2. Развитие церковно-административной структуры

Система епископских кафедр на Руси тесно связана с возникновением митрополичьей кафедры в Киеве. Сам этот титул кафедры— митрополия [буквально: «(кафедра) старшего (главного) города»] — в Византии предполагал подчинение митрополиту других иерархов, епископов, главой которых он был. Митрополия, не имевшая подчиненных ей епископских кафедр, была только титулярной, т. е. отличавшейся от епископии титулом, а не объемом и содержанием власти. Соответственно митрополичья епархия включала в себя все епархии епископских кафедр.

Учреждение митрополии на Руси предполагало, таким образом, и одновременное создание епископских кафедр. Где они появились?

Источники не сообщают дат основания епископских кафедр, так же как они молчат и о времени создания кафедры митрополичьей. Такие упоминания появляются только в подробных летописных записях XII в. (например, о Смоленской епископии). Исследователями, начиная с В. Н. Татищева, проведена кропотливая работа по примерному определению времени создания той или иной кафедры на основе изучения ранних упоминаний епископов, политической и социальной истории соответствующих княжеств.

Летописи XVI—XVII вв. указывают на то, что на Русь вместе с митрополитом пришли четыре или шесть (в разных летописях по-разному) епископов[49].

Вопрос о числе и месте организации епископских кафедр должен решаться с учетом того, что ко времени завершения первого этапа формирования церковной структуры, к концу княжения Ярослава, их ведением практически или лишь теоретически, идеально, должна была быть охвачена вся территория государства. Вне созданных епархий, хотя бы их дальних периферий, не должно было оставаться древнерусских земель. В процессе развития государственной структуры и расширения христианизации территории некоторых больших епископских епархий делились и создавались новые кафедры, которым эти епархии подчинялись. По правилам, принятым в восточной церкви, создание новых епископии, подчиненных митрополиту, находилось в ведении последнего, а не патриарха с синодом. Практически оно зависело от желания и материального обеспечения местных князей. Вместе с тем сама организация системы епископии с их епархиями не могла быть единовременным актом, например, одного года. Она формировалась в течение нескольких десятилетий и продолжала развиваться и позднее.

В последовательном порядке формирования епископских кафедр можно выделить несколько этапов, соответствующих различным процессам в развитии и Древнерусского государства, и церковной организации как составной его части.

На первом этапе, относящемся к концу X—первой четверти XI в., при Владимире и в первые десятилетия княжения Ярослава, кафедры создаются в важнейших политических центрах Руси, где киевские князья осуществляют свою власть через сыновей или посадников, управляющих крупными землями и собирающих с них дани. В ряде случаев это центры племенных объединений.

Среди первых епископий должен быть прежде всего назван Новгород, бывший историческим центром Северной Руси до объединения ее с Киевской Русью в IX в. Новгородская историческая традиция, отразившаяся в Новгородской I летописи и других летописях XV—XVI вв., связывает учреждение новгородской кафедры с первым епископом Иоакимом (Акимом) Корсунянином[50], вероятно греком, привезенным Владимиром из взятого им крымского города, т. е. относит этот акт ко времени вскоре после крещения. Существование Иоакима как новгородского епископа подтверждает и не связанная непосредственно с младшим изводом указанной летописи XV в. ранняя новгородская летописная традиция, отразившаяся в Софийской I, Новгородской IV, сообщающей о его смерти в 6538 (1030) г.[51], и перечнях епископов в Комиссионном списке Новгородской I летописи и других летописях.

Что же касается сооружения кафедральной церкви Софии, одноименной Киевской, то это имя ей могло быть дано в связи с Софией Киевской, и скорее, после постройки митрополичьего собора, чем до нее, т. е. в конце 990-х годов, когда она и должна была быть срублена из дуба[52]. Таким образом, возникновение Новгородской епископий и кафедральной церкви нужно относить ко времени сразу после учреждения Киевской митрополии или одновременно с ним в 996—999 гг.

Территория, подчиненная Новгородской епископий, совпадала с традиционной Новгородской землей и росла вместе с ней. Новгородская епархия в большей степени, чем другие русские епархии, была миссионерской, и ее задачей было распространение христианства не только среди собственного древнерусского населения, но и среди иноязычных племен.

Другой рано возникшей епископской кафедрой, по свидетельству источников XI в., является белгородская, в городе на Ирпени, который пользовался особым расположением князя Владимира, где до крещения находился его дворец с 300 наложницами, а позднее, в 991 г., была заложена крепость и значительно увеличено население за счет других городов. Епископ Никита Белгородский участвовал в церковном празднике в Вышгороде 1072 г.[53], епископ Лука — в освящении киевской церкви Михаила Архангела в 1088 г. и Успенской церкви Печерского монастыря в 1089 г.[54]О смерти последнего говорит и надпись-граффити на стене Киевского Софийского собора[55], в котором, вероятно, происходило его отпевание.

Белгородская кафедра, учрежденная, скорее всего, еще Владимиром[56], возможно одновременно или в связи с реконструкцией города в 991 г., когда могла быть построена и кафедральная церковь, занимала особое место в церковно-административной системе страны. На это место указывает прежде всего то, что Белгород в X—начале XII в. не имел своего князя, но принадлежал киевскому князю, т. е. не составлял особой государственно-административной единицы. Вместе с тем белгородская кафедра или ее епископ упоминаются сразу после митрополита в официальных документах и летописных сообщениях. Так, в Константинопольском перечне русских епископий XII в. первой перед Новгородом названа Белгородская (?'? ??????'????)[57]. В упомянутых выше сообщениях Лука в 1088 и 1089 гг. называется первым среди епископов[58]. На особую роль этого епископа на Руси указывает и упомянутая надпись-граффити. Известно также правило Ильи, архиепископа новгородского (1165—1186), и неизвестного по имени епископа белгородского о некоторых обрядах при совершении литургии. Такое необычное сочетание двух авторов — одного северного и одного южного епископов — может быть объяснено тем, что белгородский должен был исполнять обязанности митрополита, но не обладал достаточным авторитетом, который мог бы сделать его единственным автором этих правил[59].

