2. Изменение этнической карты региона. Экономическая политика маньчжурского правительства в Синьцзяне

Особые формы приобрела национальная политика цинов в Синьцзяне. В ходе военных действия от почти миллионного народа Джунгарии осталось 30–40 тысяч человек. Все участники национально-освободительного движения в Джунгарии, члены их семей и родственники, попавшие в плен, были физически истреблены Цинами. Мирные жители, не имевшие отношения к восстанию, были розданы в рабство цинским чиновникам и военным, служившим как в Синьцзяне, так и во Внутреннем Китае. Часть мирного населения, а также ойраты, перешедшие еще до, а затем и в ходе восстания на сторону Китая, были переселены в Южную Монголию, в провинцию Ганьсу. Члены семьи и родственники джунгарского хана Даваци были поселены в Пекине, также как и семьи некоторых знатных ойратских князей.

Лишь незначительному числу ойратов было разрешено остаться в Джунгарии. Первоначально это коснулось лишь одной тысячи семей. Эти ойраты были расселены в Тарбагате, Баркуле, Ирен-Хабирге, Илийской долине и других районах Синьцзяна. Они были поделены на 16 мелких княжеств и переданы в управление кобдоского цаньцзюня.

Для заселения опустошенной территории Джунгарии и ее защите от вторжений извне маньчжурское правительство переселило сюда несколько тунгусо-маньчжурских и южно-монгольских племен, сформировав из них военные структуры – сумуны. Сибо, солоны и дауры были расселены небольшими гарнизонами в Тарбагате, Или и в других районах.

Чахары в основном размещены в северной Джунгарии, Или и Тарбагате. Причем расселение этих и других племен осуществлялось на значительном расстоянии друг от друга, что мешало их объединению и облегчало правительству подавление недовольства этих племен.

Для освоения земель и обеспечения продуктами земледелия войска и администрацию Цины насильственно переселяют в Илийский край и другие районы уйгуров Восточного Туркестана. Они были расселены главным образом в долине р. Или. Эти переселенцы, получившие название таранчи¹¹, принудительным порядком прикреплялись к земле и фактически являлись государственными крепостными. Одновременно предпринимались попытки колонизации Джунгарии гражданскими переселенцами из провинций собственно Китая – китайцами, маньчжурами и, частично, монголами.

Этнографическая карта Синьцзяна стала еще более сложной и пестрой после прихода туда в 1771 г. волжских калмыков. К границам Синьцзяна из 170–180 тысяч беглецов, добралось порядка 80–85 тысяч человек. Однако надеждам князей волжских калмыков на занятие Джунгарии и образования там самостоятельного государства не суждено было сбыться. Цинское правительство и власти Синьцзяна были встревожены прибытием столь значительной массы калмыков и сосредоточили в крае значительные военные силы, в том числе перебросив из Халхи и Внутренней Монголии. Главнокомандующий Сэбдэн Балджур имел предписание, в случае неповиновения калмыцких князей, применить силу.

Представители Илийского цзяньцзюня Иледу и присланный ему в помощь советник Шухэдэ (вскоре сменившего Иледу на посту наместника), потребовали от калмыцких князей и хана Убаши признания цинского подданства. Просовещавшись семь дней и понимая безвыходность создавшейся ситуации правители волжских калмыков были вынуждены согласиться. После чего князья были отправлены на аудиенцию к императору Хун Ли в летнюю резиденцию Жэхэ, где они были благосклонно приняты, получили подарки и были пожалованы различными пышными титулами и званиями и превращены в обычных китайских чиновниках. Осуществляя административные преобразования и расселяя волжских калмыков на территории Синьцзяна цинские власти руководствовались при этом прежде всего соображениями обеспечения безопасности края от восстаний своих новых подданных, пресечения всяких попыток их к возвращению в Россию. Прежде всего цинские власти разделили калмыков по племенному признаку: хошоуты (хошуты) были отделены от торгоутов (торгутов) и поселены отдельно. На тех и других была распространена военно-знаменная система управления и они были объединены в особые административные единицы – хошуны, все взрослое население которых с 18 до 60 лет было зачислено на военную службу. Хошун был военной структурой (дивизией), обязанный выставлять определенное количество воинов, и одновременно являлся феодальным уделом, возглавляемым дзасаком. Было образовано 16 дзасакств, объединенных в три чулгана (сейма). Помимо племенного и административного дробления калмыки были разделены по политических признакам: потомки откочевавших на Волгу в 30-е гг. XVII в. во главе с Хо-Урлюком получили по императорскому указу название «старых» торгоутов, а наименование «новых» присвоено бежавшим из Джунгарии в 50-е гг. XVIII века. Кроме того, возвратившиеся из Жэхэ князья были назначены управителями уже не своих родовых подразделений, а чужих. Во всяком случае Цины заставили поменяться улусами Убаши и Цебек-Дорджи, чтобы ослабить их влияние и власть.

Первоначально Убаши и его подвластным были отведены земли в Тарбагатае, позже они были переведены в Кашгар и поселены вглубь от границы в бассейне Большого и Малого Юлдузов, в северных предгорьях Тянь-Шаня, окруженные мусульманским населением. Там же были поселены и хошоуты. Три хошуна правнука знаменитого хана Аюки Цэбэк-Дорджи помещены в Тарбагатае в районе Хобок-сари (совр. Кобук-Сайр). В Илийском крае был размещен хошун дальнего родственника Убаши князя Момунту. Хошуну князя Бамбара отведены земли в Урумчийском округе по р. Чжиргалану. Два хошуна «новых» торгоутов были отделены от общей массы калмыков и расселены в Западной Монголии в Кобдоском округе по р. Буянту.

