3.Социология э. Дюркгейма

Эмиль Дюркгейм широко известен как один из "крестных отцов" современной социологии, творчество которого в значительной степени помогло определить предметное содержание и утвердить автономию социологии как научной и учебной дисциплины. Он был одной из наиболее крупных фигур в социологии классического этапа ее развития. Наряду с другими видными представителями этого периода — К. Марксом, М. Вебером, Ф. Тённисом, Г. Зиммелем, В. Парето — Э. Дюркгейм оказал огромное влияние на формирование целого ряда влиятельных концепций современной социологии. Социологи различных национальных школ вновь и вновь находят в теоретическом наследии Дюркгейма весьма плодотворные идеи для развития новых теорий, объясняющих и моделирующих самые разнообразные социальные явления.

Биографические вехи. Эмиль Дюркгейм родился в 1858 г. во французском г. Эпинале в семье богатого потомственного раввина. Родные с детства прочили его в священнослужители. Однако раввином он так и не стал, "... так же, впрочем, как и атеистом. С юных лет и до конца жизни он оставался агностиком". Тем не менее, интерес к религии, ее корням, истокам, роли, а также функции, которую она выполняет в любом обществе, не покидал Дюркгейма до конца его жизни и нашел впоследствии отражение в его творчестве. Он учился в Высшей Нормальной школе в Париже, по окончании которой несколько лет преподавал философию в провинциальных лицеях. В 1887 г. он получил назначение на должность преподавателя социальной науки и педагогики в университете г. Бордо. Спустя десять лет он возглавил здесь первую во Франции кафедру социологии.

В 1896 г. Э.Дюркгейм начал руководить новым научным периодическим изданием, появление которого рассматривается как серьезное событие в истории социологии. Журнал L'Annee sociologique, редактировавшийся им с 1896 по 1913 гг., можно охарактеризовать, скорее, даже как своеобразную лабораторию, нежели просто журнал, поскольку в нем публиковались результаты исследований прежде всего исследователей дюркгеймовской школы. Этот ежегодник, несомненно, был основным институциональным фактором господства дюркгеймовской социологии среди различных конкурирующих групп во Франции. Сотрудники журнала образовали сильное научное течение, основанное во многом на идеях его главного редактора, которое получило затем название "французской социологической школы", на несколько десятилетий определив развитие социологии в этой стране.

В 1902 г. Дюркгейм получил приглашение в знаменитую Сорбонну, где впоследствии именно на базе его лекционного курса по социологии была создана кафедра "науки о воспитании и социологии", которую он и возглавил. По откликам современников, он был блестящим преподавателем, и его лекции, сочетавшие в себе научную строгость стиля изложения и черты своеобразной социологической проповеди, пользовались неизменным успехом у студентов и сотрудников.

Дюркгейм не только решительным образом сформировал французскую социологию, но был и очень важной фигурой во французской интеллектуальной и даже политической жизни, выйдя далеко за пределы социологии как дисциплины. Он был активным участником основных интеллектуальных и политических кризисов во Франции того периода. Это был период значительных волнений, в ходе которых Третья Республика разделилась на два политических лагеря — левых и правых. Первый представлял продолжавшуюся веру в идеалы Французской революции, последний — продолжавшееся сопротивление им.

Дюркгейм очень четко идентифицировался с левыми, хотя нужно подчеркнуть, что тогда под этим не подразумевалось, как сейчас, социалистическое направление, левые означало — республиканские, прогрессивные, антиклерикальные. Этот конфликт стал ведущим во времена жизни Дюркгейма, во времена знаменитого процесса Дрейфуса, который, казалось, расколол Францию пополам. Будучи евреем, Дюркгейм чувствовал этот конфликт, может быть, острее других. Когда эта затяжная борьба в 1905 году закончилась победой левых, закрепленной отделением государства от церкви, Дюркгейм стал важной фигурой в правительственных кругах, равно как и в академических. Когда в 1905 году в государственных школах была отменена религиозная инструкция, Дюркгейм был вынужден сформировать комиссию для изучения следующего вопроса: каким образом обучать детей вопросам морали в отсутствие традиционной религиозной инструкции? Дюркгейм остро ощущал, что именно социология сможет дать важный ответ на этот вопрос. Э. Дюркгейм умер в ноябре 1917 года, не дожив до 60 лет. Многие считали эту кончину безвременной, полагая, что на нее во многом повлияла гибель его единственного сына на салоникском фронте.

Творческое наследие Дюркгейма весьма обширно и разнообразно (включая его идеи и работы по поводу социализма, мимо чего не мог в ту эпоху пройти ни один социолог). Он опубликовал ряд книг, множество статей и рецензий; кроме того, многие из его статей и лекционных курсов были опубликованы посмертно. Интерес к его творчеству значительно оживился в современной социологии. С начала 90-х годов нынешнего столетия после почти векового перерыва начали вновь появляться издания дюркгеймовских работ на русском языке. Здесь мы затронем лишь некоторые из его наиболее крупных социологических концепций.

 

"Социологизм" как социальная теория

С именем Дюркгейма, как мы упоминали выше, тесно связана сама институционализация социологии во Франции — стране, где и зародилась эта наука. Многие считают его последовательным продолжателем позитивизма в изучении общества. Это, вероятно, отчасти верно и вполне естественно, поскольку авторитет Конта как основателя социологии был достаточно высок. Действительно, Дюркгейм, будучи продолжателем контовской позитивистской традиции в социологии, во многом руководствовался образцами естественнонаучного анализа (особенно на ранних этапах своей научной деятельности), ставя во главу угла своего научного метода необходимость эмпирической обоснованности, точности и доказательности теоретических положений. Его докторская диссертация и первая большая книга называлась "О разделении общественного труда". Тема этой книги — взаимоотношения между индивидом и обществом — проходила впоследствии красной нитью через все творчество Дюркгейма.

