ББК 71

И 76

Красноярское отделение Российского философского общества

Сибирский институт проблем глобализации

Исследовательский Центр современных гуманитарных технологий при СибГТУ

Ответственный редактор выпуска Колмаков В.Ю.

Редакционный совет:

Москвич Ю.Н., председатель, Красноярск

Викторук Е.А., Красноярск

Иванов В.И., Красноярск

Кудашов В.И., Красноярск

Колмаков В.Ю., Красноярск

Красиков В.И., Кемерово

Чумаков А.Н., Москва

И 76

Интеллект, ментальность и духовность в глобальном мире: кол.монография, отв. ред. Колмаков В.Ю. [Серия: Библиотека актуальной философии]. Вып. 2. – Красноярск: Изд-во «Литера-принт», 2008. – 228 с.

ISBN 978-5-85981-268-4

В монографии представлены статьи по актуальным вопросам философии глобализации, посвященные исследованиям взаимосвязи интеллекта, ментальности и духовности в глобальном мире. Представленные исследования объединяет общая идея: рассмотрение происходящих изменений в современном мире как процесс формирования новой интеллектуальной формации.

Привлекательными особенностями сборника является его актуальность и смелые предвидения будущего, что делает его интересным для широкого круга читателей – от студентов до преподавателей, от политиков до представителей бизнеса.

ББК 71

© Красноярское отделение Российского философского общества, Сибирский институт проблем глобализации, 2008

© СибГТУ, 2008

© Авторы статей, 2008

© Москвич Ю.Н., дизайн обложки, 2008

Другие книги серии

Осмысление глобального мира (вып.1)

Новая социальная реальность глобального мира (вып.3)

ВВЕДЕНИЕ

Новая интеллектуальная формация

В.Ю. Колмаков

ИНТЕЛЛЕКТОСОФИЯ МЕНТАЛЬНОСТИ

Интеллектуальная харизма

Социология интеллекта

Ментальная психология интеллекта

Структура разума

Картезианская методология анализа социальной реальности

Логическая культура как фактор формирования и функционирования ментальной целостной характеристики культуры общества в целом

Ментальные сценарии развития общества

Логико-методологическая парадигма исследования

Метарациональность

А.П. Павлов

ОНТОЛОГИЯ СМЫСЛА КАК ПРОБЛЕМА КОНСТИТУИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Субстанциональная культура

Библиографический список

Е.В. Володина

СОЦИАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО: МЕНТАЛЬНОСТЬ И ПРОБЛЕМЫ ПОНИМАНИЯ

1. “Призраки рода”

2. “Призраки пещеры”

3. “Призраки площади”

4.”Призраки театра”

Библиографический список

В.И. Кудашов

ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ ТРАНСФОРМАЦИИ МЕНТАЛЬНОСТИ

Библиографический список

В.Г. Александров

ЭНЕРГИИ ВСЕЕДИНСТВА РУССКОГО ДУХА

Библиографический список

В.И. Иванов

ДИАЛЕКТИКА МЕНТАЛЬНЫХ ИДЕОЛОГИЙ В ГЛОБАЛЬНОМ МИРЕ

1. О государстве и идеологии,об идеологической культуре

2. Элита и социальный авангард России. О великих личностях России и крупнейших исторических деятелях

3. Об «осуществлении» русской идеи в советский период жизни российского общества

4. О ценности и универсальности демократии при всех ее недостатках

Библиографический список

М.В. Пугацкий

ПРАВОВАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ УКАЗОВ ПРЕЗИДЕНТА РФ

Библиографический список

А.Н. Попов

МЕНТАЛЬНОСТЬ В СИСТЕМЕ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

С.М. Трашкова

МЕНТАЛЬНОСТЬ ЛИЧНОСТИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЕГО ПРЕСТУПНИКА

Библиографический список

Ю.Н. Москвич

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ТВОРЧЕСКИЙ КЛАСС – НОВАЯ СИЛА РАЗВИТИЯ РОССИИ

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ НА МАРШЕ

НОВЫЕ ТВОРЦЫ ИСТОРИИ

«ЧЕЛОВЕК ТВОРЧЕСКИЙ» И «ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ЗИМА»

ТВОРЧЕСКИЙ КЛАСС КАК РЕАЛЬНОСТЬ

ТВОРЧЕСКИЙ КЛАСС РОССИИ – НОВАЯ НЕЖДАННАЯ СИЛА

КЛЮЧЕВАЯ ПРОБЛЕМА ИННОВАЦИОННОГО ПРОРЫВА: КАК ИЗМЕНИТЬ МЕНТАЛЬНОСТЬ

ВЗГЛЯД В ЗАВТРА: ТРЕБУЕТСЯ ИННОВАЦИЯ ДЛЯ ИННОВАЦИОННОГО БУДУЩЕГО РОССИИ

Библиографический список

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

ВВЕДЕНИЕ

Новая интеллектуальная формация

Наступило Новое интеллектуальное время, новое интеллектуальное пространство, в котором изменяется взаимосвязь интеллекта, ментальности и духовности. Ментальность есть пространство взаимодействия социального интеллекта и духовности, поэтому необходимо отрефлектировать, осознать достаточно полно и адекватно новые процессы, происходящие в новом ментальном континууме. Этому и посвящена данная коллективная аналитическая работа. Современная интеллектуальная эпоха принципиально отличается от всех предшествующих тем принципиальным фактом, что интеллект признан особым ресурсом, гораздо более важным и ценным по сравнению с природно-сырьевыми запасами. Интеллект – ценность особого порядка. И действительно, важно понять в этих условиях, как и каким образом происходит производство и воспроизводство интеллекта. Происходит активное становление новой интеллектуальной формации, происходит изменение многих социокультурных процессов, сопричастных логической и ментальной культуре. Но вместе с тем, происходит индустриализация интеллекта, появляются своеобразные интеллектуальные технологии, создаются фабрики мысли.

Сегодня становится важным так называемое информальное образование, под которым мы понимаем возможность реализовывать спонтанно возникающие желания и потребности человека получать новые знания и умения в культуронасыщенной среде. Образование как социальный институт будет испытывать на себе особую социальную нагрузку, должны будут произойти достаточно сложные явления.

В современном глобализирующимся мире духовность высокого уровня можно рассматривать и оценивать как альтерглобальное явление. Одномерная примитивная, упрощенная глобальность приобретает черты массовой бездуховно-сти, потребительства. В противоположность этому возникает такая же странная аномалия, возникает ряд странных религиозных и других фанатических феноменов.

В целом можно отметить в качестве положительного явления то, что происходит изменение духовно-интеллектуального пространства, изменяется интеллектуальное социальное пространство, возникает более культуронасыщенное пространство и явление нового интеллекта, который, может быть, ещё не получил своего точного определения, но его особенности уже проявляются. К этому могут быть отнесены такие явления, как, например, «дети индиго». Можно по-разному оценивать данный феномен, его можно и нужно рассматривать не с позиций мистической паранаучной парадигмы мышления, а с позиций проявления логики нового социального разума. В качестве нового социального явления возникло поколение специалистов с несколькими высшими образованиями. Происходит стирание граней между техническим и гуманитарным образованием. Новые информационные технологии активно внедряются в систему социального, гуманитарного знания. Формируется новый тип современного мышления, способного переходить межнаучные условные разделения знания и мыслить более широко, более системно, на более сложном логическом уровне.

Данная научная работа не может исчерпать всего многообразия возникающих проблем, и её главная задача – привлечь внимание думающих людей к этой сложной проблеме.

Ответственный редактор выпуска

Колмаков В. Ю.

В.Ю. Колмаков

ИНТЕЛЛЕКТОСОФИЯ МЕНТАЛЬНОСТИ

Существует оценочный штамп: человек – существо разумное. В соответствии с чем априорно задаётся тезис: разумность есть фактор человеческой сущности, сущность человека имеет рациональную природу. А разумное ли на самом деле существо человек? А если всё же по каким-то критериям можно признавать то, что человек разумен, то в чём именно эта разумность проявляется и каковы механизмы формирования разумности? Рациональная природа человека есть отличительная сторона его множества и других не менее важных характеристик.

В итоге возникает несколько парадоксальная формулировка вопроса: «разумен ли человек разумный?». По-видимому, в такой формулировке проявляется попытка осмысления законов разумной организации человека и общества. И, наверное, лишь отчасти понятно то, что разумность, если это всё-таки разумность, породила в процессе человеческой истории огромное количество неразумных явлений. Закономерно задать вопрос: а что разумного привнёс человек в пространство того мира, в котором он существует? Пока итогом этой разумности является то, что человек, к сожалению, весьма успешно, уничтожает биосферу планеты, которая ему дала жизнь.

Может быть, человек разумен лишь в пространстве своего социального мира. Но тогда насколько целесообразно в ожесточённой конкуренции создавать всё более мощные виды уничтожения себе подобных? Итак, исходный вопрос очень простой: является ли Homo sapiens разумным? Или он является «человеком агрессивным»?

Человек разумен в силу того, что сама природа обладает законами рациональной организации. Биоценоз – разумен, Вселенная – разумна. Но разумен ли человек так же, как разумна Вселенная? Или человек разумен иным способом? Рациональное понимание природы как исключительно разумной не даёт полного и, соответственно, правильного понимания сущности человека. Человек не является ноосферно креативным существом, В.И. Вернадский и Тейяр де Шарден были не правы, принимая желаемое за действительное.

Возможно, что и само понимание природы разумности также необходимо подвергнуть критическому рассмотрению. Разумность всегда была критерием уровня развития общества. Фактор разумности, естественно, играет немаловажную роль в жизнедеятельности человека и общества, и нет необходимости подвергать кардинальному сомнению наличие рациональности в природе человека. Проблема состоит несколько в ином, в неком другом аспекте. А именно, в том, каким образом возникает, функционирует и, может быть, даже развивается рациональность как важнейшая составляющая характеристика? Важно понять, как рациональность проявляется в качестве фактора реальной человеческой истории?

Можно утверждать, что существует некий фактор, «Sapiens factor» социоинтеллектуальной системы. Такое проявление интеллектуальности есть характеристика разума как реальной системы, способной производить интеллектуальные операции, влияющие на реальные процессы. Рациональность в этом смысле всё же близка к тому, что может быть рассмотрена как интеллектуальность. Это явления близкие, но всё же различные, они характеризуют разные уровни того, что делает человека разумным и способным совершать достаточно сложные операции, позволяющие ему выживать и развиваться в процессе его деятельности. Человек развивается как интеллектуальная система, приобретающая расширенные способности решать более сложные проблемы, совершая соответствующие операции.

При этом важно заметить, что пространство, в котором человек совершает свои интеллектосодержательные действия определённым образом должно соответствовать схемам организации его интеллекта. Интеллект – относительно устойчивая схема проявления разума, но в то же время непостоянная, способная изменяться. В целом, эти схемы могут сменять друг друга и формировать новые типы деятельности, что по сути дела означает формирование новой социальной реальности. То есть, социальная реальность есть результат способности формирования и удержания, а также сохранения интеллектуальной схемы организации бытия. Такая интеллектуальная схема действительно присутствует, и её реальность очевидна. Интеллект способен развиваться схемоструктурно, в этом своём развитии он образует соответствующие точки интеллектуального движения. Движение по восходящей линии образует интеллектогенезис.

Интеллектогенезис проявляется как процесс исторического существования и чередования существ, обладающих нейрофизиологическим устройством, способным производить определенные по степени сложности логические операции. Онтология интеллекта содержательно заключается в проявлении реальных свойств развития интеллектуальных систем. Эти системы способны к высокой степени модификации, они многообразны, часто не похожи друг на друга по своим различным ярким проявлениям, сохраняя внутреннее сходство на более глубоких уровнях. То есть, можно признать, что действительно существует реальный сапиенс-фактор истории и бытия человека. Есть некая сфера интеллектуальности, в которой человек и общество определяются своими интеллектуальными способностями, которые они проявляют в процессе своей практической деятельности.

«Сапиенс – фактор» человеческой природы – обладает как общими характеристиками, присущими всем видам социоинтеллектуальных систем, так и тем, что реализуется в сумме конкретных неповторимых свойств результатов его деятельности. Но здесь существует несколько сомнительный аспект, этот курьез некого смыслового заблуждения заключается в следующем. Рассматривая человека как Homo sapiens, дается общая, изначальная характеристика его принципиальной определенности. Так ли права данная характеристика? Разумеет ли разумный человек? А если он разумен, то каким образом эта разумность и рациональность проявляются? Какова природа человеческой рациональности?

В то же время человек есть биологическое существо. И в этом отношении возникает вопрос: на самом деле существует ли Homo intellectuals или его интеллектуальность лишь некий биологический модус? Различные характеристики человека как хомо сапиенса могут быть продолжены в рассмотрении его как существа интеллектуального. И в этом смысле он является хомо интеллектуалис. Интеллектуальность устойчивых существенных связей присутствует в любой форме организации и в человеческом обществе, естественно, присутствует важным и необходимым образом.

Итак, от чего можно оттолкнуться для дальнейшего развития представлений о природе интеллектуальности? По-видимому, необходимо исходить из достаточно точного и определённого понимания того, что такое хомо интеллектуалис? Главным признаком данного существа необходимо считать его способность производить интеллектуальные операции определенной степени организационной сложности, а также информационной емкости, с определенной скоростью их осуществления. В этом смысле человек-интеллект социален, многообразен, имеет различные аспекты своего проявления, он полимерен. Полнота интеллектуальной сложности человека проявляется лишь при максимальной развернутости всех свойств данной интеллектуальной системы.

