Глава 3.

О ДОПУСТИМОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ

«ЭКОНОМИЧЕСКИХ» КАТЕГОРИЙ

В ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ

1. Примеры использования «экономических» категорий в психологии

Как правило, психологи «брезгуют» или «стесняются» говорить о личности, о душе на языке «купли-продажи»... Хотя многие психологи, интуитивно понимая неизбеж­ность отражения обменных (экономических) отношений, все равно используют категории и объяснительные схемы, так или иначе связанные с количественной оценкой лич­ности человека и его «меновой стоимости» на «рынке личностей».

Например, Э. Берн, рассматривая эмоциональные предпосылки иллюзий и соответствующих им жизненных сценариев, говорит о специфических «психологических «купонах», которые являются своеобразной «валютой» трансакционного рэкета». При этом «психологические «купоны» чаще всего используются так же, как и коммер­ческие», — считает Э. Берн (Берн, 1988, с. 247). «Те, кто ждет Санта Клауса, обычно собирают комплименты, под­тверждающие их хорошее поведение или «муки», чтобы возбудить к себе сострадание, — отмечает далее Э. Берн. — Те, кто ждет смерти, «коллекционируют» «купоны» вины, как бы играя со смертью, чтобы показать, что встретят ее с благодарностью. Иллюзии можно сравнить с магазина­ми, в которых обмениваются «купоны»... (Берн, 1988, с. 253).

А. Менегетти, рассуждая о воздействии современной рекламы на личность, фактически также использует эко­номические категории: «...витрины обворовывают эстети­ческий и духовный мир всех прохожих, они открыто провоцируют, призывая людей зайти и обменять на какой-нибудь товар часть своего достоинства» (Менегет­ти, 1996, с. 43).

Как отмечала К. Хорни, «мы живем в культуре сопер­ничества и индивидуалистичности», когда одной из задач психолога является «оценить ту личную цену», которую

16

17

люди вынуждены платить за экономические и техничес­кие достижения нашей культуры (Хорни, 1982, с. 103).

Другой исследователь — Дж. Хоманс говорит о соци­альном поведении как об «обмене ценностями как мате­риальными, так и нематериальными, например, знаками одобрения или престижа», считая вполне возможным «приблизить социологию к экономической науке» (Хо­манс, 1984). В частности, рассуждая о «статусной конгру­энтности» работающей группы, Дж. Хоманс говорит: «За­работная плата — это ясно, вознаграждение; ответствен­ность можно рассматривать, хотя это и менее очевидно, как стоимость» (там же, с. 89).

Рассматривая психотерапевтические подходы к по­строению индивидуальной биографии для человека, нахо­дящегося «в середине жизни», Б. Ливехуд отмечает, что «эту ситуацию можно сравнить со вступлением во владе­ние каким-либо делом», ведь в этом возрасте у человека уже накапливаются определенный опыт и проблемы («долги»). Построение перспективы будущего рассматри­вается как некое «предприятие», за которое пациент несет ответственность, и задачей психотерапии становится «разработка стратегии на последующие годы с помощью имеющегося капитала... и определенных долгов, которые должны быть погашены». «Получать прибыль, завоевы­вать новое состояние — это важнейшая терапевтическая цель для данной группы пациентов», — пишет Б. Ливехуд (Ливехуд, 1994, с. 193).

Е.А. Климов также фактически употребляет экономи­ческие категории, говоря о «психофизиологической цене» за успешность и реализацию того или иного профессио­нального пути как об одном из важнейших критериев эффективности профконсультационной помощи (Кли­мов, 1983, с. 81).

В последнее время популярны различные концепции кадрового менеджмента, управления персоналом и т.п. Сама идея оценки денежной стоимости работника уже давно волнует разных исследователей. Например, родона­чальник английской политэкономии В. Петти еще в XVII веке писал, что «ценность основной массы людей, как и земли, равна двадцатикратному доходу, который они при­носят» и, по его оценкам, стоимость каждого жителя Англии составляла в среднем 80 фунтов стерлингов... В нашем столетии были присуждены две Нобелевские

премии в области экономики за разработку «теории чело­веческого капитала» — Т. Шульцу в 1979 г. и Г. Беккеру в 1992 г. При этом их разработки активно используют и психологи (менеджеры по персоналу), работающие в со­лидных организациях. Сам «человеческий капитал» — это «имеющийся у каждого запас знаний, навыков, мотива­ций», а «инвестициями в него (в работника — Н.П.) могут быть образование, накопление профессионального опыта, охрана здоровья, географическая мобильность, поиск ин­формации» (см. Управление персоналом, 1998, с. 106).