В то же время нельзя не отметить, что Дюркгейм, считая себя в известной степени последователем основоположника социологии, относился к его творческому наследию с известной долей критики. Признавая ценность эмпирического наблюдения, он в тоже время отдавал должное необходимости чисто умозрительного теоретического анализа, чтобы понять глубинные причины и истоки социальных явлений. Кроме того, Дюркгейм считал, что контовский закон трех стадий интеллектуальной эволюции слишком упрощенно и прямолинейно подходит к объяснению человеческой истории и ее движущих сил, поскольку в истории различных обществ просматривается гораздо большее число генеральных линий развития. Постепенно Дюркгейм формирует собственный социологический метод, который наиболее отчетливо изложен в работе "Метод социологии".

Теоретико-методологической базой, на которой Дюркгейм строил систему своих социологических взглядов, стал так называемый "социологизм", который считают одной из разновидностей социологического реализма. Основная особенность этого направления заключалась в противопоставлении себя номинализму. Социологический реализм провозглашает в качестве своей парадигмы необходимость и требование признавать в качестве особой реальности (наряду с реальностью природной среды и реальностью внутреннего психического мира человека) человеческое общество. Этой социальной реальностью в качестве специального предмета изучения до появления социологии не занималась ни одна из научных дисциплин.

В Правилах социологического метода он пытался показать, что общество обладает собственной реальностью, которая не может быть сведена к психологическим фактам. Как он утверждал, общество — это "реальность, существующая сама по себе /sui generis/". Этот отличительный характер социальной реальности выражается уже тем фактом, что невозможно пожелать, чтобы эта реальность исчезла. Общество противостоит нашим мыслям и желаниям, потому что оно обладает объективностью, которая сравнима с объективностью природы, хотя и не есть то же самое.

Строго говоря, социологизм не претендует на какое-то совершенно особое толкование и объяснение социальной жизни в качестве отдельной общесоциологической теории. Суть этой философско-социологической концепции состоит, скорее, в утверждении определенной исходной позиции: признание первостепенного и исключительного значения социальной реальности в бытии человека, а также использования социологических методов для объяснения этого бытия.

Поскольку общество признается не просто специфической, но и доминирующей, высшей реальностью, постольку социологический способ объяснения всего, что происходит в окружающем мире ("социологизация") провозглашается как единственно верный. Он должен либо исключать другие способы, либо включать их в себя в качестве частного случая.

Онтологический (сущностный) аспект социологизма состоит в утверждении прежде всего автономии социальной реальности по отношению к другим видам реальности — физической, биологической, психологической. Эта реальность включена в универсальный мировой порядок. Она основательна, устойчива и подчиняется действию определенных законов. Таким образом, утверждается тот предмет, который отличает социологию от всех других наук, также имеющих свои предметы. Однако для вычленения социологической науки требуется еще, чтобы предмет ее был доступен наблюдению и поддавался объяснению — подобно тому, как наблюдаемы и объясняемы факты, с которыми имеют дело другие научные дисциплины.

Отсюда и возникает "теория социального факта". Содержание социальной реальности, считает Дюркгейм, составляют социальные факты, которые не следует сводить ни к экономическим, ни к психологическим, ни к правовым и т.п. фактам действительности. Эти социальные факты обладают следующими самостоятельными характеристиками.

(1) Объективное, т.е. независимое ни от одного отдельно взятого индивида, существование. Для того чтобы понять сущность социальных фактов, их нужно наблюдать извне, открывать заново, как мы открываем факты физической реальности. Поэтому, утверждает Дюркгейм, "...социальные факты следует рассматривать как вещи. Вещи — это все, что нам дано, что представляется или, скорее, навязывается наблюдению". Основное заблуждение всех прежних научных дисциплин, изучавших общество, по мнению Дюркгейма, состояло в том, что они в своем изучении социальных явлений исходили из того значения, какое мы сами им придаем; между тем настоящее значение их можно обнаружить лишь с помощью объективного научного исследования.

(2) Способность оказывать давление на любого отдельно взятого индивида (принудительная сила), а значит, детерминировать его (или ее) действия. Регуляция поведения индивида в обществе определяется отнюдь не индивидуальными причинами и побудительными мотивами, а совокупностью социальных фактов, действующих в том обществе, в котором он живет, и подталкивающих его на совершение именно таких, а не иных поступков. К примеру, мода — это типично социальный факт, поскольку каждый одевается определенным образом не потому, что таков его каприз на данный момент, а вследствие того что именно таким образом в данном месте и в данное время одеваются те, кто его окружают и воспринимают. В качестве одной из важнейших задач социологической науки Дюркгейм определял изучение этих социальных фактов, которые, по сути дела, обесценивали объяснения социального действия с точки зрения "свободной воли". Мысль, которая пронизывает многие из работ Дюркгейма, такова: "индивид возникает из общества, а не общество из индивидов".

Всю совокупность социальных фактов Дюркгейм подразделял на две основные группы: морфологические и духовные. К морфологическим, образующим своеобразный "материальный субстрат" общества, можно отнести, например, плотность населения. Она действительно не зависит от поступков и намерений ни одного из отдельно взятых индивидов; а вот их условия жизни зависят от плотности довольно сильно. При этом необходимо различать физическую плотность (плотность в материальном смысле), измеряемую числом членов общества, приходящихся на единицу площади той территории, которую это общество населяет, и моральную, под которой Дюркгейм подразумевал частоту контактов или интенсивность общения между ними. Сочетание этих двух видов плотности определяет особенности социальной дифференциации или общественного разделения труда в данном обществе. Вообще при объяснении социальных явлений Дюркгейм (особенно на начальных этапах своего творчества) довольно активно использовал демографические и социально-экологические факторы (включая структуру и степень сложности социальных групп).

