Дополнительная литература

1. Зотов В. Предыстория распада (межнациональные конфликты глазами социолога) // Родина. 1994. №5. (215)

2. Игнатов В. Международная конференция в Ростове-на-Дону: безопасность и развитие регионов // Полис. 2000. №4. (215)

3. Игнатов В.Г., Бутов В.И. Южная Россия и ее регионы: современное состояние и проблемы развития. Ростов-на-Дону: МарТ, 2006. (215, 225, 334)

4. Кузнецова О.В. Региональная политика в России в постсоветское время: история развития // ОНС. 2005. №2. (215)

5. Селиверстов В. Региональная политика России: выбор новой модели // Регион. 2006. №4. (215)

6. Селиверстов В.Е. Федерализм и региональная политика в России в условиях укрепления вертикали власти / Регион. 2004. №1. (215)

7. Сергунин А. Регионализация России: роль международных факторов // Полис. 1999. №3. (215)

8. Современные проблемы геополитики Кавказа // Южно-российское обозрение. Вып.5. Ростов-на-Дону: ИППК, 2001. (225)

9. Ступин И. Хватит жить в тумане // Эксперт. 2007. №4. (215)

Часть II. История и культура казачьих сообществ юга россии

Очерк 1. Формирование и развитие Войска Донского.

Традиционная культура донских казаков.

Проблема происхождения казачества – одна из наиболее сложных в его истории. До сих пор высказываются различные точки зрения по вопросам о времени его происхождения, о его этнических и социальных корнях. Научный дискурс ведется между сторонниками автохтонной (местной) и миграционной версии. Упрощенно весь спор сводится к тому, что «автохтонники» считают казаков народом (этносом), а «миграционники» – социальной группой, сословием, возникшем на базе других (в т.ч. крестьянских) социально-этнических групп.

Теории автохтонного (местного, коренного) происхождения казачества появляются одновременно с началом изучения казачьей истории в XVIII в. В то время в российской историографии распространяется идея кавказского происхождения казаков. Г.З. Байер, считал, что предки казаков жили в Кабарде и были подчинены Тмутараканским князем Мстиславом Владимировичем в середине X в. По мнению В.Н. Татищева, запорожские казаки, впоследствии положившие начало донскому казачеству, являлись потомками кавказских черкес (черкас). А.И. Ригельман подчеркнул, что сами донские казаки считали своими предками черкес и горские народы и заявляли о своем отличии от русских людей. Многие исследователи непосредственными предками казаков считают бродников, живших на Нижнем Дону, а затем оттесненных в Среднее Подонье. Однако, этнические корни самих бродников полностью невыяснены. Оригинальную точку зрения по вопросу о происхождении казачества обосновал донской историк А.А. Гордеев. Он полагал, что формирование казачества шло на основе частей легкой конницы монгольского войска. В последнее время эта гипотеза находит все больше сторонников среди отечественных и зарубежных исследователей.

Миграционной теории происхождения казачества из беглого русского населения придерживались известные историки XIX в. С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов и др. В то же время, специально разработкой данной проблемы они не занимались, а образование казачьих поселений рассматривали, исходя из положений известной теории колонизации. Среди советских историков сложились две точки зрения на происхождение казачества. Одни из них признавали казачество частью русского народа, но отмечали этническую пестроту его рядов. Главную причину его возникновения они видели в развитии феодальных отношений в России в XVI в., в процессе закрепощения крестьян, в бегстве зависимого населения на отдаленные реки в поисках свободы. Другие пытались найти прямую связь между русским населением на Дону киевского времени и казачеством эпохи позднего Средневековья. Прямыми предшественниками казачества признавались беловежцы (В.В. Мавродин), бродники (Н.М. Волын-кин), червленоярцы (А.А. Шенников) или новгородские ушкуйники XVI в., пришедшие на Терек по Волге и Каспийскому морю. В основе этих теоретических построений лежала марксистская теория классовой борьбы.

В настоящее время существует большое количество различных теорий происхождения казачества, но ни одна из них не является общепризнанной. Одним из самых острых вопросов современного казачьего движения является проблема этнического происхождения казачества, в зависимости от решения которой, в русле тех или иных популистских, в том числе и политических пристрастий, донских казаков называют то этносом, нацией, народом, народностью, то сословием. Известный исследователь казачьего вопроса А.И. Козлов отмечает, что главный камень преткновения заключается в незнании или в сознательном искажении природы казачества. Одни рассматривают его как самостоятельную нацию, другие – как сословие, третьи – как неразрывную часть русского народа. Таким образом, современные специалисты испытывают большие трудности в определении этнической принадлежности донского казачества.

До сих пор не выяснено и первоначальное значение слова «казак». Большинство исследователей связывает его с тюркским происхождением. В монгольском языке им обозначали военного стража на границе, или свободного воина, живущего обособленно. Иногда так называли человека, который по какой-либо причине порывал со своей социальной средой, отделялся от сородичей и, лишившись скота и кочевий, становился бродягой, скитальцем. С течением времени происходит трансформация первоначального содержания. Теперь казак – это свободный, «вольный человек, удалец, отважный молодец, разбойник», добывающий себе средства к существованию, главным образом, на войнах и набегах или за счет найма на военную службу к отдельному лицу либо государству.

Предпосылки возникновения казачества связаны с внутренним развитием русского общества в период перехода от раздробленности к централизации. Одной из них стало стремление населения к плодородным землям юга, располагавшимся в бассейне Дона. Конечно, в конце XV – начале XVI вв. не могло быть и речи о заведении пашни на придонских черноземах, где существовала постоянная военная опасность. Но, несмотря на невозможность земледельческих занятий, Дон привлекал население русских окраин благоприятными условиями для разных промыслов – охотничьего, рыболовного и бортного.

Другие предпосылки были связаны с развитием социальных отношений в стране. В историографии неоднократно отмечалось, что происхождение казачества и пополнение его рядов в XVI–XVII вв. беглыми людьми в значительной мере зависело от обострения социальных противоречий в России. Между тем роль данного фактора на протяжении столь длительного периода была не так однозначна. К геополитическим предпосылкам следует отнести распад Орды, возрастание силы Московского княжества. Все эти факторы создавали благоприятные условия для проникновения и утверждения в южных степях бежавших из Руси людей, становившихся казаками.

