Задача № 32

Администрация отказалась предоставить журналисту статистические сборники, содержащие информацию об экономике региона, мотивируя это тем, что по распоряжению главы администрации на сборниках поставлен гриф "не для печати".

Оценить правомерность отказа.

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...

...Глядя на этих запыленных, обожженных южным солнцем парней, до предела усталых и замученных, как-то не приходит на ум слово "зачистка" для определения той операции, которую они провели в селе Самашки, откуда только что вернулись. Это война, ни больше ни меньше. И говорим мы с моими собеседниками на броне бэтээра все о ней же - о войне...

"Надоело все. Об одном думаешь - скорей бы домой. Без березок белоствольных еще куда ни шло, а без мира, без семьи, без всего, что там оставил - просто тоска!"

Глаза светловолосого старлея внутренних войск мечтательно устремлены вверх, словно и небо в его родной деревне под Малоярославцем не такое, как здесь, а совсем другое - голубее, глубже, более мирное, что ли...

"В соседнее Шумятино приедешь, пивка возьмешь и обратно в свою Шубинку. Сидишь у пруда, пивко дуешь, карасиков ловишь - мелкие, подлецы, а нервишки успокаивает. А тут - пыль, все дерганые - кто обозленный, кто боится... Эх, гори оно все. Воевали б те, кто это затеял".

"А как же долг, Алексей?" - спрашиваю я.

"А что долг? Кто здесь о долге думает, когда не жить хочется, а выжить?"...