3. О языковых средствах формирования регистров

Коммуникативные функции видо-временных глагольных форм. Соотношение вида и времени в глагольных формах. Лексическое значение глагола и коммуникативные функции глагольных форм. Место категории повторяемости в системе регистров. Аористив, перфектив, имперфектив в безглагольных моделях. Роль способов номинации в текстовых структурах. Модально-вводные слова в отношении к тексту. О текстовой изофункциональности глагольных и именных категорий.

1. Как видно из предшествующих разделов, в распоряжении говорящего - переменный ресурс языковой техники, из которого соответственно коммуникативно-смысловым надобностям используются те или иные структурно-семантические типы предложений, модальные, темпоральные, дейктические средства, категории конкретности/отвлеченности, единичности/совокупности, акциональности/ неакциональности и др.

Ведущим средством организации и членения текста являются глаголы в установленных (по В.В.Виноградову) видо-временных функциях: аористивной и перфективной для совершенного вида, имперфективно-процессуальной и качественно-описательной для несовершенного вида.

В семантико-грамматической природе глагольного слова заложена способность обозначать отношение действия не только к моменту речи, но и к дистанцированности пространственно-временной позиции говорящего. Соответственно события предстают то как актуальные действия, наблюдаемые в хронотопе происходящего (Облокотясь, Татьяна пишет), то на разных ступенях обобщения - как занятия (Живу, пишу не для похвал), как свойства и качества их носителя (Он по-французски совершенно Мог изъясняться и писал); либо - как "вневременные", генерические признаки обобщенного, родового, нереферентного субъекта (Что напишешь пером, не вырубишь топором - Пословица).

Эти композиционно-текстовые потенции глагольного слова, реализующиеся в коммуникативных регистрах речи, составляют его функционально-синтаксическую парадигму. Движение глаголов функционально-гомогенных форм или включение инофункциональных регулируется как ходом событий (действительных или воображаемых), так и подвижной позицией говорящего или персонажа-наблюдателя.

Перемещая свой "наблюдательный пункт" по отношению к происходящему, говорящий формирует речевые единицы разных регистров. Объединяя их, он создает пространственно-временную объемность текста, событийное время, в котором все предикаты связаны таксисной связью: в предикатах совершенного вида реализуется сюжетная динамика таксисных отношений, с параллельным планом и прослойками несовершенного вида, формирующими описательно-статический фон, характеристики, узуальные и гномические обобщения; перфектив из ретроспективы приносит в событийное наблюдаемое время результат предшествующего процесса, аористив обращен в перспективу, к сменяющему его действию.

Когда мы переходим из области действительного в область возможного, воображаемого, писал В. Фон Гумбольдт, “тут ничто не существует иначе, как через свою зависимость от иного”, все можно мыслить лишь при условии внутренней взаимосвязи [Гумбольдт, 1985, 169].

Вот несколько текстовых фрагментов, где аористивные глаголы называют последовательно сменяющиеся сюжетные действия, а имперфективные - фоновые параллельные действия или состояния персонажей, среды:

На дворе была метель; ветер выл, ставни тряслись и стучали; все казалось ей угрозой и печальным предзнаменованием. Скоро в доме все утихло и заснуло. Маша окуталась шалью, надела теплый капот, взяла в руки шкатулку свою и вышла на заднее крыльцо. Служанка несла за нею два узла. Они сошли в сад (А.Пушкин, Метель);

Иногда я уходил из дому и до позднего вечера бродил где-нибудь. Однажды, возвращаясь домой, я нечаянно забрел в какую-то незнакомую усадьбу. Солнце уже пряталось, и на цветущей ржи растянулись вечерние тени. Два ряда старых, тесно посаженных, очень высоких елей стояли, как две сплошные стены, образуя мрачную, красивую аллею. Я легко перелез через изгородь и пошел по этой аллее (А.Чехов, Дом с мезонином);

В полях и на небе потемнело, запахло сырой сонной землей и цветами, склонившими свои высокие головы вниз, на плечи соседней травы. Аким посмотрел на рожь - ее колосья дремали, значит, хлеб тоже хотел спать, и Аким, подумав, прилег головою на ком выпаханной земли, чтобы подремать наравне с травою и рожью (А.Платонов, Свет жизни).

В этих текстах предложения, сообщающие о действиях персонажей, составляют блоки репродуктивно-повествовательного регистра; изображение природы, состояния среды - репродуктивно-описательного. Предложения Все казалось ей угрозой... и Значит, хлеб хотел спать, содержащие осмысление происходящего персонажем, включают между репродуктивными блоками информативные прослойки. Представляющие репродуктивно-описательный регистр, перфективные глагольные формы сов.вида вводят результативное состояние в хронотоп событий (все утихло и заснуло; растянулись тени; потемнело, запахло землей; цветы, склонившие головы), иногда как бы подготавливают развитие действий.

2. Приведенные примеры иллюстрируют аористивные, перфективные и имперфективные функции, в согласии с принятым представлением, глаголами прошедшего времени.

Однако вид может служить выражению тех же перечисленных функций, при поддержке контекстных показателей, во взаимодействии и с другими временами. В единой упряжке вида и времени вид оказывается коренником, константным признаком (глагольная форма образуется от основы либо сов., либо несов. вида), а время - переменным.

Так, глаголы сов. вида определенных семантических категорий и в будущее время могут переносить свою перфективную функцию, то есть обозначать состояние, которое наступит в результате предшествующего действия или развивающегося состояния. Это видим, например, в известной поговорке-утешении: До свадьбы заживет! и в следующих текстах:

Гляжу ль на дуб уединенный, Я мыслю: патриарх лесов Переживет мой век забвенный, Как пережил он век отцов (Пушкин); Яркий снег сиял в долине, - Снег растаял и ушел; Вешний злак блестит в долине, - Злак увянет и уйдет... (Тютчев); Оля машинально, тоном заученного урока говорила ей, что все это ничего, все пройдет и бог простит (Чехов); Едва лишь добежим до чащи - Все стихнет... О росистый куст!..(Бунин); Постарею, побелею, как земля зимой, Я тобой переболею, ненаглядный мой (Р.Казакова); Осенний ветер гонит лист и ствол качает. Не полегчало коль еще, то полегчает... Душа очнется, наконец, и боль отпустит (Л.Миллер).

Глаголы сов. вида в соответствующем контексте будущего времени могут выступать и с аористивной функцией, называя действия, последовательно сменяющие друг друга: Давай мне мысль, какую хочешь: Её с конца я завострю, Летучей рифмой оперю, Взложу на тетиву тугую, Послушный лук согну в дугу, А там пошлю наудалую, И горе нашему врагу! (Пушкин); Чуть опасность где видна, Верный сторож как со сна Шевельнется, встрепенется, К той сторонке обернется И кричит: "Кири-ку-ку..." (Пушкин).

Заметим, что и в перфективных и в аористивных глаголах будущего времени заложена потенция повторяемости.

В имперфективной процессуально-воспроизводящей функции глаголы сов. вида в будущем времени выступают в сопровождении частицы как, наречия вдруг с экспрессией интенсивности и неожиданности действия: Пес как прыгнет, завизжит... Как взмолится золотая рыбка... (Пушкин); Лежит, лежит она, да вдруг вскочит, сядет на постели...(Лесков).

Перечень действий, повторяющихся и обычных, в глагольных формах сов. вида будущего времени, может приобретать и функцию качественно-описательного имперфектива (В кухарке толку довольно мало: то переварит, То пережарит, то с посудой полку Уронит; вечно все пересолит... - Пушкин). Качественную характеристику содержит и модель пословицы с обобщенно-личным глаголом сов. вида будущего времени, обычно с отрицанием: Но жена не рукавица: С белой ручки не стряхнешь, Да за пояс не заткнешь (Пушкин); ср. из пословиц В.Даля: Коня на вожжах не удержишь, а слова с языка не воротишь; Бездонной кадки водою не наполнишь; С умом носу не подымешь; Наука не пиво, в рот не вольешь. В этих конструкциях будущее качественно-характеризующее сопряжено с модальными и полупредикативными отношениями, которые как дополнительные семантико-синтаксические условия реализуются и в сложных предложениях с предикатами будущего времени.

Что касается настоящего времени, то оно, как писал В.В.Виноградов, "само по себе лишено движения", но приобретает динамические функции в синтагматике речевого процесса, в смене глагольных форм. Текстовые потенции настоящего времени реализуются как композиционно-обусловленные, сюжетно-синтаксические [Виноградов (1936), 1980, 229]. И действительно, условия контекста, чередование глагольных форм, поддержанное лексическим окружением, смена субъекта-перцептора, с точки зрения которого наблюдаемые им события переключаются в его время восприятия, позволяют отдельным предложениям или группам предложений с предикатом настоящего времени выступать почти во всех рассмотренных выше текстовых функциях.

В имперфективных функциях глаголы настоящего времени могут наглядно воспроизводить наблюдаемые процессы (И вот бежит уж он предместьем..; Татьяна долго в келье модной Как очарована стоит..; Под окном Гвидон сидит, Молча на море глядит...) способны представлять описательную характеристику лица, предмета (Месяц под косой блестит, А во лбу звезда горит..; Зарецкий мой... Живет как истинный мудрец, Капусту садит как Гораций, Разводит уток и гусей И учит азбуке детей - примеры из Пушкина).

Труднее вопрос о соотносительности настоящего времени, не располагающего сов. видом, с функциями аористива и перфектива. Контекст дает возможность презенсным глаголам сообщать о ряде последовательных действий, как положено аористу (Петушок кричит опять, Царь скликает третью рать И ведет ее к востоку; Владимир книгу закрывает, Берет перо; его стихи, Полны любовной чепухи, Звучат и льются. Их читает Он вслух... - Пушкин).