Кроме того, к морфологическим социальным фактам можно было бы отнести целый ряд производных от совместной деятельности людей, например, доминирующий характер поселений, в которых живут члены общества, количество и качество путей сообщения и др. Другими словами, морфологические социальные факты — это явления, совокупность которых образует материальные условия жизни людей, однако при этом они носят не природный характер, а, скорее, порождены деятельностью самого общества.

Что же касается духовных социальных фактов, то они не менее объективны (т.е. имеют внешнюю по отношению к каждому отдельному члену общества природу, независимы от него и обладают принудительной силой), нежели морфологический, хотя и не имеют столь "вещественного" воплощения. К ним следует отнести "коллективные представления", совокупность которых образует коллективное или общее представление.

 

" Совокупность верований и чувств, — утверждает Дюркгейм, — общих в среднем членам одного и того же общества, образует определенную систему, имеющую свою жизнь; ее можно назвать коллективным или общим сознанием. Несомненно, оно не имеет в качестве субстрата единственный орган; оно, по определению, рассеяно во всем пространстве общества. Но тем не менее оно имеет специфические черты, создающие из него особую реальность. В самом деле, оно независимо от частных условий, в которых находятся индивиды; они минуют, а оно остается. Оно одно и то же и на севере, и на юге, в больших городах и маленьких, у представителей разных профессий. Точно так же оно не изменяется с каждым последующим поколением, а наоборот, связывает следующие друг за другом поколения. Таким образом, оно нечто совсем иное, нежели отдельные сознания, хотя и реализуется только индивидами" .

Развитие коллективного и индивидуального интеллекта в обществе идет рука об руку с углублением разделения труда, и в известной степени первое определяется потребностями второго. Дюркгейм считает, что интеллект не идентичен сознанию, а, скорее, "венчает" его; точно так же, как и само разделение труда, лежит, главным образом, на поверхности общественной жизни, что особенно верно для разделения экономического труда (следует отметить, что он проводит различие между разделением общественного труда и труда экономического: если первое — это определенная структура всего общества, то экономическое или техническое разделение труда — лишь одно из ее проявлений).

"Стоит какому-нибудь обстоятельству возбудить в людях более сильную потребность в экономическом благополучии, — указывает он, — как без заметного изменения социальной структуры разовьется разделение экономического труда. К такому результату могут привести дух подражания, общение с более высокой цивилизацией. Ведь интеллект, будучи высшей и, следовательно, находящейся над самой поверхностью частью сознания, может довольно легко изменяться под влиянием внешних факторов, например, воспитания, причем основы психической жизни не будут затронуты. Так порождаются способности, вполне достаточные для обеспечения успеха, но не имеющие глубоких корней. Поэтому такого рода талант не передается по наследству".

Социальные нормы и другие социальные факторы оказывают влияние на поведение отдельных членов общества не прямо и непосредственно, а через определенные механизмы их усвоения, причем, эффективность действия социальных регуляторов проявляется не столько силой прямого принуждения, сколько тем, что выполнение норм становится желательным для самого индивида.

Отметим, что Дюркгейм не использует в своих рассуждениях непосредственно такого понятия, как "социальный интеллект", однако необходимо помнить, что он определил интеллект вообще как высшую часть сознания, так что мы в известной степени вправе перенести многие из его выводов по поводу коллективного сознания и на социальный интеллект, как на некий относительно самостоятельный субстрат, развивающийся по своим законам и определяющий развитие интеллектов отдельных индивидов, составляющих данное общество. Видимо, помимо общих верований и чувств, которые Дюркгейм рассматривает как компоненты коллективного сознания, можно было бы говорить и о комплексе знаний об окружающем мире, разделяемом всеми или большинством членов данного общества.

Поэтому коллективный интеллект (так же, как и коллективное сознание, частью которого он является), вероятно, может различаться по степени своей распространенности и влияния в зависимости от характера общества. В обществах с доминантой механической солидарности этот коллективный интеллект (точнее, его зачатки, ибо говорить о более или менее зрелом научном знании в таких обществах вряд ли приходится) перекрывает наибольшую долю индивидуальных интеллектов. Другими словами, доля индивидов, располагающих одинаковым объемом знаний, более или менее совпадает со всем обществом. По мере развития обществ этот процесс интеллектуализации нарастает:

" ...общества все более стремятся признавать обязанностью индивида развитие своего ума усвоением установленных научных истин. В настоящее время существует некоторое количество знаний, которыми мы все должны обладать. Человек не обязан бросаться в грандиозную промышленную схватку или становиться художником; но всякий теперь обязан не быть невеждой" .

И напротив, по мере углубления разделения труда и социальной дифференциации одновременно развивается и дифференциация комплексов знаний, умений и навыков, которыми обладают представители различных социально-экономических и социально-профессио-нальных групп, а также обнаруживается различие в возможностях овладения этими знаниями и умениями. Таким образом, возникает множество коллективных (групповых) интеллектов. Хотя, вероятно, в каждом из них содержатся какие-то ингредиенты, общие для всех членов общества в целом (например, владение единым для всех членов общности устным и письменным языком).

Структуру социологии, по Дюркгейму, должны составлять три основные отрасли: морфология, социология и общая социология. Социальная морфология, подобно анатомии, должна заниматься изучением того, как устроено общество, каковы материальные формы проявления его структуры: социальные организации, состав народонаселения, его плотность, распределение по занимаемой территории и т.д. Социальная физиология изучает различные сферы жизнедеятельности общества и разделяется на ряд частных социологических теорий: социологию религии, социологию морали, социологию права, экономическую социологию и т.п. И, наконец, общая социология синтезирует достижения и выводы двух первых разделов и устанавливает наиболее общие социальные законы.

