития и составляет существенный момент единства человеческого рода» (М. Г. Макаров, 1988, с. 5). Трудно согласиться с тем, что эти схемы носят врожденный характер. Однако допускать существование схем в творческих процессах, а соответственно, и в процессах диалектических представляется вполне возможным.

В гештальт-психологии (К. Коффка, М. Вертгеймер, К. Дункер и др.) творческий процесс рассматривался как преобразование исходной ситуации, которая характеризуется наличием проблемы. Ситуация в несколько этапов преобразуется до тех пор, пока проблема, которая выступает как «структурное расстройство», не снимается. Важно подчеркнуть, что гештальт-психологи рассматривали мышление как процесс, осуществляемый через ряд дискретных преобразований. Процесс переструктурирования ситуаций осуществляется по законам организации структур (М. Вертгеймер, 1987): объединение выделенных частей в целое, включение элемента одной структуры в другую структуру и т. д.

Существенный момент, который был выделен в этих исследованиях, состоит в изучении факторов, которые способствуют преобразованию проблемной ситуации. Одним из таких факторов выступил «конфликтный момент», точнее, осознание конфликтного момента. К. Дункер отмечал: «Конфликтный момент особенно легко осознается на основе своей противоположности» (1965, с. 126). Сама ситуация, созданная в исследованиях К. Дункера знаменательна: лучи должны быть достаточно интенсивными, чтобы разрушить больную ткань и одновременно не разрушать здоровую. «Многие испытуемые понимали, что большая интенсивность лучей, проходящих через эти ткани, есть нечто, причиняющее вред организму, но считали, что поставленная перед ними цель — разрушить опухоль — необходимым образом требует этого» (К. Дункер, 1965, с. 128). Лучи должны обладать противоположными свойствами: разрушать и не разрушать одновременно. Однако первоначально испытуемые не осознавали конфликтность и не могли найти правильное решение. К. Дункер подчеркивал: «Для психологии мышления едва ли существуют более важные различия между элементами проблемной ситуации, чем те, которые определяют легкость или трудность их опознания как конфликтных элементов или как материала решения» (1965, с. 199). Он вводит не просто конфликтность, но понятие противоположных свойств объекта: «например, молоток и наковальня, отец и сын, радиус и касательная. Такие функции можно назвать «реально противоположными» (К. Дункер, 1965, с. 220—221).

38

К. Дункер описал один из механизмов творчества, основанный на использовании одного и того же объекта в противоположных функциях: «В P-модели имеются две специфические функции: «сторона треугольника и противоположная ей «секущая». Именно эти функции и претерпевают изменение: секущая становится стороной треугольника, и наоборот» (1965, с. 229—230).

Если проследить основные моменты гештальт-теории мышления, то важными для нас оказываются следующие: 1) мышление возникает в проблемной ситуации, для которой характерен конфликт; 2) конфликтность может заключаться в том, что один и тот же объект должен использоваться в функции, реально противоположной; 3) конфликт может быть следствием того, что объект должен обладать одновременно реально противоположными свойствами.

Таким образом, в работах гештальт-психологов намечается, но не разрабатывается как самостоятельный, подход к анализу процесса мышления как оперированию противоположными свойствами объектов.

Идея конфликта как необходимого компонента творчества содержится в работах З. Фрейда. Он объяснял творчество как преодоление противоречия между сознательным и бессознательным. Однако остается неясным, почему возникают те или иные конкретные творческие продукты.

Идеи З. Фрейда разрабатывались многими психологами. Особый интерес представляет модификация его подхода, осуществленная в работах Э. Криса и Е. Кюби (J. W. Getzels, P. W. Jackson, 1962). Они рассматривают предсознательное как сферу свободных ассоциаций, собирания и преобразования идей, своего рода механизма, разрешающего конфликт между сознательным и бессознательным в конкретной творческой форме. Правда, и сознательное и бессознательное рассматриваются как стороны, мешающие, ограничивающие предсознательное.

Таким образом, и психоаналитическая модель творчества включает отношения противоположности и механизм их примирения с помощью предсознателъного, точнее образов предсознателъного. Видимо, образы предсознателъного должны содержать в себе противоположные свойства, чтобы разрешить противоречие сознательного и бессознательного.

Однако недостаток психоаналитического подхода связан с тем, что творчество направлено на преодоление противоположностей субъективного характера, в то время как реальный мыслительный процесс всегда направлен на решение объективных задач, связанных с преобразованием объективных ситуаций.

