Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
ЕНИКЕЕВА Справочник по психиатрии.doc
Скачиваний:
0
Добавлен:
01.03.2025
Размер:
4.91 Mб
Скачать

Глава 16

ШИЗОФРЕНИЯ

Шизофрения — психическое заболевание, которое протекает хронически в виде приступов или непрерывно и приводит к характерным однотипным изменениям личности (дефекту) с дезорганизацией психических функций (мышления, эмоций и поведения).

Шизофрении посвящены объемные книги, поэтому описать все её сложные и многообразные проявления в ограниченном этой книги, а тем более без использовании специфической психиатрической терминологии или объяснить её простым языком, чтобы это было понятно непосвященному читателю, просто невозможно.

Поэтому здесь будут описаны наиболее общие сведения об этом заболевании для ознакомления читателя.

Слово «шизофрения» происходит от древнегреческого «schizo» — расщепляю, раскалываю и «phren» — душа. То есть, психические функции как бы расщепляются — память и приобретенные ранее знания сохраняются, а остальная психическая деятельность нарушается.

Это расстройство в качестве единого заболевания было выделено в 1896 году знаменитым немецким психиатром Э.Крепелином. Он установил, что начинающаяся в подростковом и юношеском возрасте группа наиболее злокачественных психических заболеваний быстро приводит к одинаковому состоянию, глубокому дефекту личности, и назвал эту болезнь «dementia praecox» — раннее слабоумие.

До Э.Крепелина в 1852 году подобные расстройства описал бельгийский психиатр Б.Морель, который назвал их «demence precoce» .

В.Х.Кандинский в 1887 году описал заболевание под названием идеофрения, а С.С.Корсаков в 1891 году — под названием дизнойя. Уже в то время отечественные психиатры отмечали у больных симптомы, которые относятся к основным симптомам шизофрении — эмоциональные и волевые нарушения, бессвязность речи.

Само название «шизофрения» было дано в 1911 году швейцарским психиатром Э.Блейлером, который описал под этим названием группу психозов. В отличие от Э.Крепелина, он считал, что шизофрения не обязательно возникает в молодые годы, а может развиваться и в зрелом возрасте . Э.Блейлер отметил, что при шизофрении возможны стойкие улучшения и благоприятный исход даже без лечения.

Если Э.Крепелин сузил рамки шизофрении, описав лишь наиболее злокачественные её формы (в психиатрии они называются «ядерными»), то Э.Блейлер , наоборот, чрезмерно расширил её рамки и отнес к шизофрении хронический алкогольный галлюциноз, старческий бред ущерба, маниакально-депрессивный психоз и даже невротические синдромы.

Все эти исследования положили начало учению о шизофрении, а название Э.Блейлера сохранилось до наших дней, и иногда шизофрению называют болезнью Блейлера.

У психиатров разных стран до сих пор нет единой точки зрения на шизофрению. В некоторых странах к шизофрении относят только самые злокачественные формы, в некоторых вообще отрицают её как единое заболевание. Наиболее полное учение о шизофрении создано отечественными психиатрами.

Шизофрения относится к эндогенным заболеваниям («эндо» — изнутри, внутренний, «экзо» — внешний, наружный).

В отличие, от так называемых экзогенных заболеваний, которые вызваны внешним отрицательным воздействием, например, черепно-мозговой травмой, инфекционным заболеванием, интоксикацией и прочими, при шизофрении таких явных внешних факторов нет. Отсюда и название «эндогенное заболевание», то есть развивающееся как бы изнутри, аутохтонно, без внешнего воздействия.

Хотя иногда первый приступ шизофрении может развиться после какой-либо психической травмы (в таких случаях в народе говорят, что человек сошел с ума от горя), но в таких случаях «после этого» ещё не значит «вследствие этого». Это может быть простым совпадением, и в этих случаях клинической картине шизофрении психотравмирующая ситуация совершенно «не звучит», то есть, нет связи между психической травмой и болезненными переживаниями. В других случаях психическая травма как бы спровоцировала скрытый шизофренический процесс, который даже без такой психотравмы рано или поздно проявился бы. А психическая травма лишь ускорила шизофренический процесс.