В начале XVI в. русское правительство, занятое войной с Литвой и стремившееся сохранить мир на юге, не поощряло выход на Дон окраинного населения, опасаясь, что «заполяне» могут испортить отношения с Крымом и ногайцами, но сохранить мир не удалось. Постепенно стало выявляться стремление Турции закрепиться на Дону, что заставило русские власти пересмотреть с начала 20-х гг. свое отношение к уходившей на Дон вольнице. Не имея возможности самостоятельно там утвердиться, правительство Василия III постепенно пришло к выводу о необходимости использования казаков для борьбы с попытками Турции овладеть землями к северу от Азова. В 20-х гг. XVI в. московские дипломаты стали брать под защиту перед лицом турок промышлявшее в Диком Поле русское население. Однако, плоть до 30-х гг. татары и ногайцы имели заметное превосходство. С середины 30-х гг. XVI в. положение стало меняться. К 40-м гг. у Донских Раздор сошлись две волны переселенцев из России – рязанско-мещерская (русско-татарская), спускавшаяся вниз по Дону, и северско-путивльская (русско-украинская), шедшая по Северскому Донцу. К этому времени относятся сведения о первых казачьих поселениях – в районе Волго-Донской переволоки существовала «острога» атамана Михаила Черкашенина (1548 г.) и три-четыре городка атамана Сары Азмана (1549 г.). К 1549 г. относится и первое упоминание о донских казаках, которым Иван IV велел «крымские улусы воевати и недружбу царю делати». Об усилении казачества на Дону в середине XVI в. свидетельствовала грамота турецкого султана Сулеймана I Кануни ногайскому князю Юсуфу от 1551 г. Султан жаловался, что казаки с Азова «оброк емлют». Активно действовали они против турок и на Азовском море. После присоединения Казани и Астрахани русское правительство выражало особую заинтересованность в установлении прочного мира с ногайцами и в создании условий для безопасного судоходства на Волге. Оно начало вытеснять казаков с этой реки. Часть казацкой вольницы уходила на Дон, а также на Северный Кавказ.

Первым официальным письменным источником о Войске Донском, сохранившемся до наших дней, является грамота царя Ивана Грозного от 3 января 1570 г. о том, чтобы атаман Михаил Черкашенин и донские казаки слушали царского посла Новосильцева, едущего в Царь-Град через Дон и Азов. Именно этот царский документ донские казаки считали официальной датой образования Войска Донского. В последней четверти XVI в. численность казачества заметно возросла. К началу 80-х гг. уже существовала целая цепь казачьих городков, а в 1594 г. русский посол Д. Истленев составил список поселений донских казаков, в котором указал 31 городок по Дону, 4 по Хопру и 3 по Медведице. Не исключено существование городков по Северскому Донцу. В поселениях на Нижнем Дону уже проживали сотни казаков, осуществлявших масштабные операции на Азовском море.

Усилившееся к концу XVI в. донское казачество готово было принять активное участие в назревавшей в России Смуте начала XVII в. Донское казачество сыграло видную роль в истории России XVII в. Борьба казаков с турками и татарами шла многие годы почти непрерывно. Героической страницей в истории донского казачества является Азовское осадное сидение 1641 г., когда 7,5 тыс. казаков на протяжении четырех месяцев обороняли Азов от 100-тысячной турецкой армии. Эти события в полной мере показали силу казачьего оружия, способного противостоять огромной империи.

Донское казачество, являясь в своей основе славянским по духу и происхождению, притягивало к себе не только недовольных жизнью в России, но и в Крымском ханстве, ногайских и калмыцких улусах, Малороссии, Речи Посполитой, принимало в свои ряды всех, кто искал на донских просторах воли и казацкого счастья. Так, в 1642 г. часть калмыков официально вошла в состав донского казачества. Интересно, что казачье посольство возглавлял Степан Разин.

В период 1614–1671 гг. Войско сохраняет и развивает свое самоуправление, добровольно вступает в регулярные и стабильные отношения с Россией, оказывая ей военную и дипломатическую помощь, получая за это жалованье. Начиная с царя Федора Иоанновича и до Петра I, русские правители ежегодно посылали на Дон жалованные грамоты. Усиливающиеся союзнические связи с Россией и потребность казачества в жалованье за службу (включавшем поставки хлеба, вина, пороха, оружия) обусловили становление отношений вассалитета – зависимости. С середины XVII в. обстановка на Дону стала меняться. После принятия Соборного уложения (1649 г.) и организации сыска беглых крестьян усилился приток беглых в землю донских казаков. Из этих людей формировались отряды казачьей голытьбы. Они устраивали походы на Волгу «за зипунами», где грабили царские и купеческие караваны и рыбные промыслы. В 1666 г. впервые в отношениях между Доном и Москвой возникло требование выдачи с Дона беглых крестьян, ушедших с казаками на Хопер. Однако Войско твердо придерживалось принципа «С Дона выдачи нет» и считало его основой казачьей самостоятельности. Новый кризис в отношениях русского правительства и войска Донского совпал с началом разинского движения.

Недовольство властей вызывалось тем, что войско не воспрепятствовало выходу на Волгу казаков С. Разина. А также тем, что на Дону не было никакого наказания разинцам, вернувшимся в 1669 г. В Москве полагали, что войсковая верхушка вообще не желала бороться с казачьим воровством так жестко и решительно, как это требовалось для его искоренения. Тем не менее, даже в 1670 г., перед началом похода С. Разина вверх по Волге, правительство думало послать на Дон жалованье. После поражения разинцев под Симбирском 3–4 октября 1670 г. донские старшины впервые в истории согласились на выдачу беглых людей, так как царское правительство пообещало «простить» казаков, но потребовало «чинить промысел» над разинцами, а Стеньку и Фролку Разиных поймать и выдать в Москву. Последовавшая затем присяга Войска Донского российскому государю означала установление нового порядка во взаимоотношениях между донскими казаками и русским правительством. Был сделан решающий шаг по пути превращения казаков из вассалов русского государя в его подданных, а Дона – из вассальной республики в составную часть Российского государства, пользовавшуюся широкой автономией.