 

Проблема социальной связи

Тема изучения природы и характера социальной связи вообще является, пожалуй, центральной во всем научном творчестве Дюркгейма. К чему бы он ни обращался — к проблемам типологии обществ или к выявлению социальных факторов самоубийства, к изучению общественного разделения труда или раскрытию роли религии и сущности ритуалов, — везде его постоянно занимает одно: что заставляет людей сплачиваться воедино, притягиваться друг к другу, а что разъединяет их?

" Каждый знает, что мы любим того, кто похож на нас, кто мыслит и чувствует, как мы. Но не менее часто встречается и противоположное явление. Часто случается, что мы чувствуем влечение к людям, которые на нас непохожи, именно потому, что они непохожи на нас" .

Исходя из этого, он считает необходимым различать две формы социальной солидарности, которые он называет механической и органической. Эти понятия он вводит в своей первой работе "Об общественном разделении труда", считая, что именно характер и глубина разделения труда если не определяет, то довольно адекватно отражает общий уровень развития общества и формирует тот или иной господствующий тип социальной связи. Дюркгейм здесь во многом основывался на идее конструирования идеальных типов обществ, между которыми существует определенная историко-логическая преемственность. Солидарность же рассматривается как высший универсальный принцип, высшая моральная ценность. Поэтому морально и само разделение труда.

Механическая солидарность преобладает, по Дюркгейму, в архаических или примитивных обществах. Это, пользуясь его собственной терминологией, солидарность вследствие сходства. Члены общности или общины притягиваются друг к другу благодаря тому, что у них очень много общего — язык, обычаи, верования, даже общие исторические воспоминания (например, в виде изустных преданий), в одинаковых ситуациях они испытывают одни и те же чувства. Такие же механизмы ведут к отталкиванию от представителей других племен. Это солидарность по принципу "свой-чужой". Более развернутая характеристика обществ с господством механической солидарности приведена в табл.2.1.

Таблица 2.1

Общая схема дюркгеймовского описания

двух типов солидарностей (по С.Люксу)

	Механическая солидарность	Органическая солидарность
	Основана на сходствах (преобладает в менее развитых типах обществ)	Основана на углубленном разделении труда (преоб-ладает в более развитых обществах)
1.Морфологическая (структурная) основа	Сегментарный тип (вначале на клановой, затем — на территориальной) основе	Организованный тип (слияние рынков и рост городов)
	Слабая взаимозависимость (относительно слабые социальные связи)	Бу льшая взаимозависимость (относительно сильные социальные связи)
	Относительно небольшой объем населения	Относительно большой объем населения
	Относительно низкая материальная и моральная плотность	Относительно высокая материальная и моральная плотность
2.Типы норм (воплощенные в праве)	Правила с репрессивными санкциями	Правила с реститутивными санкциями
	Преобладание уголовного права	Преобладание кооперативного права (гражданского, коммер-ческого, конституционного)
3а.Формальные признаки коллективного сознания	Большой объем	Малый объем
	Высокая интенсивность	Низкая интенсивность
	Высокая определенность	Низкая определенность
	Власть группы абсолютна	Бу льший простор для индивидуальной инициативы
3б.Содержание коллективного сознания	Высокая степень религиозности	Возрастающая светскость
	Трансцендентность (господ-ство над интересами человека и беспрекословность)	Ориентированность на человека (связь с интересами человека и открытость для обсуждения)
	Приписывание высшей ценности обществу и интересам общества как целого	Приписывание высшей ценности достоинству индивида, равенству возможностей и социальной справедливости

Органическая солидарность, складывающаяся в более развитых, продвинутых обществах, — это продукт дифференциации функций его членов, углубления разделения общественного труда. Люди здесь — чем дальше, тем сильнее — отличаются друг от друга по самым разным характеристикам. Однако именно вследствие этого они все сильнее нуждаются друг в друге, не могут друг без друга обойтись — обмен функциями, деятельностью и ее продуктами приводит к все более глубокой взаимозависимости, а значит, к все большему сцеплению этих "социальных частиц". Разделение труда здесь понимается не только как чисто экономическое, но, скорее, универсальное, всеобъемлющее социальное явление. Каждый из людей по отдельности несовершенен, дополняя же друг друга, они создают мощную интеграцию. Такой тип солидарности называется "органическим" по аналогии с органами живого существа, каждый из которых не похож на другие и выполняет свои специфические функции, и лишь только все вместе они создают возможности для функционирования организма как целого.

При господстве механической солидарности индивидуальное сознание поглощается коллективным. Возникновение же человеческой индивидуальности возможно лишь в тех обществах, где доминирует органическая солидарность.

" Первая возможна лишь постольку, поскольку индивидуальная личность поглощена коллективной; вторая возможна только при условии, если всякий имеет свою собственную сферу действия, а следовательно, и личность. Итак, нужно, чтобы коллективное сознание оставило открытой часть индивидуального сознания для того, чтобы в ней установились те специальные функции, которые оно не может регламентировать. И чем обширнее эта область, тем сильнее связь, вытекающая из этой солидарности" .

Пытаясь определить характер солидарности в реально существующих обществах, не следует забывать, что здесь мы имели дело именно с идеальными типами. При всей убедительности выделения двух типов солидарности и утверждения о преобладании их в различных по уровню развития обществах, дифференциация эта носит в значительной мере аналитический характер. Конечно же, и в современных индустриальных обществах встречается немалое число проявлений механической солидарности: именно она лежит, например, в основе семейных и родственных уз. Национальные, религиозные и даже партийно-политические отношения также в основе своей во многом есть не что иное как проявления механической солидарности, поскольку строятся на основе взаимосвязей типа "свой-чужой". Тем не менее, тезис о доминанте, о преобладании того или иного типа солидарности не утрачивает своей теоретической силы.

