Мирные договоры с Австрией. Болгарией. Венгрией и Турцией. Завершение территориального урегулирования в Европе

Мирные договоры с бывшими союзниками Германии были

призваны утвердить новую геополитическую структуру Европы и других регионов мира после крушения Австро-Венгерской и Ос­манской империй. Эти «'договоры-спутники'* копировали схечу Версальского мира, включая в себя Устав Лиги Наций и положе­ния о Международной организации труда.

Мирный договор с Австрией был подписан 10 сентября 1919г. в предместье Парижа Сен-Жермен-ан-Ле.

Территориальные и территориально- политические постановления

В преамбуле Сен-Жерменского договора констатировалось. что Австро-Венгерская монархия перестала существовать Грани­цы Австрии в основном определялись территорией компактного проживания австрийских немцев в районе Дуная и Альпийских гор. Австрия признавала независимость и границы вновь образо­вавшихся государств, а также соседних стран, «как их установят союзные державы».

К Чехословакии отошли бывшие австрийские провинции Богемия, Моравия и часть Силезии (в том числе и районы с пре­имущественно австро-немецким населением, что было чревато новыми территориальными спорами). Италия получала Южный Тироль и ряд областей Каринтии, хотя претендовала на значи­тельно большие австрийские и южнославянские территории. Сер-бо-хорвате-ел о вен с кое государство приобретало Далмацию, час­ти Западной Крайны. Каринтии и Штирии. Буковина переходила оставляют за собой право поступать так, как они считают необхо­димым дли сохранения права и правосудия». Во всех перечислен­ных случаях конфликтующие стороны были обязаны лишь со­блюсти определенную процедуру и выждать 3 месяца, отводив­шихся на усилия по достижению урегулирования.

Более того. в Уставе отсутствовало определение самого поня­тия войны, нападения, агрессии. Статьи об обязательствах по ох­ране мира были довольно туманны и содержали множество лазе­ек для оправдания агрессивных действий.

Не менее серьезным недостатком Устава стала процедура го­лосования, от которой зависело принятие того или иного реше­ния. Статья 5-я утверждала принцип обязательного единогласия и в Совете Лиги Нации, и на Ассамблее. При этом по статье 11-й, в соответствии с которой рассматривалось большинство конф­ликтов. правило единогласия толковалось как включающее голо­са участвовавших в споре сторон. Фактически вводился принцип «ЦЬегит уею», предоставлявший каждому государству — члену Лиги возможность аннулировать любое позитивное решение. Подоб­ная процедура голосования превращала Лигу Наций в недееспо­собный орган,

Устав торжественно декларировал, что в случае войны или ее угрозы Лига Наций имела право прибегнуть к любым средствам. способным обеспечить мир. Статья 16-я предусматривала приме­нение против государства-агрессора экономических, финансовых, дипломатических и военных санкций, Однако это суровое предо­стережение уже в самом тексте Статута смягчалось двумя оговор­ками. Во-первых, переход к санкциям был обусловлен признани­ем состояния войны всеми членами Ассамблеи Лиги Наций. Во-вторых, сами санкции предназначались исключительно для воздействия на виновную сторону и не предусматривали оказа­ния помощи стороне пострадавшей. В результате за все время существования Лиги Наций военные санкции не применялись ни разу. а экономические всего один раз — в период итало-эфиоп­ской войны, показав свою полную неэффективность.

Особое место в Уставе занимала статья 17-я. регулировавшая отношения между членами и нечленами Лиги Наций. В случае военного конфликта между ними или нападения «извне» на лю--бое государство, являвшееся членом международной организации. верховным судьей провозглашался Совет Лиги Наций. Он был уполномочен объявлять санкции вплоть до «организации обшей войны» членов Лиги Наций против «внешней угрозы». Но лаже эти пугавшие воображение меры вряд ли могли быть реализова­ны самой Лигой Нации. Во-первых, потому что требовалось доб­ровольное и единогласное согласие на них всех представленных на Ассамблее государств. Во-вторых, в связи с тем. что она ника­ких собственных вооруженных сил не имела. Поэтому фактичес­ки все права по определению той или иной страны «нарушитель­ницей мира» и принятию против нее военных мер воздействия передавались Верховному Совету Антанты. Так Антанта и Лига Наций становились «партнерами», хотя и неравноправными, так как первая могла обойтись без решений второй, а вторая — осо­бенно в чрезвычайной обстановке — не могла обойтись без воо­руженной поддержки первой.

Маловразумительным с правовой точки зрения стало и пред­ложенное Уставом решение проблемы ограничения вооружений и разоружения, В статье 8-й говорилось о необходимости сокра­щения «национальных вооружений до предельного минимума. совместимого с национальной безопасностью и выполнением международных обязательств». Сам по себе призыв к ограниче­нию гонки вооружений, безусловно, имел положительное значе­ние. Однако расплывчатость и неопределенность критериев по­зволяла трактовать его так. что вместо разоружения началось «со­вместимое с национальной безопасностью» нарашивание военной мощи во имя «выполнения международных обязательств» по со­хранению мира.

Наиболее уязвимым постановлением Устава было создание мандатной системы, которая названа в статье 22-й «священной миссией цивилизации». Часто встречающееся в западной, а иног­да и в современной российской литературе утверждение о том, что организация этой системы «явилась первым, хотя и робким. шагом в сторону отхода от классического колониализма», отно­сится к сфере исторических иллюзий. Как уже отмечалось выше, концепция мандатов представляла собой новое международно-правовое обоснование колониальной политики великих держав. Отличие двух систем — «мандатной» и «классическои» — своди­лось лишь к декларациям о форме контроля нал развитием коло­ний. По существу никаких изменений в колониальном мире не произошло, о чем свидетельствуют следующие факты. Во-пер­вых. эксплуатация подмандатных территорий осуществлялась ве­ликими державами пусть от имени, но в действительности вне Лиги Наций, которая не устанавливала, да и не могла установить какие-то определенные правила этой эксплуатации. Во-вторых. Лига не обладала правом на вмешательство в дела государства-мандатария, а следовательно, и подчиненных ему территорий. В-третьих, «ограничение» колониального господства было сведе­но к призрачному контролю мандатной комиссии по докладам мандатариев и к подаче Сонету Лиги Наций «заключений по воп­росам, относящимся к выполнению мандатов». Таким образом. контрольные права Лиги Наций на подмандатные территории яв­лялись лишь демократическим прикрытием сохранения колониа­лизма и колониального гнета,

По Уставу к главным руководящим органам вновь образован­ной международной организации относились: Собрание предста­вителей псех членов Лиги Наций (Ассамблея), С"вет и постоян­ный Секретариат во главе с генеральным секретарем. Их место­пребыванием была избрана Женева.

Генеральная Ассамблея созывалась один раз в год (в чрезвы­чайных ситуациях чаще). Каждое государство — член Лиги рас­полагало одним голосом. Совет Лиги Наций состоял из пяти пред­ставителей великих держав-победительниц в качестве его посто­янных членов и четырех непостоянных членов, избиравшихся Ассамблеей на 3 года. После отказа США участвовать в работе Лиги Нации число постоянных членов сократилось до четырех, а число непостоянных членов возросло в 1922г. до шести. Совет должен был собираться на свои заседания не реже двух раз в год.

В структуру Лиги Наций, которая окончательно сложилась к 1922 г.. входило более 20рапичных комиссий, комитетов и орга­низаций: по сокращению вооружений, зашито национальных мень­шинств. экономическим и социальным вопросам, постоянная мандатная комиссия. Международное бюро труда и др.