Клинические проявления шизофрении очень разнообразны. Почти все известные в психиатрии симптомы и синдромы могут наблюдаться при шизофрении.

Но несмотря на многообразие и полиморфность проявлений шизофрении, при ней всегда есть типичные проявления, общие для всех больных. Эти нарушения встречаются при всех формах шизофрении, но степень их выраженности различна. Их называют «негативными» симптомами, поскольку они отражают тот ущерб для психики больного, который наносит болезнь.

В наибольшей степени при шизофрении поражаются эмоциональная и волевая сферы.

Эмоциональное снижение.

Оно начинается с нарастающей эмоциональной холодности больных к своим родным и другим близким людям, безразличия к окружающему, безучастности к тому, что непосредственно относится к больному, утраты прежних интересов и увлечений.

В начале заболевания может быть ничем не мотивированная неприязнь к кому-либо из родных (часто к матери), хотя родные его любят и заботятся.

Безразличие к окружающему и мнению других людей может проявиться неряшливостью и нечистоплотностью в одежде и в быту.

Некоторые больные шизофренией осознают свою измененность. Они жалуются на то, что потеряли способность радоваться жизни, любить, волноваться и страдать, как раньше. То, что их теперь ничего не интересует, некоторые больные тоже осознают, но ничего не могут поделать, чтобы что-то изменить и по-другому относиться к своим близким, так как управлять ни своими эмоциями, ни поведением больной шизофренией не может.

У некоторых больных наблюдается эмоциональная амбивалентность — то есть, одновременное существование двух противоположных эмоций — например, любви и ненависти, интереса и отвращения.

Амбитендентность — расстройство, аналогичное амбивалентности, проявляющееся двойственностью стремлений, побуждений, действий, тенденций. Например, человек считает себя одновременно и больным, и здоровым, хочет услышать слова одобрения, но все делает для того, чтобы его ругали, протягивает руку за каким-то предметом и тут же отдергивает её и тому подобное.

Это может сказываться и на поведении — больной шизофренией ласкает своего ребенка или подругу и одновременно причиняет боль, после ласковых слов может без всякого повода дать пощечину, целует и щиплет или кусает.

Может быть диссоциация эмоциональной сферы — больной может смеяться, когда произошло печальное событие или плакать при радостном событии.

Больные могут быть равнодушны к горю своих родных, тяжелой утрате и печалиться, увидев растоптанный цветок или больное животное.

Все эмоциональные проявления ослабевают. Вначале бывает уплощение , притупление эмоций, а затем развивается эмоциональная тупость.

Эмоциональная тупость — это недостаточность (бедность) эмоциональных проявлений, равнодушие, безразличие к своим близким, утрата эмоциональной откликаемости на горе, печаль и неприятности других людей, в том числе и родных, огрубление чувств. Утрачивается интерес и к самому себе, своему состоянию и положению в обществе, отсутствуют планы на будущее. Это состояние необратимо.

Клинический пример.

Леонид Н. 42 года. Женат, двое детей. Образование высшее. Не работает.

На его амбулаторной карте психоневрологического диспансера и в истории болезни стояли две большие буквы, выведенные красным карандашом «С.О.», что означает — «социально опасен». Это было связано с тем, что в возрасте 28 лет Леонид хладнокровно убил человека, как он сам говорил, «по политическим мотивам». Была проведена судебно-психиатрическая экспертиза и, как и все больные шизофренией, Леонид был признан невменяемым. Он пробыл длительное время на принудительном лечении в психиатрической больнице, а затем его выписали. Но позже он поступал неоднократно.

Внешне это был вежливый, корректный, хорошо воспитанный человек, интеллектуал и в прошлом прекрасный специалист в области физики.

Но в 27 лет неожиданно для всех он бросил работу, успешную карьеру и стал диссидентом. В бывшие советские времена он ходил на демонстрации вместе с другими диссидентами, нес плакаты и политические лозунги, клеймил и призывал, протестовал и против чего-то боролся, но я так и не смогла понять, за что же он борется и зачем. По-моему, он и сам этого не понимал, хотя мог с жаром часами резонерствовать на политические темы, оседлав любимого конька.