Правление Петра I выводит Россию на качественно новый этап развития – имперский. Покорение Азова и постройка крепостей в устье Дона были решающими событиями в истории донских казаков. Важнее даже царских грамот, поскольку с грамотами и указами казаки считались не всегда, но не считаться с наличием крепостей и вооруженных сил в этих крепостях, было невозможно. В 1703 г. Петр запретил казакам Войска Донского иметь сношения с окрестными народами без ведома Азовского губернатора, которому было поручено разбирать спорные пограничные вопросы между донскими и запорожскими казаками. Попытка казаков силой отстоять свою независимость во время восстания под руководством К. Булавина (1707–1708 гг.) была жестоко подавлена. Донские казаки оказались в полной зависимости от московского царя. Выборный атаман утверждался царем. 16 марта 1716 г., после учреждения Сената, Войско Донское переводилось из ведения Посольского приказа в ведение Сената, Указом от 3 марта 1721 г. дела Войска передаются из Иностранной коллегии в Военную. Постепенно ограничиваются полномочия Круга, который стал реже собираться. Теперь казаки обязаны были нести постоянную поголовную службу за свой счет (иметь собственного коня, снаряжение и вооружение), взамен их освобождали от уплаты пошлин. С 1723 г. войсковые атаманы стали назначаться только верховной властью и не зависели от Войскового круга. К тому же донцов стали использовать для присоединения, т.е. колонизации новых земель. А в связи с этим, донских казаков стали насильно переселять в различные районы России. Так, уже в 1724 г. по 500 казачьих семей было переселено с Дона на реки Агрохань и Гребень, а в 1733 г. свыше 1000 семей – на Царицынскую линию. Таким образом, Донское казачество стало базой для формирования других казачеств России.

Екатерина II продолжила наступление на казачью самостоятельность. По указу от 15 февраля 1775 г. С.Д. Ефремов (сын Д.Е. Ефремова) был официально отстранен «от должности войскового атамана» и сама эта должность стала чисто формальной. Начальником всей легкой кавалерии был назначен Г.А. Потемкин, которому подчинялись и иррегулярные казачьи формирования. Он и предложил план реформы управления Войском Донским. Потемкин назначил атамана с правами высшего военачальника и возвел его в ранг генерала. Для рассмотрения дел местного самоуправления создавалось новое учреждение – Войсковое гражданское правительство. Оно выполняло хозяйственное управление; формировало местный бюджет, сбор налогов. Гражданское правительство состояло из атамана и шести старшин, четверо из которых выбирались Войском, а два – назначались сверху. Созданием Войскового гражданского правительства верховная власть резко сократила права и привилегии казачества. Войско Донское по существу превратилось в административную единицу Российской империи. Завершая преобразования петровской эпохи, правительство Екатерины II осуществляет в 1786 – 1793 гг. генеральное межевание и установление границ Донской области в составе Российской империи. Земля донских казаков была поделена на семь округов: Черкасский, Первый Донской, Второй Донской, Усть-Медведицкий, Хоперский, Донецкий, Миусский. На рубеже XVIII – XIX вв. на Дону устанавливается крепостное право (1795 г.), появляется жалованное дворянство (1798 г.).

Николай I ликвидировал должность войскового атамана, а с принятием «Положения об управлении Войском Донским» (1835 г.), звание войскового атамана закреплялось за наследником престола. Непосредственное управление находилось в руках наказного атамана. Войско Донское разделялось на 4 округа во главе с окружным генералом (в военном отношении); в гражданском – на 7 округов, подчиненных сыскным начальствам. Станичное правление теперь состояло из станичного атамана, двоих судей, избиравшихся казаками на 3 года и двух писарей. В дальнейшем органы станичной власти стали включать: сход, атамана, правление и суд. Донское казачество официально провозглашалось «особым военным сословием», доступ в которое практически закрывался, т. е. военная служба казачества закреплялась как государственная повинность. Устанавливался 25-летний срок службы для всех казаков и чиновников. Наем другого человека, и замена при выполнении служебных обязанностей запрещались. В результате система управления Войска Донского стала походить на губернскую.

Отмена крепостного права повлекла за собой проведение ряда реформ – земской, судебной, военной и др. В соответствии с ними на Дону в 1876 г. стали создаваться земства, просуществовавшие лишь до 1882 г. В мае 1870 г. были организованы новые суды: 25 мировых и два окружных – в Новочеркасске и Усть-Медведицкой. Военная реформа сократила казакам срок службы до 20 лет, из которых первые 3 года казак находился в подготовительном разряде, 12 лет – в строевом и 5 – в запасном. Из 12 лет строевого разряда на действительную службу приходилось четыре года. Остальное время казаки жили дома и периодически проходили военные сборы. Перечисленные реформы благоприятно сказались на жизни донских казаков, в связи с чем, численность населения на Дону неуклонно росла. К 1887 г. территория Области Войска Донского составляла 144 640 кв. верст и делилась на 9 округов – Черкасский, Донецкий, Первый Донской, Второй Донской, Ростовский, Сальский, Таганрогский, Усть-Медведицкий и Хоперский (ранее к Войску Донскому было присоединено Приазовье). В таком виде с небольшими изменениями и дополнениями территория и границы Донской области просуществовали до административно-территориального межевания при Советской власти.

Начиная с Петра I, донские казаки участвовали практически во всех войнах России: Великой Северной (1700–1721 гг.), Персидской (1723 г.), Семилетней (1756–1762 гг.), турецких (1768–1774 гг. и 1787–1790 гг.). В царствование Павла I донцы в полном боевом составе были направлены в Индию, но в связи со смертью Императора возвращены Александром I. При новом Императоре донские казаки участвовали во всех войнах с Наполеоном начиная с 1805 г. и заканчивая 1814 г. и вступлением в Париж, с Турцией и Швецией. До 60 тыс. казаков участвовали в Отечественной войне 1812 г., покрыв себя неувядаемой славой и получив царские благодарственные грамоты и знамена. В Кавказской войне (1817–1864 гг.) особенно прославился донской генерал Я.П. Бакланов. Вслед за этой войной казаки участвовали в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Наградой казакам было Георгиевское знамя с надписью «За отличие в Турецкую войну 1877 и 1878 годов».

В Русско-японской войне 1904–1905 гг. сражалась 4-я Донская казачья дивизия. Поражение в войне с Японией, революция 1905 г., беспорядки в России и участие в их пресечении донских казаков вызвали негативное отношение российской общественности к донцам. Но начавшаяся летом 1914 г. Первая мировая война вновь проявила чудеса храбрости донских казаков, но постепенно она перешла в революцию и гражданскую войну. Казаки, верные девизу «За Веру, Царя и Отечество», выступили на защиту Дона от наступавшего по всей России большевизма. Дон и его столица г. Новочеркасск стали оплотом белого движения. Здесь сформировалась Добровольческая армия. Революция и гражданская война раскололи единое Донское казачество на белое и красное. С одной стороны, стояли казаки под знаменами генералов А.М. Каледина, П.Н. Краснова и А.П. Богаевского, а с другой – красные казаки Ф.Г. Подтелкова, Б.М. Думенко, Ф.К. Миронова, С.М. Буден­ного. Годы гражданской войны выявили несовместимость нового советского строя и казачьей вольницы, хотя бы частично, но возрожденной в законах, принятых на Кругу Всевеликого войска Донского. Результатом подписанной Я.М. Свердловым директивы о расказачивании, предусматривавшей его полное уничтожение, стало Вёшенское восстание казаков на севере области, которое было жестоко подавлено.

