1kurochkina_l_ya_filosofskie_problemy_sotsiogumanitarnykh_nau

становятся центральным объектом исследования, оценки и выбора.

Для эпистемологического исследования важны такие принципы работы с текстом, как целостность и историзм. Целостность предполагает рассмотрение фрагментов, тех или иных структурных единиц текста только в связи с целым. Текст, в свою очередь, должен рассматриваться в единстве с контекстом и подтекстом, отдельный авторский текст необходимо соотносить с другими его текстами, а также текстами других авторов того же направления и т. д. Эти на первый взгляд вполне тривиальные требования (наиболее бесспорное из которых - «Не вырывайте цитату из текста!») имеют еще и глубинный смысл.

Целостный подход применим в двух уровнях:

1)выявление скрытых компонентов текста (философско-мировоззренческие основания и регулятивы, порождаемые коммуникативной (диалоговой) природой текста);

2)осмысление включенности текста в социальноисторические условия, культуру общества в целом.

В этом случае можно ожидать изменения методологии исследования, поскольку рефлексия как эпистемологическая процедура выявления скрытых ценностных или иных предпосылок и оснований становится, по существу, одной из главных процедур, а выявленные неявные компоненты кардинально изменяют содержательную интерпретацию текста и, соответственно, представленного в нем знания. Он осваивается как феномен, «живущий» в культуре, несущий на себе отпечатки такого способа существования, поэтому меняется и представление о структуре и функциях текста. Очевидно, что философ науки также обязан учитывать как атрибут текста его диалогичность, вообще коммуникативную природу. Это высветит происхождение многих познавательных форм и методов, их диалоговую природу, как, например, в случае объяснения, понимания, аргументации,

123

даст возможность понять, что стандарты, формализация, вообще нормативы объективированного знания имеют двуединую природу - логическую и коммуникативную.

Когнитивная практика гуманитарных наук дает возможность не только изучить ценностные компоненты текста, но одновременно увидеть, как независимо от содержания он предстает пусть косвенным, но объективным «свидетелем», выразителем менталитета эпохи, реального положения самого человека. Тем самым принцип историзма не просто предпосылается исследованию текста, но обретает методологические, эвристические функции в исследовании и объяснении. Это возможно, в частности, в силу особенностей произведения как «системы всего мировоззрения и мироповедения», позволяющей тексту соотноситься с социальными и политическими реалиями истории, причем непосредственно через человека, его «самоощущение внутри истории». В таком случае (напомним мысль С.С. Аверинцева) «все формы непрозрачности и несвободы литературного слова» становятся «знаком несвободы самого человека и закрытости его внутренней жизни». Такая социокультурная интерпретация текста ставит проблему не только его существования как феномена культуры, но и отображения в нем социальных реалий. На первый план выступает не лингвистическая и не художественная, но эпистемологическая характеристика текста, текст как форма познания.

Как особый результат когнитивной деятельности, текст одновременно синтезирует разные уровни и формы отображения действительности:

1)содержательное описание некоторых явлений и отношение субъекта-автора к ним;

2)отображение философско-эстетических, культурноисторических ценностей автора, а также менталитета эпохи в поэтике, контексте и подтексте;

3)присутствие в тексте диалога «двух сознаний» и, соответственно, объективно возможных его интерпретаций

124

другим сознанием и даже другой культурой. Но именно этот аспект выводит на авансцену семантические смыслы текста, его открытость и многозначность, авторский, читательский и «объективные» смыслы, а значит - герменевтические проблемы понимания и интерпретации.

Раскрытие этих моментов составляет логикогносеологическую основу комментариев к текстам, предлагаемых специалистами.

Выявление скрытого содержания текстов не имеет характера логического следования, опирается на догадки и гипотезы, требует прямых и косвенных доказательств правомерности найденных предпосылок. Интересный опыт дают сегодня исторические исследования, стремящиеся, по выражению А.Я. Гуревича, «к реконструкции духовного универсума людей иных эпох и культур», особенно те работы, где их авторы стремятся выявить неявные (неосознанные, невербализованные) мыслительные структуры, в целом ментальность эпохи. Известное исследование А.Я. Гуревича по категориям средневековой культуры прямо направлено на изучение не сформулированных явно, не вполне проявленных в культуре умственных установок, общих ориентации и привычек. Историки и культурологи широко применяют сегодня объективный метод косвенных свидетельств о тех или иных ментальностях. В существующих текстах, посвященных каким-либо хозяйственным, производственным или торговым проблемам, они стремятся вскрыть различные аспекты миропонимания, стиля мышления, самосознания.