Некоторые группы глаголов в настоящем времени, можно полагать, способны выполнять и перфективную функцию.

3. Лексико-семантические свойства предназначают определенные разряды глаголов к той или иной текстовой функции. "Сама динамика "вещей" и действий предопределяет словесное движение их терминов" [Виноградов 1980, 254]. Прежде всего релевантно разделение на акциональные и неакциональные глаголы. Понятно, что глаголы действия будут служить предикатами в повествовательных, а глаголы состояния и отношения в описательных подрегистрах. Когда же акциональные глаголы участвуют в построении описательных фрагментов, в них как бы стирается, нейтрализуется активность, действенность, и они остаются знаками экзистенции:

А там уже рощи, зеленые сени,

Где птицы щебечут, где скачут олени (Пушкин),

здесь глаголы называют не столько действия нереферентных существ, сколько обитание, существование. Может быть, так происходит с теми лишь глаголами, которыми привычно обозначаются в общем сознании способы бытия, самопроявления тех или иных созданий. Но это маргиналии.

А в основном на противопоставлении действия состоянию базируется и оппозиция аористива/перфектива. Принято говорить об отсутствии формальных различий между этими функциями. Но если глаголы развивающегося, кумулятивного состояния, как правило, в сов. виде выступают в перфективной функции (замерз и замерзнет, растаял и растает, выздоровел и выздоровеет, увял и увянет, зарос и зарастет, растолстел и растолстеет, покраснел и покраснеет, обветшал и обветшает, высохли и высохнут и т.п.), а глаголы действия, акциональные - в аористивной (вошел, огляделся, разделся, сел - и войдет, оглядится, разденется, сядет...), то, по-видимому, правомерно считать категориально-семантическое значение глаголов, словообразовательную его основу компонентом его формы.

По самой своей семантике глаголы изменяющегося состояния или качества способны выражать признак либо в постепенном развитии, в имперфективно-процессуальной функции, либо в результативно-перфективной. Функция аористива как правило им не свойственна. Глаголы же действия в сов. виде могут функционировать и аористивно и перфективно.

Из акциональных семантических разрядов рассмотрим глаголы движения. Префиксальные и предложно-падежные средства оформляют разнообразные отношения движения к пространственным ориентирам. Точка отправления и точка назначения, прибытия коррелятивны с фазисными моментами начала и окончания действия: войти в комнату, влезть на крышу и выйти из комнаты, слезть с крыши - это начало и конец пребывания в комнате, на крыше; бежать от дома до школы - путь движения между начальным и конечным пунктом.

От динамической или статической позиции говорящего-наблюдателя зависит восприятие этого движения в процессе, в чередовании с другими действиями или в начальной/конечной точке как исчезновение/появление субъекта. Если рассказ от первого лица, говорящий, естественно, продолжает действовать в своем хронотопе. Наблюдатель же либо "сопровождает" героя, и тогда перед нами аористивная или имперфективная функция глагола, либо фиксирует появление/исчезновение, отсутствие/присутствие переместившегося субъекта, и тогда перед нами перфективная функция. Так, в известном фольклорном тексте Пришел Прокоп - кипит укроп, ушел Прокоп- кипит укроп.Как при Прокопе кипел укроп, так и без Прокопа кипит укроп перфективная функция глаголов движения мотивирована позицией говорящего: он - "там", где кипит укроп, его интересует не последовательность и направленность перемещения Прокопа, а независимость происходящего от его присутствия или отсутствия, что подчеркивается дублированием ситуации синонимическими средствами - предложно-падежными синтаксемами: присутствие - при Прокопе, отсутствие - без Прокопа.

В примерах из текстов Пушкина глаголы движения выступают в разных функциях - а) аористивной и б) перфективной функциях:

а) ...Мы в воду вновь, За нами гнаться не посмели, Мы берегов достичь успели И в лес ушли (Братья разбойники); На дикий брег выходит он, Глядит назад... (Кавказский пленник); Идет он к ней, в светлицу входит (Полтава).

б) В кустах, вдоль сеней безмятежных Все пусто, нет нигде следов - Ушла! (Полтава); Она ушла. Стоит Евгений, Как будто громом поражен (Евг.Онегин); Из шатра, Толпой любимцев окруженный, Выходит Петр (Полтава); ср. в фольклорном тексте: Вы, охотнички, скачите, Меня, зайку, не ищите. Я не ваш. Я ушел.

С тем же текстовым значением появления/исчезновения, наличия/отсутствия - но не субъекта, а объекта - способны выполнять перфективную функцию и акциональные переходные глаголы, при соответствующем актуальном членении, порядке компонентов:

- Папа Карло, а где твоя куртка? - Куртку-то я продал... (А.Н.Толстой); [Тальберг] Что все это значит? ... Где Алексей? [Елена] Алексея убили (Булгаков).

Возвращаясь к вопросу о возможности глаголов настоящего времени функционировать перфективно, заметим, что в приведенном выше примере Из шатра выходит Петр речь идет не об имперфективном процессе передвижения, а о моменте появления Петра перед ожидающими, увидевшими, что Его глаза сияют. Лик его ужасен. Движенья быстры... Может быть, предпочтение перфектива настоящего времени перфективу прошедшего времени придает бо'льшую торжественность, картинность изображаемому.

Напомним, что неакциональный глагол выходить со значением пространственной ориентированности предмета (При доме находился большой сад; одной стороной он выходил прямо в поле за город - Тургенев; - Окна выходят на юг? - С.Довлатов), в отличие от выходить акционального, лишен видовой корреляции (так же как и форм 1 и 2 лица, деепричастия, императива), поэтому во всех временах его функциональная парадигма содержит только описательно-характеризующие имперфективы: граница между типами функциональной парадигмы нередко проходит внутри одного полисемичного слова.

В тексте "Полтавы" обратим внимание еще на следующие строки: Всему виновна дочь одна,

Но он и дочери прощает.

Глагол прощать, перформативный в 1-м лице, здесь, употребленный в 3-м лице, означает не процесс прощения, а состоявшееся решение, выстраданный результат отцовских дум. Это тоже перфективное функционирование глагола настоящего времени. Типично употребление результативно-перфективных презенсных глаголов в таких жанрах, как биография, некролог: Поступает в институт тогда-то, оканчивает..; Защищает диссертацию.., издает монографию тогда-то...

Естественно ожидать проявления перфективных свойств от семантически более сложных глаголов - каузативных, означающих воздействие на объект, делающее его субъектом изменившегося состояния, качества.

Действительно, каузативный глагол несов.вида живит в "Евгении Онегине" можно воспринять как воздействие, достигшее результата: Весна живит его: впервые Свои покои запертые... Он ясным утром оставляет..; другой пример - в известной строфе "Любви все возрасты покорны..." о юных сердцах: В дожде страстей они свежеют; И обновляются, и зреют... и о поздних страстях: Так бури осени холодной В болото обращают луг И обнажают лес вокруг. Результативность каузированного признака, переход в новое состояние (оживления, обновления, зрелости, превращение луга в болото) позволяют усматривать в приведенных фрагментах перфективную функцию предикатов; вместе с тем обобщающий, генерический характер высказываний о регулярно повторяющихся процессах при множественности субъектов (каждая весна, сердца, страсти, бури) выражается через настоящее время несов. вида (ср. с сообщением о единичном воздействии, где требуется форма сов. вида: И князя радость оживила - "Руслан и Людмила"; а также: Сердце обновилось, созрело... Весна оживила (оживит) его... Буря обратила (обратит) луг в болото).

4. Факты совмещения перфективной функции со значением повторяемости действий или состояний побуждают обсудить некоторые аспекты этого явления. Примеры перфектных и имперфектных значений глагольных форм в разных временах приведены и в работе [Ломов 1975], но еще без разграничения перфектива и аористива, действия и состояния, без дифференциации типов текста, без выявления роли говорящего. Там же А.М.Ломовым показана роли контекста как экспликатора сочетающихся признаков кратность + результативность или потенциальность действия.

В Грамматике-80 упомянута эта возможность, но вывод сделан лишь в пользу иерархического усложнения терминологии: перфектное употребление глагола названо особой разновидностью типа употребления глаголов сов. вида [РГ 1980, I, 606 ].

Принято считать, что значение повторительное (неограниченно-кратное) - одно из основных значений глагольной формы несов. вида (см., например, [ТФГ 1987, 129 и др.]). Остаются вопросы:

1) встает ли это значение в ряд композиционно-синтаксических имперфективных функций глаголов?

2) в какой мере глагол несов. вида является грамматическим способом выражения повторяемых, итеративных, кратных действий и состояний?

Детальное описание всех оттенков и связей в примерах с этими глаголами в названном выше томе "Теории функциональной грамматики" подтверждает, что язык располагает обширным набором средств выражения итеративности, и морфологических, и словообразовательных, но большей чатью лексико-синтаксических. Эти средства обычно придают дополнительное значение повторяемости, кратности предикатам с различными текстовыми функциями.

Собственно грамматическим носителем значения повторяемости, кратности действия осталась лишь непродуктивная глагольная форма типа хаживал, говаривал, певал, видывал - квалифицировать ли ее как "прошедшее давнего обыкновения", по Ф.И.Буслаеву, давнопрошедшее время, многократный вид или кратный способ действия:

Здесь барин сиживал один; Бывало, писывала кровью Она в альбомы нежных дев (Пушкин).