Объект рассуждений он выбирал произвольно или же на конкретный вопрос, например, почему он совершил убийство, пускался в пространные рассуждения, задавая сам себе вопросы и сам на них отвечая, или что-то доказывал, обобщал и устанавливал собственные закономерности, причем рассуждения и доказательства были весьма далеки по смыслу от заданного вопроса. Резонерствовать он мог на любую тему, но больше всего любил говорить о политике. Высказывания его были абсурдными и нелогичными, но доказать это больному шизофренией и переубедить его невозможно, так как у них своя, «кривая» логика.

С 27-летнего возраста он нигде не работал и все время проводил в своей борьбе «с советским строем», в то время как дома у него оставались двое детей и жена, которая после того, как Леонид совершил убийство, боялась его панически.

Он не только сам не зарабатывал для семьи, но мог преспокойно съесть обед, который жена приготовила для детей, ничего не оставив детям, мог забрать все деньги из дома для своих нужд, оставив семью без гроша, а жена боялась даже слово ему сказать.

По закону ему полагалась отдельная комната (все больные шизофренией имеют право на жилищные льготы), и он занимал большую и удобную комнату, а жена с двумя детьми ютилась в девятиметровой комнате, где помещались кушетка, платяной шкаф и письменный стол, на котором дети делали уроки. Дети, семнадцатилетний сын и четырнадцатилетняя дочь, спали вдвоем (!) на кушетке, а жена на полу, так как места, чтобы поставить кровать для нее, в комнате не было.

Утром, пока Леонид спал, вся семья ходила на цыпочках, боясь разговаривать, чтобы не разбудить отца, мать быстро кормила их завтраком и отправляла в школу, а сама уходила на работу.

Выспавшись и позавтракав, Леонид отправлялся к своим приятелям-диссидентам. Если его не было дома, вся семья вздыхала свободно, но в его комнату, где стояли телевизор и шкаф с книгами, они входить боялись.

Когда он вечером возвращался, вся семья тихо сидела в своей комнате, боясь выйти даже в туалет. Только когда он, поужинав тем, на что он сам не заработал, ложился спать, они могли прошмыгнуть в туалет или умыться перед сном.

Иногда он приходил со своими единомышленниками, и тогда жена кормила всех ужином, боясь сказать лишнее слово. Спиртного он совершенно не пил.

Если он желал интимной близости с женой, он входил в их комнату и, поманив её пальцем, ни слова ни говоря, уходил. Замирая от ужаса, его жена покорно шла в его комнату, ложилась, он совершал половой акт, и она уходила. За все это время они могли не перемолвиться ни единым словом. Жену он называл «беспросветной дурой», хотя она кандидат технических наук. Так они жили годами.

Почему бедная женщина многие годы терпела такое и не развелась с ним — уму не постижимо. Мало того, что она сама стала невротичной, вздрагивала от малейшего шороха и боязливо оглядывалась, в такой обстановке росли и дети.

Детям тоже требовалась помощь психиатра. В 14 лет сын впервые оказался в подростковом отделении психиатрической больницы и затем поступал ещё дважды. Дочь дважды убегала из дома. В 12-летнем возрасте её изнасиловал брат и потом постоянно принуждал к сожительству, а мать ни о чем не знала.

Жена рассказывала, что Леонид всегда был равнодушным, замкнутым и отчужденным, но тем не менее, родила от него двоих детей и продолжала с ним жить.

В семейной жизни он не кричал, не скандалил, говорил всегда ровным, монотонным голосом, но был холоден, высокомерен и ко всему безразличен. Ни одно из переживаний жены не находило отклика в его душе. Если она была чем-то огорчена, плакала и взывала к его сочувствию, он спокойно заявлял, чтобы она прекратила истерику, иначе он уйдет, даже если у жены были крупные неприятности. Даже когда она тяжело болела и умерла её мать, он не проявил участия.