На этом основании можно отметить реальную интеллектуально-дееспособную продуктивность социальной системы. Видимая часть социальной продуктивности имеет в качестве своего основания сферу интеллектуального производства. Тайна интеллектуальной продуктивности общества раскрывается не в сфере экстенсивно количественных показателей, а в сфере креативной адекватности. Создание новых интеллектосодержательных продуктов деятельности должно решать новые социальные проблемы. Креативная дееспособность интеллектуально продуктивной части общества должна. То есть, сама по себе ментальность социальной системы еще не означает однозначно ее интеллектуально-дееспособную продуктивность. Примитивные уровни ментальности порождают соответствующий тип практической продуктивности.

Системный алгоритм складывается из взаимодействия, отмеченного А. Тойнби, «Вызов – ответ», но, очевидно, не всегда интеллектуальная ответность адекватна тем сложным интеллектуальным вызовам, которые возникают сегодня, хотя понятно, что интеллект должен, обязан работать эффективно.

Общая структура прорисовывается через сущностные атрибутивные точки: animals – informaticus – animus. То есть, человек возник как информационное существо, как интеллектуальный организм, способный усваивать и перерабатывать определённое количество информации, обладающей соответствующими качественными характеристиками. Информационность связывает животность и духовность, ментальность также носит в своей внутренней структуре эти информацион-ные свойства и характеристики.

Итак, всегда существует определённая специфическая ментальная организация общества, и это обстоятельство является существенным фактором и необходимым условием для понимания конкретного общества. В зависимости от способа ментальной организации общества и проявления конечной практической направленности менталитета определяется способность общества решать стоящие перед ним задачи, выживать, находить новые формы своего существования. В условиях быстрого и зачастую неординарного развития и изменения условий существования становится важным учесть возможность определённого типа интеллектуальной дееспособности общества понять и решать не только возникшие задачи, но и видеть необходимость решения многих проблем ещё до того момента, когда они приобрели достаточно обострённый характер своего проявления.

Поэтому важным является сохранение позитивной и перспективной ментальной целостности культуры и общества. Если такая потенциальная открытая целостность исчезает, общество, расколотое ментально, неминуемо стремится к распаду и организации новых оппозициональных ментальных сообществ.

Иногда наличие таких сильных нерациональных противоречий заставляет высказывать мнение о том, что, по-видимому, сложно однозначно признать интеллект сущностью человека и общества. Как известно, именно обстоятельство абсурдности и противоречивости человека и общества является основанием философии иррационализма. Как ни странно, человек боится быть только интеллектуальным существом. И в этом отношении легко заметить, что новые проблемы социального интеллекта проявляют и новые уровни формирования социума как интеллектуальной сущности. И человечество, изначально определяя себя именно как некую форму разума, снова и снова вынуждено задумываться и переосмысливать свою сущность в новых условиях интеллектуального развития.

Каждая ментальная система стремится к самоидентификации, тем самым наращивая своё отличие от других ментальных систем. Дифференцированные ментальные системы взаимодействуют друг с другом, и чаще всего это взаимо-действие не является адекватным. Ментальность становится формой идентификации социума в целом как самостоятельной группы, способной поддерживать свою интеллектуальную идентичность. Фобия других, чуждых ментальных культур проявляется в непризнании их права на существование, в стремлении осмеять, а для этого утрировать их ценности и принципы существования. Желание представить чуждую систему ментальности в карикатурном виде даёт некое чувство превосходства, тем самым таким весьма странным образом укрепляя некие основания прочности той ментальной системы, в которой находится мыслящий человек.

Интеллектогенезис осуществляется во многом за счёт ментальной дифференциации социальной системы. Дифференциация как процесс всегда присутствует в социальных процессах. Феномен ментальной дифференциации переходит неизбежный принцип ментальной визуализации. Разные ментальные системы воспринимают различным образом одни и те же реальные процессы. Культура складывается из людей, способных различным образом воспринимать реальные объекты. Общество обязательно распадается на различные ментальные социальные группы, которые обязательно создают свою логическую культуру. Эти социальные группы становятся своеобразными ментальными мирами, и в этом случае возникают новые уровни логической структурной организации интеллекта, тем самым изменяются уровни интеллектуальной реальности. Действительно, существуют различные уровни интеллектуальной реальности, они могут быть не похожи друг на друга, они представляют проявление разных форм организации интеллекта.

Пытаясь понять базовые характеристики этой интеллектуальной действительности, можно отметить её общесистемные свойства как пространства, обладающего устойчивыми характеристиками, как процесса. Пространство интеллекта есть процесс. Поэтому интеллектуальная, процессорная реальность как сфера социальной реальности должна быть осознана и понята в ее основных конструктивных закономерностях. В каждом конкретном случае важно понять, как устроена данная интеллектуальная континуальность, как она существует в качестве процесса интеллектуального порядка.

Человек существует определённым образом потому, что он мыслит соответственным образом. Одинаковые материальные условия существования современного человека, урбанизация, сближение международных стандартов, безус-ловно, приводят к формированию сходных типов поведенческих и социальных реакций. Вот только совпадает ли при этом ментальная содержательность?

Интеллектуальная харизма

Интеллектуальная харизма дана не каждой ментальной культуре, она присуща лишь уникальным системам. С этим феноменом связана деятельность тех культур, которые способны к созданию системной организации своего интеллектуального уровня бытия. Вместе с тем, харизма дана далеко не каждому мыслящему человеку, а многим она совсем не дана. Харизматическое системообразование истинно, когда оно способно оказывать высокое интеллектуальное облагораживание, воздействие на окружающих. Одна интеллектуальная система может производить сильное воздействие на другую систему. Важно понять, каким образом происходит это воздействие. Понимание такой технологии ментальности позволяет, соответственно, её использовать более эффективным способом.

Поэтому принципиально важным является накопление социоинтеллектуального опыта. Различные ракурсы социального интеллекта отражают различные аспекты интеллектуальной сущности человека, тем самым проявляется разнообразно и в разных аспектах новая структурная форма социального интеллекта. Так, например, В.С. Соловьёв отметил проблему рациональной, софийной особенности человека, что можно фактически понимать как проявление некого высшего орга-низационного уровня социального уровня ментальности.

Сегодня ментальная проблематика более всего привлекает внимание специалистов по связям с общественностью, так называемых «пиарщиков». С позиций PR очень важно точно учесть ментальные особенности той социальной группы, на которую направлено информационное воздействие, это обстоятельство определяет успешность проведения пиар-акции. Но конкретизация ментальной специфики объекта воздействия осуществляется почти полуинтуитивно, нет системной методологии анализа ментальных характеристик конкретных социальных групп и ментальной корреляции в ментальном пространстве более широкого уровня.

В этом отношении можно отметить, что ментальность есть культурокогнитивность. Ментальность есть культурокогнитивная характеристика, проявляющая операционно-функциональную способность общества создавать и далее накапливать опыт мыслительных технологий. Следовательно, определенным образом передавать интеллектуальный опыт своей логической организацией. Потеря этого опыта способна отбрасывать общество на более примитивные уровни интеллектуального развития. И наоборот, получение, приобретение данного опыта как инновационно-интеллектуального позволяет обществу изменить координаты своей когнитивной континуальности, переходя на более высокий уровень операционных возможностей. В этом смысле все социальные системы соревнуются в стремлении получить более мощный и эффективный интеллектуальный опыт.

Всегда существует персонификация интеллектуального опыта, носителем которого является индивидуальная личность. Интеллектуальный опыт – это, в первую очередь, опыт реального практического построения действующей ментальной организации всех социальных процессов и феноменов, которые в силу практической необходимости становятся предметом деятельности. Этот интеллектуально-организационный опыт может и не закрепляться в структуре социально-групповой интеллектуальной дислокации менталитета. Но более позитивным является та ситуация, когда возникает социальный класс, способный в структуре своей деятельности закреплять определенным образом социоинтеллектуальный опыт системы в целом. Т.е., некий общий, почти абстрактный опыт может и должен быть выражен через практическую дееспособность конкретной, действующей социальной группы и личностей, ее образующих.

Интеллектуальный феномен философии может быть рассмотрен как критерий ментальности социальной системы. Реально признанные идеалы ума, интеллекта, умности являются некой структурообразующей матрицей. Они возникают различным конкретным образом в каждой конкретной социокультурной обстановке. И можно заметить, что в данном отношении уникальным шедевром является древнегреческий феномен философии как феномен интеллектуальной харизмы данной культуры, общества, этноса. Очевидно, что феномен философии мог возникнуть только в определенной, достаточно развитой интеллектуальной системе. Можно сказать, что эта культура «не побоялась» сформировать, установить, закрепить идеал «умности», с одной стороны, соответствующий, а с другой, – превышающий возможность отдельного человека. В данном случае это оказался интеллектуальный идеал Божественной мудрости, особой умности, логико-интеллектуально превышающей возможности обычного человека.

Каждая социальная система в зависимости от уровня освоенного интеллектуального опыта открывает для себя соответствующие правила интеллектуального поведения в реальном мире посредством своей практической деятельности. Поэтому действительно важна роль реального логического анализатора в системе сложных социальных процессов, хотя такая социальная роль может быть весьма неоднозначна по своим конкретным социально-специфическим функциям.

Когнитивность и рациональность социального класса, пытающегося изменить общество духовно и материально, влияет на способ решения данной задачи и, соответственно, на характер получаемого результата.

Тогда чисто теоретически можно ещё раз уточнить, как соотнести содержание таких понятий, как «когнитивность» и «рациональность». По-видимому, рациональные схемы социальной деятельности могут быть рассмотрены как своеобразные универсализированные когнитивные процессы. В этом проявляется и своеобразная когнитивная логика социокультурных явлений. И надо отметить, что действительно важно найти некую конкретную социальную когнитивную логику и закономерность когнитивного порядка. Каждая культура проявляет особый характер когнитивности, в соответствии с этой определенностью в различных явлениях культуры своеобразно выражаются данные когнитивные особенности, черты параметры. Характер специфической когнитивности культуры определяет ряд важных реально-исторических следствий.

Интеллектуальное воздействие – результат практического применения интеллектуального решения. Производители идей воздействуют на общество, на конкретных индивидуумов. И здесь эти воздействия можно ранжировать от воздействия первого уровня значимости до воздействия более высоких и, соответственно, более сложных уровней. Способность оказывать интеллектуальное влияние проявляется в способности быть интеллектуально значимым для окружающих. Нужно производить интеллектуальную продукцию, влияющую на всех заинтересованных в учете потенциально значимых идей. Эти различные уровни влияния оказываются значимыми только при соответствующих условиях и актуально положительных обстоятельствах. Интеллектуально положительные ресурсы часто оказываются закрытыми, потому что не отрыта ментальная, практически значимая адекватность механизмов мышления конкретной социальной системы.

Всё это подталкивает к мысли о том, что существует некая определённая, относительно устойчивая структурная матрица интеллектуальной жизни обществ. Такая матричная структура, образующая интеллектуальную культуру, не проявляется прямо и непосредственно, она скрыта артефактами и событиями, но она реальна. Также интересно отметить, что «структурная матрица интеллектуальной жизни» как термин используется Р. Коллинзом, но, по сути дела, он не дает, на наш взгляд, достаточно полного содержательного раскрытия и определения. Под этим он понимает некую структуру сетевой взаимосвязи.

В развитии структуры интеллектуального капитала он выделяет конкретные его виды: человеческий капитал, структурный капитал, потребительский капитал. На наш взгляд, из этой схемы странным образом выпадает компонент логической культуры общества, все особенности ментальной организации. Да, необходимо признать тот факт, что менеджмент и маркетинг будут увеличивать свое значение в ближайшие десятилетия. И в перспективе эта тенденция вряд ли потеряет своего решительного влияния на социальные и экономические процессы. Увеличение объема информации, различных видов знания вполне естественно порождает необходимость создания более совершенной организации этого процесса. В первую очередь это будет связано с процессами автоматизации обработки более значительных объектов информации.

Всё это погружено в некую интеллектосферу, пространство, в котором интеллект определённым образом формируется и существует. Интеллектосфера есть пространство и одновременно носитель интеллектуальной активности. Активизация интеллектуального капитала, безусловно, способна преобразовывать социальную систему. Соотношение этих процессов в каждой конкретной социокультурной среде и системе носит своеобразный характер, но в любом случае активизация интеллектуального капитала приводит к увеличению продуктивной отдачи соответствующей отрасли социальной сферы. Но в то же время каждая сфера, которая испытывала подъем под воздействием активизации интеллектуальных процессов, становится своеобразным новым фактором, способным воздействовать на другие социальные процессы. Носитель наиболее полного выражения матрицы интеллектуальности становится организующим образцом для других сфер деятельности. Взаимосвязь интеллекта и менталитета можно определить следующим образом. Социальная психология интеллекта есть менталитет. Логическая структура операций, осуществляемых социоментальной группой, проявляет интеллектуальную структуру. Ментальность в контексте социокультурного многообразия имеет, соответственно, довольно значительное количество различных вариантов проявления. Каждый этнос имеет свою ментальность, но и внутри каждого этноса можно найти достаточное многообразие его ментальных подвариантов. Причем, эти подварианты могут иметь больше ментальных черт сходства с другими аналогичными социальными группами, чем со своим ментальным этическим стереотипом. Это, например, интеллигенция как социальная группа. Все системы обладают некоторой интеллектуальной открытостью или, наоборот, закрытостью. В этом смысле все общества можно разделить на те, которые способны к восприятию чужого интеллектуального опыта, и те, которые данными способностями не обладают. То есть, можно обозначить, таким образом, открытые и закрытые интеллектуальные миры. Интеллектуально открытые миры ориентированы на осознание, на учет реально возникающего и возможного социального опыта, использования интеллектуальных технологий. Интеллектуально закрытые социальные системы пытаются максимально использовать свои внутренние ресурсы интеллектуального жизнеобеспечения.