Анализу социальной связи, ее характера и различных видов проявления посвящена, по сути, и одна из наиболее известных работ Дюркгейма "Самоубийство". Эта книга общепринято рассматривается как классический социологический труд. В качестве такового его анализируют, в частности, П. Сорокин и Н. Смелзер в своих учебниках по социологии. Название этой работы имеет подзаголовок "Социологический этюд". В этом исследовании Дюркгейм обратился к социальным причинам самоубийств. Это было особенно драматично, потому что суицид является одним из наиболее уникальных индивидуальных актов, на которые способны только люди. Тем не менее, Дюркгейм показал, используя обильные статистические данные, что в определении вероятности самоубийства решающее значение имеют социальные основания. Поэтому самое уникальное индивидуальное событие оказывается детерминированным коллективными и высоко абстрактными факторами. Первый большой раздел этой книги рассматривает факторы внесоциального характера, способные оказать влияние на изменение статистики самоубийств в том или ином обществе: психопатические состояния; расовые и наследственные особенности; сезонные колебания климатических условий; механизмы подражания. Опираясь на обширный статистический анализ, Дюркгейм завершает каждую часть этого раздела выводом: ни одна из них не может объяснить процент самоубийств удовлетворительным образом. Резюме первого раздела таково:

" ... в каждой социальной группе существует совершенно специфическая наклонность к самоубийству, необъяснимая ни физико-органическим строением индивидов, ни физической природой окружающей их среды. Отсюда по методу исключения вытекает, что наклонность эта неизбежно должна зависеть от социальных причин и представлять собой коллективное явление" .

А следовательно, лишь социологическая наука способна удовлетворительным образом объяснить причины самоубийств.

При анализе статистических данных Дюркгейм обращает внимание читателя на целый ряд закономерностей: в городах удельный вес самоубийств выше, чем в сельской местности; самоубийства чаще совершают протестанты, нежели католики; холостяки более склонны к самоубийствам по сравнению с семейными людьми, причем, особенно высок этот процент среди разведенных; женщины реже совершают самоубийства, чем мужчины; число самоубийств существенно сокращается в периоды войн и вообще бедствий национального масштаба. Все это говорит о том, что основным фактором самоубийств как более или менее массового явления выступает прежде всего характер и сила социальных связей, свойственных той или иной социальной общности. Ослабление или даже разрыв социальных связей индивида может привести его к выводу о бесцельности дальнейшего существования и принятию решения уйти из жизни. "Если разрываются узы, соединяющие человека с жизнью, то это происходит потому, что ослабла связь его с обществом". Однако к решению уйти из жизни некоторых индивидов в определенных обстоятельствах может подтолкнуть и чрезмерная сила социальных связей. В соответствии с этим Дюркгейм и разрабатывает свою типологию самоубийств. Рассмотрим кратко основные типы этой классификации.

Эгоистическое самоубийство. Пытаясь понять, каким образом преобладающая принадлежность к тому или иному типу веро-исповедания может повлиять на статистику самоубийств, Дюркгейм приходит к выводу, что для протестантизма в гораздо большей степени характерно свободомыслие, поэтому здесь связь верующего со своей общиной и с церковью вообще гораздо менее жесткая, нежели в других ветвях христианства. А "чем сильнее в группе верующих проявляются частные суждения, тем менее ее роль в жизни людей, тем слабее ее сплоченность и жизненность". Поэтому "перевес на стороне протестантизма в сфере самоубийств происходит от того, что эта церковь по существу своему менее целостна, нежели католическая".

Примерно таковы же социальные механизмы различий в коэффициентах самоубийств в городских и сельских общинах: в первых люди в значительной мере разобщены и предоставлены сами себе, в то время как социальные связи между обитателями сельских общин не только более прочны (в силу традиционного их характера), но и ощущаются более зримо и непосредственно. Причины усиления тенденции к суициду среди холостых (и особенно разведенных и овдовевших) состоят прежде всего в том, что "супруги имеют лучшую физическую и моральную организацию, чем безбрачные".

Рассмотрение целого ряда вариантов такого рода самоубийств позволяет Дюркгейму прийти к констатации эгоистического суицидального типа:

" Крайний индивидуализм не только благоприятствует деятельности причин, вызвавших самоубийства, но может сам считаться одной из причин такого рода. Он не только устраняет препятствия, сдерживающие стремление людей убивать себя, но сам возбуждает это стремление и дает место специальному виду самоубийств, которые носят на себе его отпечаток" .

Альтруистическое самоубийство. Этот тип самоубийства, который Дюркгейм называет также "эндемическим", прямо противоположно рассмотренному выше и происходит "в том случае, когда общественность вполне и без остатка поглощает... индивидуальность". К такого рода самоубийствам относятся, в частности, известные из истории некоторых народов обычаи стариков совершать самоубийства, "когда жизнь становилась им в тягость"; или принятое в индуизме самосожжение вдов на похоронах мужа. Согласно Дюркгейму, альтруистический суицид, т.е. самоубийство во имя групповых интересов, был результатом сильного группового давления и социального одобрения.

Существует и целый ряд других также не менее типовых случаев, когда люди жертвуют своей жизнью на благо общества или — при определенных обстоятельствах — в угоду сложившимся традициям и обычаям. Как утверждает Дюркгейм, "общество требует подобного самопожертвования в социальных интересах". Мы могли бы привести в качестве собственного примера подвиг Александра Матросова (тысячекратно повторенного в годы Великой Отечественной войны), грудью накрывшего амбразуру вражеского пулемета.