Все указанные свидетельства позволяют считать, что белгородский епископ исполнял особые функции — прежде всего он управлял, вероятно, той епархией, на территории которой находился Киев с митрополичьей кафедрой, поскольку митрополит и его штат осуществляли власть над всей Русью и могли не заниматься делами на территории Киева и его княжества. Кроме того, он, как считал ?. ?. Голубинский, исполнял обязанности викария митрополита, помогая ему и заменяя его в его отсутствие. В раннее время, когда в Белгороде находилась вторая княжеская резиденция, местный епископ мог иметь характер титулярного, или, как называет его Голубинский, придворного, епископа — episcopus curialis[60]. Что касается возможности отнесения к белгородскому епископу титула «протофронос», т. е. главы старшей кафедры в епархии[61], то этот титул в славянских странах, судя по свидетельствам XI—XIV вв., прилагался к самой митрополичьей кафедре или ее главе, когда они были старшими среди других кафедр, а не в кафедре подчиненной ей епископии[62].

В Повести о перенесении мощей Феодосия в 1091 г. в Киево-Печерском патерике среди участвовавших в этом действе в отсутствие митрополита названы епископы переяславский, владимирский (волынский), юрьевский (Марин), черниговский и «Антоней Порьский»[63]. В Лаврентьевской и Ипатьевской летописях упоминания последнего епископа нет, но он появляется в некоторых позднейших сводах (Софийской I). Известно, что Антоний возглавлял в 1089 г. юрьевскую кафедру, которая в 1091 г. оказалась занятой Мариной. Поскольку в этом перечне нет епископа белгородского, Приселков высказал предположение, что здесь он называется поросским в связи с тем, что в Белгород был перемещен Антоний[64]. Такое название кафедры не по городу, а по местности уникально в обозначении церковной структуры Руси, хотя название «Поросье» употреблялось для обозначения территории по р. Роси и ее притокам южнее Киева. На этой территории находились и Юрьев, и Канев.

В конце XII в. мы сталкиваемся с объединением в одних руках белгородской и юрьевской кафедр. Епископ Андреян, поставленный в 1189 г. в Белгород, в сообщении 1198 г. об освящении кафедральной церкви св. Апостолов в этом городе называется «тоя церкви стол добре правяща епископом юрьевьскым»[65]. Но позднее, в 1231 г., оба епископа называются отдельно[66], что говорит только о временном в конце XII в. объединении их функций, а не о слиянии епархий.

Основание черниговской кафедры также есть основания относить к первому этапу формирования церковной организации. Хотя наиболее раннее упоминание местного иерарха вновь принадлежит только 1072 г.[67], есть основания относить ее возникновение к значительно более раннему времени. Столицей княжества Мстислава Владимировича Чернигов стал в 1024 г. и оставался ею до его смерти в 1036 г. К этому времени и можно отнести учреждение епископии. Мстиславом был заложен там величественный каменный Спасский собор, построенный по типу Десятинной церкви и с участием столичных константинопольских мастеров. Возможно, что собор служил кафедрой епископу, но ему мог предшествовать и деревянный кафедральный собор.

Чернигов — один из древнейших городов южной, Киевской Руси, как об этом свидетельствуют упоминания его в договорах с Византией 907 и 944 гг. и в сочинении Константина Багрянородного (середина X в.). Следовательно, он был известен и в Византии. Возможно, что здесь было немало сторонников новой веры и до официального принятия христианства[68]. Черниговская епархия охватывала огромную территорию левобережья Днепра по Десне, Сейму, Сожу, а также Оке, и соответствующие условия для ее христианизации должны были быть созданы очень рано.

В русском перечне епископских кафедр, который можно отнести к середине XII в. (в нем есть епископия Смоленская, но нет Галичской и Рязанской), черниговская кафедра стоит на втором месте после новгородской, вероятно как одна из наиболее важных в это время на Руси[69].

Время возникновения Переяславской епископии проблематично. Каменная кафедральная церковь была освящена епископом Ефремом в 1098 г., но епископ переяславский Петр участвовал еще в перенесении мощей в 1072 г.; следовательно, епископия и кафедральный собор, вероятно деревянный, существовали ранее. Переяславское княжество попало на страницы летописей, а возможно, и было политически и территориально оформлено в середине XI в., когда его получил Всеволод. Однако до этого Переяславская земля являлась частью великокняжеского домена и управлялась из Киева сыновьями великого князя и его посадниками[70], а не из соседних феодальных центров (например, из Чернигова). Само посвящение кафедральной церкви Михаилу Архангелу может быть связано с исконной ролью Переяславля как пункта, защищавшего Русь от печенегов, а затем половцев[71]. Упоминание в Никоновской летописи постройки митрополитом Иоанном в Переяславле в 1008 (6516) г. церкви Воздвижения креста[72] предполагает в это время отсутствие епископии и подчинение города и в церковном отношении Киеву.

Важно также вхождение в состав Переяславской епархии в XI в. таких земель, как Смоленская и Суздальская, что дублировало подчинение их переяславским князьям. Появилась ли эта церковная связь Смоленска и Суздаля с Переяславлем в середине XI в. после смерти Мстислава, а прежде оба города подчинялись непосредственно Киеву, т. е. белгородскому епископу, или она существовала и ранее? Скорее всего возникновение переяславской кафедры нужно относить ко времени княжения там Всеволода Ярославича в последние годы жизни Ярослава, еще до 1054 г. Она охватывала огромную территорию Руси не только на юго-востоке, но и в центре, и на северо-востоке.