В большинстве других случаев значение повторяемости, кратности переносится на глагол из контекста, из лексико-синтаксического окружения. Если из примера Как часто в детстве я играл Его Очаковской медалью убрать темпоральные обстоятельства, остается предикат с имперфективно-процессуальной, а не итеративной функцией. В примерах (1) И кот ученый свои мне сказки говорил; (2) И назовет меня всяк сущий в ней язык повторяемость предикату придается множественностью делиберативного объекта в (1) и субъектов во (2).

Сравним еще пушкинские строки: (1) И с каждой осенью я расцветаю вновь и (2) Вы расцвели - с благоговеньем Вам ныне поклоняюсь я. Во (2) перфективный глагол расцвели представляет фиксируемый в момент восприятия результат непроизвольных изменений в адресате. Тот же глагол в несов. виде расцветаю в (1) мог бы выражать продолжающийся процесс. Но темпоральные показатели с каждой осенью и вновь закрепляют за ним значение регулярно повторяющегося предельного состояния, то есть значение перфективность + итеративность.

В стилизованном под фольклор рассказе о домовом читаем: Домовой - мужичок хозяйственный. Молоток взял, дощечку прибил. Брошенную варежку припрятал... (Русские суеверия); глагольные предложения сообщают не о конкретных, единичных действиях, а об обычном поведении, нравах домового. И здесь на аористивные и перфективные функции накладывается значение итеративности.

Ср. из рассказов К.Д.Ушинского о животных: Ласкается кот, выгибается, хвостиком виляет, глазки закрывает, песенку поет, а попалась мышка - не прогневайся! (Васька); Петя-петушок беспорядков не любит - сейчас семью помирил: ту за хохол, того за вихор, сам зернышко съел, на плетень взлетел, крыльями замахал, во все горло заорал: "Ку-ка-ре-ку!" (Петушок с семьей). Динамические аористивные глаголы, результативно-перфективные и даже безглагольные конструкции с аористивной функцией получают в контексте дополнительное значение узуальной повторяемости.

То же в фрагменте из сказки "Петушок- Золотой гребешок и чудо-меленка":

Взяла меленку, повернула разок - глядь, упали на стол блин да пирог! Повернула еще разок - опять упали блин да пирог. Что ни повернет - все блин да пирог, блин да пирог!

Периодичность, итеративность признака, выраженного глаголом или безглагольно, - одно из условий обнаружения его искомого носителя в жанре загадки:

Зимой в поле лежал. А весной в реку побежал (снег);

Зимой беленький, А летом серенький (заяц);

Летом вырастают, А осенью опадают (листья).

У Бунина в цикле "Провансальские пересказы" крестьяне в Святочный вечер рассказывают истории о нечистой силе, об оборотнях, принимавших облик домашних животных, что-то вытворявших, а потом таинственно исчезавших; так о черной свинье: всегда пропадала, как не бывало, как провалилась - синонимический ряд перфективных предикатов, о повторяющихся событиях. И здесь перфективность, переход в иное состояние, совмещается с итеративностью.

Исследователями обсуждается также вопрос о виде глагола с "квантами" кратности [Semon 1979; Barentsen 1996]: почему лексически те же глаголы, при тех же показателях "ограниченной кратности" выступают то в сов. виде, то в несов. виде? Ср. примеры из доклада А.Барентсена на Краковском аспектологическом симпозиуме 1996 г.:

1. ...Негромко трижды сказала: - Уйди. Уйди. Уйди. (Шукшин);

(2) - Николка, я тебе два раза уже говорил, что ты никакой остряк... (Булгаков);

(1а) Зеленин дважды постучал и, не дождавшись приглашения, вошел (Аксенов);

(2а) Клавдя несколько раз стучала в дверь, звала завтракать, Кузьма не выходил (Шукшин).

Композиционно-синтаксический подход помогает увидеть, что здесь, как и в приведенных выше примерах, значение повторяемости привносится в конструкцию показателями кратности, а различия в видах определяются коммуникативными типами текста: в примерах (1) это репродуктивно-повествовательный регистр с аористивным предикатом; три или два акта действия связаны таксисной последовательностью, непосредственно сменяя друг друга; в примерах (2) - информативно-повествовательный регистр с имперфективным предикатом, действия и интервалы между актами не прикреплены к определенному моменту времени.

Обобщая наблюдения этого параграфа, можно сказать: если значение повторяемости, итеративности сопровождает не только глаголы несов. вида, но и глаголы сов. вида и даже безглагольные акциональные конструкции, сохраняя и в них функциональные различия, неправомерно считать повторяемость действия функцией имперфекта. Условия, при которых включение сигналов кратности при аористивных глаголах не изменяет регистрового репродуктивного характера текста, как в последних примерах (1) и (1а), должны быть изучены более обстоятельно. В большинстве же случаев признак повторяемости связывает высказывание с информативным регистром, поднимая происходящее от единичного к суммарному. При этом участие в такой конструкции глагола несов. вида типично, но не обязательно, и не менее типична комплексность средств, достигающих эффекта повторяемости. По-видимому, справедливее рассматривать итеративность, повторяемость не как аспектологическую, а как композиционно-текстовую категорию.

5. Итак, выясняется, что при бесспорном главенстве видо-временных форм в выражении композиционно-текстовых функций, для реализации этих функций не обязательны ни закрепленное время, ни вид, ни даже наличие глагольного слова.

Рассмотрим еще функционально-текстовые возможности безглагольных конструкций.

5.1. Безглагольные модели, экспрессивно-динамически воспроизводящие действие, чаще перемещение в последовательном аористивном ряду или в перфективном результате, в хронотопе наблюдателя, представляют репродуктивно-повествовательный регистр:

Нет ни одной души в прихожей. Он в залу; дальше: никого (Пушкин); ... А влево вышло хуже... И - бух Осел, и с Филином, в овраг (Крылов); Как вдруг Дверь настежь - и в дверях супруг. Красотка: "ах!" (Лермонтов); Мать из хаты за водой. А в окно - дружочек (М.Цветаева); Только они за порог, а свинья - хрюк! и всей своей тушей им на ноги, а они через нее вниз головой... (Бунин); Настя сняла тяжелый амбарный замок, толкнула прилипшую дверь... Мимо холодной плиты с вмазанным котлом, мимо картофелемойки, вглубь, к клеткам (В.Тендряков); Лиса берегом, берегом наверх - и в лес (Е.Чарушин); Дягилев - в местную прокуратуру (Изв.,1991).

Реже встречающееся значение узуальности, повторяемости действий позволяет видеть в безглагольных моделях информативно-повествовательный регистр:

Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня, И рысью по полю при первом свете дня (Пушкин); [Павлин] Второе дело: как барышня из экипажа, сейчас все к ручке... (Островский); Да и стирка была раньше не та, что сейчас, когда в кнопку - тык, ручку покрутил и получай чистые портянки (Е.Попов); Другие в кино, на гулянку, а он - за книжки (Правда, 1982); Чиновники - в новую атаку: реализуй прежний проект! Друзья - с уговорами... (Лит. газета,1988).

Безглагольные конструкции в пословицах представляют генеритивный регистр:

С глаз долой - из сердца вон; На хорошей лошадке по дорожке, а на худой по сторонке; Лучше в пучину, чем в кручину; Седина в бороду, а бес в ребро; Ты за дело, а дело за тебя; Молодой на битву, а старый на думу; Два брата на медведя, а два свата на кисель (примеры из В.Даля).

5.2. Не только безглагольные предложения со значением движения, активного действия, но и имена существительные, лексемы или синтаксемы, прямо или опосредованно означая процесс, событие, состояние, служат предикативными (или "полупредикативными") компонентами предложения, вступая в таксисные отношения с другими предикативными единицами как носители композиционно-синтаксических функций.

Прежде всего это касается имен-девербативов. Наблюдения над семантикой подтверждают гипотезу Ст.Кароляка о роли корневой глагольной морфемы в выражении вида: вид трактуется как внутреннее свойство понятий, обозначаемых лексическими морфемами, и конкретные понятия принадлежат либо к моментальному, либо к длительному виду [Кароляк 1995, 101]. В именах, образованных от глагольных корней, это различие сохраняется. Ср. девербативы с моментальным значением: бросок, толчок, прыжок, шаг, укол, взмах, вспышка, выстрел, с длительным: курение, стирка, пляска, беседа, торговля, игра, косьба, дежурство; как разновидность длительного может быть выделено значение кратности: бульканье, громыхание, тряска, пальба, капель, ржание, лай, махание, перестрелка. По идее С.Кароляка, с корневой морфемой вступают в видовую конфигурацию грамматические морфемы и - добавим - контекстные средства, уточняя или обогащая видовую структуру слова, предназначая или подготавливая к выполнению текстовой функции.

Ср. девербативы в аористивных функциях в тексте: И окрику вслед - охлест, И вновь бубенцы поют (М.Цветаева); Трах-тах-тах... Вынос кисти по цели И залп на бегу (Б.Пастернак); Уж выход мой! Мурашками, спиной предчувствую прыжок свой на арену (Б.Ахмадулина); Отдыхаю. Беру ноты. Пробую голос. Стук в дверь (Ф.Шаляпин).

В имперфективно-процессуальной: Оттого-то шум и клики В Петербурге-городке. И пальба, и гром музыки... (Пушкин); На бесконечном, на вольном просторе Блеск и движение, грохот и гром (Тютчев); А на улице снежной и сонной суматоха, возня,голоса (Блок); Тихо. Тоненький голос птицы. Бег воды по камням (В.Песков).

В информативном регистре будут использованы имена оценочные, типа медицинских и социальных диагнозов, имена отвлеченных понятий (перелом, сотрясение, кризис, успех, достижение, совпадение, соответствие, отношение, причина и т.п.): У него, как оказалось, вывих (М.Шолохов).