Несмотря на широкий круг участников, бесспорное лидерство в Лиге Наций и прежде всего в ее руководящих органах принадле­жало Англии и Франции. Великобритания добилась принятия в Лигу пяти своих доминионов (Австралии. Ирландии, Канады. Но­вой Зеландии. ЮАС) и Индии, получив в Ассамблее 6 «дополни­тельных» голосов.

Важным звеном организации, обеспечивавшим англо-фран­цузский диктат, стал Секретариат, который назначался Советом. Англичане и французы пришли к соглашению, что посты гене­рального секретаря и его заместителей поочередно будут зани­мать представители их стран. Первым Генеральным секретарем Лиги Наций был назначен профессиональный английский дип­ломат Эрик Друммонд (в 1933 г. его сменил француз Жорж Аве-ноль). Чтобы не оставалось никаких сомнений по вопросу о том, кто намерен руководить работой Лиги, англичане настояли на перемещении Секретариата в Лондон.

Таким образом, утвержденная Уставом структура Лиги На­ций, являясь демократической и равноправной по форме, на деле содействовала укреплению главенствующего положения великих европейских держав: Англии и Франции.

Названные недостатки Устава и особенности организацион­ной структуры во многом предопределили характер деятельности

Лиги Наций, ее очевидные слабости в решении крупных между­народных проблем. В первые годы функционирования Лиги эти слабости проявились в отказе от обсуждения некоторых спорных вопросов; в урегулировании ряда конфликтных ситуаций в пользу сильнейшей, хотя и виновной стороны; в передаче наиболее слож­ных и запутанных международных дел на рассмотрение Верхов­ного Совета Антанты и Конференции послов. Последняя стала своего рода «теневым» Советом Лиги Наций, где проблемы реша­лись оперативно и без лишних свидетелей- Постановления Кон­ференции послов, как правило, возвращались Лиге для их фор­мального утверждения (такая практика просуществовала вплоть до официального роспуска Конференции в 1931 г.».

В начале 1920-х гг. Лига Наций приняла посильное участие в разрешении следующих международных вопросов.

Одной из первых была обсуждена проблема о принадлежно­сти и статусе Аландских островов. На них претендовали Швеция и Финляндия, Несмотря на то, что население Аландского архипе­лага на двух плебисцитах высказалось за присоединение к Шве­ции, Совет Лиги Наций в июне 1921 г. утвердил резолюцию о сохранении островов под суверенитетом Финляндии при условии предоставления им автономии. Такой вердикт не удовлетворил ни одну из сторон. В октябре 1921 г. пол эгидой Лиги Наций в Женеве прошла конференция, участники которой подписали кон­венцию о демилитаризации и нейтрализации Аландских остро­вов. остававшихся в составе Финляндии. Решение этого вопроса можно оценить положительно при одной оговорке. На конфе­ренцию не была приглашена Советская Россия, имевшая отно­шение к спорной территории как правопреемница Российской империи, которой принадлежал и архипелаг, и сама Финляндия. Поэтому правительство РСФСР в ноте протеста объявило Кон­венцию 1921 г. «безусловно, несуществующей для России». Так из одного территориального спора возник другой, к урегулирова­нию которого пришлось вернуться в 1930-е гг.

Еше более острым оказался польско-литовский конфчикт. В 1920 г, Польша захватила Вильнюс. Совет Лиги Наций направил польскому правительству -решительный протест». Однако даль­нейший ход событий привел к возникновению ситуации, кото­рую можно назвать анекдотичной, если бы речь шла не о воору­женном нападении. Лига Наций стала защищать агрессора- Это объяснялось стремлением Англии и Франции усилить польское государство как противовес Советской России. Совет Лиги под англо-французским давлением назначил в октябре 1920г. плебис­цит в условиях польской оккупации всего Вильнюсского края. Это решение противоречило не только общепринятым международным нормам, но и здравому смыслу. Жесткая оппозиция со сторо:

общественности и некоторых членов Лиги Наций заставила руководящий Совет в спешном порядке передать "этот вопрос рассмотрение Конференции послов. Ее заключение от 15 ма] 1923 г. было волне предсказуемо: Вильнюс и Вильнюсский кр переходили к Польше. Все причастные к конфликту сторон кроме Литвы, чувсгвовали себя удовлетворенными: Польша -билась международного признания захвата чужой территор) Англия и Франция укрепили позиции потенциального протнвг ка Советский России; Лига Наций сохранила свое реноме, -как столь позорное решение было принято не от ее имени.

Лига наций проявила свою полную несостоятельность в у гулировании тех споров, в которых участвовала та или иная ве. кая держава, Яркий пример тому — так называемый Корфуск инцидент 1923г. В этом году на территории Греции неизвес^ ми злоумышленниками были убиты итальянский генерал Тел, ни, возглавлявший международную комиссию по определен демаркационной линии на албано-греческой границе, а также офицера и шофер. В ответ на убийство итальянцев Б, Муссол» приказал оккупировать греческий остров Корфу. Совет Лиги п бывал в замешательстве: с одной стороны, следовало осудить т риториальный захват, но с другой стороны, его осуществил стоянный член самого Совета, Выход из положения стал ' традиционным; хотя греческая жалоба была адресована Лиге ций. последняя попросила разобраться в ней Конференцию пос. Там быстро сформулировали условия урегулирования: Греиия л жна принести извинения Италии и компенсировать нанесет итальянской стороне ушерб. После этого Италия эвакуировала с войска с острова Корфу. В итальянских правительственных кр:

такое решение было воспринято благосклонно, так как оно не держало осуждения силовых действий фашистской Италии, а с рее поощряло их.

В разрешении других территориальных конфликтов Лига 1 ций использовала дин основных метода; полный отказ от их р смотрения и словесные или письменные увещевания.

Первый метод регулярно ^-применялся» ею в отношении ст\ Латинской Америки, хотя их представительство составляло 3 от общего числа государств-членов Лиги Наций. Свои отказы вмешательства в многочисленные споры латиноамериканец стран Совет Лиги аргументировал наличием в Уставе статьи 21 которая в доходчивой для европейцев форме излагала доктр Монро. Подразумевалось, что верховным арбитром в Запад» полушарии являлась не Лига Наций, а Соединенные Штаты. яд Что касается второго метола, то, пожалуй, лучше других его описал У- Черчилле: <-Лига Наинй? Вот как она поступит. Меж­ду двумя странами возникают серьезные противоречия, которые грозят привести к воине. Сонет Лиги Наций экстренно собира­ется и после продолжительных дебатов решает послать обеим сторонам увещевательную телеграмму, приглашая их принять меры к устранению всякой опасности вооруженного столкнове­ния. Обе стороны продолжают угрожать друг другу- Война неиз­бежна. Совет вновь экстренно собирается и после продолжи­тельного совещания решает... послать правительствам обеих стран новую телеграмму, в которой, ссылаясь на первую, предлагает немедленно разоружиться. Страны не обращают на это внима­ния. Начинаются военные действия. Война свирепствует. Совет Лиги Наций вновь спешно собирается и после долгих прений решает послать правительствам этих стран третью телеграмму:

"Ссылаясь на первую и вторую телеграммы, уведомляю Вас. что гели Вы не прекратите немедленно войну, я... не пошлю Вам 5ольше ни одной телеграммы».