Социология интеллекта

Социология интеллекта может быть рассмотрена как программная установка исследования, направленная на выявление различных способов проявления базового свойства человеческого сознания через социокультурные различия его существования. Социология интеллектуальных рациоструктур, социология ментальной структуры общества становится необходимым способом осознания сложных современных интеллектуальных процессов. Социология философии в этом отношении может быть рассмотрен как один из вариантов социального менталитета. Менталитет неравномерно распределен в социальных структурах. Эта неравномерность создает пространство коммуникативных взаимосвязей. Менталитет должен быть не только распределен в пространстве, но и иметь достаточную концентрацию, соответствующую схеме сложности данного пространства.

В данном подходе может быть сформулирован следующий исходный тезис: общество есть интеллектуальная система. Конкретизацией этого тезиса является уточнение того, каким образом различные социальные группы реализуют способность к интеллектуально полномерному способу своего существования, реализуя свои возможности в единстве с реальными обстоятельствами их существования? Каждая социально замкнутая система различным образом реализует свои интеллектуальные способности. Безусловно, в многообразии социальных интеллектосодержательных феноменов будут содержаться сходные элементы, но всегда даже похожие социокультурные конструкции и результаты человеческой деятельности будут содержать некий элемент ментального различия, то есть того, каким образом некая абстрактно-всеобщая характеристика возможности и способности человека реализуется до определённых границ и в конкретных формах своего итогового проявления.

Социология философий может быть рассмотрена как социология интеллектуальной структурной организации социума. В этом отношении весьма важным является критическое осмысление книги Рэндалла Коллинза «Социология философий» (Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. – 1281 с., тираж – 2000 экз.), представленная в переводе д.ф.н., профессора Н.С. Розова и Ю.Б. Вертгейма.

В данном исследовании приводятся весьма важные характеристики процесса формирования интеллектуальной культуры, её распространения в пространстве и времени. Такой метод фиксации сетевого взаимодействия как материала, необходимого для полноценного анализа любой ментальной культуры, весьма интересен. И с этой целью важно, рассматривая взаимодействия «на гранях культур» как интеллектуальные поляризации, найти и более полно проявить стыковые смысловые грани особого метасемантического континуума, в который погружены все социальные системы, обладающие своей собственной смысловой реальностью, всегда являющейся в чём-то несамодостаточной и незакрытой для иных возможных смысловых воздействий.

Необходимо отметить, что знание правил и умение пользоваться функциональными механизмами интеллектуальных сетей является важным технологическим проявления своей творческой ментальной реальности, духовной лаборатории, признание значимости которых другими людьми означает способность влиять на ту эпоху, к которой философ определённым образом сопричастен. И, соответственно, наоборот, самоустранение из пространства интеллектуальных коммуникаций обедняет духовно-информационное содержание культуры, но, самое главное, снижает коэффициент полезного интеллектуального действия его как представителя той профессии, прямой обязанностью которой является создание духовно-информационной ментальности.

Ментальная психология интеллекта

Ментальность есть способ выражения интеллектуальных способностей как человека, так и социальной системы в целом. Социальный интеллект скрыт, и во многих случаях интеллектуальные характеристики проявляются даже не прямо, а опосредованно и при помощи различных средств, через которые осуществляется деятельность на каждом уровне развития общества и человека.

Ментальная психология социального интеллекта проявляется в каждой социальной системе достаточно индивидуально, но при этом проявляются и закономерности более общего порядка. Индивидуальное и общее здесь взаимосвязано во многом неповторимым образом. История мировых культур образуется в процессе реализации интеллектуальной способности человека и общества создавать необходимые действия и получать желаемые результаты, используя способности коллективного интеллектуального порядка, тем самым образуются социоментальные миры мышления.

Вполне естественно, что социоментальные миры мышления различаются, этот факт доказывается конкретным изучением человеческой культуры. Можно отметить при этом исследовании, что каждая культура производит свой тип ин-теллектуальной деятельности, устанавливая свои приоритеты интеллектуальных ценностей, тем самым порождая свои особые артефакты, совокупности искусственных объектов, произведённых при помощи применения некой интеллектуальной социально реализованной технологии мышления.

Русская ментальность представляет собой исторически развивающуюся систему. Можно услышать мнение, что западный интеллект есть интеллект действия, а русский интеллект есть интеллект созерцания. При этом очевидно, что речь идёт не о двух чистых формах, а о том, что данные характеристики являются своеобразными доминантами, характеризующими общий уровень свойств социоинтеллектуальной системы.

Вторая половина двадцатого века и начало двадцать первого проходят под знаком всё более полного исследования и накапливания знания об искусственном интеллекте. Феномен искусственного Интеллекта по мере своего исследования не становится более простым в своём понимании. На фоне активного исследования закономерностей искусственного интеллекта возникает также и новое понимание самого общества как сложной интеллектуальной системы.

Общество формирует по особым закономерностям свою интеллектуальную реальность, действующую и развивающуюся систему ментальных связей. Различные социальные системы отличаются друг от друга своими интеллектуальными структурами. Возникает своеобразная исследовательская проблема: как, каким образом рассматривать данный сложный социоинтеллектуальный феномен?

Через исходные социокультурные условия проявляются матрично заданные базовые характеристики человеческого интеллекта. И, соответственно, границы человеческого познания, о которых задумывались великие философы Сократ, Кант и многие другие, эти границы определяются тем, каким образом реализуются возможности интеллектуально-социальной деятельности как отдельного человека, так и человеческого общества.

В этом пространстве важным процессом является интеллектуальная аутентичность личности как операция интеллектуального самоопределения. Каждый человек как личность определяет для себя то, что для него является приемлемым или неприемлемым в качестве существенно важных интеллектуальных феноменов.

И поэтому изучение различных философских концепций позволяет более полно осознать пространство созданного человечеством интеллектуального опыта и установления неких критериев рациональности как результата действия некой социальной формы интеллекта. При рассмотрении этих логических процессов происходит осуществление операции установления интеллектуальной аутентичности, в результате чего возникает процесс коммуникации с открытым пространством интеллектуальных объектов. На основании этого возникает возможность сделать в той или иной степени обоснованный выбор своего соответствия данному интеллектуально ёмкому пространству мышления со всеми присущими ему свойствами и характеристиками.

Структура разума

Так как структурность является одним из существенных параметров реально существующих объектов, то вполне логично можно предположить, что и разум имеет структуру. Так, например, электронный словарь «Большая энциклопедия Кирилла Мефодия» определяет менталитет, ментальность как термин, происходящий от позднелатинского термина mentalis. При этом указывается на то, что он обозначает некую умственность, или же определённый образ мыслей, совокуп-ность умственных навыков и духовных установок, присущих отдельному человеку или общественной группе.

Исходя из этого и продолжая данный подход, можно подчеркнуть важное обстоятельство: менталитет имеет свою структурную организацию, свои порядок и системность. Ментальность является живой социальной системой, имеющей структурную организацию. То есть ментальность как некий интеллектуальный уклад является фрактальной, матричной структурой. В зависимости от количества и положения ее элементов определяются социальные практические проявления свойств системы в целом.

Проблема в данном случае даже не в том, имеет или не имеет разум структуру, хотя понятно, что бесструктурный разум как некий феномен, в той или иной степени допустимый в рамках определённых представлений, кажется весьма странным явлением. Проблема заключается в том, каким образом разум существует как эта особая структурная форма организации? Подходы к данному пониманию возникли, возникают и, по всей видимости, будут возникать. Так, например, в книге «Структура разума: теория множественного интеллекта» Говард Гарднер, рассматривая виды разума, даёт следующее определение, которое по своей сути почти отождествляет разум и интеллект. Разум состоит из некоего множества форм интеллекта. Многообразие интеллекта в своей совокупности и составляет некий всеобщий разум. Хотя в целом направление исследования данного автора можно назвать психологическим исследованием множества интеллектов как своеобразных форм мышления, присущих той или иной достаточно устойчивой сфере деятельности. Проблема, на наш взгляд, всё же шире. И не совсем правильно сводить различные способы обозначения неординарной способности человечества решать сложные задачи, не определённые по способу их решения инстинктивными алгоритмами, к их простому отождествлению. Может быть, во многом интуитивно заданные способы понимания интеллекта как разума, рассудка, сознания, мышления отражают различные измерения и способы их понимания.

Подобная теория множественного интеллекта должна была возникнуть, и неважно, в какой авторской интерпретации она возникла. Важно то, что был отмечен важный и существенный факт: интеллект многообразен. А вот каким образом он может быть многообразен? И почему это разнообразие проявляется – это, возможно, уже другой вопрос. И действительно, можно заметить, что культуры можно классифицировать по тому, каким образом они делают акцент на определённом, по сути дела, предзадаваемом типе легально допустимого мышления. В этом случае понятно, что всё не подпадающее под данное нормирование типа мышления будет восприниматься как ментальная аномалия. И уже неважно для данной культуры то, насколько она права или не права, она себя устанавливает через соответствующий тип ментального бытия.

Картезианская методология анализа социальной реальности

Сущность человека и общества как мыслящих существ может быть рассмотрена как методологическая установка. Необходимо подчеркнуть, что по своему внутреннему логическому и смысловому резерву не исчерпала себя картезианская методология анализа сущности человека как существа, способного мыслить, и, следовательно, в соответствии с этим существовать сообразным образом. Идея Декарта, многообразно интерпретированная, приобретает свои новые и достаточно интересные продолжения.

Картезианское размышление об обществе выстраиваются как процесс размышления о сущности отчества как сущности мыслительного взаимодействия определенным образом мыслящих существ. Общество обладает когнитоинтеллектуальной сущностью, оно является некоторой логической реальностью, выстраивающей свое собственное бытие в соответствии с доминирующим эталоном логически должного. В зависимости от того, что именно принимается за этот уровень обязательной логичности, определяет и то, что не обладает логикой, смыслом рационального, в чём и заключается своеобразный секрет возникновения и присутствия абсурда в жизни человека и общества. При этом человек-индивид может обладать своим определением, ощущением, пониманием смыслонасыщенного и бессмысленного.

Тем самым возникает устойчиво определённая интеллектуальная организация миров мышления, которые возникают как особое социальное явление, логическая конструкция, способная вбирать в себя достаточно значительное количество информации. Этот процесс имеет особые закономерности возникновения и существования, исследование которых необходимо произвести в соответствии с логикой бытия данного феномена. С позиций предполагаемых закономерностей развития искусственного интеллекта можно отметить как формирование и устойчивое существование социального интеллекта, так и возникновение интеллекта внесоциального порядка. В широком плане в этом проявляется проблема онтологии интеллекта в целом. То, что признается интеллектом как проявление человеческого свойства, имеет более широкое значение.

Картезианская методология анализа социума как мыслительной, дискурсивной реальности позволяет выявить энное множество субдискурсов, без которых эта реальность не возникает как единое системное целое. Здесь каждый субдискурс есть относительно самостоятельный мир мышления, в той или иной степени связанный с другими мирами мыслительной реальности.

Примитивность методологической позиции неинтеллектуального материализма кажется почти идиотизмом, если подумать о том, что сходные физиологические действия каким-то странным образом неправильно детерминируют и порождают принципиальные действия и духовные следствия: идиот остаётся идиотом, поэт – поэтом, а философ – философом. Думающий человек не определяется теми факторами и акторами физиологического порядка, как человек недумающий.

Картезианский фактор развития человечества имеет не меньшую, а зачастую даже более высокую значимость по сравнению с факторами чисто материального порядка. Под этим картезианским фактором будем понимать ту основную идею, которую имел в виду Картезий, говоря: мыслю, следовательно, существую. Хотя и здесь могут быть, как известно, разные интерпретации. Можно в самом простом подходе это понимать как утверждение логической связи между тем, что мышление порождает существование. Но можно понимать данное положение, данную зависимость как осознание того факта, что характер человеческого индивидуально-личностного существования зависит от способа интеллектуальной организации своего сознания.

В этом смысле необходима поправка картезианского тезиса: я мыслю, следовательно, я существую. Такая поправка может быть сформулирована следующим образом: я мыслю, потому что должен находиться в ментальном пространстве определённого социорационального способа существования.

Выход из этого ментально-дискурсивного пространства означает превращение человека в животное, в некое существо, не способное при помощи своего интеллекта двигаться в пространстве, обладающем рациоментальными характери-стиками. Но это пространство не только индивидуально ментально атомарно, оно образует отдельные области с относительно устойчивыми ментальными характеристиками, то есть некие миры мышления.

Из картезианского принципа логически вытекает принцип существования различных миров мышления.

Миры мышления – это способы интеллектуального бытия личности, порождающие соответствующий тип мыслительного пространства. Миры мышления возникают не только как индивидуально-ментальные феномены, но и как культу-ры, то есть как миры над-индивидуального мышления. Миры мышления многообразны, и они пронизывают пространство социокультурных пространств. Эти миры разделяются невидимыми границами, которые можно преодолеть, лишь преобразуя исходную систему, пытающуюся сблизиться с другой ментальной системой. Сближение таких систем приводит к появлению некой общей системы, не исключая при этом того, что могут быть и другие остаточные, непреобразованные сис-темы, сохраняющие свои прежние свойства.

Так, например, древнегреческий рационализм и тайна философской атараксии, взаимосвязанные между собой, были мощными ментальными факторами, определившими интеллектуальное время бытия этой особой культуры. Тайна философской атараксии древнегреческой культуры – одна из величайших тайн, её можно различным образом осмысливать и пытаться разрешать. Но понять ее так же сложно, как и все многообразное богатство философских школ и творческие индивидуальности, которые их составляют, но в них не растворяются, как способность возвыситься над обыденностью, создавая то, что отражает нечто иное, чем окружающая, казалось бы, реальная действительность. Интеллектуальные факторы культуры во многом были созданы философами Античной Греции. Данная особая интеллектуальная социальная группа оказала огромное влияние на всю культуру Греции, придав ей логичность, интеллектуальность, поиск тайны человеческой разумности, возможность реализовать творческие способности ума при минимальных материальных затратах.

