2) Второй парадокс труда состоит в том, что, хотя по природе это целесообразный процесс, тем не менее, целеполагание не обладает собственной энергией, чтобы принудить индивида к труду.

Есть множество оснований, почему можно не трудиться. (Не стоит только обольщаться тем, что поиск пропитания это труд. Охота, например, по преимуществу - не труд. Сама по себе нужда оставляет широкий выбор возможностей: один, например, идет работать, а другой - воровать.)

Парадокс труда начинается с того, что вместо того, чтобы съесть зерно, я его сажаю в землю. Такое отделение себя от толкающей потребности и есть то пространство, которое заполняется идеей долженствования. Вот почему труд по своему существу есть этическая категория. Если нет этого этического напряжения целенаправленного действия, то нет и сознательного акта труда. Источник этого напряжения может быть разным: долг перед богом, перед семьей, перед государством. Субъективно это напряжение может выражаться по-разному: в виде страха наказания, стыда, торжества преодоления. Если же нет этого морального принуждения, то мы, скорее всего, имеем дело с чем то другим: творческим актом, хобби, развлечением, игрой. Заметим, что все эти деятельностные формы инородны этическому, они скорее индивидуализируют, ставят человека перед Бытием один на один.

Известны различные исторические и национальные типы этического принуждения к труду.

1) Принуждение, которое рождается сопричастностью роду (семье, общине). Таков едва ли естественный мотив труда в традиционных обществах. Особенность этого мотива - он не способен обеспечить накопление, он не интенсифицирует ни производство, ни потребности. Как только удовлетворяется непосредственная нужда - прекращается и сам труд. В общем и целом от такого труда "бегут, как от чумы".

2) Религиозная трудовая этика. В основном религиозная мотивация труда связана с уникальным духовным опытом западного христианства. [См. М.Вебер "Протестантская этика и дух капитализма"] Прежде всего с тем, что христианство делает идею бого-человека этическим ориентиром реальной жизни. Иными словами, христианство, через непосредственное соединения человека с Богом и идеей спасения формирует в человеке Личность, т.е. такое начало человеческого бытия, которое несет ответственность за свою личную судьбу. В наибольшей степени этот трудовой потенциал христианской идеи был реализован в протестантизме, в меньшей степени - в католицизме и почти совсем оказался не реализованным в православной ветви (не в силу духовной недостаточности, но по причине особенностей церковной организации веры [12].)

Путь напряженного труда, с точки зрения религиозно ориентированной этики, становится путем личного спасения, а плоды труда - критерием богоизбранности.

Как исторический итог, в современном западном обществе исходная триада ценностей: "Бог - Личность - Труд" свернулась вокруг гражданских прав личности. Возникла такая институциализированная система ориентиров, которая сама по себе поддерживает трудовую мотивацию.

3) Восточный государственно-корпоративный дух. Известно, что дальневосточная ментальность не обнаруживает сколько-нибудь значимой религиозности в западноевропейском смысле. Но конфуцианский дух, культ предков и ответственность перед потомками рода порождают не менее сильную мотивацию к труду, чем протестантская. Идея служения, которой пропитана этическая доктрина конфуцианства, точно так же институциализирована в современном обществе типа Китая или Японии и поддерживает отношение к труду уже независимо от исходной доктрины[13].

Большую проблему составляет то отношение к труду, которое сложилось в России. Русская ментальность в этом аспекте , создает впечатление "промежуточного и зависшего" состояния. С одной стороны, безусловно имеет место идея Личности, но она странным образом сопряжена не со свободой и ответственностью, но с "волей и бунтом". С другой стороны, значимой является идея служения (народу, государству), которая удивительным образом сочетается с соображениями личной (и корыстной) выгоды.

В целом проблема формирования и институциональной поддержки трудовой мотивации остается очень острой для всего современного мира. Сегодня многие теоретики имеют основание отмечать "смерть трудовой этики", что связано с принципиальным изменением характера труда (см. об этом "Будущее труда").