Так же равнодушен был он и к детям. Он ни разу не навестил жену, когда она лежала в роддоме, не приносил передач. Когда жена спросила его, какое имя дать первенцу, он равнодушно пожал плечами: «Какое хочешь, мне все равно, это же твой сын». Если дети болели, кашляли, капризничали или плакали и мешали ему работать или читать, он спокойно говорил жене: «Уйми своих детей». Жена в молодости обижалась на такие слова, говоря, что это и его дети тоже, а он заявлял: «Я лишь принимал участие в оплодотворении, все остальное твое». Когда жена лежала в больнице, он мог преспокойно отправиться по своим делам, оставив маленьких детей дома одних.

Когда он после совершения убийства находился в психиатрической больнице, жена повеселела и воспряла духом. В присутствии мужа дома была такая тяжелая, гнетущая обстановка, что в его отсутствие она почувствовала себя свободной, а когда он вернулся, все вновь повторилось. Только когда он снова ложился в психиатрическую больницу, они были свободны от навязанного им образа жизни.

Его жена говорит, что у неё совершенно безвыходное положение. Муж является ответственным квартиросъемщиком и категорически не согласен на размен квартиры. Жене он говорит: «Если тебе не нравится эта квартира, можешь уходить, лично мне она нравится, и я не собираюсь менять её на другую».

Поскольку все права на его стороне, и он имеет право на льготы, то у неё нет никаких шансов на нормальный размен квартиры. Но он не хочет никакого размена. А принудить его никто не может. Государственную квартиру ей тоже никто не дает.

Отчаявшаяся женщина ушла от него вместе детьми, жила у своих родителей, у которых небольшая однокомнатная квартира, в которой им пришлось жить впятером, и это тоже было очень тяжело. Она снимала комнату и скиталась с детьми по чужим углам без всякой надежды на какую-либо перспективу получить приличное жилье для себя и детей.

Тем не менее, пока больной не совершил преступление и ему не установили диагноз, никто даже и не предполагал, что он болен шизофренией.

Эмоциональное снижение сказывается на всем облике больного, его мимике и поведении.

Лицо утрачивает выразительность и мимику, вместо нормальных мимических реакций могут быть нелепые гримасы или несоответствие мимики словам больного и его поведению. В совершенно неподходящей ситуации больной может нелепо хихикать и посмеиваться.

Голос больных становится монотонным, невыразительным. С одной и той же интонацией больной может говорить и о смерти близкого человека , и о радостных событиях своей жизни.

Нарушения волевой деятельности

Одновременно с эмоциональным, может происходить и волевое оскудение. В самых выраженных случаях волевые нарушения называются абулией ( дословно абулия означает безволие).

Абулия ( от греческого «bule» — воля, «а» — отсутствие, отрицание) — частичное или полное отсутствие побуждений к деятельности , утрата желаний, в выраженных случаях — полная безучастность и бездеятельность, прекращение общения с окружающими.

На начальных этапах абулия проявляется падением активности, бездеятельностью, падением интереса ко всему. Вначале происходит «падение энергетического потенциала» и утрата побуждений к действиям. Больные забрасывают учебу или работу, запускают все домашние дела, не могут приняться ни за одно дело, никак не могут собраться. чтобы выполнить хотя бы самые неотложные дела.

При утяжелении абулии больных ничто не волнует и не интересует, у них отсутствуют реальные планы на будущее, они не проявляют интереса к своей дальнейшей судьбе, им все безразлично. Окружающее тоже не привлекает их внимания, больные целыми днями молча и безучастно лежат в постели или сидят в одной позе. Они перестают элементарно обслуживать себя, не моются, естественные надобности справляют под себя или где попало.

При сочетании абулии с апатией говорят об апато-абулическом синдроме, при сочетании с обездвиженностью — об абулически-акинетическом синдроме.

Аутизм — (от греческого «autos «— сам) — утрата контактов с окружающими, уход от действительности в свой внутренний мир, в свои переживания.

Аутизм проявляется уходом больного в себя, отгороженностью от окружающего внешнего мира, изменением отношения больного к людям, утратой эмоционального контакта с окружающими.

Это не просто замкнутость, которая бывает при шизоидной психопатии и некоторых других личностных расстройствах. Аутистичным на ранних этапах шизофрении может быть и человек, формально контактирующий с окружающими, но в свой внутренний мир он никого не пускает, и его внутренний мир закрыт для всех, включая самых близких больному людей.