Еше одним показателем недееспособности Лиги Наций как «инструмента мира» стало обсуждение проблем, связанных с со­кращением вооружений и разоружением. Уже на первом пленар­ном заседании Ассамблеи 16 января N20 г. министр иностран­ных дел Великобритании Дж. Н. Керзон объявил о невозможное -ги добиться реального ограничения гонки вооружений, что и было азято за основу дальнейшей работы Лиги в этом направлении. Десятки проектов и планов разоружения, отправленных в ее ад­рес различными общественными и пацифистскими организация­ми, по существу так и не были рассмотрены.

Зависимость Лиги Наций от политических установок вели­ких европейских держан наглядно проявилась в решении вопро-:а о распределении подмандатных территорий. Не дожидаясь вступления в силу Устава Лиги, Верховный Совет Антанты окон­чательно утвердил раздел бывших германских колоний уже в мае 1919г., а владений Османской империи — на своем заседании в Сан-Ремо в апреле 1920г. Лишь после того. как мандаты были келеино розданы. Совет (а не Ассамблея) Лиги Наций офици­ально санкционировал это решение от своего имени, растянув процедуру торжественного вручения мандатов с декабря 1920 по июнь 1922 г.

В результате к Англии в качестве подмандатных территорий дтошли Палестина. Ирак. Транс Иордания. Танганьика, часть Того и Камеруна; к Франции — Сирия. Ливан, часть Того и Камеруна;

к Бельгии — Руанда-Урунди; к Японии — Маршалловы. Мариан-;кие и Каролинские острова: к Австралии — Науру и восточная часть Новой Гвинеи: к Новой Зеландии — Западное Самоа; к Южно-Африканскому Союзу — Юго-Западная Африка (позже получив­шая название Намибии). Державы-победительницы увеличили свои колониальные а-шденич по площади — на 3,6 млн. кв, км (что в 3 раза превышало их собственную территорию), а по населению — на 19.5 млн. человек. Больше других преуспела Великобритания:

она получила под свое мандатное управление территории в 2,7 млн. кв. км. на которых проживало около 10 млн. чел.

При оценки ро.ш и значения Лиги Наций наиболее важными представляются следующие выводы. Во-первых, создание Лиги представляло собой принципиально новое слово в теории и прак­тике международных отношений. Это была первая в истории че­ловеческой цивилизации межгосударственная организация по обеспечению и охране мира. Устав Лиги Наций юридически зак­реплял демократические принципы построения мирового поряд­ка. впервые выдвинув идею коллективной безопасности всех ми­ролюбивых стран. В этом контексте нельзя забывать о преем­ственности Организации Объединенных Наций и Лиги Наций. Во-вторых, в конкретных условиях межвоенного периода Лига Наций являлась составной частью Версальской системы, включав­шей в себя как демократические, так и империалистические мето­ды урегулирования. Главная задача новой международной орга­низации состояла в защите этой системы, в действиях, соответ­ствующих интересам держав-победительниц- При этом критерии справедливости и равноправия часто отступали на второй план. В-третьих, отмеченные выше недостатки Устава, структуры и практической деятельности Лиги Наций превращали ее в «ков­чег мира», в малоэффективный и недееспособный международ­ных орган. В-четвертых, успехи и провалы Лиги Наций на меж­дународной арене напрямую зависели от готовности или неже­лания государств — членов организации и прежде всего ведущих мировых держав проводить ее принципы в жизнь.

Русский вопрос на Парижской мирной конференции

Хотя русский вопрос официально не значился в повестке дня Парижской конференции, ему было уделено самое серьезное вни­мание. Объяснение вполне очевидно: Советская Россия и распро­странение коммунистических идей представляли собой реальную уг­розу тому мировому порядку, который создавался в Версале. Значе­ние «десяти дней, которые потрясли мир» было понято не одним Дж. Ридом. Лидеры держав-победительниц неоднократно подчер­кивали, что новая система международных отношений планируется как альтернатива большевизму. Один из биографов В. Вильсона в этой связи справедливо заметил: <'Париж не может быть понят без Москвы». Ту же мысль, но другими словами выразил извест­ный американский историк Т. Бейли. который доказывал, что «Совет четырех» в действительности состоял из пяти человек и что «пятым его членом был Ленин, незримый и занимавший не­видимое кресло- Он оказыв;п влияние на всю работу конферен­ции, подстегивал и стимулировал ее».

Обший подход организаторов и руководителей Парижской конференции к решению русского вопроса носил отчетливо вы­раженный антисоветский характер. 06 этом свидетельствовали не только их официальные и кулуарные заявления, но. что гораз­до важнее, принятые постановления и прежде всего Версальский договор. В Париже были разработаны или одобрены основные направления борьбы с большевистской опасностью.

Во-первых, оказание всемерной помощи внутренним «демо­кратическим» силам. Как заявлял государственный секретарь США Р.Лансинг: «Любое оппозиционное движение в России следует поддерживать, даже если существует мало шансов на его успех». «Совет четырех» принимал и вел переговоры с бывшим главой Временного правительства князем Г.Е-Львовым, одним из лиде­ров правых эсеров Б.В. Савинковым и другими белоэмигрантски­ми политическими деятелями. В мае-июне 1919г. руководящий орган конференции обменялся нотами с адмиралом А.В-Колча­ком. что было равносильно признанию его де-факто «верховный правителем российского государства».

Во-вторых. расширение открытой вооруженной интервенции стран Антанты. На конференции обсуждались различные вариан­ты усиления военного давления на Советскую Россию, из которых наиболее грандиозным, по воспоминаниям Д. Ллойд Джорджа, был план маршала Ф. Фоша, предлагавшего направить против больше­виков двухмиллионную армию.

В-третьих, активное содействие малым европейским странам — соседям России в реализации их антисоветских устремлений. Ж. Клемансо первым выдвинул лозунг о необходимости создания «санитарного кордона» против «большевистской заразы». Воен­ный министр Англии У.Черчилль уточнил: «Советская Россия должна быть отгорожена от Западной Европы кордоном неистово ненавидящих большевизм государств». В упомянутом -плане Фоша» предусматривалось максимальное вооружение «санитар-но-кордонных» стран и прежде всего Польши как ударной силы антисоветского похода.

В-четвертых, использование мер экономического воздействия-10 октября 1919г. Верховный Совет Антанты принял решение о полной экономической блокаде России. Этот метод борьбы с со­ветской властью считался весьма действенным, учитывая катаст­рофическое состояние экономики РСФСР. На Парижской кон­ференции. по понятным причинам, никто не осудил объявлен­ный Антантой экономический бойкот. хо1я он был направлен не столько против большевистского руководства, сколько против российского населения.

В-пятых, проведение курса политического непризнания и дипломатической изоляции Советской России. Краткое, но ем­кое пояснение этому курсу дал сменивший Р.Лансинга на посту государственного секретаря США Б. Колби: «Мы питаем друже­ственные чувства к русскому народу, но не к его вождям».

Таким образом, внешнюю политику великих держав-победи­тельниц в отношении Советской республики можно охарактери­зовать как откровенно враждебную, что нашло свое отражение и в ходе работы Парижской мирной конференции. В чем же состо­яли причины этой враждебности?

1. Важнейшим фактором стало стремление не допустить рас­пространения большевизма, ограничить его влияние на междуна­родной арене. В.И.Ленин изложил эту причину по-большевист­ски просто и ясно: «Капиталисты боятся, как бы искры нашего пожара не перепали на их крышу».