Софистическая рациональность и софистическая философия были особым социальным проявление интеллекта, стремящегося утвердить свое проявление в конкретной социальной структуре. Относительность такого умонастроения, которое может быть определено как форма софистичности, заключается в следующем: то, что один философ может искренне выражать в своём мнении как осознание некой глубинной сущности, другой философствующий субъект, претендующий на социально значимый философский тип мышления, может воспринимать как отступление от неких канонов мышления. Возможно, является некорректным противопоставление софистического и диалектического способа философствования. Софистичность, диалектичность не исключают друг друга и возможно образование варианта софистической диалектики. Более того, как известно, именно софистическая диалектика во многом являлась активизатором развития философского мышления в целом. Софистическая логика и развитие философии взаимосвязаны на всём протяжении развития философии. Борьба за философию, «свободную» от софистических моделей мышления, приводит к парадоксальному пониманию того, что философия не может существовать в виде полного устранения от софистической логичности. Определенный неустранимый элемент логичности постоянно присутствует в механизм философствования. В механизме образования новых логических структур, обладающих не очень четкой логической структурой, создают смысловые конструкции, которые философия воспринимает за свой любимый объект анализа. И сможет ли философия развиваться дальше, если она лишится такого объекта анализа?

Культура есть следствие логической доминанты сознания, следствие интеллектуального типа сознания. И в этом отношении можно заметить: с одной стороны, культура определяется контекстами сознания, которые его образуют. С другой стороны, можно отметить определенность сознания культуросодержательным контекстом более широкого порядка. Каждому типу культуросодержательного пространства соответствует своя форма сознания, которая исходно является причинно-порождающей его основой. Культурогенные формы сознания сменяются в процессе исторического развития общества, подчиняясь изменению факторов ментального порядка. Формы культурогенного сознания как информационные модусы оказываются в итоге перемешанными неким странным и, казалось бы, нелогичным образом. Сознание всегда существует в определенной языковой, символической форме, и всякое изменение в этой сфере оказывается значимым для формирования неких особых феноменов ментального порядка. Культура, развиваясь и образуя все более многочисленное количество символических форм, умножает многообразие запечатленных форм сознания как информационных модусов, разновидностей, информационной реальности. К сожалению, не всегда исторические источники в достаточно полной форме содержат полноценные информационные формы записи культурогенного сознания. Информации о формах исторического проявления менталитета весьма недостаточно, хотя, с другой стороны можно отметить, что вся история человечества есть проявление ментальных форм реальности.

Логическая культура как фактор формирования и функционирования ментальной целостной характеристики культуры общества в целом

Логическая культура как логическая формация чаще всего рассматривает как ментальные характеристики общества. Ментальная культура зависит от факторов, несущих в себе определенные стереотипы логической культуры. Например, в формировании логики как науки в Древней Греции сыграла свою роль классическая Эвклидова геометрия, демонстрирующая эталон строгой логической взаимосвязи между всеми элементами соответствующего типа геометрической организации пространства. Такая геометрия логики одновременно является показателем логики пространственной организации. Т.е. любой исследуемый объект этой точки зрения может быть понят как определенный тип культурологической организации. Факторы, определяющие культуросозидающее мышление, могут быть парадоксально различными.

Интеллекто-культурологическое мышление не возникает само по себе, оно формируется в зависимости от множества причин. Необходимо исследовать эти причины и факторы, определяющие различные модели культурологического мышления.

Логические нормы мышления в культуре могут изменяться под воздействием различных факторов. В первую очередь это уровень развития логического знания, которое является важным фактором логической культуры в целом. Данные логические нормы закреплены во всей системе практической деятельности, но с появлением логики как науки происходит увеличение активного воздействия норм. Но, с другой стороны, может возникать и активное непринятие логики.

Итак, набор требуемых норм логической деятельности может быть определён как некая деонтическая логика пространства культуры. В то же время существуют семантические нормы культуры. Деонтическая логика культуры проявляется в том, что она существует как система необходимых норм и правил, регулирующих формы социокультурной деятельности, поведения различных социальных элементов. Влияние этих норм на поведение является показателем реальной активности деонтической логики культуры.

Соответственно, ментальная культура есть непрямолинейный синтез всех обстоятельств, влияющих на процесс складывания практического проявления интеллектуальности общества, его социальных групп и конкретных индивидов. При этом проявляется такой своеобразный интеллектуальный парадокс: ментальная формация культуры проявляется в том, каким образом сложилась доминирующая интеллектуальная определенность, устойчивость интеллектуальных характери-стик.

Интеллектуальная основа культуры позволяет адаптироваться к любым историческим обстоятельствам, не разрушаясь, а приобретая новые характеристики. Усредненная форма ментальности в той или иной степени присуща каждой культуре, каждому обществу. Изменения, разнообразие, параллаксы ментальности при своём сопоставлении содержат в себе и проявляют некую усредненную форму, все виды многообразия, в этом смысле – лишь ее проявления данной ментальной усреднённости.

При этом ментальная культура во многом зависима от организационной, через неё проявляется. И такая взаимосвязь ментальной и организационной культур субстанциона, внутренне задана. Переходя от проблемы организационной куль-туры к более детальным аспектам, необходимо определить, каким образом ментальные характеристики социальной группы определяют организационную культуру. Свойства социального менталитета, ментальной культуры определяют важ-ные, может быть, важнейшие, параметры организационной культуры. Поэтому логико-организационный подход к культуре позволяет рассмотреть то, как возникает зависимость между типом ментальности человека, образующего культуру, и культурой в целом, влияющей на условия жизнедеятельности данного человека.

Исходно можно предположить то, что существует логическая организация культуры, тем самым проявляется определенная логика, присущая каждой культуре. Именно поэтому каждая культура существует благодаря реализации соответст-вующих логических структур. В этом смысле культура и есть реализация культуросоциальной логики. И наоборот, логика культурогенеза реализуется как чередование относительно устойчивых форм культур. Каждая культура имеет свою ло-гику, в зависимости от логической организации культуры в целом предопределяется множество частных следствий, в своей многообразности варьирующих данную зависимость.

Теория ИТ (айти), теория информационных технологий, может быть рассмотрена применительно к анализу ментальности, как своеобразная информационная артефактология. И наиболее важным при этом является то направление исследования, цель которого – всестороннее рассмотрение закономерностей информационного порядка, влияющих на становление и проявление сущности ментальности конкретного типа. Информационная артефактология в таком подходе может пониматься как теория создания информационных продуктов, необходимых для соответствующего уровня развития цивилизации.

Соответственно, рассматривая информационное единство материальной и духовной культуры, можно отметить, что нет никакого непроходимого и неразрешимого противоречия между материальной и духовно-ментальной культурой, внутренне существует их информационное единство. Материальная культура является выражением информационной структуры, созданной человеком и сообществом в процессе их жизнедеятельности. Информационные технологии в культуре, таким образом, во многом концентрируют ментальность социума, ментальность всегда есть способ использования информационной технологии в определённых конкретных целях.

При этом исходный центральный вопрос заключается в следующем: как изменение информационной технологии влияет на изменение культуры, ментальной организации общества в целом. Под информационной технологией в широком смысле можно понимать всё то, что используется в качестве информационных средств и конструкций функционирования культуры, все то, что необходимо для достижений ее цели. Хотя, естественно, и сама культура в целом является инфор-мационной технологией выражения интеллектуальных способностей конкретного уровня развития. Естественно, эти аспекты необходимо различать, придавая им точное категориально-содержательное значение. Организационный подход к определенным предметам социальной логики базируется на принципе, который можно сформулировать так: ментальный фактор есть показатель уровня организациогенеза системы, показатель того, как организационный и логический пласты культуры взаимосвязаны между собой. Исходя из этого, понятно, что ментальная своеобразность организационных процессов проявляет конкретное своеобразие логики организации, в соответствии с чем существует и действует реальная логика организационной формы культуры. Предметом исследования с позиций такой логики является исследование логической организации человеческого мышления. Каждой логической культуре присущ свой способ организации человеческого мышления, что выражается в специфическом конкретном виде, в наборе правил и установок, определяющих приемлемость нормы построения доказательного информационного сообщения. В зависимости от способа логической организации человеческого мышления возникают практические, материально выраженные результаты, становящиеся существенными особенностями деятельности человека и предопределяющие его социокультурное существование. Важным фактором является модельная логика организации существования культуры во времени. Культура проявляется в различных модальностях логики ее существования.

В этом же подходе могут пониматься и те информационные продукты, которые возникают на соответствующем уровне развития социального интеллекта и конкретной ментальной формации. Общая закономерность будет заключаться в том, что информационные продукты, их характеристика соответствуют типу ментальности информационных технологий. Тот или иной необходимый информационный продукт может быть получен только при помощи реализованной менталь-ности интеллекта создателей информационных технологий. Эта ментальность имеет свои практические свойства, возможность создания информационных артефактов подобного класса. Такие информационные артефакты могут создаваться при помощи необходимого информационно-технологического инструментария, поэтому изменение такого интструментария может приводить к появлению новой возможности создания новых ментальных характеристик тех информационных продуктов, которые таким образом создаются. Это особенно очевидно сегодня при развитии современных технологий ньюсмэйкинга, теории и технологии создания целенаправленного новостного воздействия на аудиторию.

Ментально-структурная формация социума текстуальна, информационно структурна, то есть она обладает, применяя термин А.А. Богданова, тектологической структурностью. Культуры, таким образом, могут пониматься как структур-ные семантические формации, структуры информационного текста пространства. Структурная связь информационно-семантических признаков создаёт ментально-информационный континуум социума. Необходимо определить структурные взаимосвязи смысловых единиц, образующих текст как целостную форму.

Структурной единицей такой континуальности является смысл. Смысл в его атомарном виде устанавливается набором признаков, заложенных в структуре понятия. При соотнесении этих форм образуется структура взаимосвязанных определенным образом наборов признаков, преобразующихся из суммы в синтез. Если рядоположение смысловых единиц изменяется и если происходит формирование новых элементов, то постепенно конструкция приобретает более существенные новые характеристики. Расположение рядом нескольких смыслосодержащих положений изменяет смысл каждого отдельного аспекта. Происходит связывание, состыковка смысловых доминант. Смысл каждого отдельного положения, конечно, изменяет и общую структуру, но возникающая доминанта системы в целом более жестко влияет на каждое отдельное составное смысла информационного образования. Можно действительно признать, что целостно смысловой параметр является особо важной формой существования смысла текста.

Множественные стереотипы ментальности частично заменяются, образуя в конечном счете, как это ни парадоксально, некое целостное образование. Тут стыкуются абстрактно-философские образы и знаки с простыми содержательными формами. Но важно всё же то, каким образом философский смысл может быть вложен в конкретные образы и знаки, от этого зависит высокая целостная ментальная определенность социума.

Поэтому ментальная модель, ментальная характеристика общества необходимы для понимания реальных процессов, в нём происходящих. И в целом ясно, что в широком смысле ментальность является важным социальным механизмом, от деятельности которого зависит эффективная дееспособность общества в целом. Механизм ментальности возникает и действует в любой социальной системе, но проблема заключается, конечно, не в том, есть ментальность или нет? Проблема заключается, во-первых, в том, какова специфика этой ментальности, и, во-вторых, каков действительно механизм проявления каждого типа ментальности. Итак, ясна общая закономерность: тип культуры взаимосвязан с типом ментальности, всегда существует взаимосвязь типа культуры и типа мышления, логической культуры и логических технологий. Логическая культура зависит от совокупности конкретных факторов, влияющих на формирование, взаимодействие проявленных сторон. Эти отдельные составляющие могут быть определены при конкретном анализе, но в целом их механизм ясен. Наиболее важным фактором является логика как особое знание, имеющее определенное ценностное значение в общей структуре знания. И особо важно то, какие логические технологии применяются в данном социуме.

Ментальные технологии проявляются через различные виды ментальных технологий, при помощи которых формируется механизм решения фундаментально значимых социальных проблем. Ментальные технологии могут быть разведены в двух основных плоскостях. Во-первых, они проявляются в том, что могут быть ориентированы на сверхпрагматические ценности.

Во вторую категорию попадают типы ментальности различного религиозного или идеологического толка, а также любая деятельность, не способная иметь своим результатам положительный практический результат.

Ментальные сценарии развития общества

Ментальные структуры социальных сценариев проявляются в процессе социального развития. Предопределение и создание ментальных сценариев развития будущих событий становится все более необходимым, понимая, что от развертывания социоментального процесса в глобальном масштабе будет зависеть достижение соответствующих целей.

Термин «ментальные сценарии» может использоваться в нескольких значениях. Это сценарий, учитывающий тот тип менталитета, на который направлено определённое воздействие, а также сценарий, основанный на определенном типе менталитета разработчиков. Тип ментальности разработчиков социального проекта находится во взаимосвязи с теми, на кого он направлен. Тип ментальности разработчиков предопределяет соответствующие характеристики ментальной структуры проекта.

Проект, основанный на примитивном, упрощенном типе менталитета, как правило, не способен учитывать сложные уровни взаимосвязей. С другой стороны, такие типы проектов слишком прямолинейно ориентированы на достижение запланированной цели, что часто является, может быть, неадекватным подходом. В силу того возникают социальные коэффициенты различного типа.

Ментальные культуры также выступают как процессоры. Каждый социум функционирует как ментальная среда, на которую направлен проект, программа, в ментальной специфике которой он должен реализоваться. Поэтому различные культуры функционируют как различные и часто несовместимые ментальные процессоры. В современную эпоху произошло активное столкновение различных культур как различных технологий и программ менталитета. Каждая ценностная социальная общность создает соответствующее общее ментальное пространство. Тем самым, можно констатировать, что организационному типу социальной общности соответствует свой тип ментальной организации, в процессе изменения ко-торой формируется и соответствующий тип ментальной процессорности.

