30. (32) Северное возрождение. . Особенности «Северного Возрождения». Северный Ренессанс

Северные города Европы (северные по отношению к Италии) не имели такой самостоятельности, как итальянские, они были более зависимы от власти крупного сеньора, короля или императо­ра, от всей классически развитой системы феодализма. Это несом­ненно отразилось на характере культуры Северной Европы в период Возрождения. В искусстве Северного Ренессанса больше сказалось средневековое мировоззрение. В нем больше религиозного чувства, символики, оно более условно по форме, более архаично, более связано с готикой и, естественно, менее знакомо с античностью, с которой и сблизилось только через Италию уже в конце XV в. Северный Ренессанс запаздывает по отношению к итальянскому на целое столетие и начинается тогда, когда итальянский вступает в высшую фазу своего развития.

Однако северные города принимали участие в сложной соци­ально-политической борьбе, которая характерна для всей истории Северной Европы XV—XVI вв. Когда итальянские города теряют свою независимость, закаленные в постоянной борьбе с феодалами северные города сохраняют свое значение и в конце XVI, и в XVII в. и становятся очагами прогрессивных движений в период сложения национальных абсолютистских государств.

Напомним также, что переход от средневековья к Новому времени происходил не только через Ренессанс, стремившийся возродить античную культуру, но и через Реформацию, призывающую католическую церковь возвратиться к «временам апостольским».

И у Ренессанса, и у Реформации имелось общее — они были реакцией на кризис позднего средневековья. Но выход из кризиса они понимали по-разному и поэтому, как верно замечено, были движениями разнонаправленными. О различии взглядов протестан­тов (лютеран, а тем более кальвинистов как крайней радикальной ветви протестантизма) и католиков на церковь и веру мы здесь не говорим. Но не забудем, что Реформация была реакцией и на Возрождение, с его представлением о человеке как наиценнейшей из истин («выше всех истин сам человек»). Эта несовместимость Возрождения и Реформации была уже очевидна и ярко выразилась в знаменитом диспуте (1524—1525) между крупнейшим гуманистом XVI в. Эразмом Роттердамским и первым реформатором Мартином Лютером. «В их лице Возрождение и Реформация противопоставят себя друг другу и разойдутся в разные стороны» (П. Сапронов).

Искусство Северного Возрождения нельзя понять без учета движения Реформации, влияние которого на него было прямым и очевидным. В ощущении ничтожества человека перед Богом, его несоизмеримости Богу Реформация отвергла в какой-то степени и искусство; в протестантской церкви нет ни резьбы, ни скульптуры, ни витражей, а есть только голые стены, скамьи и крест. И пастырь, который совсем не одно и то же, что священник — посредник между мирянином и Богом, а лишь представитель общины, избранный ею для отправления богослужения. Реформация надвигалась на Воз­рождение, но процесс этот, естественно, был не сиюминутным, и последнее сумело проявить себя с большой самобытной силой и на севере Европы. Влияние Реформации с ее реализмом и прагматиз­мом сказалось на искусстве Северного Ренессанса в пристальном внимании и любви к реалиям, к точности деталей, в интересе к изображению нарочито грубого, иногда даже отталкивающе-безоб­разного, уродливого (что было абсолютно неприемлемо для италь­янского Возрождения) — это удивительно уживалось с чувством мистического, ирреального, с динамичностью и атектоничностью форм, что объединяет Северный Ренессанс, с одной стороны, с готикой, а с другой — с будущим искусством барокко, может быть, даже более прочно, чем Италию. Некоторые исследователи вообще отвергали эпоху Возрождения в Северной Европе, где готика лишь «плавно» перешла в барокко, считая Северный Ренессанс просто «осенью средневековья» (Й. Хейзинга).

31. (33) похвала глупости. . «Похвала глупости» Эразма Роттердамского и традиции средневековой литературы о глупцах.