Ряд важных параметров мышления был выделен в тестологическом направлении изучения творческих процессов. Этот подход разрабатывался Д. Гилфордом (1965). На основании факторного анализа он построил модель

39

интеллекта, выделив в ней три группы факторов: операции, результаты мышления, содержание (Д. Гилфорд, 1965, с. 436). К факторам первой группы относятся основные виды мыслительных процессов, среди которых выделяется дивергентное мышление. Характеризуя дивергентное мышление, Д. Гилфорд выделил некоторые факторы, представляющие интерес в связи с проблемой диалектического мышления. Один из таких факторов — гибкость мышления. «Типичный тест предлагает испытуемому перечислить все возможные виды использования обычного кирпича» (Д. Гилфорд, 1965, с. 443).

При этом если испытуемый скажет, что «с помощью кирпича можно: придержать дверь, сделать груз для бумаги, заколотить гвоздь, сделать красную пудру» (Д. Гилфорд, 1965, с. 443), он получает высокий балл по гибкости мышления. Как нам представляется, параметр гибкости свидетельствует о возможности установления в объекте различных качественных особенностей или различных, качественно отличающихся способов употребления объекта. Важно то, что в параметре «гибкость» отражается не просто объект, который представляется совокупностью качественно различных предикатов, а способность мышления устанавливать в объекте различные качественно отличающиеся свойства и переходить от одного свойства к другому, которые данный объект опосредствует. Д. Гилфорд подчеркивает именно эту особенность гибкости, что отличает ее от беглости. Таким образом, гибкость мышления, видимо, характеризует качественные преобразования объекта, т. е. связана с диалектическим мышлением.

Интересен и характер понимания беглости мышления, где также можно заметить присутствие диалектических характеристик мышления. Д. Гилфорд приводит такой пример установления беглости ассоциаций: «испытуемого просят перечислить слова со значением «хороший» или перечислить слова со значением, противоположным значению «твердый» (1965, с. 443). В этом примере содержится описание беглости как способности устанавливать отношения противоположности, что также относится к диалектическим характеристикам мышления. Правда, Д. Гилфорд не анализирует сам параметр диалектичности мышления как особый, самостоятельный.

Фактор, отражающий диалектические преобразования объектов, выделен Д. Гилфордом и в продуктивном конвергентном мышлении. «Этот фактор измеряется группой тестов, которые можно определить как тесты на упорядочение объектов. Испытуемому предъявляется в беспорядке определенное количество явлений, которые имеют лучшую или худшую логическую последовательность. Это могут быть изображения, как, например, в тестах на классификацию картинок, или слова. Картинки можно взять из карикатур. Словесный тест на последовательность явлений может состоять из описания различных последовательных действий, которые

40

нужно предпринять, чтобы посадить, например, новую клумбу. Несомненно, имеются виды систем, которые обладают не временной последовательностью, и они также могут быть использованы для определения способности, связанной с оперированием системами...» (Д. Гилфорд, 1965, с. 447—448). Мы видим и в этом задании отражение диалектических трансформаций объектов, связанных с переходом объекта из одного состояния в другое. Однако диалектический переход как самостоятельная категория не анализируется, а соединяется с формально-логической классификацией.

Таким образом, характеризуя подход Д. Гилфорда к проблеме продуктивного мышления, нужно констатировать, что им выделен ряд заданий, которые можно рассматривать как тесты, направленные на изучение диалектических аспектов мышления. Однако, видимо, в силу самого эмпирического подхода, Д. Гилфорд не выделяет диалектичность в качестве самостоятельного фактора продуктивного мышления, распределяя его среди других факторов.

Большинство исследователей творческого мышления сохраняли или модифицировали факторы, выделенные Д. Гилфордом. Но среди них оставались обязательно задания на упорядочивание картин, показывающих изменение объекта; на возможности разнообразного применения одного предмета и т. п. Другими словами, среди заданий обязательно была группа субтестов, отражающих диалектические преобразования объектов (Д. Гилфорд, 1965; J. W. Getzels, P. W. Jackson 1962), но диалектичность мышления как фактор не выделялся.

В исследованиях советских психологов, посвященных проблеме продуктивного мышления, также можно встретить отдельные результаты, отражающие диалектичность мыслительного процесса.

Таким образом, на основании анализа работ, посвященных изучению творческого мышления, можно сформулировать гипотезу, что диалектическое мышление участвует в процессе продуктивных преобразований проблемных ситуаций, т. е. входит в состав творческого мышления.