Полоцкая епископия в столице княжества, традиционно принадлежащей потомкам Рогволда, упоминается в 1105 г., когда вновь прибывшим киевским митрополитом Никифором был поставлен епископ Мина[73]. Кафедральный Софийский собор упоминается в «Слове о полку Игореве»[74] . Однако его постройка принадлежит к более раннему времени: этот каменный храм датируют 1050-ми годами или временем до 1066 г.[75] Что касается возникновения епископской кафедры, то политические условия существовали для этого скорее еще при самом Владимире, когда в Полоцке сидел его сын Изяслав (ум. 1001), или позднее, при его внуке Брячеславе Изяславиче (ум. 1044). Отношения между Всеславом Брячесла-вичем и Киевом во время правления этого князя (ум. 1101) не располагали к выделению Полоцка в отдельную епархию.

Проблематично и время учреждения кафедры во Владимире Волынском, городе, так же как Переяславль основанном Владимиром Святославичем[76]. ?. ?. Тихомиров обращает внимание и на сходство в местоположении обоих городов относительно больших рек, Днепра и Буга[77]. Первое упоминание епископии в Несторовом Житии Феодосия Печерского, где приводится краткий послужной список ее главы Стефана, бывшего еклесиархом, а затем, после смерти Феодосия (1074), игуменом Печерского монастыря, вслед за чем он был назначен епископом «в володимирьскую оболость»[78]. Это Житие написано в 1080-х годах[79]. Стефан как епископ владимирский упоминается также среди участвовавших в перенесении мощей Феодосия в 1091 г.[80] Возможно, что Стефан был первым епископом новоучрежденной кафедры, которая возникла, следовательно, за несколько лет до этого, в 1080-х годах[81]. Считать, что епископия была создана до Стефана или что он находился на кафедре долгие годы до своей смерти в 1094 г., оснований мало. Как было остроумно замечено, нет следов того, чтобы епископ укоренился в своем новом городе на Луге[82]. Он не имел там каменного собора и был похоронен, вероятно по своему желанию, не во Владимире, а в Киеве, ничего не успев построить или создать для своей кафедры, что связывало бы его с нею.

Епископия в Перемышле упоминается впервые в сообщении Новгородской I летописи о переводе в Перемышль в 1220 г.[83]бывшего новгородского архиепископа Антония, который вернулся в Новгород затем в 1225/26 г.[84] Епископ перемышльский (без имени) назван также в известии 1241 г.[85]

Поппэ связывает учреждение перемышльской кафедры с занятием Галичского стола Мстиславом Мстиславичем и помещением на кафедру епископа Антония, с которым князь находился в дружеских отношениях еще по Новгороду[86]. Однако причина отделения церковного управления Перемышля от существовавшей тогда уже Галичской епископии в этом случае остается загадочной. Скорее нужно было бы видеть в назначении на перемышльскую кафедру близкого князю человека желание Мстислава теснее связать со столицей этот город, который был отделен в церковном отношении, однако, раньше. Когда же это было?

В конце XI — первой половине XII в. Перемышль наряду со Звенигородом, Теребовлем и Галичем был центром одного из четырех самостоятельных западнорусских княжеств, причем, по мнению И. П. Крипякевича, он был важнейшим городом в этом регионе. После смерти Рюрика Ростиславича (1094) Володарь Ростиславич объединил Звенигород с Перемышлем, и это объединение сохранилось и при его сыне Ростиславе (ум. 1128). Около 1119г. Володарь построил в Перемышле собор Иоанна Предтечи, в котором и был похоронен (1125)[87]. В 1141 —1144 гг. Владимирко Володаревич создал объединенное Галичское княжество, включившее и Перемышль, и другие города, которое просуществовало до 1205 г., когда после смерти Романа Мстиславича галичскими городами овладели сыновья Евфросинии Ярославны и Игоря

Новгород-Северского, внуки Ярослава Осмомысла. В Перемышле сидели Владимирко и Святослав Игоревичи. Город имел административное, военное и торговое значение, являясь центром торговли на путях в Венгрию и Польшу[88].

Политические условия в Галичской земле в 1210-х годах определялись не только внутренней борьбой княжеских линий и боярства за Галич и другие города земли, но и внешнеполитическим участием польских и венгерских владетелей, что не создавало условий для возникновения в это время епископской кафедры в Перемышле. С 1211 г. (по Крипякевичу, с 1214г.) по 1221 г. в Галиче сидел в качестве короля Галиции малолетний Коломан, сын венгерского короля Андрея II, женатый на дочери Лешка Белого, сандомирского и краковского князя. В Галиче стоял венгерский гарнизон[89]. По свидетельству В. Н. Татищева, в 1214 г. венгерский король в Галиче «епископа и попы изгна из церкви, а свое попы приведе латиньские на службу»[90]. Перемышль в 1211 —1212 гг. находился в качестве королевского лена у Лешка, затем вновь вернулся под власть Коломана[91]. В 1221 г., выгнав Коломана, в Галиче сел Мстислав Мстиславич Удатный (Удалой)[92]. Однако совсем освободиться от венгерского вмешательства ему не удалось: выдав свою дочь за другого сына короля Андрея, он передал зятю Перемышль[93], который затем вновь был занят вместе с другими русскими городами венгерскими войсками. Вплоть до окончательного овладения Данилой Романовичем Галичем в 1238 г., русские князья и венгерский королевич Андрей попеременно занимали Галич и подвластные ему города[94].

Наиболее вероятным временем, когда в Перемышле могла быть создана епископская кафедра, отвечавшая политическим устремлениям в церковной независимости княжества, является княжение Володаря Ростиславича, построившего церковь Иоанна Предтечи, которая в дальнейшем была епископской кафедрой, или княжение его сына Ростислава, т. е. 1117—1128 гг. Епископию в Перемышле, которая была затем перенесена в Галич, упоминает Татищев[95]. Возможно, что действительно Перемышльская епископия во второй половине XII в., когда Галич стал центром объединенного княжества, перестала существовать. Об этом говорит и отсутствие упоминания Перемышля в константинопольском перечне епископских кафедр на Руси 1160-х годов[96] и в русском перечне середины XII в.[97] Однако эта кафедра должна была быть восстановлена уже в начале XIII в., после 1205 г. и до 1211 г., до захвата венгерскими войсками галичских городов.