4 направления. Первое связано с деятельностью ученых-гуманистов. Они критиковали римскую католическую церковь. Генрих Бебель, Иоганн Рейхлин, Эразм Роттердамский. Второе связано с деятельностью писателей, с движением реформации – Мартин Лютер, Ульрих фон Гуттен. Третье – бюргерская литература (городская) Себастьян Брант («Корабль дураков») и майстерзингеры – Ганс Сакс (сапожник), лирик, известный поэт. Четвертое связано с безымянным народным творчеством – немецкие народные книги. «О Тиле Ойленшпигеле», «О роговом Зигфриде», «О докторе Фаусте», «Книги о Шильдбюргерах» - анекдоты о пошехонцах. Сатирическое начало немецкого возрождения. Литература о глупцах. Жанр популярен. Себастьян Брант 1724 «Корабль дураков». Подходит к человеческой природе слишком по-средневековому, хотя и критикует церковь. Но применяет церковные догматы. Образ корабля-государства. Картина Иеронима Босха «Корабль дураков». Очаги гуманизма – в университетах. Раньше всех – ученые Эрфордского универа, затем Тюбнгемского (там преподавал Бебель). Календари Бебеля. Им противостоит Кёльнский универ. Эразм Дейзидерий Роттердамский – предтечи реформации, глава партии разума, космополит. Разные с Мартином Лютером. Эразм – гибкий, Лютер – кипучий. Они сделали себя сами. Лютер – сын рудокопа из Саксонии. ЭР – сын от инцеста католического священника и его племянницы. Его подбросили к воротам монастыря, назвали Герт Герцен (что-то вроде Иван Иванов). 1469-1536. Бежит из монастыря. Необыкновенно уважаем монархами Европы. Идея о создании единой Европы – республики разума. Очень рано ЭР увидел в вождях реформации тот же фанатизм, что и у католиков.

«Похвала глупости». Главным трудом он считал исправление текста нового завета. Огромное количество немецких пословиц и поговорок «Адагии». «Разговоры запросто/ Домашние беседы». Томас Мор – один из лучших друзей. Создает «ПГ» за 7 дней. Сестра глупости – Минерва. Мория – Томас Мор. Литература о глупцах. Связана с культурой средневекового карнавала. Доказывает, что весь мир стоит на глупости. Эразм напоминает нам, что дурацкий колпак нужен нам для показания истины. Мир – театр, комедия человеческой жизни. Отец – Плутос, мать нимфа. Парадоксы. Глупость необыкновенно образована, в служении ей объединяется весь мир. Образ средневекового мудреца – отталкивающий. Во второй части все резко меняется. Переводчик ПГ был сожжен. Заключение очень мрачное. Глупость отождествляет себя с духом всей церкви Христа. Счастье в безумии. Афоризмы «Народ основывает города, а глупость монарха их разрушает», «Где господствует лютеранство, там гибнут науки».

.34Немецкие народные книги. Бюргерская литература.

К великим народным книгам относится "История о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике"(1587) .

За первым изданием народной книги последовали другие. Опираясь на английский перевод немецкой книги, современник Шекспира Кристофер Марло написал свою знаменитую "Трагическую историю доктора Фауста" (изд. 1604). Впоследствии Гете, а за ним и другие выдающиеся писатели не раз обращались к фаустовской легенде, впервые изложенной в народной книге на исходе XVI в.

Доктор Фауст не был вымышленной фигурой. Он действительно жил в Германии в начале XVI в. Сохранились воспоминания современников о его деяниях, позволяющих полагать, что он являлся энергичным авантюристом, каких немало было в то время. Народная легенда связала его с преисподней. Согласно этой легенде Фауст за великое знание продал свою душу дьяволу. Автор книги, по-видимому, лютеранский клирик, с осуждением относится к затее Фауста, который, поправ законы смиренномудрия и благочестия, дерзновенно "отрастил себе орлиные крылья и захотел проникнуть и изучить все основания неба и земли". Он полагает, что "отступничество" Фауста "есть не что иное, как высокомерная гордыня, отчаяние, дерзость и смелость, как у тех великанов, о которых пишут поэты, что они гору на гору громоздили и хотели с богом сразиться, или у злого ангела, который ополчился против бога".

Однако никаких подлинных знаний Фауст из союза с Мефистофелем не извлекает. Вся мудрость словоохотливого беса, касающаяся устройства мира и его происхождения, не выходит за пределы обветшавших средневековых истин. Правда, когда Мефистофель посмел изложить учение Аристотеля о вечности мира, который "никогда не рождался и никогда не умрет" (гл. 24), автор с негодованием называет концепцию греческого философа "безбожной и лживой".

За этим следует путешествия Фауста совместно с Мефистофелем по различным странам и континентам, во время которых Фауст позволяет себе те или иные проделки. Так, в Риме, в котором Фауст увидел "высокомерие, чванство, гордыню и дерзость, пьянство, распутство, прелюбодеяния и все безбожное естество папы и его прихлебателей", он с явным удовольствием издевается над "святым отцом" и его клеретами. В заключительных частях книги Фауст поражает многих своими магическими талантами. Так, императору Карлу V он показывает Александра Македонского с супругой (гл. 33), а в Виттенбергском университете по просьбе студентов вызывает к жизни Елену Прекрасную (гл. 49). Ее он делает своей наложницей, и она родит ему сына Юста Фауста (гл. 59). Много в книге занимательных шванков, придающих ей шутовской, балаганный характер. Одному строптивому рыцарю Фауст украсил голову оленьими рогами (гл. 34); у крестьянина, не пожелавшего уступить ему дорогу, проглотил сани вместе с телегой и лошадью (гл. 36); на радость студентам верхом на бочке выехал из винного погреба (изд. 1590, гл. 50) и т.п.