При выраженном аутизме теряются все прежние связи с друзьями, знакомыми и родными.

В тяжелых случаях возникает недоступность — невозможность контакта с больным, обусловленная наличием у него психических расстройств (негативизма, бреда, галлюцинаций, расстройств сознания).

Негативизм (от латинского «negativus» — отрицательный ) — бессмысленное противодействие, немотивированный отказ больного от любого действия, движения или сопротивление его осуществлению.

В широком понимании негативизм — это отрицательное отношение к воздействиям внешней среды, отгораживание от внешних впечатлений и противодействие идущим извне стимулам.

Негативизм бывает пассивный, когда больной не выполняет то, о чем его просят, или сопротивляется попытке изменить позу, положение тела, например, врач хочет взять прижатую к телу руку больного, а он ещё больше прижимает её к телу. Или больной пассивно сопротивляется попытке накормить его, крепко сжимая зубы и губы.

Пассивный негативизм может сочетаться с пассивной подчиняемостью.

При активном негативизме любые просьбы или инструкции вызывают противодействие — например, больному протягивают руку для рукопожатия, а он прячет свою руку за спину, а как только врач убирает руку, больной протягивает свою. При обращении к больному он натягивает одеяло на голову.

При парадоксальном негативизме действия больного противоположны просьбам и инструкциям. Например, врач просит его подойти поближе, а он выходит из кабинета.

Речевой негативизм проявляется мутизмом.

Мутизм (от латинского «mutus» — немой) — Нарушение волевой сферы, проявляющееся в отсутствии ответной и спонтанной (то есть произвольной) речи при сохранении способности больного разговаривать и понимать обращенную к нему речь.

Формальные нарушения мышления

Нарушения мышления при шизофрении называются формальными, так как они касаются не содержания мыслей, а самого мыслительного процесса. Прежде всего это затрагивает логическую связь между мыслями.

На поздних этапах логическая связь утрачивается даже в пределах одной фразы. В самых тяжелых случаях наблюдается разорванность мышления, что проявляется и в разорванности речи — речь больных состоит из сумбурного набора отрывков фраз, совершенно не связанных между собой («словесная окрошка»).

В менее выраженных случаях наблюдается «соскальзывание» мыслей — лишенный логики

переход от одной мысли к другой, что сам больной не замечает.

Нарушения мышления выражаются и в неологизмах ( от «нео» — новый, «logos» — речь, учение) — новообразование, придумывание новых вычурных слов, которые понятны только самому больному, но непонятны окружающим.

Диапазон неологизма может быть от придумывания нескольких слов до создания больным шизофренией собственного языка.

Неологизмы бывают пассивные, несистематизированные, состоящие из бессмысленных звукосочетаний и конгломератов из частей разных слов, и активные, возникающие вследствие искаженной мыслительной переработки слов и всегда что-то значащие для больного. Активные неологизмы бывают основой для создания больным своего языка, который понятен только ему одному.

Нарушением мышления при шизофрении является и резонерство — бесплодные рассуждения на посторонние темы, которые могут не иметь никакого отношения к больному.

Объект рассуждательства выбирается произвольно или же в процессе беседы на конкретный вопрос врача больной может пуститься в пространные рассуждательства со сверхобобщениями по пустячному поводу , задавая сам себе вопросы и сам на них отвечая или что-то доказывая и устанавливая собственные закономерности, причем рассуждения и доказательства могут быть весьма далеки по смыслу от заданного вопроса, на который можно было бы ответить одной простой фразой.

Больной шизофренией может резонерствовать и совершенно не в плане заданного вопроса — это может быть при соскальзывании мышления, когда больной начинает одну мысль и без всякой внутренней связи переходит к другой мысли, и уже на новую тему начинает резонерствовать .

Частыми темами резонерских рассуждений являются философские или ещё какие-либо глобальные темы, которые не имеют к нему ни малейшего отношения, да и он сам не собирается что-либо предпринимать, и все его рассуждательства бесплодны. Но больной может резонерствовать и на совершенно пустяковую тему, которая даже не стоит того, чтобы о ней так долго и пространно говорить.