Этническая картина бывшей Джунгарии приобретает мозаичный характер, особенно после появления значительных масс казахов.

Установление маньчжуро-китайского господства в Джунгарии и Восточном Туркестане и имело тяжелые последствия для населения этого обширного региона: уйгуров, казахов и других неханьских народов. Цины проводили жесткую эксплуатационную политику, направленную на грабеж и ослабление региона. Такая политика определялась отсталым социально-экономическим строем самого Китая, который не стремился к тому, чтобы способствовать хозяйственному и культурному развитию своих национальных окраин. Жесткая эксплуатация населения дополнялась грубыми формами и методами национального гнета. Путем внеэкономического принуждения цинские власти заставляли местное население содержать за свой счет расквартированные в Синьцзяне цинские войска и огромный административно-бюрократический аппарат.

Для восполнения человеческих ресурсов Джунгарии после почти полного истребления ойратов, в связи с необходимостью обеспечить воинские гарнизоны продовольствием, цинские власти начали насаждать здесь на «свободных» землях китайские и маньчжурские военно-пахотные поселения, в которых применялся также труд ссыльных преступников из внутренних районов Китая. Так называемые военно-пахотные поселения насаждались и в Восточном Туркестане, но в меньшем объеме.

За исключением военных поселенцев, все выплачивали властям за землю ренту-налог или оброк. По некоторым подсчетам, каждый крестьянин – земледелец в Джунгарии кормил своим трудом трех цинских солдат, занятых исключительно военным делом. Однако с самого начала между маньчжуро-китайскими и уйгурскими поселенцами в Джунгарии существовало глубокое социальное и национальное неравенство. Поселенцы – таранчи облагались налогов в 3–5 раз большим, чем другие группы земледельцев, и должны были нести еще ряд тяжелых трудовых повинностей (строительство городов и дорог, ремонт, устройство оросительной системы).

Управление областью в полной мере было сосредоточено в руках цинской администрации, однако проживавшие в долине р. Или уйгуры имели право иметь своих чиновников – беков, которые находились в подчинении у илийского цзянцзюня.

Существенную роль в системе колониальной эксплуатации населения Восточного Туркестана и Джунгарии играла аграрная политика цинских властей. В Восточном Туркестане захватив землю ходжей, цины раздали ее вместе с находившимися на ней крестьянами – дехканами уйгурским бекам, преданным новому режиму. Поэтому военно-пахотные поселения не получили здесь такого распространения как в Джунгарии. Основными формами земельной собственности в Восточном Туркестане были вотчинное, чиновничье-помещичье и частное крестьянское землевладение. Уйгурское дехканство помимо ренты – оброка, который оставлял 10–50% урожая несло еще и различного рода трудовые повинности. Население вынуждено было сдавать цинским властям золото, медь, селитру, шафран, свинец, холст, хлопок, шелковые ткани, меха, фрукты и т.д. Особенно в трудном положении находились уйгурские семьи, которые насильственно переселялись в новые места.

На иной основе цинское правительство выстраивало отношения с кочевым и полукочевым населением Синьцзяна. Заинтересованные в поддержке со стороны казахов и киргизов, а также в разжигании межнациональной розни, маньчжуро-китайские власти «заигрывали» с родовыми правителями, часть которых была освобождена от уплаты податей. Налоговые льготы прежде всего получили бии таких киргизских племен, как черик, багыш, найман, монголдор, а также султаны и старшины таких казахских родов, как кирей и атабан. От властей они также получали различные награды( чиновничьи звания со знаками отличия, шелк, чай), привлекались к государственной службе. Часть киргизских племен, кочевавших на западных границах Восточного Туркестана (например, адыгене) были заинтересованы в поддержке цинского правительства перед лицом растущей угрозы со стороны правителей Коканда.

Практически не уделяли цины внимания экономическому развитию региона. Цинская администрация поставила под строгий контроль разработку и добычу недр. Начавшаяся добыча свинца и железа велась исключительно в военных целях, строго контролировалась добыча яшмы и золота. Захватив контроль над важными торговыми путями Центральной Азии, цинское правительство не воспользовалось этим обстоятельством в интересах Синьцзяна. Напротив, оно препятствовало расширению внешнеторговых связей региона, что вытекало из общего изоляционистского курса правителей цинского Китая. Так, после завоевания Джунгарии и Восточного Туркестана. Цины стремились прервать традиционно сложившиеся хозяйственно-экономические связи этих областей с Сибирью. По указам императора Цяньлуна в 1768 и 1790 гг. прекратилась торговля русскими товарами на территории Синьцзяна. Запрет на торговлю с иностранцами относился и к деятельности британских купцов, проникавших в Восточный Туркестан или направлявших через посредников свои товары из Индии в Синьцзян. Торговая деятельность в самом Синьцзяне была монополизирована цинской администрацией. Закупка товаров и продуктов местного производства, сбыт изделий, привозимых из внутренних провинций Китая, оказались в руках местных властей. Был установлен запрет на ввоз металлических изделий, которые по мнению цинских чиновников, могли быть использованы населением для изготовления оружия. Такого рода строгая регламентация торгово-промышленной деятельности, за нарушение которой виновные несли суровые наказания (заключение в тюрьму и битье бамбуковыми палками), препятствовала развитию экономики Синьцзяна.

Таким образом с созданием имперского наместничества Синьцзян Джунгария и восточный Туркестан были превращены в военные форпосты Цинской империи на северо-западе Центральной Азии. Этому были подчинены политические и экономические мероприятия цинских властей.