Среди рано учрежденных на Руси кафедр должна быть названа и туровская. О поставлении местного епископа (Акима или Якима) говорится в Ипатьевской летописи под 1144 (6652) годом[98], и затем тот же епископ назван вторично в ряде летописей под 1146 годом[99]. Но он не первый епископ, ибо его и его предшественников Симона и Игнатия упоминает «Слово о Мартине мнихе туровском» — памятник конца XII в., связанный с культом Бориса и Глеба[100]. Таким образом, это туровские деятели первой половины XII в.

Кроме того, существует в списке XVII в. туровских памятников XIV в. грамота об основании епископии в Турове, в которой указывается год 6513-й (1005/06) и имя первого епископа Фомы. Несомненно, что эта грамота, перечисляющая также источники материального обеспечения кафедры («села», «винограды», наряду с данями) и города, входившие в епархию, которые не соответствуют условиям XI в., и называющая также сыновей Владимира, основана на тексте Устава князя Владимира о десятинах и принадлежит более позднему времени — скорее всего, второй половине XIV в., когда возник весь туровский комплекс грамот[101]. Однако дату основания епископии и имя первого иерарха в этой грамоте вряд ли стоит считать фантастическими, вставленными в XIV в.

Как и дата «996 (6504) г.» в находящейся в том же комплексе местной обработке Устава князя Владимира (т. е. дата освящения Десятинной церкви по Повести временных лет, рассказ о котором входит в тот же комплекс), она могла быть основана на письменной .традиции, в данном случае — на местной туров-ской помянной записи, упоминавшей также имя первого епископа. И дата и имя епископа в этой грамоте сами представляются чуждыми, не связанными тесно с основным ее содержанием как произведением своего времени. Это позволяет отнестись к указаниям документа XIV в. с доверием, несмотря на то что в русском перечне епископии середины XII в. в Замойском сборнике упоминание Турова отсутствует. Ведь кафедра, несомненно, существовала уже в первой половине XII в. Но, как было показано, в этом перечне нет и Перемышля. Вместе с тем Туров назван в константинопольском перечне 1160-х годов (на 8-м месте)[102].

Существующее в литературе предположение о возникновении туро,вской кафедры во второй половине XI в. (ок. 1088) связано с мнением о том, что в конце X—начале XI в. столицей княжества был не Туров, а Пинск[103]. Такое мнение основывается на указании Анонимного сказания о Борисе и Глебе в Успенском списке конца XII—начала XIII в., что Святополк Окаянный был посажен отцом «в княжении Пиньске»[104]. Однако результаты археологических исследований не подтверждают существования Пинска, и тем более его политической роли в столь раннее время. Они показывают, что о Пинске можно говорить не ранее середины XI в., в то время как культурный слой Турова принадлежит концу X в. [105]и позднейшим векам и этот город был центром племенного княжения древлян.

Туровская епархия в XI—XII вв. охватывала территорию среднего течения Припяти и ее северных притоков — Туровского княжества и граничила с епархиями Белгородской (Киевской), Владимиро-Волынской, Полоцкой и Черниговской; на северо-востоке — со смоленской частью Переяславской епархии, выделившейся в 1136 г. в Смоленскую епархию. С западной стороны ее пределы ограничивались только государственной границей Руси[106].

Процесс включения в орбиту церковной власти и связанного с ней суда основной территории государства и складывающейся древнерусской народности в середине и во второй половине XI в. был дополнен другим, также очень важным в условиях государственно-этнического развития страны. Было важно формировать епархии во главе с епископами на территориях, которые осваивались киевскими князьями и где миссионерская деятельность была очень актуальной.

Юрьевский епископ, как и черниговский и переяславский, впервые упоминается при сообщении о церковном празднике 1072 г., в котором он принимал участие[107]. Как выяснено археологическими исследованиями[108], древний город Юрьев — это современная Белая церковь, в которой в течение XIII—XVI вв. сохранялся белокаменный кафедральный собор, давший новое название городу, разрушенный впоследствии. Город был основан на р. Роси среди других укреплений на границе с Печенежским полем князем Ярославом Владимировичем, о чем сообщает (без перечня самих

городов) летописная статья 1032 г.[109] Его название — Юрьев, в летописях также Гюрьгев, Гургев — связано с христианским именем самого Ярослава — Георгия. Как обратил внимание Голу-бинский, созданная в Юрьеве епископия простиралась на юг. в бесконечные partes infidelium («пределы неверных»)[110]. Действительно, она охватывала Поросье, население, жившее по р. Роси, и находившихся южнее кочевников — Черных клобуков, и имела важное миссионерское и тем самым политическое значение, включая кочевников, связанных с Русью договорами, экономическими и политическими отношениями, в сферу христианизации и подчинения Киеву. Возможно, что Юрьевская епископия была учреждена Ярославом вскоре после основания города, т. е. между 1032 и 1054 гг., скорее к началу этого временного отрезка.