Рассматривая случаи суицидов среди военных, которые совершаются относительно чаще, чем среди гражданских лиц, и предполагая особую предрасположенность к этому в данной социальной группе, Дюркгейм приходит к заключению, что здесь мы также нередко имеем дело с разновидностью альтруистического самоубийства. Причина этого, по его мнению, состоит в том, что "военная карьера развивает в человеке такой строй души, который непреоборимо тянет его расстаться с жизнью".

Общим же свойством альтруистических самоубийств является их прямая противоположность эгоистическому и "недостаточное развитие индивидуализма". Оно обычно совершается во имя долга.

Аномическое самоубийство. Этот тип связан с характером регулирования социальных связей со стороны общества. Аномия — это "социальное условие, характеризуемое взрывом норм, управляющих социальным взаимодействием", или "такое состояние общества, в котором заметная часть его членов, зная о существовании обязывающих их норм, относится к ним негативно или равнодушно". Такая ситуация довольно часто возникает в переходные периоды, в эпохи реформ и социальных катаклизмов, когда прежние нормы, к которым большинство членов общества приспособились и привыкли их выполнять, перестают действовать, а новые еще не закрепились. "Прежняя иерархия нарушена, а новая не может сразу установиться". Понятно, что многие в такой ситуации ощущают себя как бы в нормативном вакууме и теряют социальную ориентацию.

Дюркгейм рассматривает, например, причины всплеска кривой самоубийств в периоды экономических кризисов. Он считает, что в обществах есть социальные группы, отличающиеся внутренней дисциплинированностью по самим условиям своей жизни, заранее приученные к воздержанию и умеренности; эти люди "с гораздо меньшим напряжением воли могут перетерпеть новые необходимые лишения". В то же время те, кто по роду своих занятий и образа жизни стремится к возможно более быстрому прогрессу, не имеют опоры в прошлом и настоящем, и поэтому чаще становятся жертвами экономических кризисов вплоть до добровольного ухода из жизни. "Громадный процент (720 человек на 1 млн) достаточно убедительно говорит нам, что к самоубийству сильнее всего склонны люди, облагодетельствованные судьбой".

Вероятно, аномические самоубийства являются продуктом не одних лишь экономических кризисов. В той же мере другие социальные изменения, протекающие в сравнительно краткие периоды времени в политической, идеологической сферах общественной жизнедеятельности, сдвиги в области нравственного регулирования могут вызвать существенную дезориентацию сознания и своеобразную моральную панику.

В самом деле, человек, вчера презрительно именовавшийся "спекулянтом" или "фарцовщиком", преследовавшийся органами правосудия, заклейменный общественным презрением, сегодня занимается своими "темными делишками" вполне легально и преуспевает в жизни; а я, честный труженик, нахожусь на грани нищеты. Вчера средства массовой информации клеймили американский империализм, а сегодня заискивают перед ним. Здесь есть от чего впасть в отчаяние. Если теория аномии верна, то российское общество 90-х годов ХХ века могло бы послужить ей в качестве хорошей иллюстрации.

" По данным президента Академии социального образования В.Жукова, в последнее время ежегодно накладывает на себя руки более 60 тыс. россиян... Если сравнивать среднероссийские показатели со среднеевропейскими, то российские мужчины кончают расчеты с жизнью в 2.5 раза чаще, чем европейцы, а российские женщины в 1.5 раза чаще" .

Таковы результаты сравнения аномического общества с "благополучным".

Аномия может затронуть и брачно-семейную сферу. Дюркгейм сопоставляет различные регионы Франции, Германии Швейцарии и приходит к выводу что существует устойчивая положительная корреляция статистики самоубийств со статистикой разводов. Это дает ему основания утверждать, что распад семьи (который тоже во многом являет собою аномию) выступает в качестве одного из факторов самоубийств.

 

Социология религии в воззрениях Дюркгейма

Взаимоотношения между наукой и религией были одной из основных тем исследований практически всех социологов "классического" периода развития этой научной дисциплины (за исключением, может быть, Маркса, который ограничивался утверждением, что религиозные идеологии возникают из социальной структуры, укрепляя господство правящего класса, и формы собственности, на которой она построена).

В конце XIX века в общественных науках все сильнее утверждалась идея о непримиримом противоречии между религиозными верованиями и наукой, причем не подвергалось сомнению, что по мере общественного прогресса вторая последовательно опровергает и вытесняет первые, снижая их значение в социальной жизни. Что касается Дюркгейма, то признавая в принципе это противоречие, он в то же время был убежден, что общество может сохранить свою структуру и достаточно прочную связь между различными ее составными частями лишь при условии, если всех членов общества объединяет какая-то общая вера.

Следует отметить, что Дюркгейм довольно последовательно проводит в своих работах идею функциональной обусловленности всех социальных институтов. Какой-то социальный институт или просто традиция, обычай могут выглядеть архаично, нелепо, бессмысленно с позиций чисто рациональных подходов. Однако если они существуют достаточно долго, значит, они предназначены для удовлетворения определенной социальной потребности и, вероятно, удовлетворяют ее достаточно оптимально, если не исчезают.

С точки зрения здравого смысла могут быть две достаточно очевидные позиции, которые вы можете занять относительно своего отношения к религии. Или вы верите в Бога, или не верите. В первом случае вы признаете существование некой не постигаемой человеческим разумом Верховной Реальности, которая, таким образом, выходит за пределы всего того, чем занимается социология. В другом случае вера в Бога — это просто иррациональный предрассудок по поводу вещей, которые не могут иметь места в рациональном мире. Однако для социолога в религии наиболее значительным не является ни одно из этих двух очевидных отношений — ни благорасположенность к религии, ни противостояние ей. Существует третья альтернатива. Дюркгейм создал своеобразную неочевидную теорию религии, в которой ключом к религии выступает не вера, а социальные ритуалы, исполняемые ее приверженцами. Религия — это ключ к социальной солидарности, а религиозные верования важны не по своему собственному праву, а как символы социальных групп. Поэтому религия приобретает важность как пример нерационального феномена, относящегося к тем, что играют основную роль в социальной жизни.