2. Не менее значимым мотивом полного неприятия западны­ми державами советской власти были те огромные материальные потери, которые они понесли в результате социалистических пре­образований. Национализация банков, промышленных предпри­ятий и железных дорог, в том числе и принадлежавших иностран­цам, аннулирование всех иностранных займов, введение монопо­лии на внешнюю торговлю — все это воспринималось на Западе не просто негативно, а с непримиримым ожесточением. В этом контексте достаточно привести лишь несколько цифр; иностран­ные инвестиции в экономику России на 1917г. оценивались в 2 млрд- золотых руб.. что составляло 43% совокупного торгово-промышленного и кредитного капитала; средняя норма прибыли на вложенные средства превышала 12,9%; из 19 крупнейших рос­сийских банков II были основаны на зарубежном капитале; вне­шний долг России по иностранным займам накануне Октябрь­ской революции достиг суммы в 16 млрд. золотых руб. Таков был ушерб, нанесенный западным державам в Советской России, с чем они не могли и не хотели мириться.

3. Не нуждается ни в каких подробных комментариях отно­шение Запада к провозглашенному советским правительством курсу на разжигание мировой революции и попыткам претворе­ния его в жизнь. Пугаюше звучало ленинское определение внешней политики Страны Советов -- «уничтожение мирового капитализ­ма и его следов", а также лозунги «левых коммунистов» о праве социалистического государства на «красную интервенцию». Степь же угрожающе выглядела подготовка военных отрядов для при­внесения социалистической революции в Персию. Турцию. Ки­тай и другие страны Востока. Все эти революционно-классовые призывы и действия встречали адекватную контрреволюционную и антисоветскую реакцию п правительственных кругах западных государств.

4. Немаловажную роль в формировании жестко конфронтаци-онной линии поведения союзных держав сыграли и те преобразо­вания большевистской власти^ которые их интересы напрямую не затрагивали. Политика военного коммунизма, ликвидация буржу­азии как класса, преследование «буржуазной интеллигенции», крас­ный террор и другие «нововведения» в Советской России создава­ли за рубежом сугубо отрицательное представление о большевиках и образе их правления. Неслучайно, что даже осторожный в своих выражениях В. Вильсон на одном из заседаний «Совета четырех» назвал большевистских руководителей «коммунистическими тира­нами», «более кровожадными, чем царь». Подобное мнение скла­дывалось не только под воздействием «злостной империалистиче­ской пропаганды», сами методы построения социализма, даже прав­диво освещенные, казались несовместимыми с общепринятыми цивилизованными нормами общественной жизни. Ведь на Запале крайне трудно было объяснить, что диктатура пролетариата — это «высшая форма демократии» и что красный террор являлся отве­том на террор белый.

5. Определенное, хотя для того времени и не первостепенное значение имели традиции внешней политики великих западно­европейских держав, стремившихся не допустить чрезмерного уси­ления России вне зависимости от того социально-политического строя, который в ней утвердился.

Обсуждение русского вопроса на Парижской конференции выявило как единство взглядов лидеров держав-победительнии. так и известные разногласия. Полное взаимопонимание было обнаружено при определении главной цели — необходимости ликвидировать большевистскую угрозу. Что касается противоре­чий, то они возникли, когда речь зашла о способах и средствах достижения поставленной цели.

Одна группа государственных и политических деятелей (Ж- Кле­мансо, Ф, Фош, У. Черчилль) настаивала на вооруженном подав­лении советской власти и выступала против каких-либо компро­миссов и заигрываний с большевиками. Наиболее активным по­борником этого курса выступал английский военный министр Черчилль, которого Ленин охарактеризовал как ^величайшего не­навистника Советской России». Называя большевиков «свирепы­ми обезьянами-бабуинами". Черчилль призывал «усмирить рево­люцию войной». «задушить большевизм в колыбели». Поддержан­ный Клемансо и Фошем, он предложил создать на конференции специальный орган — «Союзный совет по русским делам», кото­рый должен был координировать борьбу всех антибольшевистских сил. И хотя предложение не прошло, влияние сторонников приме­нения военных средств давления на Советскую Россию было весь­ма значительным.

Иной точки зрения придерживались В.Вильсон и Д.Ллойд Джордж. Ее можно сформулировать следующим образом: не от­казываясь от силовых методов, вступить в переговоры с совет­ским правительством и, воспользовавшись тяжелым положением страны, продиктовать ему свои условия урегулирования русского вопроса. При этом приводились два взаимосвязанных аргумента. Во-первых, после ряда крупных побед Красной армии станови­лось очевидным, что советско-большевистский режим имеет под­держку в народе. Английский премьер доказывал своим оппонен­там: «Большевики, что бы о них ни думали, ведут, по-видимому, за собой большинство населения. Этот факт — безусловно, факт печальный, но нельзя игнорировать факты только потому, что они неприятны». С похожими заявлениями выступал и Вильсон. Во-вторых, исходя из первого постулата, лидеры англосаксонских держав выражали большое сомнение в эффективности дальней­шего расширения вооруженной интервенции. Американский пре­зидент констатировал: «Ни английские, ни американские войска не станут воевать в России, ибо будут бояться, что их усилия приведут к реставрации старых порядков, которые были ужаснее даже существующих сейчас- Угроза интервенции только укрепля­ет большевизм». Ллойд Джордж высказался еще более откровен­но: «Я убежден, что, если мы попытаемся направить новых анг­лийских солдат в Россию, армия восстанет».

Эта позиция, несмотря на всю свою противоречивость, ха­рактеризовала Вильсона и Ллойд Джорджа как реалистически мысливших и дальновидных политиков. В конце января 1919г. президент США на заседании «Совета десяти» предложил начать переговоры с большевистским правительством. Его поддержал Ллойд Джордж, но из-за решительного отпора Клемансо предло­жение было отклонено. Тем не менее по инициативе американ­ской и английской делегаций руководящие органы Парижской конференции предприняли три попытки решить русский вопрос путем переговоров с Советской республикой.

Первой такой попыткой стал план созыва конференции на Принцевых островах в Мраморном море. находившихся пол во­енным контролем Антанты. 21 января 1919г. В. Вильсон огласил обращение ко всем воевавшим на российской территории груп­пировкам. предложив направить представителей на конференцию по вопросу о восстановлении мира в России. СНК РСФСР зая­вил о своей готовности немедленно начать переговоры как с дер­жавами Антанты, так и с белогвардейскими «правительствами* с целью прекращения военных действий и нормализации отноше­ний с союзными государствами. Однако конференция так и не состоялась: непримиримая белая оппозиция не пожелала в ней участвовать вместе с большевиками, а державы-победительницы. получив повод, ее отменили.

В марте 1919г. с ведома Вильсона и Ллойд Джорджа в Моск­ву прибыл руководитель отдела информации американской деле­гации на Парижской конференции Уильям К. Буллит. В перего­ворах с ним участвовали В.И.Ленин и Г.В. Чичерин. Выработан­ный в результате этой встречи проект мирного урегулирования включал в себя как англо-американские, так и советские предло­жения. Он предусматривал прекращение военных действий на всех фронтах в России и обсуждение на Парижской конференции воп­роса о мире на следующих принципах: все фактически существу­ющие на территории бывшей Российской империи и Финляндии правительства сохраняют свою власть: экономическая блокада России отменяется; возобновляется обмен официальными пред­ставителями между Советской республикой и иностранными го­сударствами: предоставляется амнистия политзаключенным обе­их сторон; все фактически существующие правительства призна­ют свою ответственность за финансовые обязательства бывшей Российской империи по отношению к иностранным державам и гражданам этих держав. Советская сторона внесла в текст доку­мента два важных положения: немедленный вывод всех войск «Союзных и Объединившихся правительств и других нерусских правительств» из Российской республики: прекращение военной помощи антисоветским силам в России. Буллит, выступая за нор­мализацию отношений с Советской Россией, сообщал в своих телеграммах о том. что «народные массы идут за большевистски­ми вождями».