Юрьевский епископ обладал особыми функциями, такими же, как и глава Белгородской епархии, являясь викарием Киевской митрополии[111]. Это заключение может быть сделано на основании того, что, по летописным сообщениям, в 1073 г. при заложении собора Печерского монастыря юрьевский епископ Михаил заменял отсутствовавшего митрополита Георгия[112], а в освящении в 1185 (январь 6691, на деле 6692) г. церкви Василия в Киеве вместе с митрополитом Никифором участвовал и юрьевский епископ (без имени)[113], при том, что, как писал Голубинский, Юрьевская епархия была «весьма невелика»[114]. Действительно, юрьевский епископ, по этим сообщениям, не только в XI, но и в XII в. был ближайшим помощником и заместителем главы русской церкви, что сближает его с положением белгородского епископа. В рассказе Киево-Печерского патерика об освящении Печерского собора юрьевский епископ Антоний обнаруживает особое положение среди епископов, единственным выступая с персональной речью в ответ на вопрос митрополита о том, кто известил о предстоящем торжестве[115]. Как и Белгород, Юрьев не был центром княжества и управлялся из Киева, не составлял административно-государственной единицы. Вместе с тем в летописных сообщениях 1089, 1091 и 1115 гг. интересующий нас иерарх упоминается среди епископов не на первом, а на последнем или предпоследнем местах (в 1089 г. после белгородского, ростовского, черниговского епископов; в 1091 г. после переяславского, владимирского и черниговского; в 1115 г. после черниговского и переяславского епископов и белгородского попа)[116].

Поппэ, обративший внимание на такое место епископа, счи-. тает, что это не позволяет согласиться с установлением какого-то особого административного статуса юрьевской кафедры[117]. Однако обе группы свидетельств могут не опровергать, а дополнять друг друга. Поскольку противоречащие сообщения относятся не к одному году и не к одним и тем же епископам, а к разным, можно думать, что юрьевский епископ выполнял функции викария тогда, когда это не мог делать белгородский, являвшийся и администратором над территорией Киевской земли, кем юрьевский иерарх не был.

Вместе с тем и центр ориентированной на юг от Киева епархии не все время был в Юрьеве. В 1095 г. Святополк построил новый город Святополч и переселил туда юрьевского епископа с юрьев-цами и жителями других городов[118]. Во второй половине XII в. вместо юрьевского епископа упоминается каневский. Еще в 1147 г. во время поставления митрополитом Климента Смолятича участвовавший в соборе епископ Дамиан назван «гюргевским»[119], но, когда через семь лет в 1154— начале 1155 г. митрополита в Киеве не было, киевляне, уставшие от междоусобной борьбы за княжеский стол и нападений половцев, послали «епископа Демьяна Каневского» к Изяславу Давыдовичу Черниговскому в качестве посла с приглашением княжить[120]. В константинопольском перечне русских епископий, относящемся к 1160-м годам, также упоминается Канев, но нет упоминания какой-либо другой южной кафедры[121].

Канев в середине XII в. был местом, где разрабатывалась военная стратегия борьбы с полем и имело место несколько княжеских «снемов» против половцев[122]. Упоминается русская кафедра на р. Роси и в дополнении к константинопольскому перечню кафедр конца XII в., относящемся к более позднему времени, XIII—XIV вв., где она названа «святым Георгием»[123]. Известно, что церковь Георгия в Каневе была заложена в 1144 г.[124] По представлениям средневекового человека, Георгий был бесстрашным воином-змееборцем, покровителем землевладельцев и воинов[125]. Правда, мы не знаем названия кафедральной церкви в Юрьеве; возможно, что она также носила имя ее основателя — Георгия, и тогда это последнее упоминание может относиться не к Каневу, а к Юрьеву." Но указанные сообщения заставляют считать, что когда-то между 1147 и 1154 гг. кафедра была перенесена с верховьев Роси в ее низовье в Канев, что может быть связано, скорее, не со случайными обстоятельствами, например с пожаром юрьевского собора, но с усилением опасности со стороны степи в эти годы и с увеличением роли Канева, ставшего местом отдельного княжения. Епископ города Канева, как и подобало главе Юрьевской епархии, выступал в сообщении 1154 г. представителем киевлян и заместителем отсутствовавшего митрополита, что вновь говорит об особой, не только епархиальной, но и киевской, компетенции главы пограничной с полем кафедры[126].

К этому процессу христианизации вошедшего в состав Древнерусского государства или находившегося на пограничье местного населения относится и формирование Ростовской епископии в политическом центре земли, где наряду с русским и до него жило восточнофинское мерянское население, не создавшее своей государственной организации, но слабо подчинявшееся киевской администрации. Как и Юрьев, Ростов не был центром княжения, и здесь епископ должен был восполнить недостаточность государственной, княжеской деятельности. Стремление к христианизации Ростовской земли заметно очень рано, в первые годы после принятия христианства самим Киевом и киевлянами. Ростовская дубовая церковь, «какова не бывала потом, таковой не бывати, а стояла та церковь 168 лет»[127], сгорела в 1160 г.[128], т. е. была построена в 992 г. Позднее сказание об обретении мощей епископа ростовского Леонтия, имевшее целью удревнить существование местной кафедры, сообщало о существовании Ростовской епископии с начала XI в.[129], как считал и Голубинскии, относивший ее учреждение к деятельности Владимира Святославича[130]. Однако послание епископа Владимира Суздальского Симона к Поликарпу прямо указывает, что Леонтий был первым епископом на Ростовской кафедре («и сь бысть первый престолник»)[131]. О том же свидетельствует летописная статья о поставлении епископа Кирила 1231 г., где ряд местных епископов начинается с Леонтия, Исайи и Нестора[132], причем последний — деятель уже середины XII в.

Леонтий был убит местными язычниками, выступавшими против христианизации и подчинения государственной церкви. Когда это произошло? ?. ?. Воронин связывал убийство епископа с восстанием смердов в Ростовской земле в 1071 г. и относил его к тому же году[133]. Следовательно, кафедра должна была быть основана несколько ранее. ?. Д. Приселков относил учреждение Ростовской епископии к распределению княжеских и епископских столиц между Ярославичами после ареста Всеслава Полоцкого[134], т. е. после 1067 г. Поппэ относит это учреждение к 1073—1076 гг., когда распался триумвират Ярославичей и Ростовская земля вышла из-под власти Переяславля и оказалась во владении Святослава, занявшего Киев, и до его смерти[135].