В 1920 г. на Дону была установлена советская власть. Политика большевиков по отношению к казачьему населению Дона, и в целом по отношению к казачеству, в период нэпа отличалась двойственностью. С одной стороны, новая экономическая политика, пришедшая на смену вызвавшей общенародное недовольство политике «военного коммунизма», сопровождалась улучшением отношений между властью и казачеством. Однако советское государство не отказалось от планов расказачивания и по-прежнему стремилось ликвидировать казачество (и донское в том числе) как отдельное сословие. Сословиям в советском обществе не было места, и потому казаки как привилегированная социальная группа должны были исчезнуть. Однако расказачивание 1920-х гг. проводилось в основном экономическими методами, тогда как во время гражданской войны советская власть стремилась физически уничтожить казачество.

В то же время, в значительной мере мероприятия Советского государства по отношению к казачеству в 20-х гг. действительно пользовались поддержкой казаков и отвечали интересам казачества. В первую очередь, в качестве таких мероприятий следует отметить амнистию тем казакам, которые в гражданской войне воевали на стороне антибольшевистских сил. Амнистия распространялась не только на тех лиц, которые находились на территории Советской России, но и на тех, кто эмигрировал за пределы страны в рядах белого движения. Свидетельством улучшения взаимоотношений между казачеством и Советским государством являлось привлечение казаков в территориально-милиционные вооруженные формирования, созданные в ходе военной реформы 1923–1927 гг., согласно декрету ЦИК и СНК (Совнаркома) СССР от 8 августа 1923 г.

Политика Советской власти по отношению к казачеству и в 1920-х гг., несмотря на смягчение и отказ от насилия, все же продолжала преследовать цели расказачивания. Если раньше расказачивание представляло собой физическое уничтожение казаков, выступавших против большевиков, то теперь она была направлена на ликвидацию казачества как отдельного сословия. Иными словами, в 1920-х гг. Советская власть стремилась унифицировать казачество, включить казаков в состав крестьянства. В Северо-Кавказском крае, где казачество составляло значительную прослойку сельского населения, насилие власти в ходе коллективизации было обращено и против крестьян, и против казаков. Нельзя сказать, что казаки и крестьяне во время коллективизации пытались отстоять свои права порознь. Однако, в ряде случаев различия между ними были заметны. Казаки, как наиболее активная, сплоченная и привычная к военным действиям часть населения деревни Юга России, в период коллективизации иногда стремились к организованному сопротивлению и в ряде случаев пытались создать организации, которые защищали бы их интересы. Однако, сопротивление крестьян и казаков насильственной коллективизации было сломлено сталинским режимом.

Во второй половине 1930-х гг. наметился перелом в политике Советского государства по отношению к казачеству. Поворот в казачьей политике Советской власти выразился в кампании «За советское казачество». Казакам вновь разрешили носить традиционный казачий костюм. В частности, донцы могли носить штаны с лампасами. В условиях надвигающейся войны большое значение придавалось всеобщему военному обучению населения (всевобуч). В колхозах казаки-колхозники вовлекались в различные военизированные кружки и организации – «Ворошиловских стрелков» и в особенности «Ворошиловских кавалеристов». В казачьих районах, учитывая традиции казачества, основное внимание уделялось развитию кавалерийских навыков. Мероприятия власти вызвали в целом положительный отклик среди казачества. Однако некоторая часть казаков не склонна была забывать те обиды, которые им причинила советская власть во время «расказачивания» и в период коллективизации.

С началом Великой Отечественной войны на Дону, как и по всей стране, формировались новые воинские части и соединения, создавались казачьи сотни и полки народного ополчения за счет молодежи и стариков непризывного возраста. Правления колхозов выделяли для казачьих полков лучших лошадей, снаряжение, в колхозных мастерских делались тачанки. По мобилизации казаки направлялись в кавалерийские части. Так, в июле 1941 г. в Персияновских лагерях под Новочеркасском были сформированы 35-я, 38-я, 52-я и 68-я кавдивизии. На Западном фронте наиболее отличилась 52-я дивизия. На ярославльском направлении казаки-донцы полковника Н.П. Якунина вели успешные оборонительные бои на широком фронте, принимали активное участие в Брянской наступательной операции. На Южном фронте особенно отличились казаки 38-й дивизии генерала Н.Я. Кириченко. 5 мая 1942 г. дивизия была награждена орденом Красного Знамени. В этих боях прославился 52-летний донской казак К.И. Недорубов, который возглавлял сотню, собранную в станице Березовской. В бою под станицей Кущевской 2 августа 1942 г. эскадрон старшего лейтенанта Недорубова в ожесточенной рукопашной схватке уничтожил свыше 200 солдат противника, из них 70 уничтожил сам командир. За этот подвиг К.И. Недорубову было присвоено звание Героя Советского Союза.

В связи с подготовкой контрнаступления под Сталинградом 11-я и 12-я гвардейские Донские казачьи дивизии в ноябре 1942 г. были переброшены из Черноморской в Северную группу войск Закавказского фронта. 20–24 ноября на основании директивы Ставки ВГК был сформирован 5-й гвардейский Донской казачий кавалерийский корпус. Командиром был назначен генерал-майор А.Г. Селиванов. В период Сталинградской битвы 5-й Донской гвардейский казачий корпус (совместно с 4-м Кубанским) в ноябре-декабре участвовали в контрударах на правом крыле Северной группы Закавказского фронта. Эти контрудары заставили противника отказаться от попытки прорваться в Закавказье через Орджоникидзе и Грозный. 24 января 1943 г. Северная группа войск Закавказского фронта была преобразована в самостоятельный Северо-Кавказский фронт. Оба гвардейских казачьих корпуса вошли в его состав. В ночь на 8 февраля донские и кубанские соединения конно-механизированной группы генерал-лейтенанта Н.Я. Кириченко и войска 44-й армии, форсировав по льду Дон и Мертвый Донец, перерезали этот путь, выйдя на железную дорогу и шоссе Ростов-Таганрог. При этом 11-я гвардейская Донская казачья дивизия под командованием генерала С.И. Горшкова стремительной атакой ворвалась в пригород Ростова-на-Дону – станицу Нижнегниловскую и удерживали ее до прихода стрелковых частей фронта. За образцовое выполнение заданий командования при освобождении Северного Кавказа и проявленные личным составом доблесть и мужество 11-я и 12-я гвардейские Донские казачьи дивизии были награждены орденами Красного Знамени.