Социоментальность и когнитивность взаимосвязаны, но ментальность в отличие от когнитивности имеет социокультурную специфику, поэтому термин «ментальность» в определённых исследовательских границах оказывается более необходимым и более точным в силу того, что он отражают конкретную логико-психологическую особенность общества. Специфика менталитета в целом определяется всем ходом социокультурных характеристик. В зависимости от доминирования каких-либо отдельных факторов менталитет изменяется, приобретая новые неповторимые формы.

Когнитивность общества также во многом зависит от логико-культурного уровня развития, но при этом здесь имеют значение и этногенетические факторы, историческая когнитивная эволюция общества, что само по себе должно рассматриваться как отдельная важная проблема, заключающаяся в том, всегда ли развивается общество когнитивно, развиваясь по другим параметрам? Если сапиенсность является фундаментальной характеристикой человека и общества, то именно изменение данного параметра является наиболее показательным в определении исторической сущности общества. Обладает ли общество, входящее в историческую эпоху сложных сетевых технологий информационных коммуникаций, необходимым уровнем когнитивности? Очевидно, что потеря способности мыслить адекватно по отношению к той реальности, которая создается в результате социальной деятельности, приводит к очевидным деструктивным следствиям. Общество должно быть озабочено уровнем ментальности, необходимым для его выживания, каждое конкретное, отдельно взятое общество, имея когнитивную особенность, предопределяет черты своего возможного дальнейшего развития.

Например, рациональная когнитивность античности, создав наиболее сложные и гармоничные этапы когнитивности, предопределила высокий уровень воздействия на современную европейскую культуру, в особенности на все мировые типы культуры, в различной степени. Существуют и другие мировые феномены культур, которые можно назвать когнитивными факторами современной цивилизации. Исходя из этого, определяется сущность проблемы: каким когнитивным типом является современная цивилизация, которая на самом деле сплетена из множества латентных ментальных факторов?

Систематика типов ментальности может быть произведена в зависимости от наиболее значимых факторов. Это может быть дифференциация по принципу различения на Восток-Запад, Север-Юг. Или же такая классификация может быть произведена по религиозным признакам. Например, сегодня актуальным является противопоставление мусульманского и христианского типов ментальности, исходя из чего, часто видят специфику мусульманства как только агрессивного типа ментальность. Но можно говорить также о том, что любой фанатичный тип менталитета ориентирован на экстремальные типы поведения.

Глобальная интеллектуальная экология изменяется. Используя термин интеллектуальная экология, предложенный Тулмином, можно действительно более предметно определить процесс реального возникновения интеллектуального пространства, обладающего конкретными ментальными характеристиками. То есть, по сути дела на глазах у современного поколения происходит становление глобальной интеллектуальной новой экологии, пространства интеллектуального существования. В зависимости от специфики современного глобально-интеллектуального пространства предопределяется интеллектуально-глобальное будущее.

Возникает социум нового семантического порядка. Отчасти это происходит в результате развития глобальных информационных технологий, что означает более активное формирования новой когнитивной среды, в которой информация приобретает иные условия своего возникновения, увеличения, преобразования. Мир как глобально когнитивная информационная система приобретает и новую семантику. Таким образом, глобальная система информационных взаимодействий есть виртуальное основание социума нового семантического порядка. Следовательно, возникают новые семантические типы информационных потоков, которые должны быть отражены соответствующим образом.

Логико-методологическая парадигма исследования

Исходная проблема заключается в следующем: в каждой ли логико-методологической парадигме должно осуществляться исследование процессов ментального порядка. Это возможно и в рамках гегелевской философии разума в рамках. Эти концепции, безусловно, отметили реальные важные характеристики рационоосферного процесса. Идея коммуникативного разума, противоположного разуму субъект-центрированному, предложенная Хабермасом, также является дос-таточно важной и интересной.

Стоит ли мир на пороге Великой Интеллектуально-Глобальной Революции? Или же, наоборот, наступает последнее столетие традиционной человеческой ментальности? Эти вопросы стали реально значимыми, осознавая нарастание темпов различных глобальных изменений. Но, с другой стороны, а значимы ли масштабные глобальные изменения прогрессивного изменения человеческой ментальности? Ментальность как логический тип общества остаётся особой загадкой, не разгаданной до конца, и, что парадоксально, ответ на эту загадку может постоянно изменяться.

Проявляются различные новые ментально-логические типы общества и отдельных социальных ментальных сообществ. С этой точки понимания, ментальность – тип доминирующей логики, находящей свое проявление в характере социума, этим определяется ментально-логический тип общества. В этом процессе ментальные коммуникации есть механизм образования ментальных групп. Но при этом ментальные взаимосвязи личности, устанавливаемые по отношению к определенным социальным субъектам – носителям соответствующей информации, приводят к образованию некой ментальной группы виртуального порядка. Реальные ментальные группы образуются в процессе установления социальной коммуникации между субъектами одного ментального порядка. Например, такими ментальными группами могут являться студенческая, или профессиональная, или возрастная группа. Так, внутри студенческой группы могут устанавливаться дополнительные структуры различного ментального порядка, в результате чего устанавливаются микрогруппы. Этим определяется характер ментальных особенностей социума. В свою очередь, такие ментальные социальные группы могут быть ранжированы по различным критериям. И сколько видов ментальной специфики может быть установлено в обществе, столько видов ментальных групп может быть выявлено как относительно самостоятельных ментальных явлений.

Закономерность ясна: чем более сложным является общество, тем больше специфических ментальных групп может быть установлено и социологически рассмотрено, проанализировано, выявлены ментальные характеристики общества, ментальная структура культуры.

Ментальное пространство обладает различной смысловой плотностью. Смысловая плотность – концентрация информации, обладающей смысловым значением. Различные феномены культуры обладают различным уровнем, смысловой детерминацией, поэтому пространство культуры развертывается, формируется как сочетание различных смысловых линий воздействия, в зависимости от силы и устойчивости которых по отношению друг к другу происходит корреляция. Ментальность культуры базируется на выявленных в процессе практического осмысления реальности смысловых концептуалиях.

Семантическая (смысловая) концептуалия выражает существенные и в определённой степени значимые формы смысла, при помощи которых выстраивается пространство культуры. Сущность менталитета не может быть рассмотрена без рассмотрения его семантических проявлений в различных феноменах культуры. Можно утверждать, что различные ментальные проявления рациональной сущности человечества проявляют и реализуют различные уровни смысловых аспектов культуры. Ментальная культура зависит от доминирующего стержня логической культуры.

Поэтому ментальные поля в то же время есть смысловые пространства. Термин «ментальные поля» позволяет обозначить пространственные образования, обладающие ментальной структурой. Выявление таких ментальных континуальностей социокультурной организации позволяет выявить области, имеющие соответствующую специфику интеллектуальной организации. Проблема ментальных полей, ментальной организации культуры анализируется с различных точек зрения. В этом отношении, по-видимому, можно утверждать, что гегелевская концепция феноменологии духа – это тоже концепция ментальной организации культуры. И здесь можно обратить внимание на то, что «абсолютная идея» проявляется там и тогда, где и когда появляется народ, способный в своей ментальной культуре выразить наиболее адекватным образом рациоментальные закономерности более высокого порядка. По сути дела, эта характеристика является закономерной.

Иногда ментальные поля культуры сравнивают с гравитационными полями, возможно, это сравнение не совсем правомерно, во всяком случае, правомерность такого сравнения ограничена. Действие ментального пространства обладает не столько реальным притяжением, но и отталкиванием, не только структурным организационным влиянием, но также и деструктивным влиянием. В этом смысле ментальность может быть сопоставлена с диалектическими взаимосвязями процессов энтропии и негэнтропии. Высокие уровни ментальности парадоксально могут содержать в себе явления как более высокого социоорганизационного порядка, так и вызывать обратное влияние.

Понимание ментальных структур можно представить и с позиций концепции символической структуры информационной реальности культуры. Так, например, концепция символического детерминизма культуры Андрея Белого позволила рассмотреть символы, факторы, влияющие на развитие культуры, по сути дела, представляя ментальные процессы как осознаваемые символические реальности. Ментальность выражается через множество различных символических способов её обозначения, но по сути дела не всегда однозначно проявляется полностью соответствующий язык ментального построения социокультурной реальности. Пока приходится говорить лишь о проявлении и частичном понимании лишь некоторых точно установленных соотношений онтологии ментальной реальности общества и правил, закономерностей, в соответствии с которыми данная ментальная пространственная структура возникает, функционирует и развивается.

Использование образовательных технологий передачи информации – исторически необходимый процесс. Поэтому не случайно то, что образование как термин несёт два основных значения, важных в данном отношении: это процесс получения знания, влияющего на существенные характеристики общества, и, что очень важно, процесс формирования. Формирование при этом имеет множество состояний и отношений, происходит формирование как становление нового уров-ня реальности общества.

Сегодня происходит формирование нового содержательного смыслового наполнения и тем самым происходит некое смысловое переопределение социокультурной реальности. В таком понимании образование есть система производ-ства ментальности.

По сути дела, происходит формирование смыслового содержания как онтологической дефиниции социальной реальности. Поэтому в данном отношении действительно принципиально важна информационная стратегия, важна стратегическая информационная направленность развития тенденции семантического способа существования общества. Важна ясно осознанная перспективная модель развития всей образовательной системы, всего процесса семантического образования новых уровней культуры.

То есть, культура есть деятельность устойчивого технологического способа передачи необходимой и принципиально важной информации, культура и способ образовательной передачи информации находятся в прямой зависимости. Такой способ передачи информации можно определить древнегреческим термином «пайдея» – как способ программирования нового семантического уровня общества через установление норм содержания и значения информации.

Выбор интеллектуальной семантической модели нового типа образовательной ментальности становится важным и актуально значимым на фоне развития новых информационных технологий. Возникший процесс информационного взрыва – самый крупный за всю историю человечества – действительно, принципиально важен для определения дальнейшей стратегии развития образовательных систем, позволяющих обществу адекватно изменяться не только в каждой точке своего бытия, но и в исторической реальности в целом.

В то же время система интеллекта проявляется как способность решать задачи соответствующего уровня сложности, и эта способность развивается, одновременно совпадая с развитием информационной структуры ментальной культуры общества. Учитывая огромный интеллектуальный опыт мировой теории построения предельно широкой системы осознавания как системы понимания, важно далее определить теоретические принципы изменения системы интеллекта общества. Необходимо не только и не столько искать принципы выбора между вариантами решений, более важно определить, какая система интеллекта порождает данные типы решений.

Проявление новой, более высокой рациональной организации ментальности происходит в каждом конкретном случае в соответствии со всем набором соответствующих обстоятельств, скорость их осуществления также может изменяться – ускоряться или замедляться. Важно определить, каким образом в конкретном случае будет происходить ускорение или замедление ментального процесса.

Метарациональность

Возникновение ментальности происходит по многим направлениям, и здесь наиболее значимым является компонент образования. Система образования является генератором новых уровней реальности. Ментальность, действительно, можно сформировать через систему образования, но существуют границы этих возможностей, «границы пределов». И здесь проявляются некие границы ещё более сложного явления, которое можно назвать метарациональностью.

Возникновение, а тем самым и открытие новых уровней ментальности происходит по многим направлениям, и здесь наиболее значимым является компонент образования, который оказывает сильный образующий, генерирующий эффект. Система образования является генератором новых уровней реальности.

Ментальная метарациональность видится как устойчивый феномен, её интерпретация может быть различной, она может осуществляться как рационально, так и иррационально, как это ни парадоксально. В любой культуре всегда есть ощущение того, что более рационально и смыслосодержательно, чем то, что существует в данный момент времени. Это ощущение может становиться философской моделью абсолютного разума или религией, основанной на вере в то, что всё же существует некий разум и высший смысл, определяющие смысл существования и сущности человеческой жизни. Но это может быть и ощущением того, что там, впереди, нет никакого смысла и движение в будущее бесцельно и, соответственно, бессмысленно. В этом проявляется опасная гипнабельная самоустановка общества, способного программировать усиление собственной бессмысленности и само-разрушения.

Необходима некая модель, объясняющая, к какому ментально-духовному смыслу приходит движение современного общества, необходима интеллектософия собственного существования современного общества и человека.

Итак, под термином «интеллектософия» может пониматься в терминологическом отношении ментальная семантика интеллекта, в онтологическом отношении понимаются сложные информационно содержательные операции, производимые социальными субъектами. На наш взгляд, такой подход позволяет обозначить важный аспект социокультурной реальности.

И здесь парадоксально ясно что, во-первых, уровень технической оснащенности общества необязательно прямолинейно предопределяет когнитивную структуру общества. Во-вторых, очевидно, происходит нарастание когнитивной дифференциации каждой отдельной национальной культуры и всей глобальной социосистемы в целом. В-третьих, если когнитивная дифференциация будет нарастать или приобретать более конфликтные формы, то в результате нарастания данного процесса могут возникать серьезные глобально-социальные конфликты.

В итоге хотелось бы отметить тот факт, что способность перестраивать интеллектуальное время своего мышления, как отдельного человека, так и общества в целом, необходима для того, чтобы соответствовать не только некоему условному времени современности. Оно более всего необходимо для того, чтобы успевать выходить из прошлого интеллектуального времени.

А.П. Павлов

ОНТОЛОГИЯ СМЫСЛА КАК ПРОБЛЕМА КОНСТИТУИРОВАНИЯ

СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Любое общество возможно при условии, если его члены (по крайней мере, его большая часть) согласованно действуют в определенном социальном пространстве на протяжении длительного исторического времени, охватывающем не одно поколение. При этом если не иметь в виду такие замкнутые локальные общности, как община, клан, большинство индивидов в повседневной жизни друг с другом не пересекаются, не встречаются, не вступают во взаимодействие. Как возможна такая согласованность? Конечно, можно ссылаться на традиции, иные культурные институты. Но, на наш взгляд, такие объяснения не представляются убедительными.