Нарушение мышления проявляется и в искажении процесса обобщения, которое осуществляется по несущественным признакам.

Могут быть и такие нарушения как неуправляемый поток мыслей, внезапные перерывы или «обрыв» мыслей, или два параллельно текущих потока мыслей.

На начальных этапах нарушения мышления ещё не заметны, и их можно установить только с помощью специальных тестов.

Помимо этих, наиболее общих для всех больных шизофренией негативных симптомов, наблюдается и так называемая продуктивная симптоматика — то есть, продукция болезненных проявлений — бред, галлюцинации, псевдогаллюцинации, аффективные нарушения, кататонические, гебефренные и иные расстройства и помрачение сознания. Уже из самих названий этих терминов видно, что это область — лишь для специалистов, а не для популярной литературы.

Сочетание продуктивной симптоматики с негативной приводит к образованию характерных для шизофрении синдромов с закономерной динамикой.

Шизофрении свойственна прогредиентность — то есть, неуклонное нарастание, прогрессирование и усложнение симптоматики. Степень прогредиентности может быть различной — от вялотекущего процесса до злокачественно-прогредиентных форм.

Шизофрению называют процессуальным заболеванием, шизофреническим процессом, так как происходит постоянная динамика, развитие симптомов шизофрении — процесс.

Развитие шизофренического процесса, особенно выраженных, прогредиентных форм, приводит к искажению или утрате прежних социальных связей, снижению психической активности, нарушениям поведения. Из-за этого наступает значительная дезадаптация (нарушение приспособления) больных в обществе.

Клинический пример.

Маргарита М. 45 лет. Не замужем. Образование высшее. Историк.

Мать работала учетчицей на фабрике, отец был со странностями — имея образование бухгалтера, в 35 лет он вдруг бросил работу и стал сторожем садового кооператива и круглый год жил в своей сторожке за городом, с семьей практически не виделся.

Маргарита с детства необщительная, замкнутая. В школе её не любили.

Хотя она была из семьи невысокого социального уровня, уже с детства Маргарита отличалась по своему интеллектуальному развитию и от родителей, и от сверстников. Даже учителей она порой поражала своими глубокими знаниями.

Она много читала, прочла все книги из домашней библиотеки соседа-профессора. У него не было детей, и Маргарита часто бывала в его доме, её любила и жена профессора. Потом она записалась в Ленинскую библиотеку и проводила там все свободное время.

Деньги, которые давала ей мать на школьные завтраки, копила и тайком от неё покупала в букинистических магазинах подшивки дореволюционных журналов, библиографические редкости. Она завела свою картотеку, в которую записывала исторические факты. Мать удивлялась, зачем ей это нужно, настаивала, чтобы дочь пошла погулять с ребятами на улице, но Маргарита говорила, что ей жаль тратить время на такую ерунду.

К одежде и своей внешности она была совершенно равнодушна. Отказывалась от вещей, которые считались модными, заявляя, что не хочет быть, как все. Даже будучи школьницей, она носила юбки до середины икры. Внешне она всегда выглядела старше своих лет. В школе её звали «барышней-крестьянкой» и смеялись, что она много о себе «воображает», а её отец — сторож.

У Маргариты была привычка никогда не смотреть собеседнику в лицо. Даже обращаясь к кому-либо, она смотрела поверх головы собеседника. Маргарита не была высокомерной, но выглядела отрешенной от окружающего, погруженной в свои мысли.

Сверстники говорили, что она «не от мира сего». Но даже их насмешки Маргариту не задевали. Она не реагировала на их шутки, смотрела на своих обидчиков безразличным взглядом, как будто не видела их, как бы сквозь них. Со временем её оставили в покое, никто не предлагал ей дружить.

После окончания школы Маргарита поступила на исторический факультет, и всегда считалась лучшей студенткой на курсе. Когда ей предложили стать старостой курса, она отказалась. Она не была даже в комсомоле, хотя её часто упрекали за это. Но Маргарита спокойно отвечала, что «быть в толпе» она не желает.