Хотя Повесть временных лет и бедна сведениями, связанными с церковью, подробный рассказ о восстании в Ростовской земле, но не упоминающий о таком событии, как гибель во время восстания местного епископа, может быть легче объяснен тем, что первый ростовский миссионер-епископ погиб не в это время. Само учреждение епископии в Ростове, скорее, могло последовать за восстанием в 1072—1073 гг. как мера для предотвращения подобных выступлений, хотя и не привело к желаемым результатам сразу. Как свидетельствует Житие Авраамия Ростовского, в Чудском конце, на месте, где стоял идол бога Белеса, разрушенный Авраамием, был основан Богоявленский монастырь (конец XI в.)[136] .

Другие умолчания и неясные свидетельства летописей об освящении церкви в Ростове позволили Приселкову обратить внимание на то, что после первых епископов Леонтия и Исайи (последнее упоминание в 1089 г.) в Ростове вновь не было епископов и епархия поэтому могла быть вновь воссоединена с Переяславской[137]. Действительно, в конце XI в. глава переяславской кафедры Ефрем строил церкви в Суздале[138]. Однако Ефрем в это время был переяславским митрополитом, осуществлявшим юрисдикцию над Суздальским краем.

Приселков объясняет отсутствие упоминаний ростовских епископов в первой половине XII в. тем, что Владимир Мономах желал закрыть ростовскую кафедру, открыв взамен ее смоленскую, где он заложил в 1011 г. каменный собор[139]. Однако данных к такому заключению нет. Смоленск и Ростов, принадлежавшие в это время[140] одному князю, являлись в то же время историческими и административными центрами своих земель, и еписко-пия в одном из них не могла заменить другой. Что касается отсутствия упоминаний ростовских епископов в указанное время, то оно 'может объясняться как тем, что в Ростове кафедра, открытая переяславским митрополитом, вновь была закрыта после его смерти, так и неучастием их в тех общерусских мероприятиях, которые получили отражение в летописях. Ведь первое после шестидесятилетнего перерыва упоминание главы ростовской церкви Нестора находится не в летописи, распространившейся во многих списках, а на случайно сохранившемся антиминсе новгородской церкви Николы на Дворище 1148 г.[141], хотя летописное упоминание принадлежит только к 1156 г., когда «иде епископ Нестер в Русь и лишиша и епископьи»[142]. Несомненно, что угроза воссоединения отделившейся части епархии с ее традиционным центром в XII в. действительно существовала, о чем говорят специальные ее упоминания в смоленских уставных грамотах князя Ростислава и епископа Мануила, но для ее осуществления должны были сложиться особые политические условия, какие здесь неизвестны.

Тенденции к формированию новых крупных феодальных княжеств, полузависимых и независимых политически от Киева, привели к возобладанию в XII в. полицентрической структуры Руси. В этих условиях каждая столица княжества претендовала на получение и собственной кафедры, и митрополия шла навстречу таким пожеланиям, понимая, что, чем больше подчиненное ей войско, тем оно сильнее. Таким образом, можно говорить о начале третьего этапа формирования епископий. В 1130—1150-х годах епископии были основаны в Смоленске и Галиче, на рубеже XII—XIII вв. — в Рязани, в начале XIII в. (1214 г.) — во Владимире Суздальском.

Это были политические акты местных князей, поддержанные городами, которые фиксировали таким способом самостоятельность княжества, подчинение местной церковной организации своему князю, а не тому чужому политическому центру, где находилась до этого кафедра. Так, Смоленская епископия была основана в 1136 г. первым самостоятельным смоленским князем Ростиславом по соглашению «со своими боярами и людьми», ее епархия была сформирована путем выделения территории Смоленского княжества из огромной Переяславской епархии. В сохранившейся учредительной грамоте подробно перечислены источники обеспечения епископа и его клироса, которые являются, очевидно, типичными для этого времени. Получив кафедру, епископ Мануил со своей стороны подтвердил княжеский акт и пожалование, одобрив и запрет воссоединять епархию с Переяславлем[143].

Относительно Галичской епископии таких сведений нет. Впервые она упоминается в летописи под 1156 годом в связи с постав-лением двух епископов: в Переяславль Василия и в Галич Козьмы[144]. Затем Козьма назван также под 1165 годом[145]. Поппэ рассматривает упоминание поставления Козьмы как свидетельство того, что митрополит Константин решил отделить Галичское княжество в церковном отношении от Владимирской епископии, поддерживавшей его соперника, митрополита Климента Смоля-тича, и считает Козьму «первым галичским епископом»[146]. Однако такого указания на учреждение новой епископии Константином нет: в летописи перечисляются поставления на две кафедры, и вторая ничем не выделена по сравнению с первой, существовавшей с XI в. Вместе с тем в перечне галичских епископов в латинской рукописи начала XVIII в., который приведен Голубинским со ссылкой на А. Петрушевича, перед Козьмой первым назван Алексий[147]. Если таковой действительно существовал, он мог быть поставлен вместе с учреждением кафедры после того, как Галич превратился в столицу вновь созданного Владимиркой Володаревичем княжества в 1141 г. Как и Ростислав Смоленский, Владимирке опирался на свое боярство, но городские слои ему не сразу удалось привести в повиновение, и он использовал для этого даже военную силу. С киевскими князьями он находился в переменных отношениях, поддерживая Всеволода Ольговича в его походах на Польшу (1135, 1142 гг.), но отказываясь признавать его верховенство в своих спорах с волынским князем Иваном Ростиславичем, пока Всеволод не принудил его к этому военным походом[148].

Приселков считал, что до учреждения епископии Галичское княжество подлежало ведению киевского митрополита и галичская кафедра была открыта «взамен владимирской»[149]. Однако основание для такого утверждения не указано. Князь Юрий Долгорукий, княживший в Киеве несколько раз в 1149—1151, 1155—1157 гг., был тесно связан с Владимиркой Володаревичем, выдав свою дочь за его сына Ярослава, княжившего в Галиче с 1153 г.

