27. Тема Петра I и ее художественное воплощение в поэмах а.С.Пушкина «Полтава», «Медный всадник» и стихотворении «Пир Петра Первого» (1836).

Продолжение петровской темы в творчестве А. С. Пушкина можно найти в поэме «Полтава» (1828—1829). «Полтава» начинается как традиционная романтическая поэма. Но постепенно любовная история отходит на второй план, а романтический герой оказывается однозначным негодяем. После сцены казни романтический мотив исчезает практически бесследно (он появится ещё раз во час сцены безумия Марии) центром же поэмы оказывается описание Полтавской битвы. Петр Первый становится центральной фигурой произведения. (Описание тут Петра — это, видимо, возвращение к одической поэзии XVIII века.) Обращает на себя чуткость резкая смена интонаций в описаниях Петра и Карла. («Выходит Петр. Его глаза// Сияют. Лик его ужасен.// Движенья быстры. Он прекрасен.//Он весь как божия гроза…», в то час как «…несомый верными слугами // В качалке, бледен, недвижим, // Страдая раной, Карл явился…».) Возникает ощущение противостояния энергии, динамики Петра пассивности, статике Карла (это несколько раз подчеркивается в тексте).

В описании пира после битвы появляется мотив, который в стихотворении «Пир Петра Первого» станет основным, — это мотив милости Петра: «…В своем шатре он угощает // Своих вождей, вождей чужих, // И славных пленников ласкает…»

Значительность роли Петра Первого в поэме подтверждает эпилог. Через сто лет после Полтавской битвы не осталось ничего «от сильных, гордых сих мужей…». Осталась только история — огромный памятник Петра Первого. Памятник — главное, что есть в эпилоге, главное, что осталось после битвы. Поэтому Петр Первый становится, можно высказать, идеальным героем.

В стихотворении 1835 года «Пир Петра Первого» обращает на себя чуткость необычность описания событий. Особенности лексики и специфика размера (четырехстопного хорея) создают отчетливое ощущение сказочности, баллад-ности всего происходящего. Соответственно, мифологизированной оказывается и фигу

ра Петра. На первый план выходит мотив необыкновенной, сказочной милости Петра. В четвертой строфе стихотворения происходит перечисление всех празднеств, по поводу которых Петр теоретически может устроить пир. Но в пятой строфе раскрывается реальная причина торжества: «…он с подданным мирится;// Виноватому вину // Отпуская, веселится; //Кружку пенит с ним одну». Событие, из-за которого происходит пиршество, тем самым для Петра настолько же ценно, насколько ценны другие, вышеперечисленные события. А. С. Пушкину, который во второй половине 20-х годов становится ярым государственником и моделирует идеального монарха, очень важна мысль отпущения «виноватому вины». Заслуги и подвиги Петра Первого оказываются не более существенны, чем его человечность и демократичность (насколько так вообще можно высказать о Петре).

Мы обдуманно идем на нарушение хронологии, рассматривая поэму 1833 года после стихотворения 1835 года. Дело в том, что «Медный всадник» стоит особняком по отношению к остальным произведениям А. С. Пушкина, связанным с петровской темой, где последовательно развивается один и тот же, по сути, взгляд на Петра Первого, тут же проблема представлена в несколько другом ракурсе.

Если в четырех предыдущих произведениях А. С. Пушкин только восхваляет Петра, то в поэме 1833 года «Медный всадник» в первый раз появляется вопрос — так ли уж идеален Петр на самом деле? Город Петра Первого стоит на ненадежном месте. Этот град, безусловно, нужен РФ, государству; но люди страдают из-за опасного расположения Петербурга (в тексте поэмы — это Евгений, Параша). И этого довольно для того, чтобы ценность создания этого города подверглась сомнению. Личная проблема одного человека способна противостоять общественному интересу. Во час наводнения — подобия конца света для обитателей Петербурга — Александр Первый видит в катастрофе волю Божью. Царь не может быть Богом, на что претендует Петр Первый в начале поэмы. В конце первой части появляется слово «кумир» («Над возмущенною Невою // Стоит с простертою рукою // Кумир на бронзовом коне»). Кумир в данном случае — ложный Бог, это государственная верх, присвоившая себе божественные прерогативы. Петр Первый — покоритель стихии в поэме, и образ его ощутимо меняется по сравнению с четырьмя предыдущими произведениями. Казалось бы, Петр становится отрицательным героем, но нельзя забрасывать о прологе поэмы. Пролог «Медного всадника», мне кажется, выполняет в поэме ту же функцию, какую в «Цыганах» и «Кавказском пленнике» выполнял эпилог. Историческое обрамление и появляющийся в «Медном всаднике» мотив безусловной, безоговорочной любви к Петербургу («Люблю тебя, Петра творенье…») дают второй вариант прочтения поэмы. Эти два прочтения заложены А. С. Пушкиным изначально. И он не предлагает избирать как раз одно из этих прочтений. Вероятно, подобная вариативность определяется самой темой произведения — поэма посвящена трагизму и неразрешимости русской (да и вообще — какой бы то ни было) истории. А.С.Пушкин не дает прямого ответа на вопрос, а лишь позволяет читателю увидеть Петра Первого в новом качестве.