Боевой путь 5-го гвардейского Краснознаменного Будапештского казачьего корпуса простирался от Кизляра до венгерского города Фишбаха. Донские казаки участвовали в боях за освобождение Северного Кавказа, Дона, Донбасса, Таврии, Правобережной Украины, Молдавии, Румынии, Венгрии, Югославии, Австрии. За это время корпус уничтожил свыше 59 тыс. и захватил в плен около 24 тыс. солдат и офицеров противника. Казачьи части и соединения получили почетные наименования «Волновахских», «Корсуньских», «Дебреценских». Около 32 тыс. солдат и офицеров корпуса награждено орденами и медалями, а 11 солдатам и офицерам было присвоено почетное звание Героя Советского Союза.

Часть казачества выступила на стороне гитлеровцев и встала под знамена генерала П.Н. Краснова, призвавшего вместе с немцами искоренить большевизм в России. Многие из них после войны были депортированы в СССР и наказаны. П.Н. Краснов был повешен в Лефортовской тюрьме в январе 1947 г. Дальнейшая судьба донского казачества была связана, в основном, с остатками белой эмиграции как после гражданской, так и Великой Отечественной войны. Осевшие в Париже и Лондоне, Нью-Йорке и Оттаве, во многих других городах мира казачьи эмигранты продолжали хранить традиции Всевеликого Войска Донского в форме жизнедеятельности созданных ими по месту жительства казачьих станиц.

О возрождении казачества заговорили вновь в годы «перестройки». Но цели возрождения до сих пор представляются недостаточно обоснованными. Известный донской историк В.П. Трут пишет, что казачество должно стать составной частью глобального процесса национально-государственного, политического, экономического и духовного возрождения России. Без России казачеству не быть. Но и без казачества Россия утратит часть своего прошлого, настоящего и будущего. Ряд авторов рассматривает казачество как своеобразный гарант политической стабильности России, особенно на Северном Кавказе. При этом считается, что воспитание имперского мышления у возрождающегося казачества могло бы стать важным фактором внутренней устойчивости России, сохранения ее способностей к сопротивлению и выживанию. Однако нынешняя ситуация в стране кардинально отличается от условий начала столетия. Изменилось и само казачество. Поэтому любые попытки вернуть казачеству ту роль, которую оно играло на рубеже ХIХ – ХХ в.в. не только бесперспективны, но и опасны. Воссоздание казачьих вооруженных формирований, пересмотр границ для преимущественного наделения казаков землей за службу и другие подобные меры лишь усилят социально-политическую нестабильность.

Более взвешенный подход предлагают сторонники этнокультурного возрождения казачества. Действительно, возрождение казачества имеет смысл только в связи с необходимостью самоидентификации членов определенной социальной общности. В условиях нарастающей социально-политической напряженности потребность соотнесения себя с той или иной группой, особенно этнической, возрастает, так как в общественном сознании срабатывает механизм национальной самозащиты. Однако ситуация может измениться. В любом случае навязываемые «сверху» мероприятия лишь оттолкнут потенциальных сторонников возрождения казачества. В данной связи вызывает интерес предложенная А.И. Козловым и далеко не бесспорная программа территориально-культурной автономии для казачьих районов. В качестве ее главных составляющих автор выделяет три блока: землевладение и землепользование, культуру и власть. Однако ее реализация означает не возврат к прежним формам, а их развитие на основе существующих традиций. Важным условием признается соблюдение прав неказачьего населения. Особая сложность в реализации данной программы заключается в неразработанности вопросов казачьей культуры, психологии, ментальности. Недостаточно исследован облик современного казачества, его идеалы и представления.

Особенности происхождения и сословного положения отразились на самосознании казачества. Независимая жизнь заставляла первых донских казаков искать соответствующие формы организации управления. Высшим органом казачьего самоуправления являлся Войсковой Круг, на котором все дела решались общим голосованием, а принятое решение становилось обязательным для исполнения каждым казаком. Подобно общевойсковому со временем образовались и станичные самоуправления. Каждая из донских станиц имела свою администрацию во главе с атаманом. На станичных Кругах решались дела, касающиеся отношений между казаками: личные оскорбления, обиды, захват чужой собственности, ослушание, несоблюдение постов и др. Принятие решений по какому-либо важному для казачьего общества вопросу происходило на основе традиций и обычаев казачества, которые не фиксировались в письменных документах, а передавались устно. Каждый казак, присутствовавший на станичном сборе, имел право голоса, лишить которого мог только войсковой наказной атаман, основываясь на докладную станичного общества. Исполнительной властью являлось станичное правление во главе со станичным атаманом. Станичное правление должно было приводить в действия все распоряжения общественного собрания станицы и строго следить за их исполнением.

В ранний период существования казачьих общин на Дону ведущим «мирным» хозяйственным занятием было животноводство. Подсобный характер имели рыболовство, охота и бортничество. Традиции земледелия донским казакам были хорошо известны еще со второй половины XVII в. Однако до середины XVIII в. земля на Дону не имела существенной ценности, хотя формально она считалась войсковой собственностью. Реального же контроля над ее распределением и использованием тогда не существовало. Как и в прежние времена, распределение земли происходило на правах заимки, т.е. по праву первого поселившегося на данном участке. Только с середины XVIII в. Войсковое правительство стало предпринимать первые попытки прекратить самозахват земли. Именно к этому периоду относится основание на Дону первых хуторов, а с начала XIX в., когда в Европе повышается спрос на русскую пшеницу, крупные донские землевладельцы интенсивно переходят к производству пшеницы на экспорт. Земельный надел становится главным источником дохода для казаков, так как царское жалованье и Войсковые ассигнования не могли в полной мере компенсировать тяжесть и дороговизну военной службы. С другой стороны, продвижение границ Российской империи на Кавказ привело к превращению территории Войска Донского во внутренний регион страны, что явилось одной из причин бурного развития в данном регионе сельского хозяйства, непосредственным участником которого стало казачество.