Функционально маркированными бывают и имена со значением занятия, деятельности: директорство - имперфективно-процессуальное положение, удальство - либо квалификация одноактного поступка, либо имперфективно-качественная характеристика; предательство - перфективная квалификация поступка; воровство - либо перфективная квалификация поступка, либо имперфективно-процессуальное занятие; кристаллизация - перфективный результат; и агентивные имена, ср. спаситель и спасатель; убийцей, доносчиком, помощником лицо может быть названо и по одноактному поступку (перфективно), и по повторяемому, постоянному занятию (имперфективно). Т.В.Булыгина права, противопоставляя ряд существительных "перфективного типа" (по А.Вежбицкой) имеющемуся мнению о присущем субстантивным предикатам значении только постоянного свойства. Но и в ее примерах можно заметить, что имена свидетель и застрельщик выступают первый раз в собственно перфективной, а во второй - в имперфективно-узуальной функции (Он был свидетель умиленный Ее младенческих забав - разных забав, неоднократно или постоянно) [СТП 1982, 27-28].

Ср. в другом фрагменте из Пушкина:

Узнай, Руслан: твой оскорбитель

Волшебник страшный Черномор,

Красавиц давний похититель,

Полнощных обладатель гор.

Здесь каждый из трех отглагольных субстантивов сохраняет коммуникативно-синтаксическую функцию мотивирующего глагола: оскорбитель - перфективную, похититель красавиц - перфективно-итеративную, обладатель - имперфективно-описательную.

В одном из разделов (с. ...) приводились примеры употребления предметно-конкретных имен в значении признаковых, процессуальных: Дорогой разговорились; За столом шутили; В поезде дочитал; На елке было весело и т.п. В этих случаях в выражении таксисных и композиционных функций подчеркнутых "полупредикативных" единиц не участвуют даже и глагольные морфемы.

6. Итак, видо-временные формы глаголов, в которых мы видим носителей композиционно-синтаксических функций, "растворяются", "исчезают", а функции остаются? Не означает ли это, что исчезает из-под ног лингвистическая почва или не срабатывает безотказный треугольник "форма - значение - функция"?

Объяснение возможно в добрых лингвистических традициях. Лингвистике известно разграничение морфологизованных/ неморфологизованных, грамматикализованных/неграмматикализованных, первичных/вторичных, центральных/периферийных средств выражения тех или иных значений. Представляется правомерной и постановка вопроса о "композиционно-синтаксической иерархии" [Виноградов 1976, 371] применительно не только к отдельному произведению, но и к системе языковых средств.

Признавая, что видо-временные формы глаголов язык выработал для осуществления ими композиционно-синтаксических функций как морфологизованные средства, логично допустить, что в параллель к ним, в дополнение к ним, с дополнительными смысловыми и экспрессивными приращениями, язык располагает и некоторыми другими, неморфологизованными (хотя не без своей морфологии) способами реализовать те же функции. В этом можно видеть проявление оппозиции изосемичность/неизосемичность и признаки организованности изофункциональных средств по принципу поля, с центром и периферией.

Остается уточнить: функции чего? Полагаю, что и по отношению к русскому языку и к языкам вообще (в той или иной мере - по-разному) речь идет о языковых средствах воплощения нескольких способов познания человеком мира или способов реализации сфер человеческого сознания, способов структурирования пространственно-временного представления познаваемого мира, на разных по степени конкретности/абстрактности ступенях мыслительной деятельности. Разные комбинации этих способов, претворенные в речь, и создают структуру текста.

Обязательным, константным для всякого текста, для фрагмента текста является его категориальная семантика, содержание, и композиционно-регистровая позиция говорящего. Средства воплощения этого содержания составляют репертуар, из которого говорящий волен избирать глагольные и неглагольные предикаты, акциональной и неакциональной семантики, их видовые и временные формы, имена из оппозиций референтные/нереферентные, одушевленные/ неодушевленные, конкретные/отвлеченные, избирает также по мере необходимости дейктические, модальные средства, темпоративы и т.д.

Так создается "образ мира, в слове явленный" (Б.Пастернак).

7. Обсуждение роли категориальной семантики глаголов и имен в оформлении регистровых различий продолжим анализом способов номинации действий, процессов, событий соответственно позиции говорящего.

7.1. “... Лингвист не может освободить себя от решения вопроса о способах использования преобразующею личностью того языкового сокровища, которым она могла располагать. И тогда его задача - в подборе слов и их организации в синтаксические ряды найти связывающую их внутренней психологической объединенностью систему и сквозь нее прозреть пути эстетического оформления языкового материала”, - писал В.В.Виноградов в работе “О задачах стилистики. Наблюдения над стилем жития протопопа Аввакума” [Виноградов 1980; 3]. Эта формулировка и устанавливает фокус исследования - “преобразующая личность”, автор, использующий языковой материал для реализации своих коммуникативно-эстетических целей, подбирающий слова и организующий их в синтаксические ряды, - и указывает направление лингвистического анализа не только художественного, но любого текста.

“Подбор слов и организация их в синтаксические ряды” производится в рамках текстовых регистров. Репродуктивный регистр - образ материального, эмпирического мира, постигаемого через органы чувств соприсутствующим наблюдателем-говорящим - противопоставлен информативному и генеритивному - умопостигаемым, “умодостигаемым” образам мира, содержащим обобщения, логические выводы, оценки, сообщения о принципиально ненаблюдаемых феноменах. Моделируемая в репродуктивно-повествовательном регистре как бы непосредственно воспринимаемая субъектом динамическая смена событий образует сюжет, развивающийся на фоне статической одновременности конкретных предметов и явлений (репродуктивно-описательный регистр): В исходе десятого я встал и вышел. На дворе было темно, хоть глаз выколи. Тяжелые холодные тучи лежали на вершинах окрестных гор, лишь изредка умирающий ветер шумел вершинами тополей, окружающих ресторацию; у окон ее толпился народ. Я спустился с горы и, повернув в ворота, прибавил шагу. В этом фрагменте из “Героя нашего времени” сюжетные предложения -первое и последнее - с акциональными аористивными предикатами, называющими последовательные действия Печорина (встал, вышел, спустился, повернул в ворота, прибавил шагу), разделены фоновыми предложениями с неакциональными имперфективными предикатами (было темно, тучи лежали, ветер шумел, народ толпился), сообщающими о наблюдаемом героем состоянии среды, в которой разворачивается действие.

1. Понятие регистра - абстракция определенной степени и не подразумевает, что для каждого объекта или события в рамках регистра имеется только один способ именования. Рассмотрим, как говорящий использует номинативные ресурсы языка для изображения актуально наблюдаемого (или воображаемого как актуально наблюдаемое) события в репродуктивном регистре.

3. 7.2. Наблюдаемое событие, происходящее в материальном мире, может изображаться в языке тремя способами:

4. (1) общеперцептивным - Он листал страницы; Маша печатает на машинке; Стражники выхватили мечи;

5. (2) частноперцептивным - Он шуршал страницами; Маша стрекочет на машинке; Стражники забряцали мечами (для номинации действия избирается один из его перцептивных компонентов - слуховой);

6. (3) интерпретационным - Он искал между страниц записку; Маша заканчивает диплом; Стражники приготовились к обороне (действие проинтерпретировано говорящим с позиций знания - выделен целевой компонент).

Общеперцептивный способ выражения основан прежде всего на зрительном восприятии и сразу дает нам “картинку”, представляет событие как “визуальный объект” (Р.О.Якобсон). В  частноперцептивном способе актуализируется, “активизируется” один из каналов сенсорного познания (единственный задействованный в описываемой ситуации восприятия или не единственный и выбранный говорящим в соответствии с его коммуникативно-эстетическими намерениями). При интерпретационной номинации к наблюдению добавляется эмоционально-оценочная реакция, осмысление события, включение его в причинно-следственные связи, что уводит нас от непосредственной наблюдаемости в область трактовок, догадок, логических выводов - в область информативного регистра.

7.3. Помимо выбора одного из способов номинации говорящий может сочетать, сополагать несколько способов в одной коммуникативной единице - предложении (используя однородные сказуемые или сочетая основное сказуемое и полупредикативный компонент - деепричастие:, причастие, признаковое имя). или в разных предложениях. Мы будем использовать термин перцептивизация, чтобы обозначить усиление, акцентирование, обогащение изобразительного плана путем замены общеперцептивного выражения на частноперцептивное (ср. Он вышел из гостиной и Мышлаевский...  зашлепал шпорами  из гостиной - М.Булгаков) или совмещения частноперцептивного с другими способами выражения (Шлепая шпорами, он вышел из гостиной). Соответственно интерпретация - это усиление информативного плана через экспликацию цели, причины, намерения, объяснение смысла действия, выражение эмоционально-оценочной реакции (это может быть инференция наблюдателя или “подключение” внутренней точки зрения действующего субъекта).