Давайте зададимся вопросом: что общего во всех религиях? Это не какая-либо конкретная доктрина Бога — Иеговы и Иисуса, Аллаха и Мухаммеда, Кришны, Вишну, Изиды или Зевса. Не обязательна и концепция о существовании единственного бога, поскольку есть немало религий с более чем одним богом: пара добра и зла, воплощенных в Агумаразде и Аримане — у зороастристов, пантеон античных греческих и римских богов, восседавших на Олимпе, множество богов у древних индусов и много других. Речь даже не о понятии какого-либо бога вообще: буддизм, к примеру, очевидно, представляет собою религию, но его базовая концепция просвещения совершенно атеистична. Нет богов и во многих племенных религиях, хотя там есть тотемные животные, растения, камни и тому подобное, составляющие объект культа.

Скорее, указывает Дюркгейм, все религии характеризуются наличием двух общих черт: определенные верования, которых придерживаются их приверженцы, и определенные ритуалы, которые верующие коллективно исполняют.

Базовое религиозное убеждение, по Дюркгейму, состоит в том, что весь мир делится на две категории: священное (сакральное) и несвященное (профаническое). Священным может быть что угодно: дэ хи, невидимые боги, конкретные животные или деревья, алтари, кресты, святые книги, особые слова, которые могут произносить только те, кто прошли инициацию, или песни, которые только они могут петь. Отличительная особенность священного состоит в том, оно опасно и в высшей степени важно: вы должны подходить к нему серьезно, уважительно и с необходимыми приготовлениями. Несвященные вещи образуют остальной мир: все другие вещи, с которыми вы можете иметь дело в реальной действительности, с чем угодно, чего вы желаете, что вы находите полезным или желательным.

Это базовое религиозное верование: дуализм священного и несвященного. Вместе с ним творится религиозное действо, а именно — ритуал. Ритуал очень отличается от обычного поведения. Обыкновенное практическое действие, такое как прогулка по улице, выполнение своей работы, покупка чего-то в магазине и что угодно другое может выполняться самыми разнообразными способами. Нет никакой разницы, как вы проделываете это. Ритуалы же — это строго детерминированное поведение. В ритуалах именно формы имеют наиболее важное значение. Произнесение молитвы, пение гимна, исполнение простейшего жертвоприношения или танца, шествие в процессии, коленопреклонение перед идолом или крестное знамение — в них действие должно совершаться правильно. Ритуалы — это не средство достижения последующей цели, как в различных способах практических действий; вы не можете сказать, что нет разницы, как вы делаете их, пока не достигнете цели, поскольку форма ритуала — это и есть его цель. Он исполнен значения, если выполняется правильно, и ничего не стоит, если совершен неправильно.

Таким образом, религии состоят из верований и ритуалов, которые связаны между собой. Ритуалы — это процедуры, посредством которых люди должны вводить себя в мир тех вещей, которые они считают священными. Равным образом идут рука об руку и противоположные этим двум понятия: обычное, неритуальное поведение — это то, как вы ведете себя в присутствии несвященного. Как мы увидим, Дюркгейм отдавал приоритет ритуалам перед верованиями. В определенном смысле правильное исполнение ритуала — это то, что дало начало вере в священное.

Теперь возникает вопрос: как же люди могли изобрести это различие? Почему появилась эта почти универсальная повсеместная тенденция разделять мир на священное и несвященное? В природе нет ничего подобного. Животные не делают такого различия. В физическом мире все находится на одном и том же уровне. Почему же люди воображают, что он наполнен невидимыми духами, богами, силами, которые требуют определенного типа капризного уважения и становятся опасными, если им не повинуются. Нетрудно убедиться, что в мире есть немало вполне реальных опасности, но люди должны быстро научаться, как обращаться с ними на практике. С чисто практической точки зрения должно представляться, что религия наполняет мир галлюцинациями.

Впрочем, есть одна реальность, которая обладает всеми теми характеристиками, которые люди приписывают божествам. Данная реальность не относится ни к природе, ни к метафизике. Это само общество. Поскольку общество — это в самом деле сила, гораздо бу льшая, чем любой отдельно взятый индивид или даже группа индивидов. Именно общество привело нас в эту жизнь и оно же может убить нас. Каждый из нас зависит от него бесчисленными способами. Мы пользуемся орудиями и умениями, которых мы не изобретали; мы говорим на языке, который пришел к нам от других. В сущности, весь наш материальный и символический мир получен нами от общества. Институты, в которых мы обитаем — наша форма семьи, экономики, политики и чего бы то ни было, — пришли из накопленного опыта других, короче — из общества. Итак, можно с уверенностью утверждать, что Бог — символ общества.

Поэтому вряд ли можно считать иллюзией чувство, что вне нас существует нечто очень могущественное и, тем не менее, не являющееся частью обычной физической реальности, которую мы видим перед своими глазами. Более того, это нечто — чувство нашей зависимости от общества — существует одновременно вне и внутри нас. В религиях всегда обозначается связь между священным миром за пределами нас и чем-то священным внутри нас самих. Бог одновременно и вне, и внутри. В продвинутых религиях, таких, как христианство или ислам, существует понятие индивидуальной души, которая принадлежит Богу. В тотемической религии примитивных племен также имеется подобная связь, поскольку каждый член племени идентифицируется с тотемом. Если священное животное австралийского клана — кенгуру, тогда каждый член клана чувствует, что он — тоже некоторым образом кенгуру. И это убеждение находится в соответствии с чем-то реальным. Мы являемся частичками общества: оно существует только в виде агрегата, состоящего из нас.