Для поселений казаки выбирали выгодные в стратегическом отношении места: крутые берега рек, возвышенные участки, защищенные оврагами и болотами. Основными типами поселений были городки, станицы, крепости, форпосты, реданки и пикеты (небольшие сторожевые посты). Городки представляли собой постоянные укрепленные поселения. Они строились в низинах, в камышовых зарослях, на островах, то есть в местах неудобных для жилья, но дающих возможность легко укрыться, уйти через ерик или реку на лодках. Термином острога назывался «частокол или полисадник из свай, вверху заостренных». Этот тип поселения отличался от городка тем, что «делался наскоро, из бревен стойком, им ограждалось небольшое войско или обносился осаждаемый город». Зимовниками на Дону и Волге называли временные поселения, в которых казаки только зимовали, летом же они забрасывались и пустовали. Чаще всего городки были окружены тыном – стенами из частокола либо заплота (бревен), земляным валом, встречались также изгороди из плетня, «обвешанного тернами», упоминаются двойные деревянные палисады. Повсеместно был распространен обычай устанавливать близ городка маяк – шест, обвитый соломой или хворостом и облитый смолой, который зажигали в случае нападения неприятеля. Это служило сигналом для обороны тем, кто был внутри городка и знаком тревоги для тех, кто находился в степи, вне городка. Характеризуя фортификационные сооружения казачьих городков, приходится признать, что они вполне соответствовали условиям среды обитания казаков и духу времени.

Формы ранних городков отличались некоторым разнообразием, но преобладали овальные, круглые и квадратные. Центром городка был майдан (от тюрк. maiden – площадь), вокруг которого располагались жилища. Все они располагались по кругу от майдана. Майдан и так называемая станичная изба были средоточием общественной жизни в городке. Со временем появлялись и другие общественные постройки. Круговое построение казачьих городков идеально соответствовало их социальной организации, поскольку ее основой являлся круг – собрание всех членов общества, имевших равные права. Местом сбора круга был майдан, впрочем, в степи или на море казаки также собирались для обсуждения важнейших проблем в круг, спешиваясь или соединяя кругом лодки. Большинство казачьих поселений располагалось вдоль рек, иногда растягиваясь на 15–20 километров. Окраины станиц имели свои названия, их жители иногда различались по этническому или социальному признаку. Дома иногородних находились среди казачьих усадеб, но иногда на некотором отдалении от них.

Вплоть до начала XX в. на Дону широко распространенным типом жилища был курень. Курень – слово тюркско-монгольское. Им обозначали способ устройства кочевого нестационарного поселения с расположением юрт (кибиток) по кругу. Комнаты в курене были расположены по кругу, поэтому казачий курень еще называли круглым домом. Так как на Дону селились выходцы со всех уголков России, Украины и других мест, то и в строительство своих жилищ они привносили черты из родных мест: рубили связевые избы, лепили хаты с высокими соломенными крышами. Постепенно, под влиянием географических, климатических и экономических условий жизни, у казаков Дона вырабатывается новый тип постройки – казачий курень. Это были домики городской архитектуры снаружи, с оригинальным внутренним расположением. Бедные казаки при постройке своего жилища использовали подручный материал: дерево, глину, камень, хворост, мел и пр., а кирпич был только у наиболее зажиточных. Деревянные дома у зажиточных людей строили из хороших бревен или из толстых барочных пластин, иногда из вербовых, ольховых или вязовых бревен. Наружные стены обивали деревянными плоскими гвоздями, в промежутки между которыми набивалась глина, а затем все стены смазывали глиной и белили мелом или белой глиной. Такой дом отличался теплотой и сухостью. Если стены довольно толсты, то дом не смазывали, а просто натирали раствором охристых глин, отчего стены желтели. Этот желтый цвет был любимый цветом низовых казачьих станиц. В крупных станицах дома были преимущественно деревянные, иногда двухэтажные, всегда прочно и красиво выстроенные; у зажиточных людей в доме было от трех до пяти комнат, а у бедных – две, иногда три.

Казацкий дом всегда был снабжен рундуком – род навеса на столбах или крытого балкона, по большей части с той стороны дома, где находится входная дверь. Если рундука не было, то обязательно делали открытое крылечко с перильцами, на котором проводили свое свободное время казачки, грызя подсолнечные или арбузные семечки. Первая от входа комната – передняя и в то же время кухня и столовая, где семья обедала. Следующая комната – общая спальня, в которой спала вся семья, за исключением главы семьи и его жены. С другой стороны дома такие же было две комнаты: залик и парадная спальня. В залике принимали гостей, священника, служили молебны и панихиды. Чистота в залике и парадной спальне была идеальной – «заботливая хозяйка не позволит упасть здесь ни пылинке, ни соринке». В залике никто не спал, а в парадной спальне, где помимо убранной кровати стояла еще другая, попроще, а также сундук с ценными вещами, спали хозяева, пока не женили сына или не приняли зятя в дом; в последнем случае парадная спальня предназначается молодым.

В святом углу в залике всегда можно было встретить несколько икон в киотах, в более или менее ценных окладах; на стенах – картины с изображениями святых либо мирские, а также портреты государя, военачальников; батальные изображения. Стол стоял в переднем углу и всегда был накрыт чистой скатертью; от стола вдоль устроены лавки, а у более зажиточных – простые деревянные стулья. В левом углу от входной двери стоиял поставец или шкаф с дверцами либо без них со столовой и чайной посудой, с ложками (у богатых – серебряными, у менее зажиточных – мельхиоровыми). Зеркало, хотя бы самое дешевое, непременная принадлежность в залике. Сундуки деревянные, прочно окованные железом, в которых хранили имущество, у зажиточных покрыты более или менее ценными коврами и стояли либо в парадной спальне, либо в залике. На стенах иногда развешивали казачье оружие: винтовкуа, шашку, пистолет и т. п. В кухне помимо печи для выпекания хлеба устраивалась плита.

Двор казака далеко не везде содержался с такою чистотою, как дом, и низовые казаки в этом отношении значительно неряшливее верховых, у которых усадьба выглядит всегда хозяйственнее, домовитее. Казак прежде всего выстроит себе кухоньку или землянку, т. е. вырытый в земле и обложенный камнем домик, покрытый дерном или каменными плитами. В этой землянке – русская печь, лавки, стол, одна или две иконы в переднем углу. Здесь помещались работники и летом пекли и варили, столько же из-за предосторожности от пожара, сколько и для соблюдения чистоты в большом курене. У казака-земледельца недалеко от дома находились один или два амбара, сарай, в котором размещаются сельскохозяйственные орудия, а затем базы или загоны для скота с особым катухом для свиней и овчарником для овец. Надворные постройки и саму ограду строили из подручных материалов – камня, леса, самана, хвороста и др. К скотским базам в некоторых станицах непосредственно примыкали гумна, называемые токами, в других местах гумна находились за станицами и хуторами.