Возможно, что кафедра была открыта при митрополите Михаиле и великом князе Всеволоде Ольговиче, т. е. в 1139— 1145 гг. Галичская епископия названа в константинопольском перечне русских епископии, который относится к 1160-м годам, она находится на последнем, одиннадцатом месте после смоленской кафедры[150]. Галичский кафедральный собор Богородицы упоминается в 1185 г., его строительство связывается с 40—50-ми годами XII в. и организацией епископии[151].

Возникновение епископии в Рязани не связано непосредственно с образованием Рязанского княжества, но определялось политическим положением княжества относительно Киева и Владимиро-Суздальской Руси и соперничеством этих центров в конце XII в., заинтересованных в отделении церковного управления Рязанской земли от Чернигова. Время создания кафедры определяется по сохранившимся старшим летописям между 1187 г., когда Рязань принадлежала еще Черниговской епископии[152], и 1207 г., когда назван «епископ их» (рязанцев) Арсений[153], как об этом писал Голубинский[154] . Татищев привел сведения о том, что епископом был поставлен в 1198 г. игумен местного монастыря Арсений[155], который упоминается и в 1207 г. Это уточняет дату образования епископии. В Рязанскую епархию вошло не только Рязанское, но и Муромское княжество в верховьях Оки. Создание наряду с Ростовской также Владимирской епископии и формирование особой Владимиро-Суздальской епархии явилось результатом политического дробления Владимиро-Суздальской земли, начавшегося еще в XII в. В процессе сложения новой государственно-территориальной структуры на месте бывшего Ростовского княжества возникли великое княжество Владимирское и шесть других княжеств с центрами в крупных городах[156]. В этих условиях потребовалось отделить Суздальскую епископию, принадлежавшую теперь Владимирскому княжеству, от Ростовской. Это и было сделано великим князем Юрием Всеволодовичем в 1214 г.[157] после того, как занимавший суздальскую и ростовскую кафедры епископ Иоанн, бывший духовником отца Юрия, Всеволода, был вынужден по требованию князя покинуть кафедру. На Ростовскую епископию был поставлен тогда же духовный отец ростовского князя Константина Пахомий[158]. Таким образом, формально это не было учреждение новой епископии, но восстановление самостоятельности Суздальской и перенесение ее в стольный город Владимир, где еще Андреем Боголюбским в 1158—1160 гг. был построен для несостоявшейся митрополии Успенский собор. После появления в Северо-Восточной Руси двух епископии под церковную власть Владимира должна была перейти только территория самого Владимирского княжества с Галичем, Костромой, Суздалем и Москвой, а ростовский епископ продолжал осуществлять власть над Ростовским, Переяславским, Угличским и Ярославским княжествами. Так, освящение церкви в Ярославле в 1224 г. производил епископ ростовский Кирил, поставленный на место умершего Пахомия[159].

Создание новых епископских кафедр в Волынской земле в XIII в. явилось средством борьбы князя с политическими претензиями местных епископов.

Новую кафедру получил новый город-крепость Угровск на р. Буге, созданный князем Даниилом Романовичем для укрепления своей власти в Забужье. Он был, вероятно, главным городом всей той волости[160] с городами Верещин, Столпье и Комов, отобранной вместе с Берестьем и «всею Украиной» в 1219 г. Даниилом у Лешка Белого[161], с чем и связано было учреждение епископии именно в нем. По сообщению Ипатьевской летописи, «Данилови бо княжащу во Володимере, созда град Угореск и постави во нем пискупа... »[162]. Дата учреждения кафедры не указана, но это было после возвращения Забужья от Лешка, т. е. после 1219 г., и до основания Холма, которое произошло примерно в 1237г.[163]

Такое церковно-административное разделение Владимирского княжества, находившегося под властью одного князя, должно было иметь особый политический смысл. А. В. Карташев писал, что Даниил «захотел основать свою новую столицу Галицкого княжества в Угровске»[164]. Однако для такого утверждения, кроме самого учреждения новой епископии, нет никаких оснований. Скорее, есть основание видеть в этом акцию, направленную против владимирского епископа Асафа. В. Т. Пашуто считал, что «Владимирская епископия находилась в полном подчинении великого князя»[165]. Но так было не с самого начала княжения Даниила во Владимире.

Действительно, до Даниила во Владимире княжил Александр Всеволодович, который был вынужден уйти из столичного города в Белз, где и сидел, оставаясь врагом братьев Романовичей, до 1234 г., когда пытался бежать в Киев к своему тестю Владимиру Рюриковичу[166]. Владимирский епископ, доставшийся Даниилу от княжения Александра, был его ставленником и, следовательно, противником Даниила. Это и должно было привести или к смене владыки на столичной кафедре, или к созданию ему конкурента, услугами которого новый князь мог пользоваться беспрепятственно. Не располагая возможностью сделать первое, он смог, не отторгая у владимирского епископа части епархии (а раздел епархии, совпадавшей с политической единицей, запрещался правилами), создать новую из Забужья, возвращенную от Лешка. Эту акцию должны были поддержать митрополит Матфей (1200-е годы—1220 г.) и великий князь киевский Мстислав Романович (1214—1223), но не его наследник, тесть Александра, Владимир Рюрикович (1223—1235) и сидевший при нем на митрополии Кирил I (1224—1233). Таким образом, мы можем сузить время создания угровской кафедры до 1219—1220 гг., т. е. сразу после возвращения Забужья и основания города Угровска.

О том, что владимирский епископ Асаф при князе Данииле искал возможность покинуть свою кафедру, говорит обсуждение его кандидатуры в 1229 г. на Новгородскую епископию[167].