ОТЧУЖДЕНИЯ ТРУДА И ПРОБЛЕМА СОБСТВЕННОСТИ

Отчуждение есть универсальная формула диалектического саморазвития духа в гегелевской "Логике". Дух развивается посредством опредмечивания себя в некоторой последовательности предметных форм, диалектически отрицает каждую форму, рефлексирует в-себя, открывает в себе новые возможности, снова опредмечивает их и т.д.

Отчуждение себя в своем произведении (в создании своего предметного тела) это действительно способ развития человека, культуры, человечества - может быть и Мира в целом.

Маркс использует эту категорию для характеристики общественного производства, основанного на отношениях частной собственности. Получается следующая картина: одно дело, когда отчуждение является условием свободной деятельности и совсем другое, когда опредмеченный результат деятельности отчуждается от производителя собственником средств производства. Маркс фактически перестает употреблять термин "отчуждение" для определения деятельности вообще, сохраняя его в смысловой оппозиции "присвоение-отчуждение" как отношения частной собственности.

Есть веские основания утверждать, что этот разрыв смысловой ткани идеи отчуждения послужил логическим основанием утопической конструкции коммунистического общества, т.е. общества, в котором вместе с отношениями частной собственности ликвидируется (якобы) и отчуждение человека.

Если мы признаем, что отчуждение есть необходимость и судьба человеческого бытия - феноменально представленная в неизбежности труда, то следует думать только о сохранении меры необходимости и судьбы. Мера состоит в том, чтобы творческое самоотчуждение не концентрировалось на одном полюсе социальной жизни как счастливая судьба немногих, а необходимость отчуждения - как рок других - на противоположном полюсе.

Проблема собственности относится к отчуждению как сущее к бытию.

Определение собственности принадлежит условиям и средствам трудовой деятельности (или жизнедеятельности в целом) как собственным. Никакая сознательная жизнедеятельность невозможна без использования каких-то средств и условий. Собственность, поэтому, имманентна деятельности (труду). Вопрос в том, как образуется право собственности данного субъекта на то, что он использует?

Прежде всего нужно обратить внимание на естественный характер образования права собственности. Продукт моей деятельности есть мой продукт. Собственность на свой продукт можно назвать "естественным правом труда". Все было бы просто, если бы люди трудились раздельно. Но как определить право собственности на продукт коллективного труда?

Собственность становится социальной проблемой и ареной борьбы, поскольку условия и средства деятельности являются результатом совместной (расчлененной) деятельности. Вместе с расчленением труда происходит и расчленение естественного права труда на свои продукты.

Маркс был прав, полагая, что собственность не следует отождествлять с её юридическим выражением. Он считал, что прежде всего собственность есть экономическое (общественное) отношение.

Однако последующие теоретические и практические коллизии в связи с идеей и институтом собственности позволяют "обернуть" марксов тезис против него самого: "не следует отождествлять собственность с её экономическим выражением".

Сегодня мы вынуждены фиксировать, что собственность есть социальная реальность, локализованная во всем смысловом континууме общественного бытия, т.е. имеющая технологические, культурные, социальные, экономические и политико-юридические характеристики, - и то, какая из этих характеристик доминирует - зависит от типа общества. Отсюда попытка обнаружить в общественном хозяйстве тотальную частную или общественную собственность лишена смысла. Частная и общественная собственность - ни что иное, как абстракции двух полюсов многомерного института собственности.

Только в крайне редуцированных случаях мы можем встретить общественные средства производства, на которые имеет права собственника только один социальный агент. В реальности эти права всегда ограничены правами других субъектов. Равным образом т.н. общественная собственность есть абстракция, поскольку всегда есть агенты, которые используют и распоряжаются этой собственностью в большей мере, чем другие.

Современная система распределения прав на продукт общественного производства является итогом многовековой борьбы и компромисса между различными социальными группами. В теоретическом плане проблема остается почти нерешенной (а может быть вообще неразрешимой).

Компромиссный характер отношений собственности выражается в системе государственных налогов, гарантированного уровня заработной платы, акционирования крупного производства, законодательных ограничений (экологических, социальных, военно-политических и пр.) на способ использования данных средств производства. Демократические институты выработали способность реагировать на резкие отклонения в мере "необходимости и судьбы".