2. Стратегия как единство целей и средств

Как уже отмечалось, цели и средства — диалектически взаимосвязанные категории. Установление соответствия между целями и средствами отражается категорией «стратегия».

Общее представление о стратегии

При том, что цели, преследуемые международными акторами, не всегда очевидны, дать определение понятию «стратегия» очень сложно. Б.Г. Лидделл Харт определял стратегию как «искусство распределения и использования военных средств для достижения политических Целей» (Ыййе11 Иаг1. 1967. Р. 335). По мнению В. Муррая и М. Гримсли, «эта лаконичная, но неудачная формула ограничивает рассматривав­мый термин только военной сферой, в то время как на практике стра­тегия имеет гораздо более широкое применение» (см.: Миггау Опгт1еу. 1994. С. 1). Соглашаясь с этим замечанием, следует заметить что и сам Лидделл Харт в конечном итоге приходит к выводу, ц/⁴ сущность стратегии заключается «не столько в том, чтобы искать вое_н. ных действий, сколько в том, чтобы добиться выгодной стратегической ситуации, которая если и не принесет сама по себе решения, то, буду_Чи продолжена посредством военных действий, безусловно, обеспечит его» (ЫййеИ Наг1. 1967. Р. 339). Такое понимание стратегии применительно к государству получило достаточно широкое признание.

В наши дни категория «стратегии» приобретает довольно широкий смысл. Возникли понятия экономической и политической стратегии, стратегии развития предпринимательства и банковского дела и даже «стратегии продажи арбузов в больших городах».

Характер и диалектику любой стратегии определяют: а) существен­ное воздействие на кого-то или что-то; б) средства и способы далеко идущего, воздействия; в) перспективно-динамичная ориентация цели (Скатау. 1973. Р. 75—77). В общем виде стратегия может быть опре­делена как долговременная лцния поведения, соединяющая науку и искусство в достижении перспективной цели. С этой точки зрения стратегия международного актора представляет собой не столько еди­ную доктрину, сколько метод анализа ситуации, оценку направлений ее возможного развития, сопоставление полученной картины с собст­венными интересами и выбор на этой основе наиболее подходящего момента и наиболее эффективных средств для реализации намеченной цели. Изменение ситуации влечет за собой изменение стратегии — от уточнения и корректировки ее приоритетов, до полной смены всех ее основных элементов, т.е. стратегической парадигмы. Например, стра­тегия «сдерживания коммунизма», которая была принята США по ре­комендации бывшего посла Америки в СССР Дж. Кеннана, проводилась в разные периоды времени в различных вариантах и изменялась в зависимости от условий и используемых средств. С начала 1950-х гг. это была стратегия «массового возмездия», содержанием которой являлась глобальная конфронтация с СССР «по всем азимутам». Во второй половине 1960-х гг. она уступила место стратегии «гибкого реагирова­ния», предполагавшей ограниченное сотрудничество с Советским Со­юзом, в том числе в вопросах ограничения гонки вооружений. В конце 1970-х'— начале 1980-х гг. возникла стратегия'«устрашения», т.е. ^оТ" крытого соперничества и противоборства США и СССР, который оыл назван «империей зла».

Окончание холодной войны повлекло за собой целый ряд серьезных изменений в стратегии США. Во-первых, с исчезновением к°^н' кретного противника и под влиянием электронной революции амери­канская стратегическая мысль из биполярной становится «монополяр­ной» (Зохе. 1997. Р. 325); во-вторых, она все более заметно отдаляется от европейских стратегических представлений; в-третьих, трансфор­мируется содержание союзов. Главное же изменение — в смене основ­ных целей: стратегия США теперь направлена на обеспечение безус­ловного лидерства Соединенных Штатов в мире после холодной войны. Уже в сентябре 1993 г. Энтони Лайк, советник президента Клинтона по национальной безопасности, заявляет о создании новой стратегии, стратегии расширения, которая должна окончательно заменить стратегию сдерживания эпохи биполярности и холодной войны. «Расширение» означает совместное распространение в глобальном масштабе демократии и рыночной экономики, призванных заменить государственную тиранию и коммунистическую экономику. В проти­воположность сдерживанию, которое было оборонительной военной программой, расширение рассматривается как наступательный эконо­мический процесс. И несмотря на свой глобализм, данный процесс распространяется на географические зоны с подвижной и динамичной «границей». Выделяются четыре пространственно-временные зоны применения стратегии расширения. Во-первых, это ядро рыночной де­мократии, подлежащее защите (США, Канада, Япония, Западная Ев­ропа). Во-вторых, это новые демократии, подлежащие консолидации: страны Латинской Америки, бывшего СССР, а также ЮАР и Нигерия. В-третьих, это государства, враждебные демократии и рынку, которые подлежат подрыву путем их дипломатической, военной, экономической и технологической изоляции (Иран, Ирак, Куба). Наконец, в-четвертых, это регионы нищеты, гуманитарная помощь которым должна создать условия для взращивания ростков рыночной демократии. Демократия и рынок, соединенные в странах Севера, взаимно разъединены и исчезают на Юге. Но есть разница между недемократическим и тираническим государством (пример последнего — Ирак), которое следует контролировать средствами экономической блокады и военной Угрозы; преступным государством (Панама Норьеги или Заир Мобуту) и государством-банкротом (Сомали, охваченное войной и как пос­ледствие — голодом), которое необходимо пытаться контролировать через снабжение продовольствием и гуманитарные экспедиции. Наконец, существует промежуточная зона — зона недемократических госу-арств, которые пытаются проводить экономическую либерализацию, эту зону входят Китай и страны ислама. Иран, Ирак и Куба (а позже Ним стали относить Северную Корею, вместе с которой они составит группу стран-изгоев) фактически являются наказуемыми заложниками (подробнее см.: Зохе. 1997).

