2 Франческо Петрарка. Избранное. M., 1974, стр. 162 и 108. :

==82

возвышают душу, питают заложенные в ней добродетели. А добродетельная жизнь—единственно верный путь к счастью. Августин призывает Франциска сосредоточиться на мыслях о смерти и проникнуться презрением к земной юдоли. Но Франциск не в состоянии отбросить открывшиеся ему нравственные ценности: «Я спрашивал, почему напряженное размышление о смерти, которое, по твоим словам, оказывает такое чудесное действие, мне одному не принесло пользы?»' — «Скажи открыто, что заставляет меня блуждать вкривь и вкось?» — «Жадное стремление к земным благам»,—отвечает Августин². Не отрицая за собой этой страсти, не лишенной, как он полагает, чувства меры, Франциск ищет ей оправдание и настаивает на праве смертного желать смертное.

Аргументы Августина не способны изменить мирской характер настроений Франциска, помочь ему обрести покой в мыслях о небесном бессмертии. Смиренно соглашаясь с Августином, что было бы гораздо надежнее, «оставив в стороне кривые пути, избрать прямой путь спасения», он не может, однако, «обуздать своего желания»^. Таков итог диалога. Двойственность мировоззрения Франциска остается непреодоленной. Но сама эта двойственность—симптом рождения нового взгляда на мир. Путь к спасению, вечному блаженству предначертан христианской доктриной. Ее истинности Петрарка не оспаривает, но и земная жизнь обладает в его глазах немалой ценностью. В решении главной проблемы моральной философии Петрарка выступает с новых, гуманистических, позиций: небесное блаженство не должно быть предопределено отказом от всего мирского. Идейной основой сближения точек зрения Франциска и Августина послужила отчасти философия стоиков. Собеседники часто обращаются к авторитету Цицерона и Сенеки, полагая, что деятельность разума преодолевает страх перед небытием, что добродетели освобождают душу от власти страстей и ведут к счастью.

«О презрении к миру», таким образом, не содержит презрения к миру, но зато в нем налицо признание мятущейся души, разъедаемой противоречиями чувства. Моральные решения здесь не умозрительны, но даны

' Франческо Петрарка. Избранное, стр. 71.

² Там же, стр. 94.

³ Т а м же, стр. 241.

 

==83

в ярком сопоставлении с жизнью, с индивидуальностью самого Петрарки. И в этом, пожалуй, наибольшая ценность произведения, его последовательная гуманистичность. Смятение души, не поддающейся врачеванию сухой доктриной, само по себе знаменовало рождение нового человека, освобождающегося от рабской покорности христианской догме.

Проблемы индивидуального существования не находили больше разрешения в благочестии и познании божественного (studia divinitatis); раскрыть их было призвано знание, надежным источником которого могла служить античная культура. Самоуглубленность, преданность научным занятиям, постоянные «беседы с древними»—вот путь к познанию истины бытия. Это свое убеждение Петрарка облекает в культ уединения, отнюдь не совпадающего с монашеским уходом от мира ради «растворения в боге». В трактате «Об уединенной жизни» («De vita solitaria») Петрарка раскрывает смысл досуга, otium, отданного науке. Otium заполняет созерцание красоты природы; исследование окружающего мира, человеческой души, ее чувств и мыслей; занятия свободными искусствами и литературой. Словом, это активный досуг, основа самосовершенствования, морального и интеллектуального наслаждения плодами культуры, otium, как его понимали древние. «Ведь уединение без занятий науками (sine litteris) — это ссылка, тюрьма, пытка, — делает вывод Петрарка,—но с ними—родина, освобождение, наслаждение»'.

Смысл созерцательной жизни Петрарка видел в творческой деятельности и в интеллектуальном общении людей, преодолевающем время и расстояние. Отсюда та исключительная роль, которую он отводил изучению древних и переписке с современниками, поистине неисчерпаемая по духовному богатству².

Культура (humanae litterae) призвана, по мнению Петрарки, осуществить высшее единение человеческого общества, к которому человек изначально предназначен. Велико в связи с этим значение, которое он приписывает слову как средству общения. Слово, несущее точный

'Francesco Petrarca. Opera quae extant omnia, p. 243

(De vita solitaria).