В Париже итоги миссии Буллита были фактически дезавуиро­ваны. Не последнюю роль в этом сыграло начавшееся на восточ­ном фронте наступление армии Колчака. Вильсон запретил публи­ковать привезенный Буллитом проект соглашения, а Ллойд Джордж публично отрекся от своей причастности к организации перегово­ров с Советской Россией. В.И. Ленин отреагировал в свойственной для него манере: «Я удивлен, как это Буллита не стащили на ка­торгу за тайное сочувствие большевикам». Так потерпела крах вторая попытка мирного решении русского вопроса,

В апреле 1919г. знамениты» норвежский исследователь Арк­тики Фритьоф Нансен выступил с идеей создания «неполитиче­ской комиссии» по оказанию продовольственной помоши населе­нию России. Вильсон активно поддержал эту идею. Ллойд Джордж также отнесся к ней положительно, но при условии «держать про­цесс распределения помощи подальше от большевиков». «Совет четырех» одобрил составленный членом американской делегации Г. Гувером «план миссии Ф. Нансена», который содержал две су­щественные оговорки — начать реализацию плана по окончании гражданской войны в России и установить контроль союзных дер­жав над российским железнодорожным транспортом. В.И.Ленин. получив от Нансена предложения «Совета четырех», назвал план. «изуродованный» поправками союзников, «недопустимым». 14 мая по радио было передано заявление СНК. в котором говорилось, что правительство РСФСР с благодарностью примет помощь, но не прекратит борьбу с врагами советской власти. Через неделю «Совет четырех» охарактеризовал ответ большевистского руковод­ства как «неприемлемый» для ведения дальнейших переговоров.

Таким образом, все три попытки держав-победительниц норма­лизовать отношения с Советской Россией закончились безрезультат­но. Главная причина заключалась не столько в «неуступчивости» боль­шевистского правительства, сколько в непоследовательности и про­тиворечивости позиции западных лидеров. В 1919 г- правительственные круги союзных держав еще продолжали надеяться на победу «демок­ратических сил» в России и свержение власти «коммунистических тиранов». Их мирные предложения сочетались с непризнанием за­конности советско-большевистского режима, расширением откры­той вооруженной интервенции и наращиванием военной помощи белогвардейцам. Естественно, что такое сочетание двух противопо­ложных курсов не могло привести к мирному урегулированию и ус­пешному решению русского вопроса.

Вашингтонская конференция 1921-1922 гг. и ее решения

В июле 1921 г. президент США Уоррен Гардинг выступил с инициативой провести в Вашингтоне международную конферен­цию по ограничению морских вооружений, тихоокеанским и даль­невосточным вопросам. Созыв Вашингтонской конференции был обусловлен следующими основными причинами. На Парижской мирной конференции некоторые важные про­блемы послевоенного урегулирования либо были решены не пол­ностью. либо не затронуты вовсе. Речь шла как раз о тех пробле­мах, которые и назвал американский президент. В этом смысле Вашингтонская конференция являлась своего рода продолжени-рм конференции Парижской. Она была призвана завершить про­цесс формирования новой системы международных отношений.

Особое внимание к дальневосточной проблематике объясня­лось тем, что после мировой войны в Азиатско-тихоокеанском регионе сложилась новая расстановка сил и обострились проти­воречия великих держав. Соединенные Штаты, опираясь на свое экономической могущество, стремились обеспечить себе главен­ствующее положение на Дальнем Востоке и прежде всего в Ки­тае, используя политику «открытых дверей» и ^равных возможно­стей». Этот политический курс. пусть с оговорками, поддержива­ла Великобритания. Главной преградой на пути практической реализации этого курса являлась Япония, которая придержива­лась традиционно-империалистических принципов борьбы за «сферы влияния». Навязав Китаю «•21 требование» и добившись дипломатической победы над США на Парижской конференции. Япония сделала крупный шаг в осуществлении ее основной внеш­неполитической задачи — превращения китайской территории, а затем и всею Азиатско-тихоокеанского региона в сферу исклю­чительно японских экономических интересов и политического кон­троля. Отсюда резкое усиление напряженности ь отношениях между США и Страной восходящего солнца.

Следует отметить, что международная обстановка на Дальнем Востоке отличалась крайней сложностью и противоречивостью. ее нельзя сводить только к американо-японскому конфликту Во всяком случае при решении дальневосючных проблем необходи­мо было учитывать три важных обстоятельства.

Во-первых, в силовом треугольнике США-Япония-Велико­британия последняя занимала особое место. Заявив о своей соли­дарности с американской политикой ^открытых дверец», она од­новременно была связана с Японией союзным договором, заклю­ченным В 1902 и возобновленным в 1911 г. Это означало, что в случае вооруженного столкновения с Японией Соединенным Штатам будет противостоять англо-японский блок- Понятно, что японское правительство стремилось сохранить союз с Англией, а американское — его разрушить. Что касается Великобритании, то, оказавшись в двусмысленном положении, она стала этим со­юзом тяготиться. Дело в том, что договор с Японией в момент его подписания был направлен против Германии и России, поэтому после поражения в войне первой и ослабления дальневосточных позиций второй он [1 значительной степени потерял свой смысл. К тому же решительными противниками любого англо-японско­го сближения выступали британские доминионы Канада. Австра­лия и Новая Зеландия, опасавшиеся дальнейшей экономической и территориальной экспансии Японии. Таково было соотноше­ние сич великих держав в Азиатско-тихоокеанском регионе на­кануне открытия Вашингтонской конференции.

Во-вторых, другой особенностью международной ситуации на Дальнем Востоке стала политическая дезинтеграция Китая. На его территории существовало несколько правительств, причем цент­ральная власть в Пекине была настолько слабой, что не контроли­ровала ничьих действий, кроме своих собственных. Такое положе­ние дел вполне устраивало Японию, применявшую в своей поли­тике по отношению к Китаю принцип «разделяй и властвуй», но никак не соответствовало внешнеполитическим установкам Со­единенных Штатов. Как известно, доктрина «открытых дверей» предполагала сохранение территориальной целостности Китайской республики и. следовательно, отвергала ее раздел на «сферы влия­ния». Так внутриполитическая обстановка в Китае приобрела дос­таточно громкое международное звучание.

В-третьих, определенное влияние на ход обсуждения дальне­восточных проблем должен был оказать и фактор Советской Рос­сии. Это влияние следует рассматривать не столько в политиче­ском, сколько, в идеологическом аспекте. В начале 1920-х гг. со­ветское государство не могло на равных соперничать с ведущими мировыми державами на Дальнем Востоке, тем более, что от него, пусть формально и временно, отпала Дальневосточная Республи­ка. а ряд приморских районов был оккупирован японскими вой­сками. Более значимую роль играло распространение коммуни­стических идей, к которым Китай оказался весьма восприимчив. В 1921 г. возникла Китайская Коммунистическая партия, а го-миньдановское правительство в Нанкине, которое возглавлял ре­волюционер-демократ Сунь Ятсен. вступило в контакт с комму­нистами и налаживало связи с Москвой. Угроза «большевизации» Китая вызывала понятную обеспокоенность тихоокеанских дер­жав и подталкивала их к скорейшему урегулированию китайской проблемы.