И все же, несмотря на стремление благочестивого автора осудить Фауста за безбожие, гордыню и дерзание, образ Фауста в книге не лишен героических черт. В его лице нашла отражение эпоха Возрождения с присущей ей жаждой великого знания, культом неограниченных возможностей человека, мощным бунтом против средневековой косности.

Вот этим "городским духом", сочетающим бюргерский дидактизм с озорной насмешкой народного карнавала, и наполнено сатирико-дидактическое "зерцало" базельского гуманиста Себастиана Бранта (1457-1521) "Корабль дураков" (1494), написанное на немецком языке старомодным книттельферзом (силлабическим стихом) и имевшее огромный успех . Как и в средневековых "зерцалах", поэт аккуратно перечисляет пороки, обременяющие немецкую землю. Только если в средние века эти пороки осуждались как грехи, то поэт-гуманист зовет окружающий мир на суд Разума. Все уродливое, несправедливое, темное рассматривает он как проявление человеческого неразумия. Уже не грешники, но глупцы наполняют его сатиру. Поэт перестал быть церковным проповедником. На обширном корабле он собирает многолюдную толпу дураков, отправляющихся в Наррагонию (страну глупости). Этот парад дураков возглавляет мнимый ученый, всегда готовый пустить пыль в глаза. За ним следует длинная вереница дураков, олицетворяющих те или иные нравственные, социальные или политические изъяны.

Самой большой и самой распространенной глупостью Себастиан Брант считал себялюбие. Помышляя о личной выгоде, себялюбцы пренебрегают общим благом и тем самым содействуют упадку немецкого государства. В сатире "Об истинной дружбе" поэт говорит:

Кто себялюбью лишь послушен,

А к пользе общей равнодушен

Тот - неразумная свинья;

Есть в общей пользе и своя!

(Пер. Л. Пеньковского)

Корысть овладела людьми. Господин Пфенниг стал править миром. Он изгоняет из мира справедливость, дружбу, любовь и кровное родство.

Оглядываясь по сторонам, Брант видел великое неустройство, царящее в Германии как в малом, так и в большом. Не будучи апостолом Реформации, обнаруживая подчас консервативные взгляды, Брант в то же время ратует за обновление немецкой жизни. Он понимает, что страну ожидают потрясения. Ожидают они и католическую церковь: "Кораблик св. Петра сильно качает, я боюсь, как бы он не пошел ко дну, волны с силой бьют в него, будет большая буря и много горя". Брант представлял себе эту приближающуюся социальную бурю в грозных облаках "Апокалипсиса" (ср. "Апокалипсис" Альбрехта Дюрера).

Как сатирик Брант тяготеет к карикатуре, к лубочной ксилографической угловатости, к площадному острословию. Но лубочность Бранта далека от того могучего площадного гротеска, который спустя несколько десятилетий утвердился в романе Ф. Рабле. Конечно, фигуры дураков, наполняющие сатиру Бранта, связаны с традицией народного лицедейства. Вместе с тем сатирик не выходит за пределы житейской повседневности. Его дураки - это люди обычные, сатира Бранта лишена сказочного гиперболизма. Успеху ее несомненно содействовали и превосходные иллюстрации, гравированные по рисункам молодого А. Дюрера. В 1498 г. "Корабль дураков" был переведен на латинский язык гуманистом Я. Лохером и таким образом стал достоянием всей культурной Европы. На сатиру Бранта опирались немецкие сатирики XVI в. (Т. Мурнер и др.). "Литература о дураках" (Narrenliteratur) стала особой ветвью немецкой сатиры предреформационного периода.

К традициям Бранта восходит также написанная на латинском языке "Похвала глупости" - прославленная сатира великого нидерландского гуманиста Дезидерия Эразма Роттердамского (1466 или 1469-1536), тесно связанного с культурным миром Германии. Родившись в голландском городе Роттердаме, Эразм учился и жил в разных странах Европы, в том числе в Англии, где его другом стал Томас Мор. Человек редкой образованности, всеми признанный знаток классической древности, писавший на языке Древнего Рима, удивительно чистом и гибком, он не был в то же время "язычником", подобно многим гуманистам Италии, хотя именно в язычестве и обвиняли его реакционные теологи Сорбонны. Характерный представитель северного Возрождения, Эразм в древнем христианстве склонен был усматривать нравственные основы подлинного гуманизма. Это, разумеется, не означало, что он отворачивался от мира и его красот, а тем более от человека и его земных потребностей. "Христианский гуманизм" Эразма был в основе своей вполне светским гуманизмом.