В своей книге «Тайное значение денег» Клу и Клаудио Маданес убедительно показывают, какое значение играют деньги в семейных отношениях и как важно учитывать роль денег в оценке и психотерапии этих отношений. «Деньги — это разновидность энергии, движущая сила нашей цивилизации», — пишут известный семейный психотерапевт и его брат — экономист (см. К. Маданес, К. Маданес, 1998, с. 9).

Наконец, психодиагностика также претендует на то, чтобы «объективно» оценивать человека и даже «просчи­тывать» его личность, выстраивая всякие «личностные профили», «портреты» и т.п. Правда, известно, что сами психологи не любят, когда кто-то пытается оценить их творческий потенциал с помощью тестов и опросников. А некоторые психологи откровенно сомневаются в эф­фективности тестовой оценки человека: «Я предпочитаю определять коэффициент интеллектуальности не с помо­щью тестов, а по выражению лица, — пишет В.П. Зинчен-ко, — несмотря на огромные усилия по установлению валидности тестов, многие из них так и остаются инва­лидными» (Зинченко, 1995, с. 15).

Таким образом, реальность такова, что не только обы­ватели, но и специалисты-психологи со всякими оговор­ками и «расшаркиваниями» стремятся определить «цену» тому или иному человеку. Да и сами люди часто интере­суются, «сколько же они на самом деле стоят», «насколь­ко годятся они к такому-то и такому-то делу»... и все это для того, чтобы, зная «себе цену», не «продешевить» на «рынке личностей»... Более того, у многих людей есть даже тенденция к «завышению» своей реальной «цены» (чтобы получить максимальный «психологический выиг­рыш»), как и в случае традиционного бизнеса, также

18

19

ориентированного на максимальную прибыль... Но, слава Богу, так рассуждают не все люди...

2. Проблема «просчета» личностей

Идея «просчета» и оценивания личности вступает в глубокое противоречие с идеей «уникальности», «само­бытности», «неповторимости» личности. Но с помощью «просчета» личности можно оценить ее «полезность» при­менительно к какому-то делу, а также «пользу» человека для общества... Противопоставляя культуре полезности культуру достоинства, А.Г. Асмолов и М.С. Нырова пишут, что для культуры полезности характерен «культ всевидящего и всезнающего центра, задающего жизни планомерное и стабильное течение». «Культура полезно­сти — это всегда спектакль с финалом, — пишут они далее. — Жизнь же — драма без финала, и культура достоинства тоже... Потому-то и невозможно оценить другого человека в культуре достоинства, где нет готовых ответов на вопросы, где возможны разные ответы на один и тот же вопрос, и где никто не знает, как надо...» (Асмолов, Нырова, 1993, с. 7—8).

Но проблема в том, что далеко не все люди стремятся соприкоснуться с культурой достоинства, ведь намного проще, когда твоя жизнь протекает «планомерно» и «ста­бильно» и есть кто-то («всевидящий и всезнающий центр»), который готов за тебя принять важное решение и понести ответственность, если что не так... И нельзя упрекать людей за то, что они выбирают именно такой вариант своего счастья.

Более того, можно предположить, что большинство людей и не смогут ориентироваться на идеалы достоин­ства, ведь важнейшей операциональной характеристикой достоинства является феномен «просто так». «Есть такой детский мультфильм, — пишут А.Г. Асмолов и М.С. Ны­рова. — Культура достоинства начинается тогда, когда один зверек или человек, подходя к другому, протягивает ему цветок или любовь... — ни за что, просто так!.. Куль­тура достоинства — изначально диалогичная, неадаптив­ная культура, культура с установкой на понимание. Если в культурах полезности нас оценивают и судят, то в куль­турах достоинства — понимают и прощают...» (Асмолов, Нырова, 1993, с. 10).