Мужчинами она совершенно не интересовалась. В принципе ей было безразлично, кто её собеседник, мужчина или женщина, она была одинаково закрыта и для тех, и для других. Она никогда не рассказывала о себе, и в институте о её личной жизни никто не знал.

Она не была молчуньей, могла с увлечением говорить на интересующие её темы по истории 18-19 веков и знала многое, о чем не знали даже преподаватели. У неё была богатая, образная речь, она часто употребляла слова и выражения, давно вышедшие их обихода и принятые в прошлом веке, но это ни у кого не вызывало улыбки, в её устах это звучало вполне естественно. В институте поговаривали, что Маргарита «дворянских кровей», хотя и отец, и мать не только не были аристократами, но даже не были интеллигентными людьми. Уже на четвертом курсе ей доверяли читать лекции и вести семинарские занятия со студентами младших курсов, и на них приходили даже преподаватели.

После окончания института неожиданно для всех она устроилась на работу в архив, хотя ей предлагали остаться в аспирантуре и прочили большое будущее. Но к её странностям все привыкли и знали, что уговаривать её бесполезно.

Мать не раз заговаривала с Маргаритой, что пора устраивать свою жизнь, выйти замуж, но та отмалчивалась, не возражая и не соглашаясь. Мать пыталась сама проявить активность, приглашала в дом гостей, среди которых были неженатые мужчины с её работы, или уговаривала приятельницу прийти к ним с сыном примерно того же возраста, что и Маргарита, но та даже не выходила к гостям или уходила из дома, хотя мать потом ссорилась с нею, что дочь поставила её в неловкое положение перед гостями.

С возрастом она становилась все более и более странной. Одной из её странностей было то, что она предпочитала одежду темных тонов, часто носила все черное, даже летом, и те, кто недостаточно хорошо знал, думали, что Маргарита в трауре и говорили при ней шепотом. Причем, все её платья были примерно одного фасона — прямые, бесформенные, неприталенные. Она была очень худой, а платья покупала почему-то на два размера больше, и они болтались на ней, как на вешалке.

Однажды мать подарила ей на день рождения нарядное шелковое платье, так как всегда критиковала стиль одежды Маргариты — она его называла «одеждой плакальщицы на похоронах». Вначале Маргарита категорически отказалась его надеть, так как, по её мнению, расцветка была слишком кричащей, а юбка была чуть выше колена. Но мать обиделась, что дочь не одобрила её подарок и уговорила примерить. Весь день Маргарита рассматривала себя в зеркале со всех сторон, ей казалось, что юбка просвечивает. Маргарита становилась напротив окна и смотрела в зеркало, не просвечивают ли ноги, пока её мать не вскричала в сердцах: «Да кому нужны твои тощие ноги! Подумаешь, кто-то их увидит — убудет от тебя, что ли? Может, хоть обратит на тебя внимание какой-никакой мужчина!»

Но Маргарита согласилась одеть новое платье только с нижней юбкой. Мать её пришла в негодование — кто же одевает плотную нижнюю юбку под легкое летнее платье! Но Маргарита настояла на своем и действительно стала выглядеть нелепо, так как из-под шелка топорщились складки нижней юбки. На работу в этом платье она пошла с таким несчастным видом, как будто её вели на казнь, пыталась постоянно одернуть юбку, садясь в транспорте, натягивала её на колени. Придя на работу она все же не смогла пересилить себя и надела сверху синий сатиновый халат, в котором обычно протирала стеллажи. Больше она это платье не надевала и ходила в своей привычной бесформенной темной одежде без намека на женственность.

Однажды ей пришлось проходить флюорографию. Рентгенологом был мужчина. Маргарита этого не знала, так как пока она раздевалась возле стула, на который ей указала медсестра, он был в смежном кабинете. Раздевшись до пояса, но прикрываясь одеждой, Маргарита направилась к аппарату для флюорографии. И в этот момент вышел врач. От ужаса Маргарита присела на корточки, судорожно пытаясь прикрыть грудь. Врач жестом показал, куда ей пройти и сел на свое место. Она не двигалась, вся сжавшись в комок. Врач повторил приглашение, вышла медсестра и пыталась поднять Маргариту с пола, но та вцепилась в неё и наотрез отказалась. Только после того, как врач, пожав плечами, вышел из кабинета, Маргарита встала с пола, но отказалась от флюорографии и ушла.