Так, изучать восприятие гуманистической культуры в Италии XVI века можно, обратившись к трактату, посвященному ремеслам, связанным с огнем, - «De la pirotechnia» Ваноччо Бирингуччо. Исследователь обнаруживает у автора трактата, не гуманиста в прямом смысле слова, ту же «диалогичность» мышления гуманистов, спор, в процессе которого выясняется, что ни одна из сторон не владеет всей истиной, но только ее частью. Автором

125

воспринят был именно стиль мышления, стиль культуры, причем не впрямую, не в результате пристального чтения гуманистических сочинений, а через культурную атмосферу общества. Отсюда можно предположить, что гуманистический стиль мышления был присущ широким слоям горожан, культуре Возрождения в целом, независимо от того, что он не был четко продуманной и глубоко осознанной позицией, - таков вывод исследователя /32, с.161/.

Еще одна особенность выявления скрытого содержания культурно-исторического текста состоит в том, что исследователь, принадлежащий другой культуре, может выявить скрытые смыслы, объективно существовавшие, но недоступные людям, выросшим в данной культуре. Ценность и правомерность таких вопросов, идущих из другой культуры и эпохи, состоит в том, что объективно ответ на них действительно присутствует. В этом случае мы встречаемся с особенностями реального существования неявного знания в художественных творениях прошлого. Эти особенности текстов объективны, они не порождаются произвольно читателями-интерпретаторами, но осознанно или неосознанно закладываются в той или иной культуре.

Таким образом, текст обладает объективными свойствами, обеспечивающими ему реальное существование и передачу в культуре, причем не только в своей прямой функции - носителя информации, но и как явления своей культуры, ее гуманистических параметров, существующих, как правило, в неявных формах и выступающих предпосылками разнообразных реконструкций и интерпретаций. Если текст принадлежит иной культуре, то задачи его понимания и комментирования существенно усложняются, так как исходные предпосылки автора и интерпретатора могут существенно не совпадать. Возникают так называемые межкультурные лакуны, т. е. пробелы, несовпадения, например в языках, картинах мира, традициях, обрядах, нормах поведения, обычаях, бытовой культуре. Они

126

могут отражать несовпадения национальных особенностей, способов деятельности, например в сфере мыслительных задач, либо различия этнографического характера. Таким образом, философско-методологический анализ проблем и особенностей гуманистических текстов позволяет выявить приемы и способы решения принципиальной задачи гуманитарного знания, которая состоит в теоретической реконструкции субъекта, стоящего за знанием, в социальноисторической интерпретации культуры, породившей такого субъекта.

Изучением текста как продукта мыслительной деятельности занимаются такие науки, как лингвистика, психолингвистика, теория коммуникации, литературоведение и др. Существует определенная аналогия в тенденциях, характеризующих развитие философской и литературоведческой методологии. В литературоведении - это движение от узко лингвистического подхода к дополнению его философско-эстетическими, мировоззренческими и культурноисторическими факторами. В теории познания также существует определенное стремление преодолеть предельную абстрактность субъекта и логико-гносеологического анализа, разработать понятийный аппарат для учета социокультурных, вообще ценностных предпосылок познания. Однако методологические трудности, возникающие при этом, носят в определенном смысле противоположный характер, что особенно проявляется в становлении и выборе абстракций.

Литературоведение опасается «завысить» уровень абстракций, поскольку в отличие от универсальности философских формулировок его понятия отражают конкретные особенности явлений. Теория познания, в свою очередь, должна уйти с предельно абстрактного логикоматериалистического уровня познания, но должна избегать неоправданного «снижения» уровня абстракции, приводящего к «психологизации», растворению в конкретных свойствах, личностных особенностях субъекта познания, поскольку здесь

127

таится опасность вообще утратить возможность обобщения, т. е. самой специфики гносеологического подхода.