Важнейшей предпосылкой проведения Вашингтонской конфе­ренции стала развернувшаяся в последние годы [юйны и в первый послевоенный период гонка морских вооружений. В борьбу за воен­но-морское дилерство включились Соединенные Штаты и Япония.

В марте 1916 г. в США была принята широкомасштабная про­грамма военно-морского строительства, целью которой провоз­глашалось создание флота, «не уступающего никакому другому» <»5есопс] Ю Мопе») и способного «защитить интересы Соединен­ных Штатов от любых угроз», В 1919г. В. Вильсон изложил вто­рую трехлетнюю программу, в которой предусматривалась пост­ройка 69 крупных поенных судов, что в перспективе гарантирова­ло США обладание «трезубцем Нептуна». Стратегические позиции Соединенны^ Штатов на морях значительно улучшилигь после ввода в эксплуатацию в июле 1920 г. Панамского канала, обеспе­чивавшего возможность быстрой переброски американской во­енной флотилии из Атлантического н Тихий океан и обратно.

«Владычица морей» Великобритания оказалась не в состо­янии соревноваться с Америкой и этой сфере по причине во­пиющего неравенства в экономическом и финансовой моши. Поэтому уже в 1920г. английское правительство фактически отказалось от своего знаменитого «лвухлержавного стандарта» и выдвинуло менее претенциозное требование — принцип ра­венства британского флота флоту сильнейшей из других мор­ских держав («опе ро\уег <*1ап(1ап»). По мнению английских пра­вительственных и военных кругов, эта уступка компенсирова­лась сохранением за Великобританией контроля над основными морскими путями (Гибралтар. Суэцкий канал. Северное море). широкой сетью военно-морских баз. а также дружественными отношениями с Соединенными Штатами. К тому же она вовсе не означала, что Англия прекращала наращивание своего воен­но-морского потенциала.

Однако американский вызов был принят другой державой — Японией- В 1920 г. она начала реализацию гигантской по тем вре­менам программы «8-8», предполагавшей сооружение 8 линко­ров, 8 крейсеров и большого количества судов обеспечения.

Вместе с тем невиданный размах гонки морских вооружений требовал огромных затрат, что могло привести к финансовому перенапряжению и вызвать негативную реакцию у общественно­сти. Следовало учитывать также широкое распространение паци­фистских настроений. Поэтому в правительствах союзных держав и стали разрабатываться планы ограничения военно-морских сил. установления определенных пропорций флотов, учитывавших военно-политические цели данной страны. Откровеннее других лидеров на этот счет высказался американский президент У. Гар-динг: «Наиболее мудрой политикой США должно стать стремле­ние добиться превосходства на море в результате сокращения во­оружений».

Далеко неслучайно то, что идея созыва конференции исходила от Соединенных Штагов. С приходом к власти республиканской администрации У. Гардинга во внешнеполитическом курсе США произошли существенные изменения. На смену вильсоновскоч> либеральному глобализму пришел неоизоляпионизм. то есть поли­тика, направленная на обеспечение американских региональных и глобальных интересов при сохранении «полной свободы рук". В рамках этой политики первостепенную роль играло не европей­ское, а латиноамериканское и дальневосточное направления, что. в свою очередь, предполагало усиление военно-морской мощи Со­единенных Штатов. Отсюда выдвижение 3 конкретных целей, ко­торые американская дипломатия должна была реализовать на Ва­шингтонской конференции: 1) не допустить нарушения статус-кво в бассейне Тихого океана, а при возможности изменить его в свою пользу: 2) через сокращение морских вооружений достичь если не господствующего, то равного с Англией положения на морях; 3) до­биться международного признания «доктрины открытых дверей» и тем самым утвердить главенствующие позиции Соединенных Шта­тов в Китае.

Администрация США не скрывала, что осуществление этих целей позволит ей взять реванш за «поражение» В. Вильсона на Парижской мирной конференции. Иными словами. Соединен­ные Штаты поставили вопрос о частичной ревизии Версальской системы договоров с тем. чтобы добиться удовлетворения ряда своих претензий, которые были отвергнуты в 1919г. в Париже.

Подготовка конференции сопровождалась шумной пропаган­дистской кампанией, в ходе которой прославлялось миролюбие американской администрации, сам международный форум назы­вался «встречей друзей», а идея сокращения морских вооруже­ний — «великим самопожертвованием Америки». Все газеты ци­тировали слова У. Гардинга: «Мы надеемся установить лучший порядок, который вернет спокойствие миру». Пацифистские ло­зунги 1921 г. удивительно напоминали те, которые произноси­лись в канун Парижской конференции. И так же как тогда, они мало соответствовали реальным внешнеполитическим задачам и целям великих держав.

Торжественное открытие Вашингтонской конференции со­стоялось 11 ноября 1921 г. — в третью годовщину подписания Компьенского перемирия. В ней приняли участие 14 стран; 5 ве­ликих держав — США. Англия. Франция, Италия, Япония; 4 го­сударства. имевшие существенные интересы в Азиатско-Тихо-океанском регионе — Голландия, Бельгия, Португалия и Китай; а также 5 британских доминионов. Советская Россия поофициаль­ней мотивировке — «ввиду отсутствия единого правительства» — приглашения не получила, как и Дальневосточная республика, но уже без какого-либо объяснения. В связи с этим правительства РСФСР и ДВР синхронно заявили, что не признают никаких ре­шений конференции, По аналогии с Версалем все значимые вопросы обсуждались на закрытых совещаниях «большой пятерки», а на открытых пле­нарных заседаниях официально утверждались уже готовые поста­новления. Председателем конференции был избран глава амери­канской делегации государственный секретарь Чарлз Эванс Хыоз-Пппестка дня включала в себя три основных "опроса: о взаимных гарантиях неприкосновенности островных территорий в Тихом океане; об ограничении морских вооружений; о положении на Дальнем Востоке и признании территориальной целостности и независимости Китая.

На Вашингтонской конференции были приняты следующие основные документы.

-«•Договор четырех держав»

Этот договор был заключен 13 декабря 1921 г. представителя­ми США, Англии. Франции и Японии. Он состоял всего из четы­рех статей и известен в истории международных отношений как

-Четверной тихоокеанский трактат», или «Дальневосточная Ан­танта». Содержание договора почти полностью раскрывается в его официальном названии — «О совместной охране прав догова­ривающихся сторон на островные владения и островные террито­рии в бассейне Тихого океана». Иначе говоря, соглашение юри­дически закрепляло статус-кво и временное равновесие четырех держав в Азиатско-тихоокеанском регионе.