Приведем примеры перцептивизации и интерпретации в пределах предложения:

Перцептивизация: Вышел дед с крыльца, видит -  полно жандармов, ходят, звенят тесаками (Паустовский) - “зрительный” и “звуковой” однородные предикаты; - А нуте скажить хлопцам, щоб выбирались с хат, тай по коням, - произнес Козырь и  перетянул хрустнувший ремень на животе  (Булгаков) - “зрительный” предикат и “звуковое” причастие; ...Только потревоженные белки  шлялись, шурша лапками, . по столетним стволам (Булгаков) - “зрительный” предикат и “звуковое” деепричастие

Интерпретация: “Та-та-там-та-там,”- пел трубач, наводя ужас и тоску на крыс; Изводя душу, убивая сердце, напоминая про нищету, обман, безысходную дичь степей, скрипели, как колеса, стонали, выли в гуще проклятые лиры; Две голубоватые луны, не грея и дразня, горели на платформе (Булгаков)

Здесь полупредикативные компоненты и основные предикаты называют одно и то же действие, представляя разные позиции наблюдающего: общеперцептивную, частноперцептивную, интерпретационную. На уровне тактики текста говорящий / пишущий выбирает тот или иной способ изложения и использует для него соответствующие семантико-грамматические средства. Интерпретационный способ номинации реализуется глаголами с целевым, каузативным, эмоционально-оценочным компонентом, расширяющими субъектную перспективу высказывания (лиры изводили душу, убивали сердце, напоминали про нищету слушателям, две луны не грели и дразнили солдата на платформе). Перцептивизации служат глаголы и другие способы обозначения звуковых, частно-зрительных (цветовых и световых), обонятельных признаков.

Таким образом, возможность перцептивизации и интерпретации обеспечена словарным составом языка (в первую очередь, наличием глаголов с соответствующими семантическими компонентами) и грамматическими средствами (полупредикативные элементы - прежде всего деепричастия и признаковые существительные). Количественное соотношение в тексте перцептививной и интерпретационной номинации, выбираемой автором для наблюдаемых событий, порядок следования номинаций при их дублировании (сначала наблюдение, потом объяснение или наоборот, ср.: С улицы пахнет рогожами. Завтра ярмарка и на Соборную площадь съезжаются телеги (Паустовский) - Завтра ярмарка и на Соборную площадь съезжаются телеги. С улицы пахнет рогожами.), так же как и наличие непроинтерпретированных наблюдений или интерпретаций без общеперцептивной номинации может служить характерной приметой отдельного текста или стиля автора.

7.4. Языковое отражение соответствует закономерностям человеческого восприятия, открытым современной когнитивной психологией. В ней на смену теории пяти “чувств” (“модальностей” зрения, слуха, осязания, обоняния, вкуса), по отдельности поставляющих в мозг необработанные ощущения, пришла идея предсказующих схем, перцептивных циклов и совместно действующих перцептивных систем, обеспечивающих восприятие и понимание объектов и событий в их цельности и динамике.

Один из основоположников этой концепции У.Найссер отмечает в фундаментальном исследовании “Познание и реальность”: “Большинство событий, по крайней мере те, которые нам интересны и на которые мы обращаем внимание, связаны со стимуляцией более чем одной сенсорной системы. Мы видим, что кто-то идет, и слышим звуки его шагов, или же слушаем, что он говорит, одновременно видя его лицо. Мы смотрим на вещи, которые мы трогаем, и ощущаем движения нашего тела как кинестезически, так и визуально. <...> Схемы, обеспечивающие прием информации и направляющие дальнейший ее поиск, не являются зрительными, слуховыми или тактильными - они носят обобщенно перцептивный характер. [Найссер 1981; 51-52]. “В нормальном окружении большинство доступных восприятию объектов и событий  обладают значением. <...> Значения могут восприниматься и действительно воспринимаются. Мы видим, что данное выражение лица представляет собой циничную усмешку, или что предмет на столе - ручка, или что вот там под надписью “Выход” есть дверь <...> Увидите ли вы значение улыбки или только ее форму, зависит от того, в какой перцептивный цикл вы вовлечены...” [Найссер 1981; 91-93]. “Обобщенно перцептивному характеру” человеческого восприятия соответствует общеперцептивный способ номинации в языке. Частноперцептивная номинация акцентирует одну из “модальностей”, а интерпретационная отражает “восприятие” значений.

Мы предлагаем выделять разные уровни интерпретации репродуцируемого события, в первую очередь восстановление актуально находящейся вне поля зрения субъекта “картинки” по частноперцептивному компоненту, чаще всего звуковому, и причинно-следственную, целевую, эмоционально-оценочную и т.д. интерпретацию доступной зрительному восприятию субъекта “картинки”.

Продемонстрируем различие между уровнями, стадиями интерпретации на фрагментах текста.

Потом голоса затихли, нянька ушла, но полоска света под дверью не погасла. Потапов слышал, как шелестят страницы, - Татьяна Петровна, должно быть, читала.   Потапов догадывался: она не ложится, чтобы разбудить его к поезду  (Паустовский).

Здесь представлено частноперцептивное (зрительное и звуковое) изображение воспринимаемого героем (курсив), предположительное (“должно быть”) восстановление “картинки” (общеперцептивная номинация - жирный курсив), и наконец - причинно-следственная интерпретация (подчеркивание):

В следующем примере пропущено одно из звеньев - восстановление “картинки”:

Бубенчики, скрип саней по снегу, лошадиное фырканье и голоса послышались под окнами. Алексей переглянулся с Афанасьичем: кто мог быть в такой поздний час? Уж не из дворца ли, от батюшки?  (Мережковский)

Здесь первое предложение представляет звуковой частноперцептивный план, вполне естественный: воспринимающий субъект (царевич Алексей) находится в доме и не видит, но только слышит, что происходит под окнами. Он понимает: кто-то приехал, но это интерпретационное звено не выражено (ср.:  Послышались бубенчики и скрип саней. Приехал гонец. ), а второе предложение сразу представляет размышления героя над тем,  кто . и  откуда . приехал.

В этих примерах эксплицировано совпадение наблюдателя и интерпретатора Но в тексте, где есть разные претенденты на роль носителя точки зрения, наблюдатель и интерпретатор могут не совпадать. В следующих примерах будет видно, что распределение способов номинации между разными субъектами в тексте - автором и персонажами - тоже служит способом организации текста.

7.5. В случае дублирования, сочетания разнотипных номинаций события встает вопрос и о специфике видо-временных характеристик соседствующих в тексте предикатов, служащих обозначениями одного и того же события. Современный коммуникативный подход к виду и времени как к таксисным категориям, отражающим последовательность/ одновременность событий в тексте, статическую или динамическую позицию наблюдателя, соотношение сюжета и фона, сюжета и внесюжетных элементов, разных темпоральных линий и т.д. ведет начало от работы В.В.Виноградова “Стиль Пиковой дамы”, где “не только приемы выбора действий, но и формы их последовательного течения” были рассмотрены как важнейшая характеристика структуры текста. Именно в области видо-временных форм “синтаксис неразрывно связан с семантикой развития сюжета”. В предыдущих разделах Грамматики уже были выявлены общие закономерности функционирования глагольных форм в разных текстовых регистрах, основные типы взаимодействия видо-временного грамматического значения с семантикой глагольной основы, образующие функциональную парадигму глагола, предложена трехмерная система временных координат текста, включающая хронологическую, историческую ось Т1; таксисную, событийную Т2 и перцептивную Т3. Дополним эту картину анализом видо-временных особенностей предикатов при дублировании обозначения одного события.

В том, что эти особенности существуют, убеждает сравнение следующих примеров:

а)  За окном послышались бубенчики и скрип саней. Царевич выбежал на крыльцо  ( при невозможности *  Это царевич выбежал на крыльцо );

б)  За окном послышались бубенчики и скрип саней. Приехал гонец (или:  Это приехал гонец ).

В случае а) перед нами два последовательных сюжетных события. Они репродуцируются в предложениях с предикатами совершенного вида: одно из них представлено через слуховое восприятие (совершенный вид - послышались - показывает начало восприятия), другое - каузированное этим событием активное действие лица, выступавшего в первом предложении как субъект восприятия. В случае б) перед нами одно событие. Оно репродуцировано через слуховой компонент в одном предложении и проинтерпретировано в другом. Здесь последовательность предикатов совершенного вида в тексте не обозначает последовательности событий в повествовании.

Просматривается общая закономерность. Чтобы передать собы-тие в репродуктивном регистре, характеризующемся синхронностью событийной и перцептивной временных осей (линий Т2 и Т3), часто достаточно “привязать” его к “пересечению” этих осей только одной номинацией, обладающей соответствующими видо-временными признаками. Видо-временная характеристика другой номинации может автономизироваться от перцептивной/событийной темпоральной линии. Временная локализация осуществляется на семантическом уровне через отнесенность обеих номинаций к одному событию

Продемонстрируем особенности временного таксиса при дублировании номинации на примере, в котором интерпретационная и перцептивная номинации представлены в разных предложениях. Обратимся к отрывку из романа Мережковского “Петр и Алексей”, где чередуются наблюдения и “объяснения”, интерпретации:

Когда въехали на деревянный подъемный мостик Лебяжьей канавы,  из Летнего сада запахло земляною, точно могильною, сыростью и гнилыми листьями - садовники в аллеях сметали их метлами в кучи.  На голых липах каркали вороны.  Слышался стук молотков.  Это мраморные статуи на зиму, чтоб сохранить от снега и стужи, заколачивали в узкие длинные ящики.  Казалось, воскресших богов опять хоронили, заколачивали в гробы. Меж лилово-черных мокрых стволов мелькнули светло-желтые стены голландского домика с железною крышею шашечками, жестяным флюгером в виде Георгия Победоносца, белыми лепными барельефами, изображавшими басни о чудах морских, тритонах и нереидах, с частыми окнами и стеклянными дверями прямо в сад . Это был Летний дворец. 