Итак, проблема состоит в нахождении грани, меры, формы синтеза абстрактного и чувственно-конкретного.

Эта тема фундаментальна и вечна, хотя проблематизируется по-разному, что подтверждается не только приведенными выше исследованиями, но и другими обращениями к авторам европейского Средневековья и Возрождения. Так, исследователи творчества Данте - поэта, теолога, философа - видят трудности понимания его творчества именно в двойственной - поэтической и философской природе последнего, порождающей, в частности, проблему абстракций в его произведениях. «Если подойти к оценке мировоззрения Данте лишь с абстрактно-рассудочных позиций, отвлекаясь от художественно-поэтического строя, его произведений, сводя образную ткань «Божественной комедии» к аллегорической символике, - рассуждает исследователь, - то возникает реальная опасность превратить творчество итальянского поэта не более чем в нравоучительную конкретизацию традиционных схоластических догматов, в поэтическое воплощение теологических понятий» /33, с.76/.

В философских текстах, создаваемых по идеалам естествознания, часто упускается из виду, что создание абстракций возможно не только формально-логическими средствами, но и с помощью различных используемых в гуманитарных науках средств: метафор, аналогий, повторов или умолчаний, аллегорий, символов, «возвышения» стиля, применения установки-стереотипа, создания эмоционального настроя с помощью самого построения текста, способа изложения и т. п. Все эти и близкие к ним гуманитарные средства широко используются в герменевтике, феноменологических, экзистенциалистских текстах и должны быть освоены в философии познания.

128

2.4.5. Интерпретация как научный метод и базовая процедура познания

Интерпретация - одна из фундаментальных операций познавательной деятельности субъекта, общенаучный метод с правилами перевода формальных символов и понятий на язык содержательного знания. В гуманитарном знании это широко применяемая процедура истолкования текстов, изучаемая в семантике и эпистемологии понимания.

Наиболее обстоятельно интерпретация разрабатывалась как базовое понятие герменевтики, которая занимается правилами истолкования текстов, представлениями о понимании и интерпретации как фундаментальных способах человеческого бытия. В. Дильтей, объединяя общие принципы герменевтики и разрабатывая методологию исторического познания и наук о культуре, показал, что связь переживания и понимания, лежащая в основе наук о духе, не может в полной мере обеспечить объективности, поэтому необходимо обратиться к искусственным, спланированным приемам.

истолкованием, или интерпретацией. Понимание части исторического процесса возможно лишь через его отнесение к целому, а универсально-исторический обзор целого предполагает понимание частей. Хайдеггер дал блестящие образцы интерпретации филологических и философских текстов Анаксимандра, Декарта, Канта и других, вместе с тем он совершил «онтологический поворот» и вывел герменевтическую интерпретацию за пределы анализа текстов. Он различил первичное безотчетное (дорефлексивное) понимание как сам способ бытия человека, тот горизонт предпонимания, от которого никогда нельзя освободиться, и вторичное понимание, возникающее на рефлексивном уровне как философская или филологическая интерпретация. Вторичная интерпретация коренится в первичном

129

предпонимании; всякое истолкование, способствующее конечному пониманию, уже обладает предпониманием истолковываемого. Отсюда особая значимость предзнания, предмнения для интерпретации, что в полной мере осознается в дальнейшем Гадамером, утверждавшим, что «законные предрассудки», отражающие историческую традицию, формируют исходную направленность нашего восприятия, включаются в традиции и поэтому являются необходимой предпосылкой и условиями понимания, интерпретации. В целом в герменевтике, поскольку она становится философской, расширяется «поле» интерпретации, которая не сводится теперь только к методу работы с текстами, но имеет дело с фундаментальными проблемами человеческого бытия в мире. Интерпретация элементов языка, слова также изменила свою природу, поскольку язык рассматривается не как продукт субъективной деятельности сознания, но, по Хайдеггеру, как то, к чему надо «прислушиваться», как «дом бытия», через который говорит само бытие. Для Гадамера язык предстает как универсальная среда, в которой отложились предмнения и предрассудки, именно здесь осуществляется понимание, и способом этого осуществления является интерпретация.