В конце XVII – начале XVIII вв. сложился традиционный тип мужской казачьей одежды, обязательным элементом которой был зипун, представлявший собой распашную верхнюю одежду без ворота. Зипун был настолько обязательным элементом, что походы за добычей назывались «походами за зипунами». Всю одежду можно разделить на служебную, военную и домашнюю. Служебная состояла из мундира или чекменя синего сукна, с красными выпушками, застегивающегося на крючки, и шаровар, также синего сукна с красными лампасами, фуражки и папахи с красным верхом и военной синей шинели. Домашняя одежда напоминала военную, но она однобортная и отличалась по материалу. Чекмени черкесиновые или нанковые. Шаровары без лампас, белые холстовые рубахи, а также портки. Фуражка в быту носилась военная. Из обуви первоначально в общем употреблении были поршни, которые делались из цельного куска кожи овальной формы, с одной стороны которого (где должен проходить носок) вырезывался тупой угол. Кругом всего куска по краю пробивались дыры, в которые продевался ремешок, выходивший концами со стороны пятки. Края тупого угла сшивались, образуя нос поршня, а края кожи стягивались вокруг ноги ремешком. Праздничной обувью считались чирики – туфли с гладкой подошвой и вырезом сверху, которые носились на шерстяных чулках как казачками, так и казаками. Среди казаков было распространено поверье, что чулки из овечьей шерсти предохраняют от укуса тарантулов, которые боятся запаха овец, т. к. овцы едят тарантулов. Поэтому казаки и летом охотно ходили в шерстяных чулках.

В 1801 г. была приписана обязательная военная форма всему Войску Донскому. Форменная одежда состояла из куртки, шаровар, заправленных в сапоги, пояса с портупеей, чекменя, шинели, кивера. Куртку, чекмень и шаровары шили из синего сукна с красными выпушками и лампасами. Но с течением времени одежда казаков меняется, и к 1917 г. форма казаков имела одинаковый вид с общеармейской формой русской армии, за исключением парадной формы офицеров и нижних чинов, где еще сохранились фуражки с красным околышем и выпушкой по тулье, а также шаровары с суконными лампасами алого цвета.

На Дону наибольшее распространение получил комплект женского костюма с кубелёком, в котором прослеживается влияние Востока. Кубелёк напоминал по форме и названию татарское платье, «камзол». Шились кубелёки обычно из парчовых тканей. Под низ надевалась шелковая рубаха. Ворот рубахи украшался золотым шитьем. Талия всегда поднималась очень высоко, и вся грудь охватывалась тканью плотно. Кубелёк стягивали у талии жемчужным поясом, что предавало наряду эффектный характер, хотя были «фигуры, которым кубелёк не очень идет». Во многих станицах кубелёк называли сукманом. Сукман – верхняя одежда замужних казачек. Шился из домотканой крашеной синей (иногда и некрашеной) шерстяной материи. Сукман отличался очень короткими узкими рукавами. Спереди от ворота шел короткий прямой разрез на медных пуговицах, называемых базка, и обшитый широкой шелковой лентой по краям. Петли образовывали цветной шнур, идущий по одному из краев пазухи и в соответственных местах не пришитый к нему. К 80-м гг. XIX в. кубелёк сменился сарафаном, который шился из цветного ситца, с высоким цельным нагрудником, узкими проймами, которые, сходясь сзади, пришивались к сарафану на высоте талии.

Головной убор, употребляемый при кубельке, колпак из шелковой одноцветной или вытканной разными узорами ткани; убор этот очень идет к красивым женским головкам несколько восточного типа. Рубашки у простых казачек были из пестрого ситца, а низ полотняный. В XIX в. донские казачки носили юбки с кофтой или обыкновенного европейского покроя платье, в праздник – шелковое или шерстяное, а в будни – ситцевое. Пальто и разного рода платья постепенно вытесняли старинную донскую шубу, но благодаря особенно удобному покрою шубы эти не выходили из употребления. Донская женская шуба – род халата на меху, без талии, с длинными рукавами, без воротника, но опушенная по краям каким-нибудь ценным мехом, преимущественно – норки. Мех на шубах был различным: лисий, беличий, овечий и пр., а покрывались они то бумажными, то шерстяными, то дорогими шелковыми и бархатными тканями. Шубы и пояса казачек стоили очень дорого, «в былое время труднее было справить шубу и пояс, чем выстроить курень и обзавестись хозяйством».

Головной убор замужней женщины – шлычка – колпачок, особым образом кроеный, надевался на волосы так, чтобы спереди они были немного видны. Волосы собирались под шлычку узлом и поддерживали ее в приподнятом положении. Для этой же цели служила вата, подложенная под верхний шов шлычки. Затягивалась шлычка на голове спереди продетой в нее тесемкой. Шлычка была не видна и служила только остовом для повязывания сверху платков. Колотовочка, иликазимирка – платок с мелким рисунком, небольшой, красный, четырехугольный. Один из углов колотовочки загибался и накладывался на лоб, два боковых конца затягивались сзади узлом, под который пропускался третий угол. Колотовочка закрывала до половины лоб, виски и уши. На колотовочку повязывались верхний платок или шаль, причем с боков они слегка закладывались внутрь, а надо лбом собирались «уголком», что считалось модой. Описанный головной убор носился летом. В холодное время года поверх накинутой на голову шали под подбородок, прикрывая уши, повязывался платочек, концы его связывались на макушке, т. н. знуздалка. Знуздалка была обычно красно-белого цвета.

Казачки любили украшения, особенно из жемчуга, носили серебряные и золотые браслеты, а также перстни и кольца. Кольца имели свою символику. Серебряное кольцо на левой руке – девушка на выданье, на правой – просватана. Кольцо с бирюзой – жених служит (бирюза – камень тоски). Золотое кольцо на правой руке – замужняя, на левой – разведенная. Два кольца на одном пальце левой руки – вдова (второе кольцо умершего мужа). Одежда казачек, живущих в верховьях, в основном была русской. Там бытовал комплекс одежды с поневой (юбкой) и сарафаном. На Дону юбки начинали носить девочки только с 15 лет и то при условии, если старшая сестра была просватана. Если же она была не замужем, то младшие сестры должны были ходить в платьях, чтобы «не посадить старшую сестру под корыто». В конце XIX в. преобладающим становится комплект женской одежды с юбкой и кофтой. Юбки шили с большим количеством оборок, украшали пуговицами. Чтобы юбка была пышной, под нее надевали несколько нижних юбок, иногда по 4–5. Молодые казачки любили носить кофточки до бедер, плотно облегающие фигуру. С праздничными платьями носили покупную обувь – кожаные на пуговицах гусарики, гетры на шнурках, полуботинки с узким носом (баретки).