В самом деле, почему люди поддерживают или, наоборот, не поддерживают те или иные порядки, жизненные правила, обычаи, нормы? Какова причина устойчивости «непрактических», негуманных практик (войны, дуэли»)? Почему «вдруг» одни люди престают понимать друг друга, вчерашние соседи и знакомые начинают враждовать между собой. Или, наоборот, вчерашние чужаки, незнакомцы, маргиналы становятся «своими»?

Еще одна проблема онтологии смысла: двойной включенности. Во-первых, каждый индивид включается в социальный мир, осваивается в нем, обживает его.

Каждый человек, будучи членом данного общества, «вмонтирован» в его смысловую структуру, включен в процесс смыслообразования. Собственно говоря, у него нет иного выбора: либо он принимает «свою» реальность и становится «нормальным» членом общества, либо становится его изгоем. Для того чтобы быть нормальным членом общества, необходимы, по крайней мере, три условия: обладать необходимым набором знаний, позволяющих «правильно» прочитывать, представлять окружающую реальность; конституировать собственное индивидное пространство и время (биографию); встраивать свою биографию в биографический контекст общества.

Социальный индивид должен быть восприимчивым к изменениям, колебаниям повседневной реальности, и других способов жить в обществе нет. Во-вторых, общество «встраивается» в индивида, в его сознание, в его биографию, в его жизненные практики и даже в его тело. Природа такого «встраивания» двойственная. С одной стороны, общество навязывает индивиду свои правила, не спрашивая его разрешения. Эта принудительная сила, исходящая от общества, оказывает на индивида давление, побуждая его к определенным действиям. Инструментами такого воздействия являются властные институты, нормы, социальные санкции.

С другой стороны, общество проникает в индивида, его сознание и тело изнутри. Человек действует от лица общества как его представитель, агент.

Проблема онтологии смысла и есть проблема двойной включенности. Ее суть в том, что смыслообразующий процесс, исходящий от общества, каким-то образом согласуется с жизненными смыслами индивидов, детерминированными их биографией, непосредственным окружением, условиями повседневной среды.

Условием согласования двух миров является конституирование единой социальной реальности: предсмысловой данности, задающей базовые алгоритмы события индивидов и общества.

Как известно, философы, социальные феноменологи под социальной реальностью понимают жизненный мир. На наш взгляд, сам по себе жизненный мир не является социальной реальностью. Конечно, люди живут, думают, чувствуют внутри повседневности. Естественно-практическая обыденная установка дает первичную ориентацию индивидов в мире. Однако ее явно недостаточно для того, чтобы «длить» и закреплять социальный и когнитивный опыт не от случая к случаю, методом проб и ошибок, а постоянно, от поколения к поколению. Необходимы смыслы, которые непосредственно не принадлежат жизненному миру.

Общество нуждается в устойчивых когнитивных смыслообразах, социальных эйдосах, разделяемых большинством членов общества. Они представляют собой исторические тексты – нарративы, задающие диахронические и синхронические рамки социального смысла, а также определенные способы их прочтения (дискурсы).

Как только этот текст перестают читать, он разрушается, исчезает. Советский коммунизм умер задолго до того, как юридически распался Советский Союз и та идеология, на которой он держался. Его символику, его язык люди просто перестали понимать.

В понимании реальности следует избегать вульгарного натурализма. Реальность не есть то, что независимо от индивидов, их сознания. Под реальностью мы понимаем устойчивые представления людей о самодостаточности и необходимости их бытия в мире, не требующие специальных доказательств. Однако в основании этой самодостаточной реальности – теоретическая установка на ее исток, начало, границы, смысловые разметки и вечные и неизменные критерии человеческого бытия. «Простой человек», разумеется, не озабочен теоретической установкой в своей повседневной жизни. Она, в конечном счете, создается специальными социальными агентами, институтами (церковью, богословами и т.д.). Однако это вовсе не значит, что он пребывает исключительно внутри практической установки.

Данная установка предполагает особого трансцендентного субъекта и особые трансцендентные практики, направленные на воспроизводство реальности. Суть этих практик – в непрерывном «возвращении» к «вечным истокам», к сакральному началу.

Как индивиды встраиваются в когнитивные структуры социального бытия? Как происходит со-понимание людей в обществе, побуждающее его действовать в унисон с динамикой социума? Здесь необходимо избегать крайностей натурализма, структурализма и феноменологизма.

С позиций натурализма, общество есть суперорганизм, устанавливающий смысловые рамки для действования индивидов. В этом случае индивид и его сознание лишь «чистая доска», пустой сосуд, заполняемый смыслами и значениями, исходящими от общества.

С позиций структурализма, смысл имманентен устойчивым языковым структурам человеческого сознания. Эти структуры инварианты, не зависимы от исторических обстоятельств и индивидуальных особенностей человека. Безусловно, поиск и анализ таких структур необходим. Однако вынесение «за скобки» анализа социальных смыслов и смыслопорождающих практик социальных индивидов, на наш взгляд, неправомерен. Структуралисты не отрицают, что историю делают люди. Но люди не знают того, что они ее делают. Отсюда – акцент в исследовании смыслов переносится на исследование структур коллективного бессознательного (Ж. Лакан).

Феноменологический концепт основывается на том, что смыслы есть эмерджентный продукт человеческих интеракций, осуществляемых в повседневном мире. Они не предзаданы и никак не зависят от смысловых структур общества, поскольку само общество как устойчивая объективная целостность феноменологами «ставится под вопрос».

Повседневная жизнь представляет собой совокупность дискурсивных (коммуникативных) практик, важнейшую формообразующую функцию в которых выполняют акты номинации.

Под номинацией мы понимаем процесс включения социального индивида в игру смыслообразования и смыслоподдержания социальной реальности путем обретения имени и встраивания его в именное пространство данного общества. Само подключение имен не есть пассивные акты. Они инициирует точечные события, непрерывно активируя социальную реальность. Например, ребенок пошел в первый класс. Обретение имени «первоклассника» означает онтологическое подтверждение, дление и преемственность социальной практики (реальности) под названием школа.

Имя есть индивидуальный код человека, позволяющий ему подключаться к игре по производству реальности.

Имя не просто код. Оно есть символический знак, обязывающий его носителя быть наблюдателем того сегмента реальности, к которой он принадлежит. Это дает возможность осуществлять рефлексивный мониторинг состояний реальности.

В самом общем значении практическая повседневная номинация – это процесс презентации и утверждения имен и именных ландшафтов в коммуникативных ситуациях.

Имя указывает (обозначает) предмет: человека, вещь, событие, сообщество и т.д. В качестве ноэмы оно обладает собственной смысловой предметностью, структурой и, следовательно, смыслопорождающей способностью. Имя не просто представляет предмет. Оно выражает его теми средствами, которые в нем заложены.

Имя наделено свойствами вещи (как собственность, как собственное для кого-либо) и свойствами знака (как то, что представляет, выражает), но не сводится к ним.

Имя можно уподобить лицу, точнее сказать, лицу-тексту, который могут читать и другие. Имя открыто, но только для “посвященных”, которые могут читать данный текст. Т.е. имя может существовать в некотором именном ландшафте, в котором оно занимает свое место.

Итак, имя – форма и способ выражения и самовыражения индивида, обеспечивающие его включенность в процессы идентификации в конкретном социальном пространстве или то, что делает индивида личностью (обладателем “лица”). Имя не только указывает на предмет, выражает его смысл. Оно представляет его в ряду других имен в рамках именного ландшафта.

Для того чтобы выполнять функцию представления социальных предметов, включая индивидов, имена должны содержать коды, позволяющие их оперативно распознавать, идентифицировать информацию, не прибегая к сложным процедурам интерпретации. Имена должны “считываться” моментально и однозначно (например, такие имена как “Пушкин”, “доллар”, “шестисотый мерседес” и т.д.). Речь идет об именных кодах, указывающих на принадлежность имени к именному ландшафту, на место его в именной иерархии.

Имена выполняют роль манифестации божественного, трансцендентного в формах символической наличности. Хотя имена не имеют имманентного смысла, они обладают реальной онтологической силой, поскольку генетически связаны с божественным трансцендентным порядком. Ярким примером могут служить именины как ритуал, символизирующий духовное рождение человека. Для истинного христианина именины более значимый праздник, чем его физическое рождение.

Важно отметить, что в данные исторические эпохи проблема идентичности сводилась к ритуальному подтверждению индивидами соответствия собственным именам. Идентифицировать себя в мире – значит назвать себя по имени: Я – “дворянин”, “крестьянин”, “священник”, “король” и др.

Наконец, отдельное имя не существует как отдельная монада. Оно подразумевает ссылки на другие имена, образующие целостный именной порядок. В указанные эпохи именная субординация носит жесткий характер.

В эпоху классического рационализма Нового времени язык утрачивает непосредственное сходство с миром вещей. При этом он наделяется способностью его конструировать. Объекты и вещи благодаря языку “помещаются” в создавае-мые ими особые символические пространства. Отношения между словами и вещами опосредованы представлениями.

Язык формирует представления о вещах, их функциях, взаимосвязях. Не случайно, как отмечает М. Фуко, в этот период получает развитие всеобщая грамматика, благодаря которой устанавливается синхронность (параллелизм) между образованием словесных знаков и строением предложений, с одной стороны, и формированием мыслительных образов, представлений – с другой.

Таким образом, язык структурирует пространства представлений, внутри которых предметы (включая индивидов) могут быть проанализированы, систематически описаны, наблюдаемы и классифицированы.

Собственно говоря, в “классическую” эпоху полноценно заявили о себе практические дискурсы и связанные с ними процедуры номинации. Вещи теперь можно называть своими именами. Т.е. любой предмет, в соответствии с классической эпистемой, существует, поскольку он может быть назван и классифицирован в ряду с другими поименными предметами.

Назвать имя – значит соотнести его с другими именами по принципу сходства и тождества в рамках структурируемых пространств представлений. Дискурсивные практики позволяют индивидам включаться в классификационную игру, смысл которой в том, чтобы их имена заняли достойное место в указанных пространствах. Про человека с хорошей репутацией говорили: у него честное имя.

При этом нельзя говорить о том, что в данную эпоху имя полностью эмансипировалось от индивида. Последний сохранял определенный суверенитет по отношению к имени. Это создавало напряженность между именем и его предметом (человеком). Человек не входил в определение имени полностью. Он осознавал то, что он “богаче” собственного имени. Тем не менее, право распоряжаться собственным именем было ограничено квалификационными порядками, которые складывались в обществе.

Социальное пространство в классическую эпоху становится все более абстрактным, формальными. Любой предмет обретает смысл только в качестве носителя и посредника абстрактных отношений между людьми.

Данное пространство устойчиво, консервативно, жестко структурировано и нормативно. В нем проведены четкие демаркационные линии, установлены отношения субординации между отдельными символическими подпространствами, а также между соответствующими им классами названий (наименований).

Вся эта символическая конструкция воспроизводится благодаря ряду фундаментальных идеализаций, таких, как “право”, “частная собственность”, “личность”, “цивилизация”, “свобода”, “прогресс” и т.д. Эти идеализации (которые одновременно являются социальными мифами) служат формированию образцовых социальных типов: “образцовый джентльмен”, “образцовый купец” и т.п.

Таким образом, классическая эпоха – эпоха экспансии нарицательных имен, которые замещают имена личные. Иметь имя – значит абстрагироваться от богатства жизненных проявлений и быть носителем признаков, соответствующих вышеуказанным образцам.

Но это нарицательное имя должно одновременно быть и именем собственным, поскольку в противном случае оно теряет практический смысл. В самом деле, как, каким образом человек, отчужденный от имманентного жизненного основания, может идентифицировать себя с абстрактными образцами? Павел Флоренский полагал, что когда имена собственные обращаются в нарицательные – это симптом, несомненно, духовно-функционального заболевания. Происходит разлом, деградация подлинного имени. Это явление русский философ называет имеборчеством [3: 281–322].

Действительно, имя-лицо превращается в имя-маску. Последнее – явление не столько самих именуемых реальных индивидов, сколько именующих. Т.е. нарицательное имя (имя-маска) служит самообнаружением познающего, является средством его социальной идентификации, точнее сказать, квазиидентификации. Мы склонны накидывать друг на друга именные ярлыки: “настоящий интеллигент”, “подлинный демократ”, “консерватор”, “реакционер”. Но все это не более чем мистификация.

Установка человека на восприятие других как на жизненную проекцию самого себя и на восприятие себя как жизненный образец для других создает условия для его индивидуализации.

Человек буржуазной эпохи конструирует собственное (приватное) пространство, которое соизмеримо с пространствами других. Имена в буржуазную эпоху еще не отчуждаются от индивидов. Имя есть способ самовыражения его носителя. Если имена в средние века актуализировались самим фактом их обладания (титулами), то для людей Нового времени важно не столько само имя, сколько его ношение. Честное имя купца нужно подтвердить делами.

Особая забота об имени объяснялась тем, что оно маркировало жизненное пространство индивида. С помощью имени он мог расширять свое жизненное пространство. Практическими средствами такой “экспансии” были торговые, коммерческие сделки, участие в политических кампаниях и т.д. Однако главный мотив экспансии – не капитал, не власть как таковые, а прибыль и власть в их именной закрепленности.

В буржуазную эпоху имя сохраняет элементы культовости. Имя – пропуск в социальный мир, в котором все действуют по определенным правилам. Человек мог утвердить свое имя так, как это делают другие представители его круга. Поэтому все они заботятся о поддержании релевантных смысловых границ, в рамках которых имя каждого занимает свое место на фоне других.

Именно эта забота есть одна из главных причин того, что люди объединяются в различные социальные общности, корпорации: купеческие гильдии, клубы, партии, школы. Каждая из них образует именной ландшафт, в котором тесно переплетаются ритуальные действия и индивидуальные заслуги. Именная иерархия создает условия для социальной идентификации.