Чем старше она становилась, тем нелепее себя вела, когда был риск, что кто-то увидит её обнаженной. В своей комнате она повесила плотные шторы, а перед тем, как переодеться, ещё раз придирчиво осматривала, не осталось ли хоть маленькой щели между шторами. И даже после этого, она отходила в самый дальний угол комнаты, который не просматривался, и к тому же выключала свет.

Ей казалось, что за ней кто-то может наблюдать из дома напротив, когда она переодевается, поэтому она обзавелась биноклем и перед тем, как переодеваться, внимательно рассматривала в бинокль все окна и балконы противоположного здания. Застав её за этим занятием, мать швырнула бинокль с балкона, сказав, что дочь «совсем спятила», если начала подглядывать за соседями, но та возражала, что она за ними не подглядывает, а просто смотрит, не подглядывают ли за ней. На что мать сказала: «Ну тогда ты точно помешалась! Если бы подглядывала, это ещё куда ни шло, хоть на чужую жизнь посмотришь, коли своей нет. А кто будет за тобой-то подглядывать! Кому нужна твои «прелести» и тощая фигура — хоть спереди, хоть сзади, как доска. Тоже мне — звезда стриптиза! Если бы на тебя кто позарился и стал подглядывать — радоваться должна была бы».

Маргарита занавесила даже маленькое окно в ванной, хотя оно было под самым потолком, а квартире никого, кроме неё и матери не было. У себя в комнате она запиралась на ключ, а замочную скважину занавешивала полотенцем.

Она жаловалась матери, что за ней подглядывает сосед. Мать недоумевала, ведь квартиры разделены стеной, к тому же сосед — алкоголик, у него совсем другие проблемы. Но Маргарита повесила на стену, граничащую с квартирой соседа, ковер, но и это её не удовлетворило. Она заявляла, что сосед дрелью просверливает в стене дырки, и каждый вечер придирчиво обследовала все участки стены.

Мать Маргариты обратилась за консультацией в связи со странностями поведения дочери. Сама Маргарита на прием не пришла.

Исход шизофрении раньше был один — дефект, дефектное состояние с выраженным апато-абулическим синдромом, поскольку лечить это заболевание психиатрам прошлого века было нечем.

Но современная психиатрия располагает широким спектром психофармакологических средств, которые оказывают влияние на все психические нарушения при шизофрении.

Поэтому у психиатров сейчас большие возможности по лечению, реабилитации и реадаптации больных шизофренией.

Немало случаев, когда после перенесенного приступа у больных наблюдались ремиссии по 10-25 лет, когда они могли успешно работать, занимаясь высокопрофессиональной. в том числе и творческой деятельностью.

Помимо прогредиентных форм шизофрении, есть и другие, менее прогредиентные ( малопрогредиентные, мягкие), когда больные даже не нуждаются в помещении в психиатрическую больницу, а могут принимать психотропные препараты в амбулаторных условиях, то есть, находясь дома, под контролем участкового психиатра.

Поэтому мнение, что шизофрения — это фатальное, неизлечимое заболевание — глубоко ошибочно. Любой психиатр скажет, что шизофрения лечится, не в том смысле, что она полностью излечима, а в том, что с помощью правильно подобранного лечения можно достичь послабления болезни, исчисляемого годами и десятилетиями.

Даже терапевты и невропатологи вряд ли могут похвастаться такими успехами, так как от гастрита, колита, язвенной болезни, стенокардии, гипертонической болезни и десятков других заболеваний многие люди лечатся годами без особого результата.

А шизофренический процесс, как и любое другое хроническое заболевание, может протекать с обострениями и послаблениями (ремиссииями). Причем, во многих случаях в ремиссии нет никаких психических нарушений, и больной трудоспособен и хорошо адаптирован.

В повседневной жизни каждый из вас имеет дело со многими больными шизофренией, о которых вы даже и не подозреваете, что они больны и регулярно принимают так называемое поддерживающее лечение, которое больным всегда назначают после перенесенного приступа для предотвращения возникновения нового приступа.