20

Примерно о том же пишет известный отечественный драматург В. Розов, размышляя об особенностях русской души: «...русский человек в принципе не хищник. Хотя сейчас появилось хищников много. Но их и называют «новыми русскими». Русский человек не хищник. Ему нужен достаток. Есть у него достаток, он доволен. Если есть у него достаток, то подойдет к нему кто-нибудь и скажет: «Вот тебе тысячу баксов, — как сейчас говорят, — пойди сделай то-то и то-то». А он — русский человек — в ответ: «Ты знаешь, я удить рыбу собрался, я пойду рыбу ловить». Это и есть русский дух... А «новый русский» — он не пойдет рыбу ловить, а пойдет за баксами, которые ему не очень нужны, но пойдет» (Розов, 1996, с. 6).

«Новый русский» не способен поступить «просто так», он обязательно «просчитывает» все свои ходы и действует по принципу «потому что...», а в итоге — его самого легко «просчитать» и «спрогнозировать», т.е. он во многом теря­ет свою подлинную субъектность. И даже тогда, когда «новый русский» (или мафиози) «гуляет» на «широкую ногу», т.е. вроде бы «бессмысленно» транжирит огромные деньги, то и здесь он поступает согласно стереотипу «кра­сивой жизни», т.е. даже в «загуле» он не столько реализует себя, сколько действует так, «как положено» действовать в таких случаях и как действуют все подобные ему суще­ства.

Как это ни парадоксально, но для стабильности и планомерности общественной жизни больше «пользы» от «новых русских», от бандитов, проституток, мошенников, а также от массы обывателей и т.п., чем от действительно творческих людей, способных что-то делать «просто так», т.е. максимально реализовывать свое достоинство и право выбора, т.е. свое право быть субъектом. Ведь не случайно известный психотерапевт А. Менегетти написал: «Не удивляйтесь, если я скажу, что в социальную структуру входит и преступник. Преступность — тоже одна из опор­ных точек системы. Попробуйте устранить вора из нашего общества...» (Менегетти, 1996, с. 30).

Мы даже рискнем предположить, что соотношение в обществе людей, ориентированных на «полезность», т.е. предсказуемых и «просчитываемых» в целом, должно быть больше, чем подлинных субъектов своей жизнедея­тельности. Иначе общество просто потеряет стабильность. Быть может, именно поэтому отношение к «предсказуе-

2!

мому» и «просчитываемому» преступнику или обывателю более терпимое, чем к человеку-революционеру, который осмеливается быть подлинным субъектом, да еще не имея с этого никаких «дивидендов», а «просто так!», понима­ешь... Интересным подтверждением этому могут служить московские заборы в периоды обострения идеологическо­го противостояния, когда лозунги оппозиции, пусть даже несколько грубоватые и примитивные, но все-таки при­зывающие к соблюдению норм социальной справедли­вости, быстро замазывались, тогда как рядом красующие­ся матерные ругательства обычных хулиганов оставались нетронутыми...

На самом деле, ситуация не так безнадежна. Даже у самого последнего обывателя есть хоть какие-то проявле­ния настоящей субъектности, пусть даже не в основной работе, пусть об этом мало кто знает, но без которых человек вообще перестает быть человеком. Например, на работе, в общественных местах, с друзьями и родственни­ками человек.ведет себя так, как «положено», без каких-либо проявлений Субъектности, но наедине с собой он — поэт, он — герой, он — мыслитель... И именно это дает человеку возможность не «продавать» свой труд на работе целиком, а также возможность оставаться хоть в чем-то «непросчитанным»... Но одновременно это создает воз­можность оправдывать себя в случае сделки с совестью, что выражается примерно в следующей позиции: «Ведь я не всего себя целиком продал, ведь что-то во мне еще сохранилось хорошее. Значит, не так все и страшно...». Особенно большие мастера в таких самооправданиях люди образованные, с гибким и даже изворотливым ин­теллектом, склонные к рефлексии... А может, и к псевдо­рефлексии, или к недо-рефлексии...

Контрольные вопросы к главе 3:

1. Приведите примеры использования «экономических категорий» в психологии.

2. Как Вы думаете, возможны ли жизненные ситуации, которые в принципе нельзя описать в «экономических категориях»? Приведите примеры.

3. Должен ли практический психолог осуждать клиен­ та, стремящегося реализовать идеал «культуры полезно­ сти»? Почему?