Одновременно происходит борьба за утверждение коллективного (корпоративного) именного капитала и связанные с ним ценности. П. Бурдье определяет ее как борьбу за монополию легитимной номинации [2: 23]. Речь идет о том, что официально признанный в обществе статус имени (титул, звание, ранг, диплом и т.д.) ставит тех, кто уполномочен его носить, в привилегированное положение перед другими.

Ценности буржуазного общества неотделимы от общей заботы о них тех, кто их персонифицирует. Интеллигент идентифицирует себя с интеллигенцией, купец – с купечеством, рабочий – с рабочим классом с помощью определенных абстракций, в которых отражается идеализированное представление как о своей группе, так и группах “других”. Человек мог “держать” имя благодаря коллективно разделяемым идеализациям.

Вторая половина ХХ столетия ознаменована коренными переменами в мировом общественном сознании. Отметим лишь некоторые ключевые тенденции, имеющие отношение к нашей теме.

1. Благодаря развитию современных коммуникативных технологий происходят качественные изменения в статусе и социальных функциях знаковых систем. Они перестают быть репрезентацией внешней им реальности. Но они также не становятся символическими заместителями этой реальности. Знаки выступают лишь конструкциями, символическими полуфабрикатами, с помощью которых можно фабриковать особые гиперреальности (виртуальные реальности). Такие знаки французский социолог Ж. Бодрийар называет симулякрами.

2. Данные реальности имеют коммуникативную природу. Т.е. они создаются и воспроизводятся с помощью особых коммуникативных технологий. У них нет собственной истории, поскольку их темпоральность и символические локусы задаются коммуникативными средствами. Виртуальные реальности существуют только в настоящем времени (“здесь-и-теперь”). Прошлое и будущее имеет смысл только в качестве символического обрамления текущего момента.

3. Изменяется сам человек. На первый план в его жизненных стратегиях выступают не столько экзистенциальное настроение, ориентированное на сущностные аспекты его бытия, сколько желания и связанные с ними удовольствия, ориентированные на внешние формы его существования. Современный человек – существо, производящее впечатление с помощью особых масок – имиджей. В то же время он не только производит впечатление, но сам легко поддается манипулятивному воздействию со стороны других и самого себя.

Таким образом, особенно остро встает вопрос об имени как способе удержания индивидами собственной идентичности. Опасность именной энтропии очевидна.

Чтобы понять практические способы именной идентификации (номинации), характерные для современной ситуации, необходимо сравнить их со способами предшествующей индустриальной стадии.

Фундаментальной проблемой и одновременно предпосылкой процессов идентификации в эпоху капитализма, включая его индустриальную стадию, является отчуждение индивидов. Их именной статус противоречив. С одной сто-роны, имя – средство “погружения” в релевантную среду социальных статусов. С другой стороны, имя есть способ “удержания”, сохранения собственной идентичности в условиях господства формально-рациональных форм общественной жизни и, прежде всего, бюрократии.

Практика номинации – это всегда игра, в которой внешнее и внутреннее, статусное и интимное находятся в динамическом равновесии. Эффект присутствия (а это главная цель номинационных практик) достигается благодаря “плавающему” балансу личных и нарицательных имен, именных знаков и связанных с ними действий.

Так, например, руководитель учреждения, у которого на столе в кабинете посетители могут видеть фотографию его дочери, предстает как “живой человек”, имеющий личное имя (Иван Петрович, Сергей Васильевич и т.д.). Но это именное обозначение имеет смысл только в соотнесении с тем фактом, что данный человек является носителем нарицательного имени руководителя учреждения.

Особенность именной идентификации в новой духовной ситуации в том, что она не направлена на фиксацию присутствия в мире. Современный человек слабо озабочен проблемами распознания себя в других, через других.

Его интересует сама игра номинации. Она проявляется в виде эмоционально насыщенных, экспрессивных действий, манифестаций, демонстраций и т.д. В качестве примера можно привести различные молодежные тусовки, концерты рок-музыки и так называемой попсы. Главная их особенность – имитационная природа.

Имитационные модели поведения формируются благодаря, прежде всего, современным средствам массовой коммуникации. Смысл имитации не только в том, что она участвует в фабрикации виртуальной реальности (часто на основе реальных событий). С помощью особых манипулятивных технологий, включая PR, люди включаются в процесс соучастия в “событиях” внутри этой реальности.

Срастание имен участников данного действия с именным фоном виртуальной реальности является основным содержанием номинации в современных условиях.

Современные СМИ активно используют интерактивные методы для того, чтобы обеспечить это именное срастание. Например, существуют передачи на радио и телевидении, в которых “звезды” современной эстрады, политические деятели и другие знаменитости говорят о себе, о житейских делах как “простые люди”. Миллионы людей обсуждают персонажей мыльных опер, интимную жизнь актеров, певцов, политиков. Скандал вокруг Моники Левински, гибель принцессы Дианы, рождение дочери Мадонны – все эти события становятся предметом “заботы” многих людей.

Важным условием номинации является культивирование “звездных” имен, придание им таких символических качеств, которые делают их аттракторами, “притягивающими” имена миллионов людей.

В отличие от «простых» личных имен индивидов, имена звезд нуждаются в длении, в удержании образа. Существуют различные способы дления. Например, использование имени в качестве товарного знака, клейма. Другой способ – демонстрация определенных действий, привлекающих к себе внимание (скандалы и т.д.).

Имя выражено не только вербальными, но и невербальными способами. Имя срастается с телом. Имя объемно, наглядно, чувственно, сексуально. Оно может вызывать брезгливость или, наоборот, положительные эмоции. Имена всегда, во все времена обладали магической силой и властью. Благодаря современным манипулятивным технологиям власть имени может обладать большей онтологической мощью чем ее реальный носитель.

Существуют целые индустрии фабрикации имен: рейтинги, презентации и т.п. Имена (звезды) образуют особые “констелляции”, общности, именные ландшафты, вроде “Планеты Голливуд”. Звезды не только законодатели мод. Они персонифицируют жизненные, смысловые ориентиры.

Особенностью нынешнего цивилизационного состояния является мощный процесс, пытающийся унифицировать различные матрицы, соединить их друг с другом и если уж не создать в результате нечто универсальное, то, по крайней ме-ре, привести их к единому знаменателю, через который осуществлялось бы согласование разных «реальностей».

Рассмотрим еще один ключевой вопрос, связанный с проблемой онтологии смысла. Что есть культура как смыслопорождающий феномен? Ввиду исключительной сложности данной проблемы ограничимся рассмотрением лишь некото-рых ее аспектов.

Несмотря на то что существуют бесконечное множество дефиниций и концептов культуры, позволим себе дать собственное определение данному понятию. Оно будет достаточно простым. С нашей точки зрения, культура есть условие и процесс воспроизводства социальной реальности.

В свою очередь, как было отмечено выше, социальная реальность есть непрерывный процесс двойной включенности индивидов в общество и общества в индивидов. В этом процессе нет базиса и надстройки. Его нельзя интерпретиро-вать с помощью детерминистского подхода. Я бы применил к его описанию понятие резонанса. Суть его в следующем. Социальная реальность не предзадана. Ее необходимо постоянно поддерживать, «вдыхать» в нее жизнь. С другой стороны, люди вне социальной реальности есть тени, жизненные фантомы.

Социальная реальность образуется из событий встречи индивидов с социальной тотальностью, социальным Другим. Люди постоянно воссоздают реальность как непосредственную жизненную данность. С другой стороны, эта реальность эмансипируется, отчуждается от индивида, превращаясь во внешнюю по отношению к нему объективную силу. Эта сила и есть общество (социум, страна, государства). Эта реальность, эмансипированная от индивида как самостоятельная смысловая данность, определяет для индивидов смысловые горизонты и границы действования.

В статье рассматриваются два типа смыслопорождающих культур (хотя, безусловно, существуют и другие культуры).

Субстанциональная культура

Речь идет о таком способе воспроизводства реальности, который предполагает абсолютное трансцендентальное означаемое, установку на наличие и неизменное пребывание в сущем единого субстанционального смысла.

Реальность предзадана. Вне обращения к субстанциональным смыслам она, в лучшем случае, есть потенция, возможность. В соответствии с указанной установкой признается несовершенным, «неполным» сам окружающий нас мир. Причем, по мере освоения этого мира в нем образуются все новые и новые “черные дыры”, смысловые пустоты, заполнять которые – забота человечества. То есть, все в этом мире устроено таким образом, что именно заполнение смысловых “дыр” мира оказалось основным делом мыслителей и философов, ученых и богословов.

Фундаментальной предпосылкой такой установки является субстанция: некий абсолютный центр мироздания, миропонимания. Вышеуказанная установка воплощается в специфически философском дискурсе собирания мира из некоторого субстанционального начала. Субстанциональная культура (сознание) включает в себя два уровня: эйдетический и профанный (мир повседневной установки).

Эйдетическое сознание неизменно, прозрачно. В нем нет двойного дна. Оно отторгает любую двусмысленность, неопределенность. Эйдос не просто компонент сознания, он есть способ бытия, связывающий человека с миром, челове-чеством, историей. Эйдосы представляют собой смысловую конструкцию, констелляцию смыслов, на основе которой создается «длинный нарратив», легендарная человеческая история с сакральным Началом (Первособытием) и Завершением (Апокалипсисом). Об этом очень хорошо пишет Н. Бердяев, имея в виду христианскую историю. «История есть свершение, имеющее внутренний смысл, некая мистерия, имеющая свое начало и конец, свой центр, свое связанное одно с дру-гим действие, история идет к факту – явлению Христа и идет от факта – явления Христа» [1: 27].

В том же духе пишет Семен Франк: «Для того, чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия: существование Бога и наша собственная причастность Ему, достижимость для нас жизни в Боге, или божественной жизни. Необходимо, прежде всего, чтобы, несмотря на всю бессмысленность мировой жизни, существовало общее условие ее осмысленности, чтобы последней, высшей и абсолютной основой ее был не слепой случай, не мутный, все на миг выбрасывающий наружу и все опять поглощающий хаотический поток времени, не тьма неведения, а Бог, как вечная твердыня, вечная жизнь, абсолютное благо и всеобъемлющий свет разума». [4: 88–89].

Эйдосы проникают в повседневную жизнь человека, встраиваются в его тело и душу. Профанный мир существует как реальность только при наличии «единого и центрированного сознания о некоем константном предмете во всех многообразных типах отношений» [Керимов Т.Х. Современный философский словарь. С. 350]. Однако он не растворяется в священных эйдосах. Смыслы не приходят сами собой.

В вещах, предметах, поступках, оценках, представлениях эйдетический смысл воплощается в наиболее чистой и необходимой форме. Например, в гениальной интуиции (Р. Декарт). Разумеется, интенциональный предмет не может быть представлен сознанию во всей смысловой полноте. Речь идет о смысловом горизонте, благодаря которому «собирается» реальность в единое духовное тело, в единую священную историю Богочеловечества (В. Соловьев).

Пропуском в священный мир (текст) эйдосов является ношение имени Бога через священные таинства, ритуалы, обряды, инициации. Смысл актуализируется через акты трансцендирования, перехода профанного «замутненного» сознания к чистому Божественному Разуму. Эти акты осуществляются не только в божьем храме, но и в самом профанном мире. Божье имя есть код и одновременно сверхмотивация человеческой деятельности, воплощаемая в актах творений, ориентированных на Вечность. Социальная реальность приобретает отчетливую авторскую сущность и представляет собой авторское произведение.

На рубеже веков образовываются новая «матричная культура» и соответствующий ей способ воспроизводства реальности. В целом матричная культура есть то, что А. Моль и С. Кара-Мурза называют мозаичной культурой.

Она характеризуется, во-первых, наличием особых виртуальных пространств, определенным образом связанных между собой в едином гиперпространстве (интерспейс). Интерспейс может создавать целые планеты с обитаемыми городами, в которых можно работать и удовлетворять практически все жизненные потребности человека.

Во-вторых, матричные пространства характеризуются особой текстуальностью. Матричный текст не имеет биографической и авторской связности. Он как бы выхвачен из контекста истории. Его чтение основано не на отсылках к перво-источникам, базовым смыслам, сакральным текстам и нарративам. Главная особенность его чтения – инсталляция («сборка-разборка»). Текст может быть легко собран (в виде кубиков лего) и разобран. Конечно, возможны отсылки к другим матричным текстам, но между ними устанавливается не столько причинная и тем более историческая, сколько чисто ассоциативная и утилитарно практическая связь.

Основной прием работы с текстом – ассоциация. Например, ассоциация по совмещению, ассоциация по парадоксу, внезапности, ассоциация по смежности, ассоциация по звуковому, визуальному сходству, которыми пользуются авторы рекламных лозунгов и товарных знаков.

Текст надо читать очень быстро. При этом его можно читать с любого места и с любого временного момента, поскольку он событийно не связан с другими текстами. Матричный текст есть текст, воздействующий на его пользователей «здесь и теперь», он погружает человека в мир абсолютного настоящего (что «до», что «после» не имеет никакого смысла). Отсюда популярность пресловутого режима «online» и его практик (брифинги, презентации, перфомансы и т.д.).

В-третьих, существуют особые способы погружения (входа) в интерспейс и выхода из него. Они осуществляются с помощью специальных служб и устройств, навигаторов, замещающих погружение. Его суть в том, что индивид, получающий доступ в интерспейс, всецело становится гражданином матричного пространства и смотрит на мир его глазами.

В пространстве компьютерных игр, например, посредством нейрошлема, матричной ванны или иных технических средств, основные органы чувств пользователя незаметно для него самого замещаются сенсорикой виртуальной реальности. Он продолжает владеть собственным телом, однако матричная программа берет на себя управление движением органов чувств, замещая его движением и восприятием аватара (виртуального тела) – пользователя в виртуальном мире.