Особое значение имела статья 4-я договора, которая устанав­ливала, что после его ратификации автоматически теряет силу англо-японское союзное соглашение 1911 г. Это была крупная дипломатическая победа Соединенных Штатов, достигнутая в трудном противоборстве с Англией и Японией. В ходе кулуарных переговоров американская делегация выбрала в качестве «наибо­лее слабого звена» Великобританию, зная о ее двойственном от­ношении к союзному договору. При этом американцы использо­вали различные средства давления: от благостных обещании пре­доставить крупные кредиты до беспошалной угрозы признать Ирландскую республику. Англия после недолгого сопротивления уступила американскому натиску. Глава английской делегации член кабинета министров А. Бальфур доходчиво объяснил руководите­лю японской делегации морскому министру барону Т. Като. что Япония даже выиграла от такого решения, ибо теперь вместо о-з-

-юго союзника получила сразу трех. Като ответил в том смысле. что количество (союзников) не заменяет качество (договоров!, так как по соглашению 1911 г. и случае нападения на Японию ей пред­лагалась «немедленная военная помощь», а по договору 1921 г. — только "обмен мнениями». Японский министр подвел итог дея­тельности английских дипломатов; *Вы устроили нашему союзу блестящие похороны». Как бы там ни было. подписание «пакта четырех» знаменовало собой первый, но не последний успех Со­единенных Штатов на Вашингтонской конференции.

«Договор пяти держав»

6 февраля 1922 г., в последний день работы конференции пять

великих держав заключили договор об ограничении морских во­оружений.

Инициатива в разработке и принятии этого документа при­надлежала Соединенным Штатам. В своей речи государственный секретарь США Ч. Хьюз изложил американский план. выделив три его главные составляющие. Предлагалось в первую очередь сократить число линейных кораблей, определявших силу военно-морского флота (к линкорам относились самые крупные военные суда водоизмещением выше 10 тыс, т и имевшие орудия калиб­ром более У дюймов). Сокращение должно было осуществляться путем ликвидации кораблей, находившихся в стадии строитель­ства, а также вывода их строи судов, уже стоявших на вооруже­нии. Осуществление американского проекта привело бы к следу­ющим количественным изменениям линейных флотов: Англия сохраняла из 32 линкоров 20, США увеличивали число линейных судов с 16 до 18 (при отказе от сооружения еще 11 кораблей), у Японии оставалось то же количество — 10 линкоров (при плани­ровавшемся увеличении до 1^). Аналогичные предложения каса­лись и других классов кораблей. Во-вторых, предусматривалось установление «потолков» предельного тоннажа и его соотноше­ния для пяти великих морских держав. В соответствии с "этим положением в будущем замена устаревших на новые линейные корабли производилась таким образом, чтобы общий их тоннаж не превышал для США и Англии 500 тыс. т, а для Японии — 300 тыс. т, т.е. соотношение линейных флотов трех держав уста­навливалось в пропорции 5:5:3. В-третьих, запрещалось строи­тельство линкоров водоизмещением более 35 тыс. т, что, как ни странно, строго соответствовало пропускной способности Панам­ского канала-

В своей вступительной речи Ч. Хьюз много и прочувствован­но говорил о бедствиях мировой войны, о стремлении народов к миру. о необходимости сократить расходы на вооружения, чтобы обратить их на восстановление разрушенного хозяйства. Как от­мечала пресса, за 35 минут, затраченных на выступление, госу­дарственный секретарь США потопил больше кораблей, чем все знаменитые адмиралы прошлых веков. Речь получила восторжен­ную рекламу: американские предложения называли «небывалой жертвой пацифизму», «практическим воплощением многовеко­вой мечты человечества о мире и разоружении». За всеми этими громкими фразами на второй план отходила подлинная цель аме­риканской дипломатии — достичь военно-морского паритета с Великобританией и укрепи гь стратегические позиции США как великой морской державы.

Обсуждение американского проекта проходило в ожесточен­ной борьбе между «друзьями и союзниками». Результаты этой борьбы были таковы.

Переговоры о сокращении линейных флотов и авианосцев. если не считать некоторых изменений в деталях, завершились для США успешно. Англия по названным выше причинам пошла навстречу американским предложениям, что и предопределило общее согласие.

Стремление Соединенных Штатов распространить разрабо­танные и отношении линкоров принципы на все остальные кате­гории надводного флота встретило решительное сопротивление Великобритании. Дело в том. что крейсеры, эсминцы и другие быстроходные военные корабли были крайне ей необходимы для эффективной связи с разбросанными по всему миру частями Британской империи. Непримиримость позиции английской де­легации не позволила решить этот вопрос положительно.

Такая же участь ожилала англо-американский проект сокраще­ния подводного флота. В роли его главных оппонентов выступили Франция и Италия. Произошел занимательный диалог между анг­личанами и французами. А. Бальфур заявил о необходимости лик­видировать все подводные лодки, назвав их самым варварским ви­дом военно-морских сил и напомнив делегатам о той безжалостном подводной войне, которую вела Германия против союзных держав. В отвс'1 заместитель главы французской делегации А. Сарро (офи­циальным руководителем являлся уехавший в Париж премьер-ми­нистр А. Бриан) определил как «бессмысленные» попытки противо­поставить одни категории военно-морского флота другим. Затем он уверил присутствовавших на заседании в том. что Франция готова уничтожить все свои подводные лодки, если Великобритания сдела­ет то же самое со своими линкорами. В заключение Сарро саркасти­чески заметил: «Правда, нам говорят, что Англия никогда не ис­пользует свои линейные корабли и военных целях. Ну. конечно же. она держит их. по всей видимости, для ловли сардин. Так пусть же она разрешит Франции иметь подиолные лодки, ну. скажем, пя ботаническою исследования морского лна». В итоге этой дискуссии подводный флот остался неприкосновенным.

Что касается проблемы «разоружения на суше», то она была лишь формально затронута в ряде выступлений, но никто всерьез ее не рассматривал. Столь же показной характер носило обсужде­ние вопроса о сокращении авиации.

Содержание «договора нити держав» можно свести к следую­щим основным положениям. 1) Соотношение линейных флотов Англии, США, Японии. Франции и Италии устанавливалось в пропорции 5:5:3:1.75:1,75, Суммарный тоннаж линкоров соста­вил соответственно 525-525-315-175-175 тыс. т. 2) Предельный тоннаж для авианосцев пяти морских держав определялся в раз­мерах: 135-135-81-61-61 тыс. т. 3) Водоизмещение одного линей­ного корабля не должно было превышать 35 тыс. т. 4) Статья 19 запрещала сооружение новых и укрепление старых военно-мор­ских баз в центральной и западной части Тихого океана (восточ-нее 110-го меридиана). США и Англия не могли иметь никаких военно-морских баз на расстоянии менее 5 тыс. км от японских островов. Это постановление явилось крупным стратегическим выигрышем для Японии.

«Договор пяти держав» стал важным элементом послевоен­ной системы международных отношений, хотя однозначно его охарактеризовать крайне трудно.

Во-первых, значение этого документа выходило за региональ­ные рамки, поскольку он ограничивал не тихоокеанский, а миро­вой флот великих держав. Договор не только приостановил опас­ную тенденцию к неограниченной гонке морских вооружений, он установил предельные нормы тоннажа самых крупных морских кораблей, что предполагало весьма существенное (примерно в два раза) сокращение уже построенного или строившегося линейного флота. И это. безусловно, следует оценить положительно.