Более того, система нашей собственной внутренней личности сконструирована из частей, которые приходят к нам извне. Наше имя, наша самоидентичность приходят из тех способов, какими мы связаны с другими людьми, и какими другие люди связаны с нами. Мы часто думаем о себе, употребляя свои собственные имена, но мы редко даем себе эти имена сами. И более глубокие аспекты нашего самоимиджа приходят из нашего опыта общения с другими людьми. Думаете вы о себе как о хорошо выглядящем, обыкновенном или откровенно неприятном? Ощущаете себя доверчивым, поддающимся влияниям, непредсказуемым, тревожным или торопливым? Эти чувства относительно себя сформировались по большей части в соответствии с тем, как другие люди обращались с вами. Эта зависимость самоимиджа от других людей хорошо известна в социальной психологии. Мы склонны смотреть на себя глазами других людей. Для объяснения этого факта социолог Чарльз Хортон Кули использовал понятие "сам смотрящийся на себя в зеркало".

Наиболее сокровенное из всего — само наше сознание — социально. Мы мыслим словами, но придумали их не мы. Мы не могли бы думать вообще, не обладай мы идеями. Кроме того, мы руководствуемся в своем поведении определенными идеалами. Но ни идеи, ни идеалы мы не смогли бы изобрести в одиночку. Идеи и идеалы должны нести в себе что-то общее; они являются понятиями, которые превосходят конкретное и которые показывают каждую конкретную вещь, как пример более широкого класса вещей. Но природа всегда представляет нам себя в виде частностей, никогда не предлагая нам обобщений. Наблюдение природы никогда не смогло бы дать нам общих понятий. Каждое дерево поистине уникально; и только потому, что мы обладаем общей идеей дерева, мы можем увидеть сходство между деревьями и потому обращаться с ними как с представителями одного и того же класса вещей.

Если Бог является представителем общества, тогда из этого следует, что различные типы обществ должны иметь различные типы богов. Должно иметься соответствие между типом религии и структурой социальной группы. По мере того, как изменяются общества, равным образом должны изменяться и религии.

Оглядываясь назад, на весь диапазон обществ, составлявших историю человечества — от племен охотников и собирателей до великих мировых империй, — мы можем увидеть, что тип богов, которым поклонялись в каждом из них, соответствует размерам и структуре общества. Бог представляет общество не только в общем смысле, но и в деталях. Каждый отдельный тип общества имеет свой собственный тип Бога.

Если Бог представляет общество, тогда, по мере того, как общество увеличивается в размерах и усложняется по своей структуре, Бог становится все величественнее и отдаленнее. Более того, как указывал сам Дюркгейм, по мере того как общества становятся более сложными, сама идея Бога должна становиться все более абстрактной. С углублением и усложнением разделения труда отдельные члены общества обладают все более специализированными жизненными опытами и все сильнее отличаются друг от друга. Следовательно, любой символ, который представляет общество как целое, должен обладать все менее определенным содержанием. Бог отдаляется от того, чтобы постигаться как конкретная эмблема, подобно австралийскому тотему, и даже выходит за пределы постижения в качестве личности, подобной одному из греческих богов или богинь. В огромном мире религий Бог, или Предельная Реальность, провозглашается за пределами всех характеристик физического мира и поэтому может быть описан только в абстрактных превосходных степенях — как неограниченное, неопределенное, бесконечное, всеведущее, высшее Добро. Становится богохульством рассматривать Бога как просто разновидность сверхчеловека.

В этом развитии есть даже следующая ступень. По мере того, как Бог становится достаточно абстрактным, постепенно исчезают все антропоморфические элементы религии. Дюркгейм утверждает, что в индустриальных обществах масштаб разделения труда становится настолько велик, что даже самая общая идея Бога имеет тенденцию раствориться, растаять в воздухе. Она превращается в общую концепцию гуманности.

* * *

Дюркгейм не только сам по себе был влиятельной фигурой, но и стал основателем очень важной школы. Эта школа, к которой обычно относятся именно как к дюркгеймовской школе, доминировала в социальных науках во Франции в течение около тридцати лет. На протяжении этого периода социология во Франции означала дюркгеймовскую социологию. В целом ряде других дисциплин, изучавших человека, именно студенты Дюркгейма продуцировали важные и влиятельные работы. Это особенно справедливо по отношению к этнологии (то, что сегодня в Америке именуется культурной антропологией), истории, лингвистике, психологии и праву. Более четверти столетия это сообщество ученых находилось в постоянной коммуникации друг с другом и приводилось в движение сущностно единым и поистине замечательной системой знаний о событиях в обществе. Эта аккумуляция информации далека от исчерпания и по сей день. Однако школа Дюркгейма не прожила дольше 1930-х годов. Тому есть несколько причин, таких, например, как тот факт, что многие из представителей ее были евреями и потому жестоко истреблялись в период нацистской оккупации Франции во время Второй мировой войны. Но основная причина, вероятно относится к сильному соединению дюркгеймовской социологии с политическими убеждениями, с которыми она была тесно связана. Рационализм и оптимизм республиканского кредо Дюркгейма не сумел пережить мук Второй мировой войны. После освобождения Франции дюркгеймовской социологии не суждено было вернуться. Большая часть французской социологии оказалась занятой либо марксистами или попала под сильное влияние из-за рубежа, особенно из Соединенных Штатов. Тем не менее, работа, проделанная Дюркгеймом и его школой, остается одним из величайших свершений в истории этой дисциплины.