Казаки всегда отличались гостеприимством, поэтому каждый, приглашая гостей в дом, стремится блеснуть изобилием и угостить на славу. В XVIII в. обеды начинались обычно кругликом (пирогом) с рубленым мясом и перепелками, за ним следовало 8 или 10 холодных блюд: студень, сек (филейная часть говядины в разваре), лизни (языки), приправленные солеными огурцами, гуси, индейки, часть дикой свиньи в разваре, лебедь, соленый журавль. После холодных кушаний подавали горячее, также 10 блюд: щи, похлебку, сваренную из курицы с сарацинским пшеном и изюмом, суп из баранины, шурубарки (ушки), борщ со свининой, лапшу, суп из дикой утки. После супов подавали жаркое: гуся, индейку, поросенка с начинкой, целого ягненка с чесноком, часть дикой козы, дрофу, уток, куликов и прочую дичь. Оканчивался праздничный стол десертом. Обычно на десерт подавали персики, абрикосы, разного рода вишни, груши, яблоки.

Самой вкусной из холодных закусок по праву считали черную икру, которую добывали из осетровых пород рыбы. Кроме того, существовало огромное количество вторых блюд из рыбы, рыба жареная, запеченная, маринованная с овощами и томатом, рыбные котлеты. Из мясных блюд популярной была долма. Пили казаки взвар, сваренный из сухофруктов. И, конечно, чай, обычно – цейлонский и индийский и кофе, который был завезен казаками из Турции. Кофе пили обычно в 11 часов дня. В это время можно было слышать как тарахтят ступы в каждом доме. Это казачки толкли кофейные зерна в медных ступах Кофе пили с каймаком, специально приготовленным из молока. Пить кофе обычно приглашали соседей. Из сладких блюд популярным был нардек. Варили его из мякоти арбуза. Мякоть и семечки кипятили и цедили через сито. Потом арбузный сок ставили на медленный огонь и долго кипятили. Получалось арбузное варенье. Его ели с пышками или делали нардечные пряники (из муки и нардека). Современники отмечали кулинарные отличия верховых и низовых казаков – «пища низовых казаков не так сытна, как у верховых, но приготавливается и подается лучше». Стол у верхового казака был обилен и сытен, но однообразен; угостить он не мастер, хотя истинное русское хлебосольство и радушие развиты здесь более, чем у низовых. Верховец накормит всякого, кто нуждается в пище, а низовец сортирует своих гостей по их положению в обществе.

Из традиционных казачьем обычаев подробно остановимся на воспитании детей. Казак рождался воином; с появлением на свет младенца начиналась его военная школа: новорожденному все родные и односумы отца приносили в дар на зубок ружье, патрон пороха и пулю, лук и стрелу; дареные вещи развешивались на стене, где лежала родильница с младенцем. По истечению сорока дней, после того, как мать, взяв очистительную молитву, возвращалась домой, отец надевал на ребенка саблю, подстригал ему волосы в кружок и сажал на лошадь, а потом возвращал сына матери, поздравляя ее с казаком. Когда же прорезывались у нового казака зубы, отец и мать сажали его вновь на лошадь и везли в церковь служить молебен Ивану-воину. При крещении младенца все казаки пировали и молились о даровании рожденному казаку здоровья и казацкой удали и крепости.

Значительную роль в воспитании казаков играло общественное воспитание. Подрастая, казачата выходили на майдан, где проходило их физическое и нравственное воспитание в различных играх: они бегали и прыгали через препятствия, боролись между собой, играли в «бабки» и «кости». Здесь же на майдане или в станичной избе проводили свое свободное время старые казаки. Казачата могли наблюдать и учиться у них игре в шахматы и зерна, смотреть, как плетут сети, и учиться этому ремеслу; слушать рассказы, песни и былины старых казаков о своих походах и набегах на турок или подвигах своих предков – дедов и прадедов, что составляло основу, суть трудового и нравственного воспитания молодых казаков. Велись тут бесконечные разговоры о битвах, о ловле диких зверей, птиц и рыб, и молодые учились у опытных охотников этому делу.

В семье воспитание казаков основывалось на ценностях христианской религии, любви к своему отечеству – Тихому Дону, уважении старших. Родители рассказывали своим детям о жизни, военной службе, участии в боевых походах и сражениях не только отцов и дедов, но и прадедов, так что казаки знали о подвигах своих предков в 4-м и 5-м поколениях. Воспитание казачат-подростков (малолеток), которым предстояло служить в Войске, отличалось более строгим подходом. Свое свободное от домашней и полевой работы время молодые казаки проводили в военных играх за станицей или городком. Джигитовка на лошадях и стрельба в цель были любимыми занятиями молодых казаков. Эти упражнения развивали такую меткость в стрельбе, что многие из казаков могли на значительном расстоянии выбивать пулею из рук монету, зажатую между пальцев, не задев руки. В нравственном поведении «почтение к старшим и в особенности к испытанным в боях воинам было обязанностью для молодого поколения. Молодежь не имела права садиться в присутствии стариков.

Е.П. Савельев пишет: «Девушки-казачки в станицах пользовались полной свободой и росли вместе со своими будущими мужьями. За «чистотой нравов» следила вся казачья община. В станицах и хуторах девочки с ранних лет учились вести домашнее хозяйство, готовить пишу, убирать в доме, прясть нити из шерсти, вязать и даже ткать из овечьей шерсти тонкие сукна. Забота о чистоте своего жилища и опрятность в одежде были отличительными чертами в характере донской женщины. В Новочеркасске, в старшинском кругу, за благонравием девушек был, под влиянием московщины, заведен особый надзор. С 13 лет они брались под опеку мамушек и нянюшек, и воля их ограничивалась самым строгим приличием. Только на одних свадебных празднествах они могли быть вместе с мужчинами, остальное же время проводили в одиночестве или в кругу своих подруг чеберок (подруг-одногодок). Шили кубелёки (нарядное женское платье), вышивали кафтаны, выстегивали одеяла, ожерелки, по праздникам играли в кремушки, жмурки, пели, плясали под песни, варган и гребешок, водили под присмотром бабушек хороводы и т.п.

Донская казачья субкультура прошла в своем развитии ряд этапов. Во второй половине XVI – начале XVII вв. оформились основные традиции, обряды и обычаи казаков. С XVIII столетия усиливается славянская детерминация, буквально за столетие славянский элемент окончательно занял почти монопольное положение в донских станицах, утверждая повсеместно свои обряды и традиции. Однако наравне с ним оставались еще целые компоненты и отголоски «восточных» кочевых и горских культур. Окончательное оформление казачества в военно-служивое сословие способствовало формированию новых черт специфики казачьего самосознания, где уже плотно переплелись сословные и этнокультурные стереотипы мышления, влиявшие на образ жизни, отношение к неказачьему населению края и его культуре.