Во-вторых, соглашение пяти держав оформило такое глобаль­ное военно-морское равновесие, которое, пусть в разной степе­ни, но соответствовало интересам всех его участников. Соеди­ненные Штаты одержали очередную дипломатическую победу, добившись военно-морского паритета с Великобританией, мак­симально укрепив свои позиции на морях и сохранив стратеги­ческое значение Панамскою канала. Англия, отказавшись 01 ^стан­дарта двух держав», который превратился для нее в непосильное бремя, удержала лидерство в надводном флоте по классу быстро­ходных судов, что в сочетании с широкой сетью иоенно-морских баз обеспечивало ее преимущества как сильнейшей морской дер­жавы, Япония, настояв на включении в договор положения об ограничении военного присутствия США и Англии в зоне Тихого океана, изменила соотношение сил в згом регионе в свою пользу. К тому же отставание от англосаксонских держав в количестве линейных кораблей и авианосцев в известной мере компенсиро­валось выгодным географическим положение японские островов:

если американские военно-морские интересы распространятся на два океана, а английские — на весь мир, то Япония могла скон­центрировать свой военный флот в одном стратегически важном для нее районе. Франция и Италия с их более скромными мор­скими возможностями получили эффективные гарантии своем бе­зопасности, оставив за рамками ограничений и сокрашений су­хопутные силы и подводный флот. в чем они не уступали, а на каких-то участках и превосходили ведущие военно-морские дер­жавы мира.

В-третьих, договор «большой пятерки» не мог стать действен­ным средством разоружения, так как он содержал в себе програм­му не полного, а часгичного сокращения вооружений- По всем направлениям, не затронутым и тексте соглашения, великие дер­жавы продолжали наращивать свою военную мощь. '^то не пере­черкивало достигнутое, но заметно ослабляло его значимость.

«Договор девяти держав»

Участниками этого договора, подписанного 6 февраля 1922г., стали все страны, приславшие своих представителей в Вашинг­тон. за исключением английских доминионов. Основу соглаше­ния составил американский проект, поддержанный делегациями Англии и Китая. Его содержание было таково. В статье 1-й дого­вора стороны обязались уважагь сувереннгет. независимость, «тер­риториальную целостность и неприкосновенность" Китайской республики. Статья 3-я утверждала принцип «открытых дверей» и «равных возможностей» для торговой и промышленной деятель­ности «всех нации на всей китайской территории». Одновремен­но государства, заключавшие договор, брали на себя обязатель­ство «воздерживаться от получения специальных прав и преиму­ществ в Ките». В соотвегствин с принятыми постановлениями Япония была вынуждена огказаться от некоторых своих привиле­гий; исключительного права предоставлять китайскому правитель­ству займы на строи гол ьство железной дороги в Маньчжурии. направлять в Северо-Восточный Китай своих советников и др. Под давлением США и Англии глава японскои делегации Т. Каго 4 февраля 1922 г. подписал с представителями пекинского прави­тельства специальное соглашение, по которому Япония обяза­лась в 6-месячный срок вывести свои войска из провинции Шань-дун и вернуть Китаю железную дорогу Циньдао-Шинань и тер­риторию Цзяочжоу.

В определенном смысле «договор девяти держав» явился этап­ным событием в развитии международных отношений на Даль­нем Востоке.

Во-первых, доктрина «открытых дверей» и «равных возмож­ностей», провозглашенная еще в 1899г., впервые получила меж­дународное признание, что было несомненным успехом амери­канской внешней политики. На церемонии подписания Ч.Хьюз заявил: «Мы считаем, что благодари этому договору «открытые двери» в Китае стали, наконец, реальностью". «Равные возмож­ности» при неравенстве в экономической моши обеспечивали Соединенным Штатам существенные преимущества в борьбе за Китай. Во-вторых, договор, отвергавший политику «сфер влия­ния» имел ярко выраженную антияпонскую направленность и ослаблял дальневосточные позиции Японии. С одной стороны, это свидетельствовало о том. что США, уступив Японии в вопро­се о военно-морских базах, при решении китайской проблемы взяли реванш и улучшили свои позиции за счет японских. С дру­гой стороны, подобный исход переговоров никак не мог удовлет­ворить Японию и неминуемо должен был привести к новому обо­стрению американо-японских противоречий- В-третьих, соглаше­ние девяти держав при всех его демократических формулировках носило противоречивый и непоследовательный характер. Оно ус­транило лишь некоторые из многочисленных ограничений ки­тайского суверенитета. Предложения Китая о полной отмене прав экстерриториальности иностранных граждан. «21 требования», возвращении всех арендованных территорий не были удовлетво­рены. Англия, заявившая о передаче Китайской республике Вэй-хайвэя. сохраняла за собой полуостров Цзюлун и Гонконг. Япо­ния отклонила требование Китая о выводе японских войск из Южной Маньчжурии и отказалась обсуждать вопрос о принад­лежности Порт-Артура и Дайрена. В-четвертых, несмотря на двой­ственность в подходе к китайской проблеме, договор 1922г. сле­дует признать крупным позитивным шагом в ее решении — в сравнении с империалистическими методами полуколониальной эксплуатации Китая, столь характерными для предшествовавшей политики великих держав.

В ходе обсуждения «договора девяти держав» на Вашингтон­ской конференции, как и на конференции Парижской, возник русский вопрос- При сохранении общего антисоветского настроя в политике союзных держав произошли определенные измене­ния. что не в последнюю очередь было связано с окончанием в России гражданской войны. В этом контексте чрезвычайно пока­зательными стали два эпизода. Соединенные Штаты выступили с идеей «интернационализа­ции» Китайско-Восточной железной дороги. Последовал протест советского правительств;!, которое заявило, что проблема КВЖД— это предмет двусторонних переговоров между Китаем и РСФСР. а не конференции, проходящей без участия Российской респуб­лики. Весьма симптоматичной была ответная реакция союзни­ков. Специальная техническая подкомиссия представила доклад. в котором отмечалось, что «дорога действительно является соб­ственностью российского правительства». В резолюции Вашинг­тонской конференции, подтверждавшей полномочия межсоюз­нического комитета по управлению КВЖД. главной целью его деятельности объявлялось «возвращение железной дороги России как законному владельцу». Подобный реверанс с сторону Совет­ской России во многом объяснялся тем. что державы Антанты и прежде всего США начинали воспринимать ее как элемент обще­мирового баланса сил и как возможный противовес Японии.

Об этом же свидетельствовали и такие факты, как прием Ч-Хьюзом делегации ДВР. ряд заявлений официальных амери­канских и английских представителей о необходимости вывооа японских войск с Дальнего Востока и др.

Продемонстрировав свое желание если не уважать, то во вся­ком случае учитывать «законные интересы» Советской России. союзные державы по существу признали ее де-факто.

Как можно оценить основные итоги работы Вашингтонского форума?

Созыв и решения конференции стали первой крупной дип­ломатической победой Соединенных Штатов после окончания мировой войны. Им удалось существенно усилить свою роль а решении ряда крупных международных проблем и в какой-то мере взять реванш за неудачи в Париже. В этом смысле Вашингтон­ская конференция, будучи продолжением Версаля, одновремен­но явилась и его частичной ревизией.

Конференция в Вашингтоне юридически оформила новое -равновесие сил" в Азиатско-тихоокеанском регионе. Был дос­тигнут консенсус в отношении военно-морского баланса, взаим­ных гарантий региональных интересов и обших принципов даль­невосточной политики.

Вместе с тем Вашингтонская система не была универсальной. Постановления конференции носили временный и компромис­сный характер, а многие вопросы так и не нашли в них своего разрешения. Противоречия между великими державами были сгла­жены, но не устранены.

Завершение работы Вашингтонской конференции знамено­вало собой начало функционирования Версальско-Вашингтонской системы международных отношении.