Поппэ считает, что Асаф, епископ владимирский, упомянутый в статье 6731 (1223) г. Ипатьевской летописи первым среди четырех владимирских епископов, Асаф владимирский волынский Новгородской I летописи в статье 1229 г. и епископ Асаф угров-ский, «иже скочи на стол митрофоличь» — одно и то же лицо, и относит эту попытку епископа занять митрополичью кафедру к 1220—1224 гг., когда перед приходом Кирила I она была вакантна[168]. Однако характеристики, даваемые в летописи обоим лицам, различны[169], ситуация, сложившаяся в связи с приходом Даниила во Владимир, где на кафедре сидел его противник, была очень сложна, что не позволяет объединять этих двух Асафов в одно лицо.

По сведениям Ипатьевского свода, владимирский епископ Асаф был поставлен из пригородного Святогорского монастыря. Происхождение угровского владыки неизвестно, но известно, что он отличался большими политическими претензиями и, поощренный Даниилом к соперничеству с епископом Владимира, не ограничился этим, но пытался занять митрополичью кафедру в Киеве, за что поплатился своей карьерой, и кафедра была перенесена в Холм[170]. Эта акция Асафа Угровского могла иметь место уже после взятия монголами Киева в 1240 г. и после того, как митрополит Иосиф, поставленный в 1236 г., исчез из Киева. В Киеве долго не было нового митрополита, поставленного в Константинополе, так как с 1240 по 1244 г. патриаршая кафедра также не была занята. Одним из претендентов на митрополию в это тяжелое время и мог стать Асаф[171] .

Однако церковно-политическая деятельность угровского епископа была не столько причиной, сколько предлогом перенесения кафедры в Холм. Основанный около 1237 г. и сильно укрепленный город благодаря покровительству великого князя скоро стал важным производственным, торговым, политическим и культурным центром Волынского княжества. После выполнения угровской кафедрой своей политической роли и прихода нового владимирского епископа Василия, который должен был быть уже ставленником Даниила, великий князь только ждал, вероятно, случая для перенесения второго церковного центра своего княжества в Холм, и он представился. Это перенесение произошло в 1240-х годах, также после взятия монголами Киева.

Пашуто выделил в составе холмского свода Даниила Галиц-кого летопись начала 1260-х годов, считая ее автором упоминаемого в ней холмского владыку Ивана, который записал впечатления от поездки в ставку Бурундая 1261 г.[172] По его мнению, владыка Иван был первым холмским епископом после перенесения туда кафедры[173].

Наконец, с 1220—1230-ми годами может быть связано и учреждение епископии в Луцке, городе на р. Стыри, на восток от Владимира Волынского. Хотя впервые она упоминается в 1288 г., политическая ситуация во время правления князя Даниила Романовича заставляет исследователей относить ее создание к 1230-м годам. Так, Голубинский предполагает, что, так же как князь Даниил мог открыть угровскую кафедру перед монгольским нашествием, Василько мог учредить епископию в Луцке[174]. Поппэ также относит учреждение этой епископии к 1235—1240 гг.[175] Пашуто в своем рассказе о подчинении волынских городов Даниилом считает, вероятно, что луцкая кафедра была создана еще до этого, т. е. 1227 г., когда Даниил овладел Луцком[176].

Кафедральные церкви епископии, открывавшихся в конце ХЧ—начале XIII в., были посвящены, как правило, одному и тому же празднику, Успению богоматери (Владимир Суздальский и Владимир Волынский, Ростов, Смоленск, Галич, Рязань, Холм). Успенскими были и многие городские церкви и не бывшие первоначально кафедрами (Ярославль, Старая Ладога, Дорого-буж Волынский)[177]. Печерская церковь была и архитектурным образцом для строительства части этих храмов.

Культ Успения богоматери распространился на Руси после построения Печерской церкви благодаря традиционному поклонению умирающему и дающему жизнь женскому божеству у славян, времени праздника (15 августа), совпадающего с окончанием жатвы, и популярности самой Печерской церкви. Епископы, выходцы из этого монастыря, несомненно способствовали этому распространению.

К середине XIII в. на Руси было 16 епархий, в значительной части соответствующих крупным русским княжествам, равным по территории западноевропейским государствам.

Сравнение этой церковной структуры с византийской, которая не могла не быть отправным пунктом при ее формировании, показывает, что условия Руси не позволяли прямо воплощать здесь иноземные образцы, но заставляли исходить из местных нужд.

В Византии в XI в. существовало около 80 митрополий и несколько сот епископии[178], так что епископа имел практически каждый город. Даже учитывая, что население Византии этого времени, по подсчетам составлявшее около 20 млн, было в 3— 4 раза больше, чем население Руси (от 5 до 8 млн по различным оценкам)[179], мы видим все же за этим различием сходную по форме структуру церковного управления, построенную, однако, по другим принципам. Она соответствовала не византийским основам административного деления патриархии, а русской государственной структуре, сложившейся в XI—XII вв. Нужно учитывать, что если разделение одной митрополичьей епархии на несколько зависело от решения Константинополя, то выделение новых епископии было в компетенции князей и митрополита на месте. Инициаторами здесь были киевские и местные князья.

Таким образом, формирование церковной структуры на Руси в конце X—XII в. явилось процессом внутреннего развития государственного строя Руси. Сама митрополия в Киеве, объединявшая (за исключением короткого времени во второй половине XI в.) всю государственную территорию Древней Руси, была центром национальной (в смысле народности) церкви. Основанные великокняжеской властью и местными князьями епископии представляли собой централизованную структуру, которая в основном соответствовала политической структуре. В пору феодальной раздробленности и существования самостоятельных княжеств церковная система из 11 —16 епископии, подчиненных как местным князьям, так и Киеву, в определенной степени компенсировала недостаток политической централизации. Сохранению политической роли Киева, за обладание которым боролись практически все княжеские линии, несомненно способствовало среди других факторов и наличие в нем митрополичьей кафедры, ибо обладание древней столицей позволяло сильному князю использовать в своих интересах не только епископа своей епархии, но и главу всей русской церкви.