2. Земельная собственность кафедр

История формирования церковной земельной собственности представляет интерес и в плане изучения экономических основ существования церковных организаций на Руси, и в общем плане эволюции феодальных отношений от ранних этапов к развитым.

Ранние упоминания земельной собственности кафедр и соборов относятся к первой половине XII в. Это несколько позже, чем первые упоминания монастырской земельной собственности (киевского Печерского монастыря), но примерно тогда же, когда получают земли другие известные монастыри[59]. Смоленский князь Ростислав Мстиславич передал в 1136 г. своей новой кафедре два села — «село Дросенское со изгои и з землею» и «село Ясеньское и з бортником, и з землею, и с изгои», два двора княжеских зависимых поставщиков и ненаселенные земли, озера с сен'ожа-тями[60]. О передаче соборной церкви Богородицы во Владимире Суздальском, основанной в 1158 г. князем Андреем Боголюбским, земель наряду с данями сообщает Лаврентьевская летопись. Желая создать при ней новую митрополию, князь щедро оделил ее, передав ей «много именья, и свободы купленыя и з даньми, и села лепшая, и десятины в стадех своих, и торг десятый»[61]. На земельные владения новгородской кафедры в XII—XIII вв. у нас прямых указаний нет, но о том, что епископ был среди тех, кто претендовал на получение земель, говорит предупреждение ему наряду с князем и боярином «не вступатися» в земли, передаваемые князем Изяславом Пантелеймонову монастырю 1134 г.[62]Таким образом, хотя кафедры и становились в середине XII в. земельными собственниками, традиционное обеспечение их десятинами от поступлений князьям, в значительной мере сохранившими свое значение, не делало необходимым значительное расширение этой собственности. Важно, что тексты Устава князя Владимира, относящиеся к XII в., — восстанавливаемый на основании редакций XII—XIII вв. архетип устава и тем более предполагаемый его древнейший текст начала XI в., времени самого Владимира, — не упоминают земельной собственности среди тех источников, которыми обеспечиваются епископские кафедры. Это объясняется сохранением при переработках устава его древней основы, связанной с именем Владимира, даже в XII в., когда кафедры уже владеют землями, но когда появляется тенденция к отмене некоторых форм десятин, против которой и выступают обновленные тексты устава. Земельная собственность кафедр появляется лишь в полемическом «Правиле о церковных людях... » конца XIII в.[63] и в использующей его Волынской редакции Устава Владимира рубежа XIII—XIV вв.[64]

Летописные сообщения указывают на то, что соборные церкви и кафедры владели не только селами, но и городами. О том, что Успенский собор во Владимире Суздальском во второй половине XII в. имел города, видно по рассказу о том, что они вместе с другими ценностями, принадлежавшими собору, были отняты князьями Мстиславом и Ярополком Ростиславичами: «... ключе полатнии церковныя отъяста, и городы ея, и дани, что же бяшеть дал церкви той блаженный князь Андрей»[65]. Название одного из этих городов, принадлежавших владимирскому собору, дано в более позднем летописном сообщении 1239 г. — это был «град святыя Богородица Гороховець», сожженный татарами[66]. То, что названный город не был единственным, а в XIII в. и какие-то другие города принадлежали Владимирской и Суздальской епископиям, видно из слов епископа Симона об этих кафедрах: «... колико имеета градов и сел. . Л»[67]

Но владение городами не было привилегией только владимирской церкви, и князь Андрей руководствовался при передаче их будущей кафедре тем положением, какое существовало в Киеве, в митрополии. Об этом позволяет говорить упоминание под 1172 годом Полоного, «святой Богородицы города десятиньного»[68]. Об освобождении затем «волостей» «святое матере божьи Деся-тиньное богородици» говорится позже[69].

Какие экономические и политические отношения скрываются под этим владением церковными организациями городами? Действительно, если принадлежащие церкви села или слободы можно рассматривать как поселения с зависимыми или освобожденными на определенное время работниками, где под руководством церковного эконома — тиуна — ведется сельскохозяйственное производство, излишки которого .изымаются в пользу кафедры, то владение городом, передача, кафедре города должны были иметь другой социально-политический смысл. Церковь, вероятно, только получала «дани» (подати), собираемые в соответствующем городе, может быть, с участием епископских чиновников, замещая в этом княжескую власть. Наименование города Полоного «десятинным градом» можно понимать так, что одним из князей в качестве десятины киевской церкви Богородицы были даны доходы от города Полоного, составлявшие одну десятую часть его доходов. Таким образом, города во владении церкви были, так же как и села, важным источником обеспечения, но в политэкономическом и юридическом отношениях являлись только объектами извлечения дохода, а не хозяйственной деятельности.

Вероятно, с таким положением городов во владении церкви связано и то, что оба названных выше города не остались в ее собственности, а перешли затем к другим владельцам. Так, город Полоный в конце XII в. был передан великим 'князем киевским Рюриком Ростиславичем князю Роману Мстиславичу[70]. Во второй половине XIII в. в Полоном был монастырь[71], что не определяет, однако, статуса города. В конце XIV в. Витовт дал его в удел выведенному из Смоленска местному князю[72].. Такая же судьба постигла и Гороховец: к XV в. он не принадлежал владимирскому Успенскому собору — в нем сидели великокняжеские волостели и мытники[73]. Кучкин считает, что Гороховец не случайно был отдан владимирскому собору — он был пограничным, городом, основанным незадолго перед тем, и на владимирский собор возлагались тем самым обязанности не только по христианизации мещёры, но и по охране пограничной земли[74]. Если это так, то понятен последующий переход города обратно под княжескую власть.

Различная дальнейшая судьба во владении у церкви сел и городов, переданных князьями,— сохранение первых в течение столетий[75] и скорая утрата вторых — показывает и разный статус этих владений: города оставались в верховной собственности князей, и церкви передавались только доходы с них, которые впоследствии могли быть заменены другими поступлениями[76]. Таким образом, в городах, принадлежащих церкви, мы можем видеть пережиток раннефеодальной, даннической формы эксплуатации, возникающей не в сфере производственных отношений между тружениками и потребителем результатов прибавочного труда - церковью, а опосредованной через государственную, кня-жескую власть. Такой архаичностью отношений, связанных с получением; Доходов от городов «святой Богородицы», и нужно, вероятно, объяснять ограниченность этой формы получения церковью доходов, нераспространенность указанного явления по сравнению с постоянно возраставшей церковной земельной собственностью.