Однако подобное замещение происходит и вне компьютерных игр и ИНТЕРНЕТа. Перефразируя М. Маклюэна, можно сказать, что смыслы матриц есть они сами. Примером такой включенности в матричный текст является реалити-шоу («Дом-2», «Фабрика Звезд»). Если кто-то в матрице начинает действовать не как матрица – его действия лишаются всякого смысла. В статье нет возможности подробно останавливаться на технологиях матричного погружения. Это и особый пространственно-временной формат матричного текста, и изощренные техники анимации («оживления») матричного действа с помощью специальных сценариев, историй с привлечением матричных «звезд», которые такие же «парни», как и ты, и т.д. «Человек матрицы» не извлекает истины, не соприсутствует мысли. Знание всегда есть. Его надо просто взять как готовый продукт. В этом состоит феномен креативности (в отличие от творчества). Не является ли симптоматичной практика тестирования знаний в школах и университетах путем выбора готового варианта ответа из нескольких? При этом ключ к правильному ответу заранее известен. В матрице нет возможности ошибки, истина заранее известна.

В-четвертых, существуют особые виртуальные сообщества потребителей. В современном мире образуются группы, общности без идентичности (социальные «кочевники»). Они так же быстро распадаются, как и возникают. Причина их возникновения вовсе не чувство классовой или иной солидарности, а достижение выгод «здесь и сейчас» либо всевозможные «приколы», перфомансы (флеш-моб). Кроме того, чтобы стать членом такого общества, не надо никого спрашивать, нужно лишь зарегистрировать себя на электронной страничке Сети.

В чем же феномен матричной реальности, и существует ли он вообще? Конечно, матричная реальность существует. Но как она будет проявлять себя и заявлять о себе – покажет ближайшее будущее. Будем надеяться, что это всего лишь затянувшаяся «детская» игра.

Библиографический список

Бердяев, Н. Смысл истории / Н. Бердяев. – М.: Мысль, 1990.

Бурдье, П. Символический порядок и власть номинации / П. Бурдье // Вопросы социологии. – 1992. – Т. 1. – №1.

Флоренский, П. У водоразделов мысли / П. Флоренский. – Соч. – Т.2. – М.: Правда, 1990.

Франк, С. Смысл жизни / С. Франк // Вопросы философии. – 1990. – №6.

Е.В. Володина

СОЦИАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО: МЕНТАЛЬНОСТЬ И ПРОБЛЕМЫ ПОНИМАНИЯ

Социальный мир со времени Средневековья, и особенно в последнее столетие, переживает глубокие трансформации. Прежние аграрные общества стали промышленными, простые – сложными, непосредственные отношения между людьми утратили свою определяющую роль, уступив ее отношениям, опосредованным невидимыми социальными связями. Под воздействием научно-технической и информационной революции происходят глобальные трансформации социальных связей и отношений, структурирующих пространство человеческого существования. Мир, в котором территории и расстояния утрачивают былое значение, становится реальностью. Социальное пространство меняет привычную систему координат: из плоскостного оно становится сферическим, позволяющим прокладывать новые пути, быстро и легко налаживать коммуникации между различными частями земного шара. Процессы социального взаимодействия интенсифицируются, приобретая невиданную ранее динамику.

Эти процессы актуализируют осмысление социального пространства как системы координат человеческой жизнедеятельности, с одной стороны, и способов “видения мира”, отражающих различные уровни его понимания, – с другой.

Ментальность как своеобразная мировоззренческая матрица определяет картину мира в сознании человека и его вписанность в эту картину, определяя горизонты его “мировидения”. Фундаментальное понимание мира как социального пространства раздвигает эти горизонты, формируя но- вую – планетарную – ментальность, способную к осмыслению практически любой сферы социальной жизнедеятельности человеком в условиях глобализирующегося постиндустриального, информационного общества.

Понимание в контексте данной статьи рассматривается как уровень отражения человеком мира, т.е. как способность осмысливать мир в его взаимообусловленностях и взаимозависимостях. Понимание различения уровней реальности связано с необходимостью ориентации человека в пространстве и соответствующими преобразованиями системы координат для каждого типа пространства: если в физическом пространстве она задается его трехмерностью, в географическом – сеткой параллелей и меридианов, то в контексте социального пространства эта система координат задается включенностью человека в многоуровневую динамическую структуру его отношений с окружающим миром.

Не-понимание пространственных взаимосвязей и взаимообусловленностей социального мира уподобляет знание о нем географической карте, на которой вместо четких координат изображены малопонятные значки: иди туда, не знаю куда… В итоге непонимание порождает новые формы отчуждения – процесса, в котором результаты и продукты деятельности людей превращаются в независимую силу, становящуюся выше своих творцов и подавляющую их, а сущность самой деятельности сводится к экстенсивному растрачиванию человеческих и природных ресурсов, что в условиях нарастания глобальных проблем может привести к катастрофическим последствиям.

Таким образом, проблемы целостно-структурированного понимания мира выходят сегодня, с нашей точки зрения, на первый план социального познания. Цель данной статьи – обозначить ментальные препятствия, с которыми сталкивается сознание в понимании мира как социального пространства.

Ф. Бэкон еще в 17 веке выделил четыре группы так называемых “идолов”, являющихся, с его точки зрения, атрибутами самой природы человека и мешающих продвижению к истине. Для неискушенного читателя уточним, что совре-менное значение слова “идол” (“фигура божка”) сформировалось в средневековой церковной латыни, первоначально же (в греческом) “idolum” означал “призрак”, “тень умершего”, “привидение”. Ф. Бэкон, опираясь на изначальное значение термина, имеет в виду призраки, уводящие человеческое познание на ложный путь, и выделяет среди них “призраки рода”, обусловленные несовершенством устройства наших органов чувств и ума, “призраки пещеры”, связанные с узостью взглядов отдельных людей, “призраки площади”, связанные со штампами обыденного словоупотребления, и “призраки театра”, обусловленные догматической приверженностью людей к односторонним концепциям. Интересно то, отмечает П.С. Нарский, составивший примечания к “Новому Органону Наук”, что и Роджер Бэкон еще в XIII веке говорил о четырех препятствиях на пути познания: доверие недостаточному авторитету, привычка, приверженность общепринятым мнениям, боязнь признаться в собственном незнании. [2]

Эти “призраки”, как нам видится, не развеялись и поныне. Следуя за великими мыслителями-предшественниками, обозначим современных “идолов”, препятствующих пониманию социально-пространственной структуры мира.

1. “Призраки рода”

“Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде”.

Ф. Бэкон

К “призракам рода” отнесем психологические проблемы восприятия пространства, а также трудности, связанные с принятым в современной философии разделением философской категории пространства на реальное пространство и на пространство, отражающееся в сознании: перцептуальное (воспринимаемое) и концептуальное (осмысленное).

Проблема «восприятия» пространства на рубеже XIX–XX веков являлась принципиальной основой психологической проблематики. Все крупные психологи того периода уделяли ей особое внимание и, в зависимости от различных исходных позиций, делились на нативистов и генетистов. Нативисты считали, что восприятие пространства врожденно, при этом в виду имелась врожденность не «идеи» пространства, а «аппаратов» для его восприятия, т.е. по существу нати-вистами утверждался первичный, непроизводный, характер пространства. Генетисты утверждали, что восприятие пространства является «продуктом развития», личного опыта человека. Итог этой дискуссии в 1940 году подвел основатель диалектической философско-психологической концепции С.Л. Рубинштейн: в восприятии пространства “нужно различать протяженность и собственно пространство. Когда я воспринимаю «внеположность» различных предметов, расположенных один вне другого, не будучи еще, однако, в состоянии осознать, в каком направлении, на каком расстоянии один находится по отношению к другому, я воспринимаю лишь протяженность. Протяженность – это внеположность, экстенсивность, которая, так же как интенсивность ощущений, дана непосредствен-но, первично, вместе с их чувственными качествами.

Но протяженность – это лишь первая ступень в познании реального пространства. Реальные предметы в реальном пространстве, находясь один вне другого, неизбежно располагаются в том или ином направлении, на том или ином расстоянии друг от друга. Только по мере того как в моем восприятии отражаются положение, направление, расстояние, величина, форма, определяемые сложной системой пространственных отношений, а не одна лишь недифференцированная внеположность, у меня формируется подлинное восприятие пространства. Такое восприятие пространства, включающего в себя осознание более или менее сложной системы отношений, отражающих соотношения вещей в реальном пространстве, конечно, не является первичной чувственной данностью. Оно – продукт значительного развития. Таким образом, … примитивная внеположность, или экстенсивность, – элементарная чувственная основа восприятия пространства – дана, так же как интенсивность, непосредственно, первично, вместе с чувственными качествами ощущений. Но лишь в результате более или менее длительного развития формируется у человека восприятие пространства, в котором получают все более дифференцированное и адекватное отражение реальные пространственные свойства и отношения предметов. … Подлинное восприятие пространства, адекватно отражающее его объективные свойства и отношения, является очень слож-ным процессом, в котором чувственные и мыслительные компоненты даны в сложном единстве и взаимопроникновении” [13].

Для ориентации в пространстве необходимо, по мнению С.Л. Рубинштейна, подлинное осознание пространства, т.е. формирование представления о системе всех пространственных отношений: “Для того чтобы мой путь определялся для меня системой пространственных отношений, я должен с самого начала как бы расположить мое исходное положение – ту комнату, из которой я выходил, – в определеном месте города, в определенном расположении по отношению к различным его частям, в частности к тем, к которым я направляюсь. Иначе говоря, не только другие части пространства должны быть определены по отношению к моему исходному положению, но прежде всего мое исходное положение должно быть определено по отношению к ним. Пространственную характеристику это исходное положение приобретает, только включаясь в единое пространственное целое и определяясь в нем пространственными отношениями. Для того чтобы человек мог так ориентироваться в пространстве, необходимо, чтобы он мог свободно перенести свою исходную точку зрения в любое место реального пространства. Без этой возможности перехода с точки зрения одного наблюдателя на точку зрения другого и понимания соответствующего преобразования системы координат не существует понимания пространства” [13].

Анализ психологических трудностей, с которыми сталкивается сознание в процессе «осмысления» пространства, проведен В.К. Потемкиным и А.Л. Симановым в работе “Пространство в структуре мира”: “В процессе более глубокого познания реальности концептуальное пространство «не может не выходить за пределы восприятия». Перцептуальное пространство, накладываясь своеобразной “матрицей” на мышление, затрудняет понимание концептуального пространства. Этому способствует логика обыденного восприятия, которая носит однозначный характер и требует – явно или неявно – отождествления абстракций с реальностью и однозначного восприятия этой реальности” [12].

Сложность «философского» познания пространства обусловлена тем, что сознанию трудно провести четкие границы между пространством реальным и пространством отражаемым, поэтому реальному пространству зачастую приписываются свойства концептуального и перцептуального пространств, т.е. на него переносятся теоретические представления о пространстве или чувственное восприятие пространства. В мифологической картине мира три вида пространства не были разделены и отождествлялись с реальным пространством, мир как целостность представлялся в виде конкретно-чувственного образа, в котором воспринимаемое и воображаемое человеком сливалось воедино. С развитием первых философских систем и выделением геометрии происходило постепенное осознание различий между реальным, концептуальным, и перцептуальным пространствами. При этом отмечается, что если в науке чаще всего отождествлялись концептуальное и перцептуальное пространства, а для вульгарно-материалистических философских систем было характерным отождествление реального и перцептуального пространства, то для современной философии характерно отождествление преимущественно реального и концептуального пространства, что, добавим, характеризует еще и любое утопическое сознание.

Б. Рассел в работе “Человеческое познание” писал, что если философия пространства хочет избежать безнадежной путаницы, она должна тщательно проводить границу между этими различными корреляциями. При этом сам Рассел не обозначил четкого различия между реальным пространством и представлением о нем: “Перцептуальное пространство состоит из воспринимаемых отношений между частями восприятия, тогда как физическое пространство состоит из выведенных отношений между выведенными физическими вещами”. Однако, как отмечают В.К. Потемкин и А.Л. Симанов, “выведенность предполагает определенный уровень абстрагирования, что означает понятийность физического пространства”, т.е. фактически Рассел приписывает реальному пространству свойства концептуального пространства [12].

На необходимость различения реального и концептуального пространств в понимании социального пространства указывает П. Бурдье: “Научная работа имеет целью установление адекватного знания и о пространстве объективных связей между различными позициями, определяющими поле, и о необходимых связях, установленных через опосредование габитуса тех, кто занимает позиции в данном поле; так сказать, о связях между этими позициями и соответствующим видением позиции, т.е. между точками, занятыми в данном пространстве, и точками зрения на это же пространство, участвующими в действительности и в становлении этого пространства”. [1]

В статье “Время социальное и пространство социальное <http://www2.usu.ru/soc_phil/rus/texts/slovar/time_space.html>” (“Современный философский словарь” под общей редакцией В.Е. Кемерова, 1998 г.), общие положения которой мы разделяем, граница между реальным и концептуальным пространствами обозначена. Однако, по нашему мнению, и здесь не удалось избежать некоторой нечеткости в характеристике реального социального пространства: “Время социальное и пространство социальное выступают категориями социального бытия не только в смысле описания его на духовно-теоретическом уровне; они являются исходными схемами построения обыденного поведения людей и их повседневных взаимодействий, т.е. они постоянно действуют на уровне бытия социальных индивидов как условия связанности, непрерывности, организованности социального процесса” [14]. Реальное социальное пространство, связывающее и организующее социальный процесс, здесь определяется как исходная «схема» обыденного поведения и повседневных взаимодействий людей. Но поскольку схема – это тоже «представление» о реальности, а не сама реальность [11: 771], то в контексте данного определения это слово не способствует выявлению четкой границы между реальным и концептуальным пространствами.

Уточним, однако, что в понимании социального пространства обозначенные проблемы проведения границы между различными видами пространств обусловлены не только и даже не столько “несовершенством” нашего сознания, структуры языка и методологического аппарата, сколько двойственной субъект-объектной природой самого социального пространства, представления о котором не только формируются под воздействием реальности, но и сами формируют эту реальность.