Большая стратегия

Национальная, или большая, стратегия государства объединяет в себе все имеющиеся в его распоряжении средства для обеспечения нацио­нальных интересов как в мирное, так и в военное время. В этом смысле содержание понятия большая стратегия синонимично понятию внеш­няя политика. В таком контексте стратегия подразделяется на несколько сфер, каждая из которых имеет прямое или косвенное отношение к национальной безопасности: политическую стратегию, которая ведает как международными, так и внутренними делами государства; эконо­мическую стратегию — внешнюю и внутреннюю'; военную стратегию и т.д. (Коллинз. 1975. С. 39). В свою очередь, военная стратегия включает сухопутную, морскую, воздушную, ракетно-космическую и т.д. стратегии. Стратегия отличается от тактики.. Последняя представляет собой наиболее эффективное использование средств для достижения промежуточных целей, которые должны привести к успеху стратегии. Стратегия также отличается и от логистики, содержание которой каса­ется технического и иного обеспечения'маневренности вооруженных сил. Согласно классической военной науке, решающее условие высшей победы — это численный перевес над противником. В прямом кратко­временном столкновении определяющим фактором является количество Средств (живой силы и вооружений), имеющихся в распоряжении каждого противника. Однако Наполеон выиграл итальянскую кампанию, не располагая необходимым перевесом над силами противника в целом. Он сумел так распределить свои силы, что при каждом прямом столкновении имел локальное и временное превосходство над против­ником. Таким образом, успешное достижение цели зависит не только от наличных средств, но и от того, как они используются, т.е. от тактики.

Как подчеркивает Дж. Коллинз, «большая стратегия» и «военная стратегия» — понятия взаимосвязанные, но не тождественные. Большая стратегия в случае успеха устраняет необходимость в прямом военном насилии. Кроме того, планы большой стратегии не ограничиваются достижением военной победы, но направлены и на сохранение прочного мира. Если военная стратегия — сфера действий генералов, то большая стратегия — компетенция политического руководства. Большая стратегия господствует над военной. Последняя представляет собой лишь один из элементов большой стратегии (там же. С. 40).

Существуют два необходимых условия успешной национальной (большой) стратегии. Первое, правильная оценка стратегической си­туации, т.е. особенностей сложившегося к данному моменту междуна­родного окружения. Второе, стратегический анализ, т.е. изучение дру­гих значимых международных акторов, призванное дать о них как можно более полное представление. В соответствии с оценкой международной среды как стабильной или нестабильной, благоприятной или неблагоприятной, дружественной или враждебной принимаемая стра­тегия будет иметь те или иные предпочтения, избирать средства и кор­ректировать намеченные цели. Что же касается стратегического анализа, то его предварительную и определяющую фазу составляет сбор и изучение информации о потенциальном партнере и противнике. Офи­циальная и легитимная структура представлена в этой области сетью посольств государства, деятельность которой, как правило, дополняется деятельностью секретных служб, профессионально занятых сбором информации. Следующая фаза состоит в изучении того, как партнер или противник формулируют свои интересы, и особенно — интересы . своей безопасности. Основные знания, которые лежат в основе стратегического анализа, предоставляются историческими науками и сведениями, касающимися внутриполитического контекста. Наконец, еще одна фаза стратегического анализа состоит в изучении и описании угроз и рисков. Объективный анализ в этой области часто затруднен и может вести к их пессимистической переоценке или недооценке, которые также способны помешать выработке эффективной стратегии (см.: ОоипеНе. Р. 78-79).