Здесь два восприятия - запахло сыростью и гнилыми листьями и слышался стук молотков - проинтерпретированы через восстановление картинки: садовники сметали листья и статуи заколачивали в ящики. Совершенный вид глагола обонятельного восприятия - запахло - в первом предложении фиксирует начало восприятия - попадание движущегося перцептора в среду, обладающую особенными перцептивными признаками (с другой стороны, этот совершенный вид может рассматриваться как “включение” перцептивной позиции персонажа-наблюдателя). Далее слуховые восприятия, в реальности, моделируемой в тексте, одновременные обонятельным, вводятся имперфективами ( каркали вороны, слышался стук молотков), подчеркивающими единство перцептивного пространства в продолжение пути, описываемого в этом абзаце, и тождество субъекта-перцептора. Обе интерпретации, и относящаяся к совершенному виду запахло сыростью и листьями, и касающаяся слуховой перцепции слышался стук молотков, выраженной имперфективом, - представлены несовершенным видом - сметали и заколачивали. Можно ли говорить о разновременности  запахло  и  сметали  и одновременности слышался стук молотков  и  статуи заколачивали на зиму ? Очевидно, нет. Эти интерпретации, объяснения, принадлежат принципиально иному временному плану, чем сенсорные впечатления, полученные перцептором в их конкретной актуальной длительности, на “пересечении” событийной и перцептивной темпоральных линий. При интерпретации “линия Т3 дистанцируется от Т2”, “способ познания не сенсорный, а логический, рефлексивный” [Золотова 1995; 90-91], выводящий нас в информативный регистр. Отсюда темпоральная несоотносительность между предикатами, реализующими разные виды номинации одного события, оказывающаяся одной из языковых манифестаций “параллельности мира вещей и событий и мира мыслей” [Онипенко 1995; 93]. Изменение видовой характеристики “перцепционального” предиката изменит его положение на совпадающем участке осей Т2-Т3, но не повлияет на предикат логически восстановленной “картинки”, не локализованный на перцептивной линии Т3:  Пахло сыростью. Это садовники сметали листья в кучи; Послышался стук молотков. Это статуи заколачивали на зиму.  Ср. в другом нашем примере:  С улицы пахнет/запахло рогожами. Завтра ярмарка, и на площадь съезжаются телеги.

Обратим внимание и на то, что в этом тексте не все наблюдения и объяснения принадлежат одному субъекту. Наблюдатель - Петр I, едущий из Зимнего дворца в Летний, первые два объяснения могут принадлежать его внутренней речи, это “актуальные” объяснения, следующие во времени романа в сознании Петра за восприятием: по запаху и звуку воспринимающий субъект, подключив свои мыслительные способности, может догадаться о происходящем событии. Но Летний дворец Петр прекрасно знает, ему не надо угадывать, что это, интерпретировать восприятие. Поэтому предложение “Это был Летний дворец”, очевидно, представляет голос автора, его комментарий для читателя. Автор подключается уже в описании архитектурных деталей дворца, предназначенном для читателя (вряд ли эти подробности, сто раз виденные, привлекают внимание Петра), но именно в последнем предложении его комментирующее сознание явно отделяется от сознания и восприятия героя. Ср. с ранее приведенными текстами, где эксплицировано совпадение наблюдателя и интерпретатора.

Таким образом, выясняется, что “перцепциональная” и “интерпретационная” одновременность и последовательность принципиально отличаются от акциональной одновременности и последовательности, Это еще раз доказывает факт взаимодействия лексического значения глагола с его видо-временными характеристиками в условиях определенного регистра текста. Акциональный , перцептивный и интерпретационный планы текста развиваются в разных, отчасти параллельных, отчасти пересекающихся временных плоскостях, как и в реальности протекают наши действия, мысли и восприятия. А глагольные формы в аористивной, перфективной, имперфективной функции обеспечивают динамику (сюжетное движение событий, смену восприятий и интерпретаций) или статику этих планов, их чередование и соотнесенность.

7.6. Предварительные наблюдения показывают, что способы номинации события (в широком понимании) могут рассматриваться в числе стилеобразующих факторов при изучении языка писателей. Т.Манн писал: “Восприимчивость людей и в особенности художников разделяется на зрительную и слуховую, есть люди, которым мир является в зрительных образах, есть и другие, для которых важнейший орган восприятия - слух.” Эта возможность подтверждается и результатами исследований психологов, делящих людей на типы по преобладающей системе сенсорного восприятия. Нам приходилось слышать, как два музыканта характеризовали звук одного и того же инструмента как “яркий” и “густой”. В этом можно искать и истоки оригинальной метафорики - “дынный запах” и “дынный закат”.

Помимо психологической предрасположенности к тому или иному типу восприятия существует и сознательное использование разных видов перцептивизации и интерпретации говорящим. Это проблема стыка наук, доныне слабо изученная. Усиление, ослабление, смещение обще/частноперцептивного и интерпретационного плана может становиться художественным приемом, даже способом изображения. Закончим примером такого приема, создающего комический эффект (и иллюстрирующего несовпадение интерпретации наблюдателя и внутренней интенции субъекта действия, отражающееся в разных номинациях), из книжки Г.Остера “Зарядка для хвоста” :

Попугай вышел на поляну и увидел мартышку. Мартышка карабкалась на высокую финиковую пальму. Она долезала до середины ствола и очень быстро съезжала вниз.

”Чем занимается мартышка?” - спросил сам себя попугай и тут же сам себе ответил: - Мартышка катается.”

- Катаешься? - спросил попугай мартышку.

- Лезу! - сказала мартышка и снова полезла на пальму.

Здесь автор-сказочник, попугай - персонаж-наблюдатель и “смелый” интерпретатор, мартышка - действующий и целеполагающий субъект, дают три номинации одной и той же ситуации: автор - “синхронно” с этой ситуацией, в актуальном настоящем, попугай и мартышка - на информативном уровне, настоящее время глаголов в их диалоге неактуальное (во время разговора мартышка не лезет и не катается) . На фоне “объективной” авторской репродукции (мартышка карабкалась, когда попугай вышел на поляну и увидел ее) комический эффект создается несовпадением в точках зрения попугая, оптимистически актуализирующего “гедонистический” аспект ситуации, которую он наблюдал, и мартышки. С точки зрения попугая, мартышка развлекается, “катается” ради удовольствия. У мартышки интерес прагматический, лазанье для нее - целенаправленное действие ради обладания бананами, растущими на пальме, а катанье, точнее скатыванье (у мартышки не хватает сил, чтобы добраться до верха), - инволюнтивный процесс, мешающий достижению результата. (А в этом абзаце представлен следующий уровень интерпретации - через номинации, которыми лингвист в информативном регистре научного текста раскрывает коммуникативный смысл речевых действий:  Автор объективно репродуцировал событие; Попугай актуализировал “гедонистический” аспект ситуации; Мартышка выразила свой прагматический интерес). 

8. Показав, что роль определенных языковых средств раскрывается и реализуется в текстовых структурах, рассмотрим отношение к тексту ряда вводно-модальных слов, которые принято было описывать в рамках предложения.

8.1. Одна из групп вводных слов связывалась с текстом еще Академической Грамматикой 50-х годов: констатировалось, что при помощи вводных слов и вводных сочетаний слов (кстати, к примеру, наконец, вдобавок, в частности, главное; во-первых, во-вторых и т.д.; следовательно, напротив, таким образом; повторяю, подчеркиваю, напоминаю и др.) говорящий может указывать на то, в каком отношении к контексту речи находится содержание данного предложения.[1].

В известной статье “Метатекст в тексте” Анна Вежбицка взглянула более широко на это явление, показав в тексте “метатекстовые нити” высказываний о самом высказывании [Вежбицка, 1978]. Говорящий эксплицирует или комментирует свои речевые действия, расчленяя на части и скрепляя речевой текст, устанавливая между частями отношения последовательности, большей или меньшей значимости, логической связи, или указывает на способ выражения, на его смысловое, стилистическое или модальное отношение к контексту. Среди метатекстовых средств, “метаорганизаторов” рассматриваются глаголы речевого действия, перформативы ( говорю о ..., формулирую, резюмирую, подытожу, перехожу к..., повторяю, продолжаю, добавляю, утверждаю, предупреждаю, протестую, соглашаюсь и др.), анафорические местоимения и артикли, некоторые союзы, вводные слова и обороты (во-первых, во-вторых, прежде всего, наконец, кстати, впрочем, что касается:..., если речь идет о ..., иначе говоря, проще говоря и др.). Таким образом, с точки зрения организации текста обнаружилась функциональная близость группы вводных слов с элементами, казалось бы, совсем иного синтаксического характера. Автор предположила также, что количественный и качественный “вклад” метатекста в текст может стать одним из существенных показателей стилистических различий. В самом деле, дальнейшее изучение метатекстовых средств требует смысловой и коммуникативно-стилистической дифференциации.

Очевидно, что метатекстовые средства, служащие расчленению и логизации текста, свойственны прежде всего книжно-письменным типам речи. Именно эта особенность книжно-письменной речи сохраняется и часто усиливается в устно-публичном монологе (докладе, лекции, научном, деловом, публицистическом выступлении).

В диалоге, в устно-бытовом общении активизируются метатекстовые средства другого рода. Прежде всего, для этой речевой сферы не характерны метаорганизаторы текстовой структуры в целом. Комментируя либо отношение данного высказывания к контексту разговора (кстати, между прочим, впрочем, этот, такой...), либо способ выражения, также по отношению к тексту (короче говоря, иначе говоря, то есть...), либо степень ответственности говорящего за достоверность сообщаемого ( кажется, наверно, как будто, похоже, якобы, если не ошибаюсь, вероятно, конечно и под.).