Временная дистанция между текстом и интерпретатором рассматривается им не как помеха, но как преимущество позиции, из которой можно задать новые смыслы сообщениям автора текста (см. 2.2, 2.3, 2.4.4).

Возможность множества интерпретаций ставит проблему истины, правильности, гипотетичности интерпретации; обнаруживается, что вопрос об истине не является более вопросом о методе, но становится вопросом о проявлении бытия для понимания. Отмечая этот момент, П. Рикёр, чьи идеи лежат в русле «онтологического поворота», предлагает такую трактовку интерпретации, которая соединяет истину и метод и реализует единство семантического, рефлексивного и экзистенциального планов интерпретации. Он полагает, что множественность и даже конфликт интерпретаций являются не

130

недостатком, а достоинством понимания, выражающего суть интерпретации, и можно говорить о текстуальной полисемии по аналогии с лексической. В любой интерпретации понимание предполагает объяснение, которое развивает понимание.

Прежде всего - это фундаментальный метод работы с текстами произведений как особого рода знаковыми структурами. Текст открыт для множества смыслов, существующих в системе социальных коммуникаций. Он предстает в единстве явных и неявных, невербализованных значений, буквальных и вторичных, скрытых смыслов. Понимание трактуется как искусство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием другому, тогда как интерпретация, соответственно, - как истолкование знаков и текстов, зафиксированных в письменном виде (П. Рикёр).

В XIX веке переход от частных герменевтик к общей теории понимания вызвал интерес к вопросу о множественности типов интерпретации, представленных во всех гуманитарных науках. Были выделены грамматическая, психологическая и историческая интерпретации, обсуждение сути и соотношения которых стало предметом как филологов, так и историков. Грамматическая интерпретация осуществлялась по отношению к каждому элементу языка, самому слову, его грамматическим и синтаксическим формам в условиях времени и обстоятельствах применения. Психологическая интерпретация должна была раскрывать представления, намерения, чувства сообщающего, исходя из содержания сообщаемого текста. Историческая интерпретация предполагала включение текста в реальные отношения и обстоятельства его создания.

Эпистемология интерпретации в гуманитарном знании и герменевтике развивалась также в направлении выяснения канонов интерпретации, обоснованности и неопределенности, соотношения ее с критикой и реконструкцией. В качестве канонов утверждались, в частности, принцип автономии

131

объекта, его воспроизведение в целостности внутренних связей и в рамках интеллектуального «горизонта» интерпретатора. Теорию обоснования интерпретации предложил английский филолог Е. Хирш, опираясь на работы лингвистов, герменевтиков и философов науки. Выступая «в защиту автора», он выявил наиболее острые аспекты этой проблемы. Если значение текста меняется не только для читателя, но даже для самого автора, то можно ли считать, что «изгнание» авторского значения текста - это нормативный принцип интерпретации?

Если текстуальное значение может изменяться в любом отношении, то как отличить обоснованную, законную интерпретацию от ошибочной; можно ли полагать, что не имеет значения смысл, вкладываемый автором, а значит только то, что «говорит» его текст? Последняя проблема особенно трудна для решения, так как авторский смысл в полной мере не доступен, а автор сам не всегда знает, что он имел в виду и хотел сказать, создавая конкретный текст.

В подтверждение этого Хирш напоминает известное место из «Критики чистого разума», где Кант, размышляя о Платоне, заметил, что мы иногда понимаем автора лучше, чем он сам себя, если он недостаточно точно определил понятие и из-за этого «говорил или даже думал несогласно со своими собственными намерениями».

Хирш утверждает, что все понимание «культурных сущностей» прошлого и настоящего, их интерпретация есть в той или иной степени создание, конструирование, поэтому мы никогда не можем быть уверены, что правильно поняли и интерпретировали тексты как прошлого, так и настоящего, они всегда остаются открытыми.

Понимание природы обоснованности интерпретации предполагает предварительное решение таких методологических проблем, как соотношение понимания, интерпретации и критицизма; принципы обоснования, его логика, а также методы, каноны, правила, наконец,

132