Стратегии урегулирования кризисов

В 1990-е гг. в работах многих западных исследователей особое внимание уделялось разработкам основных положений стратегии урегулирования кризисов. Главная задача этих разработок — преодоление «дилеммы целей», т. е. противоречия между защитой собственных интересов и попытками избежать мер, способных вызвать нежелательную эскалацию (Оеогд. 1991. Р. 22). В этой связи выделяются оборонительные и наступательные стратегии урегулирования кризисов.

А. Джордж описывает .пять наступательных стратегий по разреше­нию кризисной ситуации: 1) шантаж; 2) ограниченный зондаж; 3) сдер­жанный нажим; А) /аН ассотрН (свершившийся факт) и 5) медленное истощение. Некоторые из этих стратегий лишь угрожают действиями, которые могли бы нанести ущерб (например, шантаж), а другие связаны с различными мерами воздействия на противника, отличными по степени силы, которую применили (или применением которой угрожают).

Каждая из этих наступательных стратегий стремится сделать про­тивника более податливым, и снизить риск эскалации. Бросающая вызов сторона может начать убеждать противника в том, что ее цели в кризисе носят ограниченный характер; что предпринятая акция не подразумевает наличия более глубокой, всепроникающей враждебности к противнику, которая позже будет выражаться в дополнительных вызовах; что в будущем, после того как нынешний кризис будет раз­решен, установятся позитивные отношения.

У обороняющейся же стороны имеется ряд стратегий, призванных помешать попыткам противника изменить статус-кво в свою пользу. Когда для обороняющейся стороны становится важно то, что ее ответ может вызвать нежелательную эскалацию, она тоже оказывается перед необходимостью политического регулирования кризиса. Обороняю­щейся стороне нужно предпринять некие шаги против нанесения ущерба интересам, оказавшимся под угрозой, но в то же время она избегает того, что могло бы вызвать эскалацию войны (или более высоких уровней военных действий).

Различают семь видов оборонительных стратегий: 1) принудительная дипломатия; 2) ограниченная эскалация вовлеченности для установления правил игры, более благоприятных для обороняющейся стороны плюс попытки удержать оппонента от эскалации в порядке ответной реакции; 3) возмездие по принципу «око за око» без эскалации плюс сдерживание эскалации со стороны оппонента; 4) акцептирование «проверки потенциалов» в рамках ограничительных правил игры, избранных оппонентом, которые первоначально представляются невыгодными для обороняющейся стороны; 5) проведение черты; 6) демонстрация убежденности и решимости с целью не допустить просчета бросающей вызов стороны; 7) действия и предложения, помогающие выиграть время и дающие возможность изучить условия урегулирования кризиса путем переговоров, условия, которые могли бы удовлетворить некоторые (если не все) требования-бросающей вызов стороны (там же. Р. 377-394).

Стратегии мира

Политика избегания кризисной ситуации тоже предполагает несколько видов стратегий. Реалистическая стратегия связана с необходимостью установления баланса сил, в условиях которого взаимное сдерживание наиболее сильными акторами агрессивных устремлений друг друга способствует сохранению мира и стабильности в международных отношениях. Неореалисты, обращая внимание на важность восприятия международными акторами друг друга, большое значение придают цели признания со стороны других акторов. Французский ис­следователь Ж.-Ф. Феррье называет это одной из основных целей участников международных отношений (см. подробнее: Регпег. 1996. Р. 121 — 130). Действительно, без признания других международные ак­торы не могут добиться более второстепенных целей. Это касается, например, социально-политических общностей или политических движений, стремящихся к самостоятельному государственному статусу. Для них признание со стороны других государств и общепризнанных МПО (прежде всего, со стороны ООН) связано с возможностью легитимной деятельности в качестве автономного, независимого актора. Именно этого в первую очередь добивались и все бывшие колониальные страны, и бывшие советские республики, и ООП, и сторонники Масхадова, стремящиеся получить хотя бы частичное признание Чечни в качестве самостоятельного игрока на международном поле. Государства, имеющие признанный статус и обязанные соблюдать правила игры (например, решения ООН, двусторонние и многосторонние договоры и соглашения и т. п.), для которых по экономическим или политическим причинам выгодно показать свое признание добивающимся этого политическим движениям, сепаратистским силам или квазигосударствам, вынуждены (вместе с «претендентами» на признание) искать для этого различные уловки. Например, непризнанный в качестве независимого государства Тайвань имеет со многими странами торговые, экономические, культурные и отчасти политические отношения, которые поддерживаются через его «частные агентства» в этих странах. При этом в стремлении сохранить сбою территориальную целостность государства ревностно следят за тем, чтобы территории, на которые они распространяют свой суверенитет, или же сепаратистские движения не получили признания со стороны других стран и МПО.