Для устной речи говорящих с книжно-литературными навыками характерна группа метаязыковых средств, эксплицирующих речевое намерение с помощью перформативно-каузативного элемента воздействия на волю собеседника: Прошу тебя, сходи за газетой; Умоляю прекратить; Напоминаю, выключи утюг; Советую не опаздывать (ср.: Не забудь выключить утюг; Смотри же, не опаздывай) (Ср. понятия контакторов и комментаторов в работах Д.Брчаковой [Синтаксис текста 1979] и С.Жажи [Жажа 1982]).

Как волюнтивные средства, так и метаорганизаторы текстовой структуры в конечном счете объединены прагматически-коммуникативной установкой воздействия на адресата: говорящий либо, эксплицируя членение текста и логические связи, способствует восприятию, усвоению его читателем, аудиторией, либо использует дополнительные возможности, усиливающие эффективность речевого действия. Эта их роль выступает очевиднее в свете наблюдений над речевыми интенциями говорящего и коммуникативно-типологическими особенностями текста.

8.2. Центральное место среди вводно-модальных слов занимают средства выражения эпистемической модальности, в ее разновидностях со значением проблематической достоверности: может быть, возможно, очевидно, вероятно, кажется, по-видимому, пожалуй и под. и со значением категорической достоверности: конечно, разумеется, естественно, несомненно, бесспорно и под.

Интерес к субъекту речи, говорящему как организующей категории текста побуждает поставить следующий вопрос: зачем и при каких условиях говорящий испытывает потребность или необходимость характеризовать свое высказывания с точки зрения достоверности, ответственности за свои слова? Ведь далеко не каждое предложение в речи сопровождается заверениями в правдивости.

8.2.1.Обратимся к примерам:

(1) А завтра, может быть, вот здесь волна седая На берег выбросит обломки корабля (А.Фет, Приметы);

(2) Это был еще серенький скворец, - попытался, должно быть, вылететь из гнезда, но не сдержали неумелые крылья (А.Толстой, Детство Никиты);

(3) В кабинете было тихо, - очевидно, отец никак не мог проснуться. Наконец, зашлепали его босые ноги, повернулся ключ (там же);

(4) Татьяна попросила Литвинова отнести письмо на почту, очевидно, с целью удалить его (И.Тургенев, Дым)

(5) Приказчик слушал внимательно и, видимо, делал усилия, чтоб одобрять предположения хозяина (Л.Толстой, Анна Каренина);

(6) Кажется, она обрадовалась, и они вместе побежали через дорогу, оглядываясь на мчащуюся машину (В.Распутин, Рудольфио);

(7) Очевидно, белый гусь считал, что все в этом мире существует для него одного, и , наверное, очень бы удивился, если б узнал, что сам-то он принадлежит деревенскому мальчишке Степке(Е.Носов, Белый гусь).

(8) Вероятно, около самой черной тучи летали перекати-поле, и как, должно быть, им было страшно! (А.Чехов, Степь);

(9) Туча свирепствовала с нарастающей силой. Казалось, она, как мешок, распоролась вся, от края и до края (Е.Носов, Белый гусь).

(10) У Серого камня, может, от ее слез росла густая, с мягким посадком трава (В.Белов, На Росстанном холме);

(11) Оставшись один, он не без удовольствия взглянул на свою постель, которая была почти до потолка. Фетинья, как видно, была мастерица взбивать перины (Н.Гоголь, Мертвые души).

Материал показывает, что вводно-модальные слова с общим значением предположительности эксплицируют позицию субъекта речи (говорящего, наблюдателя) как посредника-перципиента между изображаемой действительностью и читателем. Они предваряют ту часть информации, которая не может быть получена автором путем прямого видения, непосредственного наблюдения явлений действительности. Это сообщения о событиях, отделенных временем - будущим (1), либо прошедшим “досюжетным” (2) - или пространством (3) от данного хронотопа воспринимающего субъекта; о душевных состояниях и внутренних мотивациях поведения действующих лиц (4), (5), (6); о ментальных состояниях, приписываемых животным (7) и неодушевленным предметам (8); о явлениях, представляемых в виде метафоры, сравнения, поэтически-ирреального допущения (9), (10), (7); об устанавливаемых говорящим причинно-следственных связях между явлениями, о логических выводах из изображаемого (2), (3), (11).

Модальные слова со значением предположительности служат, таким образом, как бы оправданием включения в авторский текст нефактической информации.

Представленные примеры ведут к вопросу о границах между регистровыми блоками в тексте. Роль в тексте вводно-модальных слов со значением предположительности в том и заключается, что они в большинстве случаев служат как бы пограничной вехой между предикативными единицами (или группами их), принадлежащими к разным регистрам: между изображением видимого, воспринимаемого органами чувств в конкретном хронотопе средствами изобразительно-повествовательного и изобразительно-описательного регистров - с одной стороны, и осмыслением видимого, наблюдаемого регистровыми средствами информативного сообщения о фактах, отвлеченных от конкретной длительности, их оценочной квалификации или логического обобщения - с другой.

8.2.2. Вводно-модальные слова, подчеркивающие достоверность высказываемого, также выполняют в тексте пограничную функцию, сигнализируя смену субъектных планов, зачастую еще более отчетливо, чем слова со значением предположительности. Они часто употребляются на переходе от прямой речи к авторскому тексту, для того, чтобы удостоверить соответствие высказанного одним из персонажей тому, что автор (или другой персонаж) наблюдает в действительности.

(12) - Приятная комнатка, - сказал Чичиков, окинувши ее глазами.

Комната была, точно, не без приятности: стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой...(Н.Гоголь, Мертвые души);

(13) - Вот так штука! - обрадовался старичок. - К старухиной-то шубе воротник сам ползет(...)

Лиса действительно подползла к самой полынье (Д.Мамин-Сибиряк, Серая шейка);

(14) Шофер (...) молча раскупорил бутылку. - А где наш новоженя?

В самом деле, где был белобрысый парень? Майор оглянулся. Парень разговаривал с высоким стариком - по-видимому отцом (В.Белов, За тремя волоками).

Первым членом сопоставления может быть и содержание не речи, а мысли персонажа, см., например:

(15) Назад Левин поехал через ручей, надеясь, что вода сбыла. И действительно, он переехал и спугнул двух уток (Л.Толстой, Анна Каренина).

В таком употреблении вводно-модальных слов (12) - (15) можно видеть своего рода сопоставительно-разделительную их функцию. В отличие от сопоставительно-разделительных союзов, реализующих свое назначение в рамках сложного предложения, вводно-модальные слова осуществляют свою роль по отношению к фрагментам, или блокам, текста.

Эту же их функцию можно наблюдать и в текстах монологических. В разделе “Сложное предложение” Грамматики-80 отмечена близость к двухместным союзам соединений модальных слов и противительного союза (типа конечно - но, разумеется - но и под.), организующих “специфическую форму полемического соотнесения аргумента и контраргумента” ( 3052, 3053) в рамках сложноподчиненного предложения с уступительным значением. Те же модально-союзные соединения реализуют способность организовать подобные полемические ходы и за пределами сложного предложения, в тексте.

(16) Конечно, мордвиновский Арбенин - эгоист и игрок, конечно, он совершает страшное злодеяние. Но в то же время это человек с огромным талантом, с чудовищною требовательностью к жизни, к окружающим, с обостренным чувством художника (Ю.Завадский - пример Грамматики-80, случайно попавший в иллюстрации сложного предложения);

(17) - Я, конечно, принимаю и ласкаю молодого Верховенского. Он безрассуден, но он ещё молод; впрочем, с солидными знаниями. Но все же это не какой-нибудь отставной бывший критик (Ф.Достоевский, Бесы);

Ср. ещё:

(18) Разумеется, тот же любитель ночного огня бросится и сам в огонь спасать погоревшего ребенка или старуху; но ведь это уже совсем другая статья (там же);

(19) Саня насторожился: он тоже не знал, что они с Митяем идут не вдвоём. С третьим в тайге, конечно, надежней и веселей, но отчего-то неприятно было, что он узнал о нем только сейчас (В.Распутин, Век живи - век люби).

Слова конечно, разумеется служат здесь как бы апелляцией к слушателю, собеседнику, среде, вводя в этих случаях ту часть построения, которая выражает общий жизненный опыт, расхожее мнение, очевидную для слушателя логику событий (“как известно”, “как вы сами понимаете”), предваряет возможное возражение слушателя, опирающееся на очевидность. Эта часть построения - как бы аргумент слушателя (в конкретном или широком смысле). Вторая часть - контраргумент говорящего (автора или персонажа), полемически противопоставленный первой части; характерна, по-видимому для этих построений и смысловая неоднородность информации в сопоставляемых частях: факт - его оценка, рациональное - эмоциональное и т.п.

Итак, наблюдения над употреблением слов со значением проблематической и категорической достоверности показывают, что сфера действия этих слов не ограничивается пространством предложения, их значение простирается за пределы предложения, в текст. Реализуя свою текстовую роль, “модификаторы достоверности” определяют отношение речи к действительности, но через сложное взаимодействие точек зрения говорящего и собеседника, автора и персонажей. В этом смысле они служат средством усложнения субъектной структуры повествования, его внутренней диалогизации.

9. Наблюдения над средствами формирования коммуникативных типов речи подкрепляют регистровым анализом некоторые системно-обобщающие лингвистические идеи.

