1.7. Выводы.

Итак, мы видим, что действительность не устраивала Л.Н. Толстого – публициста, главным образом, вследствие наблюдавшегося им в буржуазном мире кризиса традиционных духовно-нравственных ценностей, торжества мнимоверия и безверия. Как христиански верующий и консервативный по своим убеждениям мыслитель он сочувствовал тем, кому открылась уже безблагодатность такого положения дел. Толстой не мог не признать необходимость ценностей и смыслов не столько «новых», «отвечающих эпохе», сколько общечеловеческих, причём – не совпадающих с рядом тех традиционных аксиом, которые как раз ассимилировала эпоха индустриализации и монополистического капитала. Преклонение перед властью и богатством; оправдание неравенства, эксплуатации человека человеком, смертных казней, войн; ложная «святость» мистических, иррациональных символов религий, своей архаикой только провоцирующих массовый скепсис и безверие – в критике этих всегдашних губителей и поработителей человеческих Толстой-публицист был не одинок. Но его «позитивная» программа имела важнейшие особенности.

Десятки лет анализируя политическую историю Европы, Толстой, в числе прочего, проследил весьма печальную закономерность, в силу которой за каждой революцией или политическим переворотом, то есть актом насилия, следует ещё худшее зло реакции и новые насилия (см. об этом, напр.: 54, 151; 68, 59).

Итогом этих исканий был вывод о необходимости соблюдения не только в личной, но и в исторической жизни человека закона «неделания», и прежде всего – «непротивления»: неупотребления насилия в сопротивлении субъективно атрибутируемому как «злое», «вредное» и пр., т.е. ненасилия. Конечно, Толстой допускал, что этот закон разделит обычную судьбу всех законов и будет нарушаться. Но сама его актуализация в человеческих сообществах и стремление к возможно полному его соблюдению служат непременными условиями исторического прогресса от зверя к разумному человеку, духовному существу во временном животном теле².

Толстой не столь радикален в своих суждениях и предложениях, как это принято думать. Российскому обществу он предлагает не «коренную ломку всех устоев», но, скорее, тактическое отступление в условиях угрозы такой ломки и неизбежной модернизации русской жизни: нужно уступить новому, сохранив социокультурный «стержень» русской жизни, меняться – но не в общем с европейской цивилизацией направлении. С этих позиций Л.Н. Толстой осудил как тех, кто слепо и бездумно «охранительствовал» естественно-отживающему в ментальности и в жизни русских людей, так и тех, кто, кидаясь в иную крайность, одновременно и ругал пресловутую «отсталость» России, и паразитировал на ней же, распространяя маргинальные идеи среди «тёмных» и неблагополучных людей, играя на их дурных, атавистических инстинктах, соблазняя их на насилие, «освободительную борьбу», но не ради их свободы, а ради вождества соблазнёнными, корысти и власти. И несчастные, заблудшие «охранители» существующего строя, и сторонники беспочвенного идеалистического реформаторства, и адепты идеек о насильственном перевороте в стране справедливо виделись писателю людьми без истинной веры. «Выход не в том, чтобы насилием разрушать насилие, - тщетно вразумлял их Лев Николаевич, - не в том, чтобы захватывать орудия производства или в парламентах бороться с правительствами, а в том, чтобы каждому человеку самому для себя сознать истину, исповедовать её и поступать сообразно с ней» (34, 215).

========

1 Цит. по: Бирюков П.И. Указ. соч. Кн.2. С. 213; Ср.: Записные книжки. С. 122. К этому нечего добавить, кроме признания того, что и к XXI веку пробуждения от языческой жизни отнюдь не наступило, и, более того, множество пожизненно дремлющих властолюбивых истуканов и лунатиков вершат в мире всё новое и новое насилие…

2 В своём Круге чтения, как раз вслед за превосходными высказываниями о тщете внешних, тем более насильственных, перемен в общественном устройстве (см.: 22 декабря), Л. Н-ч поместил известную новеллу обожаемого им А.И. Герцена. Главный герой её, «повредившийся рассудком» Евгений (!), на саркастические реплики своего доктора (одного из слепых обожателей научно-технического прогресса), отвечает так: «Приблизиться к животным не мешает после неудачных попыток сделаться ангелами». Без сомнения, Толстой здесь текстуально предваряет и как бы «уравновешивает» крайние позиции герценовских спорщиков.