О значимости проблемы признания говорит и то, что от ее решения Может зависеть стабильность международных отношений. Например, поспешное признание Хорватии и Словении Германией, которая опе­редила в этом ЕС, стало источником разногласий и противоречий в международных отношениях, продолжающихся и поныне. Как считает Ж.-Ф. Феррье, это признание стало одной из причин длительной Драмы: так называемая общность без идентичности, т. е. территория, населенная сербами, хорватами и мусульманами, аккумулирует в себе проблемы других югославских провинций, не обладающих достаточной степенью цивилизационного единства (Регпег. 1996. Р. 129—131). «Международное сообщество, — утверждает Ж.-Ф. Феррье, — показав редкую быстроту своей реакции, возможно, проявило чрезмерное усер­дие в своем гуманитаризме» (там же. Р. 130).

щиеся идеалистических позиций (например, В. Вильсон, М. Горбачев), и их сторонники, говоря об «аморальности» секретных соглашений, упускают из вида два обстоятельства: во-первых, речь идет лишь о форме, которая сама по себе не несет обязательной безнравственности, а во-вторых, процесс перехода только к открытым соглашениям, как правило, всегда сводил на нет пользу от дипломатии, так как на первый план в этом случае выдвигались сугубо пропагандистские функции (нередко они и сегодня процветают в речах в ГА и СБ ООН).

Также выделяют парламентарную дипломатию, представляющую собой регулярные собрания международного органа, например ООН, при котором состоят постоянные представители государств-членов, а также неофициальные встречи и обсуждения специальных посланников глав государств. В свою очередь, прямая дипломатия — это встречи на высшем уровне, а также общение первых лиц через каналы электронной связи. Односторонняя дипломатия — это прямые контакты глав государств или их представителей. Если их общение начинает осуществляться через крупнейшие международные организации, такие как ООН или ЮНЕСКО, тогда это уже многосторонняя дипломатия. Наконец, одна из самых распространенных форм дипломатии в последние годы — челночная дипломатия — посещение первыми ли­цами государств или их специальными представителями своих союз­ников, а также дискуссии третьей стороны с участниками конфликта непосредственно в зоне его существования.

Основные тенденции в развитии дипломатии таковы: более крупные государства все чаще стремятся вести дела не столько через посольства, сколько через специальных посланников; повышается удельный вес смешанной, парламентарной, прямой и челночной (причем, как правило, с участием «первых лиц») дипломатии; усиливается роль и статус переговоров, превращающихся в самостоятельное средство взаимодействия международных акторов.

Вместе с тем все более широкое развитие получает и нетрадицион­ная дипломатия. «Когда думают о дипломатии, — пишет Ж. Росс, — представляют себе Талейрана,. Меттерниха или Киссинджера, которые делают крупные ставки в игре, цена которых — человеческие жизни». Действительно, как замечает Ж. Росс, в логике вестфальской системы именно государства контролируют средства насилия, поэтому роль дипломатов состоит только в том, чтобы, используя убеждение или угрозы, продвигать национальные интересы своих стран. Господству­ющее положение в региональных иерархиях, в частности в Европе, предоставляло широкие возможности как для дипломатического на­жима, так и для силовых действий в случае неудачи первого. Однако окончание холодной войны, американская гегемония в вопросах без-

опасности, глобализация коренным образом меняют роль дипломатии. Сегодня она выражается в Терминах затрат-прибылей, а ее судьба вер­шится в Вашингтоне, ибо именно там в конечном счете принимают решение уничтожить кого-то в финансовом смысле без риска потрясений для мирового рынка в целом (см.: Кож. 2000).

«Коммерциализация» дипломатии — смещение центра тяжести с вопросов военной безопасности и политики союзов к международной деятельности, основным смыслом которой становится завоевание рынков и привлечение инвестиций, — повышает роль новых международных акторов. Руководители центральных банков, министры финансов и торговли, которые прежде скрывались в тени министров иностранных дел, выходят на авансцену международной жизни. Негосударственные участники, такие, как СМИ, транснациональные фирмы, инвестиционные компании, операторы на валютных рынках, управляющие частных банков, «мозговые центры», в которых выра­батываются политические решения, играют по крайней мере такую же роль, как и правительства. Вместе с тем в рамках неолиберальной идеологии эта «коммерциализация» часто сопровождается утвержде­ниями о том, что содержание указанных процессов — это распростра­нение принципов сохранения мира, демократии, прав человека и уни­версальных достижений цивилизации. Положение о роли силы как средства достижения международными акторами своих целей и от­стаивания-продвижения "своих интересов стало одним из наиболее обсуждаемых в международно-политической науке. Прояснение по­ложения о роли силы предполагает рассмотрение содержания самого понятия «сила» и его трактовок представителями разных теоретических направлений.