Исследователями отмечался параллелизм, соотносительность между единичностью и собирательной/разделительной множественностью категории числа имен существительных - с одной стороны, и видо-временными значениями глаголов разных семантических групп, выражающими гетерогенность/ гомогенность, временную локализованность/нелокализованность действия-состояния - с другой стороны. Последняя по времени работа - [Мелиг 1995], с указанием предшественников. Проф. Х.Р.Мелиг анализирует семантические, словообразовательные, морфологические особенности конкретно-предметных исчисляемых имен, "индивидуативов" (типа стул, собака), и вещественных, "континуативов" (типа вода, песок), показывая затем, что это противопоставление обнаруживается и в существительных "второго порядка", именующих ситуации (гетерогенные - типа прыжок, захват и гомогенные - типа шум, внимание). Идея единичности - континуальности переключается таким образом из пространственного плана во временной. Та же оппозиция гетерогенности (изменения ситуации) и гомогенности (неопределенности, неограниченности рамок ситуации) становится основой разрабатываемой автором классификации русских глаголов.

Еще в работе 1980 г. Т.В.Булыгина тонким сопоставлением многих примеров привлекала внимание к взаимной избирательности, смысловой ("пространственно-временной") согласованности именного и глагольного компонентов, а также их кванторных определителей - в рамках предложения. Использование термина референтность/нереферентность применительно не только к именам, но и к глаголам в их видо-временных значениях [Ивич 1981, см. ссылку: Золотова 1982; 336], так же как и ссылки Х.Р.Мелига [Мелиг 1995; 135], говорят о том, что идея параллелизма в названных характеристиках именных и глагольных категорий укреплялась.

Т.В.Булыгиной была выражена надежда на дальнейшие обобщения, касающиеся взаимодействия грамматических значений конституентов предложения под "влиянием контекста", надежда на обнаружение семантической "суперкатегории пространственно-временной локализованности" [Булыгина 1980; 354-355].

Изучение структуры текста позволяет сделать следующий шаг в ожидаемом направлении. Ведь если "суперкатегория" поднимается над предложением, она принадлежит сфере текста. Речевые планы временной и пространственный реализуются не в слове, не в семантических разрядах слов, не в видовых парах глаголов и даже не в отдельно взятом предложении, но в тексте, во взаимодействии текстовых конституентов. Наблюдения специалистов над любыми языковыми элементами, над всеми языковыми явлениями неоценимы. Но если подойти к проблеме не с задачами исследования определенных грамматических категорий, а с точки зрения структуры речевого процесса и роли его участников, окажется, что референтные характеристики имен и глаголов, целых предложений и частей текста зависят от способа представления говорящим картины мира, соответственно пространственно-временной позиции перцептора по отношению к данному, сообщаемому фрагменту этой картины. И все упомянутые грамматико-семантические средства служат элементами этого фрагмента, этой картины, элементами текста.

Текст задает ориентиры, в которых сообщаемое предстает как единичное, актуальное, воспринимаемое в его конкретной длительности, либо как обобщенно или итеративно множественное.

По этому признаку противопоставлены, например, первые девять строк последующему четверостишию в отрывке из пушкинского "Медного всадника":

И он по площади пустой

Бежит и слышит за собой -

Как будто грома грохотанье -

Тяжело-звонкое скаканье

По потрясенной мостовой.

И озарен луною бледной,

Простерши руку в вышине

За ним несется Всадник Медный

На звонко-скачущем коне;

И во всю ночь безумец бедный

Куда стопы ни обращал,

За ним повсюду Всадник Медный

С тяжелым топотом скакал.

Общее движение событийной линии, таксисная связь составляющих ее предикативных единиц либо опирается на гомогенные/гетерогенные значения элементов, либо подчиняет их себе, нейтрализует различия.

В приведенном фрагменте из "Медного всадника" кратность, мультипликативность действия скакать и производных от этого глагола скаканье, скачущий, так же как топот и даже бежать ([Храковский 1987; 136] [Мелиг 1995; 147]), по природе своей состоящих из ряда повторяющихся однородных движений, может противостоять, скажем, гомогенному грохотанью грома.

Эти характеристики, безусловно, художественно важные, способствующие ритмическому нагнетанию напряженности, не мешают восприятию первой части как репродуктивно-повествовательного текста, воспроизводящего наблюдаемый эпизод, а второй - как информативно-повествовательного текста, обобщающего, подытоживающего суммарно итеративную длительность события. Чтобы обобщить многократные действия, автор, рассказчик должен как бы подняться на более высокую точку обзора.

Сравним еще примеры:

1. Вода под мостиком прозрачна, мелькают рыбешки меж водорослей...;

2. Вода - прозрачная, без цвета и запаха жидкость...;

3. Под лежач камень вода не течет.

В (1) вода изображается как конкретный объект, локализованный перцепцией неназванного наблюдателя в дейктических параметрах ("я, здесь, сейчас"). Как физическое явление вода не меняет своих признаков гомогенности, несчетности, но ситуация единичного, прикрепленного к месту и времени наблюдения позволяет воспринимать ее как ограниченный полем зрения объект, подобно водорослям и рыбешкам. Фрагмент манифестирует репродуктивно-описательный регистр речи.

Пример (2) не предполагает ни наблюдаемого предмета, ни фигуры наблюдателя. Это - энциклопедического типа дефиниция, выражающая знание многих об объекте. Она представляет информативно-описательный тип речи. Вода здесь не вещественна, не конкретно наблюдаема, это обобщенное представление о воде. В примере (3) - пословица, генеритивная сентенция, обобщающая универсальный народный опыт и заключающая в себе иносказание, поучение; имена физических объектов вода, камень выступают в переносном, символическом смысле, но сохраняющем признаки гомогенности/гетерогенности.

Вот несколько литературных примеров с именами вещественного, гомогенного значения во фрагментах разной регистровой принадлежности, что определяется главным образом видо-временной функцией предиката и ее соотношением с соседними предикатами:

Репродуктивно-повествовательный регистр:

Ничего не сказала рыбка, Лишь хвостом по воде плеснула И ушла в глубокое море (Пушкин, Ск. о рыбаке и рыбке); Монах водой наполнил свой кувшин (Пушкин, Монах); Вот показалась рука из воды, Ловит за кисти шелковой узды (Лермонтов, Морская царевна); ...И потом Какой-то зверь одним прыжком Из чащи выскочил и лег, Играя, навзничь на песок (Лермонтов, Мцыри); ...И начал он сердито лапой рыть песок, Встал на дыбы, потом прилег (там же).

Глагольные предикаты здесь - в аористивной функции, имена вода, песок - в конкретно-предметном значении.

Репродуктивно-описательный регистр:

По зеркальной воде, по кудрям лозняка От зари алый свет разливается (И.Никитин, Утро) - глаголы в имперфективной функции;

Вода сбыла, и мостовая Открылась, и Евгений мой Спешит, душою замирая (Пушкин, Медный всадник) - глаголы перфективные;

Мир божий спал... Лишь змея, сухим бурьяном шелестя.., Браздя рассыпчатый песок, скользила бережно (Лермонтов, Мцыри): деепричастная форма таксисного предиката - в имперфективно-процессуальной функции; вода и песок в этих примерах конкретно-предметны.

Информативно-повествовательный регистр:

В ущелье там бежал поток... К нему, на золотой песок, Играть я в полдень уходил (Лермонтов, Мцыри); Монаха не нашли нигде. И только бороду седую мальчишки видели в воде (Пушкин, Русалка); Врубаясь в лес, проваливаясь в воды, Срываясь с круч, мы двигались вперед (Н.Заболоцкий, Творцы дорог): имперфективные предикаты, вода и песок в локативном значении.

Информативно-описательный регистр:

Кто видел край,.. Где весело шумят и блещут воды И мирные ласкают берега (Пушкин); Он питаться стал плодами И водою ключевой (Пушкин, Родрик) - имперфективно-характеризующие предикаты;

Останься здесь со мной. В воде привольное житье И холод и покой (Лермонтов, Мцыри) - безглагольные предикаты, имперфективно-характеризующие);

По существу, вода - сумма своих частей, которую каждый миг меняет их чехарда (И.Бродский): безглагольная дефиниция, с итеративным компонентом; в этих примерах вода и в конкретно-вещественном, и в локативном, и в сигнификативном значении.

Генеритивный регистр:

Как в море льются быстро воды, так в вечность льются дни и годы (Державин); Воды глубокие Плавно текут, Люди премудрые Тихо живут (Пушкин); Годы, люди и народы Убегают навсегда, как текучая вода (В.Хлебников); "Многие жили без, - заметил поэт, - любви, но никто без воды" (И.Бродский) - всевременные, гномические сравнения, умозаключения; как предикаты, так и субстантивы воды, вода отвлечены от конкретности.

Материал подтверждает, что оппозиция единичности, сингулятивности, и множественности, кратной повторяемости ли, собирательности или обобщенности, является одним из признаков, организующих систему коммуникативных типов речи.

Репродуктивному регистру свойственна единичность, "одноактность", эпизодичность действий, событий, последовательно сменяющих, вытесняющих друг друга в текстовом локативно-темпоральном пространстве, так же как референтность, конкретность наблюдаемых предметов. В случаях с имперфективным предикатом репродуктивно-описательных фрагментов (Свет зари разливается, Мир божий спал и под.) эффект сингулятивности описываемых картин создается пересечением событийной линии Т2 линией Т3, перцептивной. В точке пересечения развивающийся признак фиксируется восприятием перцептора как элемент целой картины, открывающейся "перед его глазами" в момент наблюдения. По признаку единичности репродуктивный регистр противостоит информативному и генеритивному регистрам.

Выражая различия между речевыми единицами текста, признак единичности/множественности характеризует вместе с тем общность, параллелизм в категориальной организации системы имен и глаголов. И здесь правомернее говорить не об изоморфизме в системе, ибо формы выражения общего как раз несхожи, но об изофункциональности, поскольку все средства общего и различного служат способом реализации сфер человеческого сознания (ср. [Дюрен 1985]), способом структурирования пространственно-временного представления познаваемого мира.